Сборник лучших рассказов

Незабвенное…

Вечереет… Зимние вечера долгие. Управимся с домашними делами по дому и с уроками – идём с братом играть с друзьями в прятки. Заиграемся так, что к сеновалу приходит отчим с ремнём в руках – разгоняет всех. Красные от мороза, сдираем промокшую от растаявшего снега одежду и развешиваем на верёвках около русской печи. Поужинали.

Ляжем с Шуркой на тёплой печи, затащим к себе лампу, задёрнем занавеску и погрузимся в волшебный мир чтения книг. Книги! Что за чудо эти книги! Позавчера прочитал «Тимур и его команда», вчера «Ташкент – город хлебный», а сегодня днём «Мальчик из Уржума».

Но самое интересное чтение книг ночью, когда все спят. Есть ли что на свете чудеснее чтения? В трубе воет пурга, на лавке мирно посапывает мать, а на другой лавке храпит и бормочет что-то пьяный отчим. Мать просыпается, толкает его, громко ругается:

– Филипп! Филипп! Да проснись же! У, чёрт! Нажрался. Не даёшь спать никому!

Перекидывается на нас:

– А ну, хватит читать! Хватит керосин жечь! Тушите лампу!

Прикручиваю лампу до минимума – мать не видит. Шурка засыпает, а я жду – не дождусь, пока заснёт мать. Ну, вот, можно уже добавлять свет! Волшебство продолжается!

«Я снова «иду с Егоркой по зимнему лесу и спасаюсь от волков, ненавижу Швабрина, плачу от жалости к пёсику Музгарко, восторгаюсь любви Прохора и Анфисы, желаю счастливого конца в истории даурского казака Романа, мечтаю найти и спасти бедных онкилонов на Земле Санникова!»

Что за прелесть эти книги! Как прекрасен этот мир! Боже! Как я благодарен этим поздним вечерам, этому познаванию в жизни чудес! Весь в волнении, красный, возбуждённый. Какой там сон! Чу! Шлёпает мать! Уже за полночь – быстро тушу лампу. Не спасает! Мать гремит, будит всех, даже Филиппа:

– Что вы делаете, мерзавцы? Паразиты! Весь керосин спалили! Не даёте спать никому! А ну, Колька, отдай лампу сейчас же! Угомонись! Спи!

Нехотя отдаю. Как назло, мать прервала на самом интересном месте. Что же дальше будет? Ворочаюсь, возбуждение не проходит. Жду, не дождусь, вроде все опять захрапели.

Сверху, с загнетки печи достаю лампадку – блюдечко с растопленным смальцем и льняным фитилём и спички. С вечера припас! И снова погружаюсь в мир чтения. И так иногда до утра!

Тарелки радио появились в нашем селе только в начале 1951-го года. Мы впервые услышали о жизни в разных странах. Как огромен мир оказывается, как много людей на свете, городов, морей и океанов!

А в библиотеке мы брали и теперь неистово читали книги. Особенно нам нравилась фантастика: «Таинственный остров», «Дети капитана Гранта», «Шестьдесят тысяч лье под водой», «Земля Санникова» и другие. Мы с братом захлебнулись от нового, яркого, всесокрушающего потока информации.

В эту зиму я просто бредил героями Жюль Верна. Мысли мои постоянно бродили в разных выдумках, фантазиях! Капитан Нэмо был моим кумиром! При встрече с Вовкой Жигульским – таким же начитанным и восторженным другом, я кричал, полюбившуюся мне фразу из Жюль Верна:

– Табак! Настоящий табак – воскликнул Пенкроф!

Вовке понравилась эта игра слов, и он тоже долбил, выдёргивал строку из какого-то другого произведения и гробовым голосом отвечал:

– Дико захохотал пулемёт и, ужаленный тысячами шмелей, упал Топтало!

Мы соревновались поочерёдно, вспоминая полюбившиеся фразы из тех книг, которые уже прочитали:

– Тамань – самый скверный городок из всех приморских городов России.

– Игнат спустил курок – ружьё дало осечку!

– Осетин-извозчик неутомимо погонял лошадей.

– Ты видел! Ты донесёшь! И сверхъестественным усилием повалила меня на борт…

– Старик! Я слышал много раз, что ты меня от смерти спас!

– Милостивый государь! Извольте передать через слугу сто рублей, которые вы вчера проиграли. Готовый к услугам Иван Зурин.

– И курить буду! Дай отцову трубку!

– Шадрино далеко? Шадрино? Да, Шадрино! Недалече. Вёрст с десяток будет!

Игра во фразы занимала нас с Вовкой всю жизнь, и мы всегда при встрече заготавливали их заранее и начинали разговор именно с них. Я стал частенько его «загонять в угол» и Вовка тоскливо, не угадав фразу, говорил:

– Фразёр!

Книги читаю запоем. Как только выдаётся свободное время – сразу за книгу. Заведовал библиотекой Василий Павлович Татаринцев. Мы его коротко прозвали Васпат. Умный, грамотный, начитанный. Ранее работал в каком-то институте учёным. Он меня приметил давно. Всем давал по карточке по одной книжке, мне сначала по две, а затем и по три-четыре. Первое время проверял меня. Возвращаю через день-другой книжку. Он спрашивает:

– Неужели прочитал? А ну-ка, расскажи кратко содержание.

Я, захлёбываясь, начинаю рассказывать. Он прерывает, просит рассказать середину, затем окончание, хвалит меня:

– Всё, всё, Коля! Вижу, что ты очень любишь читать. Молодец! Книги – чудо! Из них ты узнаешь практически всё! Это огромный источник знаний!

Я проглатывал без разбора всё, что было у Васпата в библиотеке. Тургенев, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Чехов, Гайдар, Станюкович, Лондон, Купер, Золя, Мопассан, Твардовский, Фадеев и другие авторы. Скоро вся небольшая библиотека была прочитана. Васпат выручает меня и пишет записку своей знакомой библиотекарше в Жирновку:

– Вот, Коля! Будешь ходить в Жирновку раз в неделю в библиотеку. Там тебе под мою ответственность будут давать по три-четыре книги.

Нина Суворова тоже очень любит читать. Встретившись, мы обмениваемся впечатлением о прочитанных книгах, вспоминаем подробности. Узнав, что я буду ходить в библиотеку соседнего села, просит:

– Коля! Принеси и мне какую-нибудь книгу. Я в нашей библиотеке тоже почти всё прочитала.

– Какую книгу? Про что? Про войну или про животных, птиц7

Нина лукаво улыбнулась:

– Про любовь!

Я смутился, но пообещал выбрать для неё такую книгу. За год прочитана вся Жирновская библиотека – она значительно меньше Вдовинской. Васпат пишет записку в Каурушинскую. Он и библиотекарши в Жирновке и Каурушке, жили прямо в избе, где были их библиотеки. В одной комнате библиотека, в другой сами живут.

Особенно тяжело было ходить в Жирновку и Каурушку зимой. Дорога перемётана – пурга, метели. Туда шесть километров и назад. Еле успеваю за короткий воскресный зимний день оборотиться. Идёшь, снег сечёт глаза, мороз, руки немеют, но греет мысль: сегодня вечером свидание с новой книгой!

Ляжешь на тёплой печке, зажжёшь лампадку и под вой пурги в трубе окунаешься в чудесный мир.

Как прекрасен этот мир!

И вот, наконец, окончен восьмой класс в Пихтовке. Идём домой. Радуюсь предстоящей встрече с Ниной Суворовой и всеми Вдовинскими друзьями. Немножко досадно, что у меня теперь две тройки по окончании восьмого класса. А ведь был отличником! Решаю про себя, что девятый-то класс обязательно закончу без троек. Тяжело было привыкать к новым учителям и новой школе. На летние каникулы во Вдовино и близлежащие посёлки собрались идти большой компанией – человек пятнадцать. На душе весело: окончена школа, впереди каникулы! Идём по лесной дороге гурьбой, разговоры, смех, шутки. День прекрасный, тепло, солнечно. Клейкие зелёные листочки веток наклоняются к самой дороге, цветёт черёмуха. Её дурманящий запах тревожит, веселит, будоражит душу. Дорога тяжёлая, грязь непролазная, вода по обе стороны дороги в канавах.

В это время года не ходят ни подводы, ни редкие машины – вода, ямы на дороге в полметра. Тысячи лягушек непрерывно квакают в канавах и лесу, стоящем в воде по колено. Воздух наполнен весенним теплом, запахами многочисленных цветов. Полыхает море жёлтых, красных, оранжевых огоньков (по-сибирски цветы называют жарки) на обочинах, в лесу, на кочках – везде! Девчонки понаделали венков, и они красиво смотрятся на их прелестных головках. Мы заигрываем с девчонками, гоняемся друг за другом, плескаемся тёплой водой. Впереди пятьдесят километров, но мы не бережём силы, усталость не чувствуется. Молодость!

Километров через двадцать решили пообедать. Так как кругом грязь, мы, наконец, дошли до мостика через какую-то речушку и уселись на сухие брёвна. Кто бы ожидал, что может случиться такое! Этот мостик спас нам жизнь! Выгрузили на общий стол каждый своё: холодную картошку в «мундирах», яйца вкрутую, хлеб. Не думая о последствиях, запиваем водой прямо из болот.

И вдруг разговоры, смех, шутки смолкают – недалеко от нас из лесу вышло два лося! Величественно и гордо посмотрели на нас, и вдруг один сохатый фыркнул, наклонил свои огромные рога к земле и двинулся к нам. Девчонки завизжали, побросали остатки провизии и полезли под мост. Это только разозлило самца! Он уже побежал на нас. Тут и всех мальчишек, как ветром сдуло! Мы все еле поместились под низеньким мостиком. Лось быстро очутился рядом. Мы через щели в брёвнах видели его налитые кровью злые глаза. Он, как нам показалось, удивлённо смотрел, куда делась эта шумная кампания? Постоял на мосту, тяжело дыша, топнул своими огромными «лаптями» и пошёл тихо к своей самке. Сохатые сразу же опять скрылись в лесу. Мы же сидели под мостом с полчаса и всё боялись, что лоси вернутся. Вылезли все мокрые, грязные, настроение было испорчено. Девчонки начали застирываться, сушиться. Постепенно все пришли в себя и даже начали хохотать друг над другом. Пирогов, смеясь, говорит:

– Откуда они взялись? А друг-то мой Муковкин: в грязи лежал, как поросёнок и не шевелился!

– Ой! Да ты сам, как лягушка, в воде наполовину был!

– А Вовка Жигульский под самые брёвна забился, как мышь в норке!

Опасливо отошли от моста только через час, полтора. Каждый в руку взял по сухой палке – отбиваться от лосей, если опять нападут.

Пришли во Вдовино затемно. Мама вдруг заявляет с порога:

– Дети! Мы переезжаем на Кавказ. Мои родные бабушки Оля и Фрося прислали письмо. Просят слёзно переехать к ним – со здоровьем у них стало плохо. У них свой дом в Кисловодске.

– Мама! Кавказ – это же далеко! А когда переезжаем?

– Вот за лето продадим дом и всю живность – так и поедем. Наверное, учиться в Пихтовке вы больше не будете.

Это известие ошеломляет нас! Мысли лихорадочно теснятся в моей голове:

– «Кавказ. Что за край? Как мы там устроимся? Придётся бросать всех друзей? А Нина Суворова останется здесь? Я же каждый день думаю о ней. Там же буду страдать за ней! А, может, и они будут уезжать куда-нибудь? Ведь в последнее время люди валом уезжают из Сибири. Что-то здесь творится невероятное».

Встретился с Ниной. Рассказал ей о нашем предстоящем переезде. Она расстроилась:

– Нет, Коля. Мы пока никуда не собираемся ехать отсюда. Вот я окончу техникум, тогда может. У нас тоже родственники живут где-то рядом с Кавказом – в городе Ейске. Также маму зовут к себе.

Как бы чувствуя скорое расставание, стали встречаться с Ниной почти ежедневно. Иногда и она приходила вечером после работы к нам. Мама с отчимом со скрипом продавали немудрящую мебель, сепаратор, курей и гусей, поросёнка. На дом и корову пока не находился покупатель. Мы же с Шуркой продолжали следить за огородом: пололи и окучивали картошку, поливали грядки и огурцы.

Вспоминаю один летний вечер. К нам пришла Нина Суворова – помогает поливать две громадные навозные гряды, на которых выращивали огурцы. Мы с Шуркой на коромыслах таскаем с реки воду, а Нина поливает из лейки огурцы и помидоры.

Окончив полив огорода, мы все втроём усаживаемся на край грядок, хрустя сочными пупырчатыми огурцами. Нина прижалась ко мне. За оградой над болотом летает, кувыркается в воздухе и блеет баранчик, трепеща крыльями. Ближе к лесу где-то пробует голос коростень. Говорю Шурке:

– Интересная эта птица! Сколько раз по вечерам подкрадывался по кочкам к крякающему певцу, но ни разу не застал его врасплох! Больше того, ни разу так и не увидел эту странную ночную птицу! А ты?

– То же самое! Стоишь рядом с ним – вот тут, под ногами крякает коростень, а не видно! Так он искусно маскируется, а затем, подразнив, быстро убегает между кочками.

На небе загораются первые звёзды. Из-за реки, со стороны пасеки, доносятся и тревожат душу трели перепелов; тёплый духмяный ветерок временами усиливает их голоса. Комары уже насели давно, но, ни брат, ни я, не замечаем их. Над рекой и болотом носятся чибисы. Чибис – странная птица! Величиной с галку, т. е. меньше сорок и ворон, чёрно-белая, с хохолком. Их у нас в селе тьма! В полёте неуклюжа и напоминает скобку или букву «з», т. е. как тройка. Летит, бестолково мотаясь в воздухе, и вдруг камнем, без «тормозов» падает на землю. Ну, думаешь, разбилась – недаром так плачет, жалуется на что-то. А у самой земли вдруг опять резко взмоет ввысь. Живут чибисы колониями на мокрых кочках рядом с деревней. Я часто до этого предлагал братишке:

– Вот интересная птица этот чибис! Живут вечно в болоте, в мокроте, сырости. Как это они не простуживаются? Пойдём на гнездовья чибисов! Посмотрим, как они живут; поймаем чибисят, погладим их, а потом отпустим.

Берём свою собачку. Она начинает носиться и гонять длинноногих серых чибисят. А потом они куда-то исчезают!

Собачка недоумённо смотрит на нас и ложится на землю. Мол, ищите сами! А чибисята, разбежавшись в разные стороны, так искусно прячутся в разные ямки, неровности, даже в следы от копыт, что, сколько не высматривай – всё бесполезно. Рядом под ногами лежит, слившись с землёй, и не заметишь. Играют в прятки с тобой хитрющие маленькие мудрецы!

После скворцов – чибис, самая любимая наша птица! Водилось их в то время превеликое множество. Шурку позвала зачем-то домой мать. Мы остались вдвоём с Ниной, но перешли на крыльцо, т.к. у грядки нас заели комары. Развели костерок, отпугивая комаров и мошку. Слушаем с Ниной плач чибисов. Я тихо говорю:

– Нина! Почему так чибис жалобно кричит? Похоже на жалобное мяуканье кошки. Они на что-то жалуются. Может им надоело болото, сырость? Может их кто-то обижает? Мы, наверное, просто не видим их врагов. Змеи? Ястребы? Совы или ворожейки? Мне жалко их, а тебе?

Нина молчит, только ещё теснее прижимается ко мне. Я млею от счастья.

Перед ночью чибисы особенно громко и жалобно стонут, мечутся. Становится грустно от их плача и мы замолкаем, затихаем с Ниной, тесно прижавшись друг к другу, а сердце наполняется сладкой болью. Догорает ещё один день жизни, тонко зудит комар, затих щебет ласточек, повеяло холодом от родной реки. И вот уже не видно мелькающих беспокойных чибисов, но ещё долго-долго звучит в ушах их тоскующий крик…

Предстоящее расставание с детством в деревне, с Ниной Суворовой, меня очень тревожит. Сон пропал – я весь в волнении. Что меня ожидает в будущем?

Нину часто посылают в район на несколько дней в командировку за продуктами: мукой, солью и сахаром. В такие дни я не нахожу себе места. Тёплыми вечерами ухожу за деревню, брожу по льняным и клеверным полям, захожу в перелески, и тихо пою полюбившуюся мне песню:

Вьётся вдаль тропа лесная, светят звёзды ранние.

Буду здесь всю ночь без сна я, ждать с тобой свидания.

Сколько раз с надеждой робкою, ждал тебя у дома я.

Ты проходишь дальней тропкою, словно незнакомая…

Уже поспевает самая лучшая сибирская ягода – малина, и мы решили напоследок сходить за ней на бывший хутор Уголки, где её было море! Собралась компания в двадцать-тридцать человек, т.к. там много медведей. Одному лучше не ходить. Идём с Ниной рядом – в руках пустые ведра. Вышли по росе спозаранку, т. к. до Уголков десять-двенадцать километров, да там поблукать, и назад столько же – еле к вечеру успели возвратиться. Дорога на хутор идёт от школы-интерната вдоль верхнего пруда и далее, по ручью петляет по заливным лугам, перелескам, полям. Километров пять-шесть от села, когда кончаются колхозные поля с рожью, льном, овсом, начинаются покосы и так идут на многие километры в лес.

Трава в рост человека – буйная, дикая, многоцветная, заставляет восхищённо радоваться матушке-земле, природе.

Подходим к полосам малины – начинаем громко кричать и стучать в вёдра, отпугивая медведей.

Когда идём обратно с полными вёдрами малины, несколько раз отдыхаем в тени многочисленных ив по берегу ручья. Даже вдали от верхнего пруда (километра за три-четыре), в ручье видны плавающие по чистому дну стайки карасей, пескарей и гальянов.

Сидишь, устало вытянув ноги. Тишина, тень. Лёгкий ветерок шелестит листвой, журчит ручей, однотонно кричит где-то лесная птица. Все примолкли, глядя на снующих рыб в чистой прозрачной воде – здесь тоже своя жизнь! Как прекрасен мир в такие часы! Не хочется нарушать эту благоговейную тишину ни одним звуком. Прилетел шмель и гудит монотонно, ища что-то своё у ручья. Вот стрекоза повисла в воздухе, а затем села на камышинку.

Муравьи у ног деловито снуют взад и вперёд – везде кипит жизнь! Поднимешь голову – синее бездонное небо с белесыми курчавыми облаками радует своим величием. Рядом, над полем, зависла, трепеща быстро-быстро крыльями неутомимая ворожейка. Потянул ветерок, волнами заходил овёс, несколько раз вдалеке ударил перепел.

Влажный комок подступил к горлу: человек, радуйся жизни, радуйся счастью! Господи! Какое чудо ты сотворил! Как прекрасна земля и окружающий мир! Какое счастье жить на свете!

Воспоминания

Запомнился на всю жизнь один поздний вечер. Сижу в зале отлёта со спортивной сумкой в аэропорту Борисполь. Сегодня был восьмикиломе-тровый кросс в парке Киева. Выступил от Ставропольского края, почему-то в одиночестве, хорошо, но получил растяжение голеностопа. Самолёт на Минводы вылетает ночью. Тело гудит.

Начинаю дремать под разговоры и песни из большого телевизора, установленного в зале довольно высоко. И вдруг дрёма мгновенно улетает. Поёт хор Пятницкого «Бродягу». Высокие женские голоса прямо-таки «режут» по сердцу:

— Бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах…

Всегда любил эту песню, но в исполнении хора Пятницкого она звучит невероятно! Разволновался окончательно, когда в очередной раз грянули мощные женские чистые голоса:

— А брат твой давно уж в Сибири, давно кандалами гремит…

Думаю:

– «Бродяга с сумкой, Сибирь, мать, брат, «отец твой давно уж в могиле сы-рою землёю зарыт»… Не напоминает ли эта старинная русская песня про самого? Всё было в жизни у меня. Сибирь, проклятая судьба, попрошайничество, бродяжничество, скитание, угнетение, хулиганство. Затем метание в поисках специальности, неустроенность семейной жизни и т. д.

Для чего живу на свете? Вот здесь один сижу в зале среди незнакомых людей. Кому я нужен? Выйду сейчас из здания аэропорта, залезу на крышу по пожарной лестнице и выброшусь к чёртовой матери! И никому не будет до этого дела! Самоубийцы… Это смелые люди или наоборот? Что они испытывают перед этим? Ведь смерть – это высший экзамен для человека! Недавно узнал, что повесился в расцвете сил Серёжка – брат Нели Колпаковой. Мы у них жили первые месяцы после приезда из ссылки в Кисловодск. С Серёжкой мы очень подружились. Он тоже занимался спортом, был

гимнастом второго разряда. Красивый, улыбчивый, добродушный. И вдруг такое… Почему вдруг так люди делают? Что происходит у них в душе? А вообще, для чего жить? И что такое жизнь и смерть? Что изменится, когда мы уходим в мир иной? Ничего! Абсолютно ничего! Столько людей на свете… Мы песчинки в этом мире. Кто я здесь? Вдовино, Шегарка, Нинка Суворова, Ева, Саша Прокопенко, Лидка Зайцева – всё в прошлом. Где мои

друзья? Талик Нестеров, Костя Чадаев, Вовка Жигульский и Афанасий Кобзев? Было бы в жизни так – всё время с ними рядом жить! Вот было бы здорово!

Что будет дальше? Как жить? Закончу спортивные выступления, чем заняться? Жить тоскливо до самой старости? Нет ничего лучше у человека, чем его детство! Это лучшая пора в жизни!»

Разволновавшись, начинаю, в какой уже раз, предаваться сладостным воспоминаниям:

– 1952 год. Мы втроём, с братом и Афонькой, идём проверять петли на зайцев. Стоит чудесный солнечный денёк. Деревья все в белом куржаке. Снег искрится и скрипит. Мы весело переговариваемся. Выходим на боль-шую поляну. На краю её, вдалеке, склёвывая алые ягоды калины, сидит большая стайка белоснежных куропаток. Мы все втроём, не договариваясь, кричим задорно и громко:

– Пах! Пах! Пах!

Куропатки, неистово треща крыльями, взлетают, обдавая всё вокруг снежной пылью. И вдруг, совсем рядом, из куста выскакивает матёрый беляк. Он неимоверно быстро помчался через всё поле к тем кустам, где только что сидели куропатки. Мы ещё сильнее весело заорали и засвистели:

– Ату! Ату! Ату его!

Заяц почти добежал до кустов, как вдруг его настиг огромный филин. И откуда он выскочил? Удар в беляка! Поднялся огромный снежный фонтан!

Мы враз оцепенели, а потом радостно заорали:

– Ура! Филин промахнулся!

Так и есть! Крупная серая птица нелепо барахтается в сугробе, а беляк благополучно скрывается в лесу. Радости нашей нет предела!

– 1949 год. Детдом. В большом зале идёт Новогодний концерт. Смех, гвалт, веселье. Периодически почтальон с бородой из пакли на «тройке лошадей с бубенцами» (трое малышей в упряжке) бегает по кругу вокруг ёлки, а затем останавливается, разворачивает треугольники

поздравительных писем и громко зачитывает.

Мне так хочется, чтобы и меня кто-нибудь поздравил, но… нет! В основном поздравляют девчонок с Новым Годом и желают хорошей учёбы. Вижу счастливую Нинку Суворову. Бегу в учительскую. Там на столе лежат для писем-записок несколько чистых тетрадей и три чернильницы с ручками. Торопливо пишу, чтобы не увидели. Бросаю его в деревянный почтовый ящик. Жду, не дождусь, когда почтальон зачитает моё письмо. И вот он громко читает:

– Нине Суворовой. Ба, да тут любовная лирика! Слушайте.

199

Где-то там тоскливый чибис пролетает ввысь. Нина, милая дивчина, жду и жду — ты отзовись!»

Немного растерянно, почтальон вызывает Нину Суворову к ёлке. Та, вспыхнув, убегает из зала, мельком бросив взгляд на меня. Почтальон оценил ситуацию:

– А где же этот прекрасный рыцарь? Ну! Выходи, молодой человек! Не бойся! Ты же просто молодец!

Я прячусь за спиной матери и Филиппа Васильевича. Думаю, многие догадались, но пощадили меня. Почтальон тоже это, видно, понял и начал зачитывать другие письма…

– 1958 год. Вечер. Мы сидим в красном уголке общежития техникума. Играет патефон. Кто читает, кто играет в шашки и шахматы. Входит с гитарой весёлый Томашевский – мой земляк из Невинномыска. Тряхнув кудря-ми, громко запевает:

— Раз пчела в тёплый день весной, свой пчелиный покинув рой, Полетела цветы искать, и нектар собирать.

А внизу по траве густой, за ней гусеница с тоской, Всё ползёт, устремив свой взор на пчелу и простор.

Мы все неистово любили Томашевского. Бросив все свои занятия, мы громко и дружно подхватили:

— И от страсти, сгорая, она, со слезами сказала:

— Я люблю тебя пчёлка, ответь, как с тобой улететь?

На шум прибежал комендант общежития с дежурным:

– А ну, прекратите петь эту пошлую песню!

Всё! Настроение у всех испорчено, и мы расходимся по комнатам.

Вспоминаю армию, и тут раздаётся команда на посадку…