Разбойничья Слуда. Книга 6. Исход

– Если надумаете в кино, то сходите в «Художественный» на Невском. Там «Полосатый рейс» идет. Новая комедия. И детей с собой возьмите обязательно, – настоятельно рекомендовала гятям Татьяна Ивановна.

– Ой, хватило бы времени на все, – вздохнула Нюра.

– Анфису разместили в кабинете Иварса. Кое-какую мебель ко мне в комнату перенесли. Кровать новую Анатолий поставил. А книжный шкаф и рабочий стол оставили там. Я попросила оставить. Книги там хорошие. Фисочка читает с удовольствием, – не замечая вошедшего зятя, продолжала говорить Озолс.

– Временный устав внутренней службы пожарной охраны НКВД СССР, работа финским ножом. Курс самозащиты без оружия«Самбо», – весело проговорил Ларионов, вспоминая названия книг из библиотеки покойного тестя.

Сидящие за столом все разом повернулись и уставились на Тольку.

– Анатолий, не ерничай. Книги хорошие, – проговорила Татьяна Ивановна. – Мой руки и садись ужинать.

– Я уже, – Ларионов покрутил кистями рук. – С приездом друзья.

Митька и Нюра поднялись из-за стола и шагнули ему навстречу.

– Вот, Анатолий Иванович…, – начала было Нюра.

– Здравствуй, Нюра. Ну, какой я вам Иванович. Был Толька и есть он.

– Приехали мы, Толя, – договорила Нюра.

– В отпуск выпроводили, представляешь! – произнес Гавзов. – Столько работы в колхозе, а меня в отпуск.

– Здоров, Митрий! Отдыхать тоже нужно. Вам дай волю, так вы с поля сутками не уйдете, – с улыбкой заметил Ларионов, поочередно обнялся с гостями и присел к столу. – Молодцы, что выбрались.

– То председатель…, – начал было Гавзов, но в этот момент в столовую вошла Катя и он осекся.

– Не слышала, как ты пришел. Шумно. Я к детям выходила. Еле от телевизора оторвала. По московской программе эстрадный концерт показывают, так они… Вообщем, насилу по кроватям их разложила, – проговорила она. – Коле вот только на раскладушке пришлось постелить.

– Ой, сказала, я бы помогла, – спохватилась Нюрка.

– Все хорошо, Нюра. Мне не трудно. Даже интересно. Столько девчонок.

– А мы сидим, отдыхаем и ни о чем не беспокоимся, – протянула Нюрка.

– Эх, жаль, что у нас свету нет в деревне. Тоже бы телевизором обзавелись. Как у вас – «Нева». Сиди себе вечерами новости слушай, концерты смотри да кина всякие, – мечтательно заметил Гавзов.

– Ага, кина он собрался смотреть, – передразнила его Нюра. – А со скотом кто обряжаться станет. Я? Он, значит, в кресле сидеть и женок всяких в концертах разглядывать, а я с овцами во дворе?

– Да, ладно. Уж и помечтать нельзя, – усмехнулся Митька. – А хотя не отказался бы.

– Вот, гусь какой! – проговорила Нюрка и ущипнула Гавзова за бок.

– Зря вы ребят на ночь арбузом накормили. Могли бы и до завтра подождать, – проговорила Татьяна Ивановна.

– Ой, мама. Арбуз на подоконнике стоял. Туалет, чай не во дворе. Ты бы видела глаза Коли, когда он его увидел, – Катя смолкла и тут же сменила тему разговора. – Коля у вас такой забавный мальчишка. Всем интересуется. Спрашивал у меня, не скучно ли нам в городе жить?

– Вот чудак! – проговорила Нюра.

– Правильно говорит. В деревне-то оно. Ого-го! – воскликнул Ларионов.

– Что ого-го, Анатолий? – передразнила зятя Татьяна Ивановна. – Твое это ого-го звучит, словно эталон качества.

– А так и есть, любимая моя теща! Скоро, я думаю, сделают какой-нибудь штамп или знак, который будет отображать качество того или иного товара и дела. Вообщем, на жизнь в деревне я поставлю его первым делом!

– Давайте выпьем! – желая прекратить дальнейший разговор на эту тему, проговорила Катя.

– За вас, Татьяна Ивановна! – воскликнул Ларионов и взялся за фужер.

– Умеешь же ты, зятек… Льстец, он льстец и есть, – покачала головой женщина и тоже взялась за бокал.

– А где у вас можно товары разные посмотреть. Желательно так чтобы все в одном месте были. Хочу девчонкам что-нибудь и Кольке купить. Он же в этом году уже в пятый пойдет. Теперь, как и девочки в Шольском интернате жить будет, – проговорила Нюрка.

– Так у площади Мира рынок есть, – проговорил Толька. – Октябрьский рынок. Там все продается.

– Это где зимой храм снесли? На Сенном что ли? – переспросила Татьяна Ивановна. – Там же продуктами торгуют.

– У нас в Нижней Тойге тоже церковь каменную разрушили недавно, – вступил в разговор Митька.

– Продукты… А дальше… За ними потом одежда. Много чего и не дорого, – проговорила Катя. – Я там себе недавно кофточку интересную купила.

– Будете на рынке, кофе нормальный купите. А то «Наша марка» просто ужас какой-то, – проговорила Татьяна Ивановна. – Кто его только и придумал?

– Ой, мама!

– Что ой мама? В этом кофе самого кофе всего ничего. Остальное желуди с каштанами, да цикорий.

– Хорошо, мама, посмотрим, – согласилась Катя.

В этот момент дверь в столовую отворилась, и на пороге появился Ваня.

– Мама, а где моя подушка? Мне на этой не уснуть. Она очень большая, – пробормотал он, приглаживая взъерошенные волосы.

Увидев его, Катерина покачала головой и подошла к сыну.

– Пойдем, горе луковое. Я тебе еще лучше подушку положу, – проговорила она, взяла Ваню за руку и повела за собой.

– Большой уже, – проговорил Митька, когда они ушли. – В школу-то когда? – он повернулся к Ларионову.

– Ванечка в школу в следующем году пойдет, – ответила Татьяна Ивановна. – Его и в этом бы взяли. Читать и писать уже умеет. Но я была против. Пусть еще год в садик походит. Там в старшей группе уже иностранными языками занимаются и музыкой.

Выслушав тещу, Анатолий лишь развел руками. Дескать, вот у кого нужно обо всем спрашивать.

– Вот ведь какой. Подушку ему свою подавай, – проговорила вернувшаяся Катерина.

– Да. Я Ваню приучаю к порядку. Больше же не кому, – Татьяна Ивановна демонстративно посмотрела на зятя. – Ну и я, пожалуй, тоже пойду отдыхать. Завтра рано вставать, – она поднялась и вышла из комнаты.

В столовой ненадолго воцарилась тишина.

– Ну, рассказывайте, – прервал ее Ларионов. – Как вы поживаете, как мой Ачем живет?

Время за разговорами пролетело незаметно. Когда часы пробили двенадцать, Анатолий поднялся и, положив руку на плечо приятеля, произнес:

– Мы пойдем на улицу. Проветримся перед сном.

– Тебе завтра на работу, а ты проветриться собрался. К тому же и дождь, – заботливо проговорила Катя.

– Да? – удивился Ларионов.

Он подошел к окну и отдернул занавеску.

– Да секретничайте тут. Вижу, что без нас поговорить хочется. Мы все одно с Нюрой спать идем. И, Толя, надо бы с дверями в столовой что-то сделать, а то…

– Да, помню я, помню, – перебил ее Ларионов. – Завтра в домоуправление с утра и позвоню. Забыл сегодня.

Оставшись вдвоем, Анатолий посмотрел на Митьку и усмехнулся.

– С дверями меня уже теща достала. Теперь Катюха взялась.

– А что с ними не так-то? – спросил Митька. – Вроде двери как двери.

Ларионов подошел к выходу из столовой и попытался прикрыть дверь.

– Видишь, полотно на коробку заходит. Раньше по осени так случалось, а теперь все время так. Город-то на болоте построен. От того, наверное, и перекашивает.

– Так сами подправим. Инструмент-то есть какой? – оживился Гавзов.

– Да, брось ты! Еще не хватало! Приехали на всего ничего и еще с дверями возиться. Завтра вызову плотника. Подправит, не переживай.

– Понятно, – согласился Митька. – А Катерина у тебя заботливая.

– Ага, заботливая, – усмехнулся Толька. – Самим невтерпеж посекретничать, а нам как бы одолжение сделали. А если серьезно, грех га нее жаловаться. Она выходной взяла. Город посмотрите с ней. Я с машиной договорился. Два дня в вашем распоряжении. Водитель – хороший мужик. Иван Карпович Усов, раньше у тестя работал. После смерти уволился из органов и по моей просьбе к нам в горком перевелся. Хоть недавно седьмой десяток разменял, но любому молодому фору даст.

– Хорошо, хорошо. Стоило так беспокоиться. Сами бы с Анфисой погуляли.

– И с Фисой погуляете, и вечерком со мной сходим куда-нибудь. Тут недалеко ресторан новый открылся. Музыка.

Ларионов ненадолго замолчал и, наконец, завел разговор, ради которого и предлагал Митьке прогуляться.

– Как там наш клад? Удалось увезти?

– В целости и сохранности. Только не на Смильском, а в деревне. С первого раза не получилось увезти, а потом. Вообщем… Давай по-порядку, – несколько взволнованно произнес Митька.

– Ты чего так разволновался? Я же без претензий. Как есть, так и есть.

– Помнишь, мы слитки из свертков выпотрошили?

– Ну.

– Ты тогда вроде сорок девять штук насчитал, а потом один еще принес.

– И чего?

– Я тут пересчитал их в погребе и всего сорок девять насчитал, – проговорил Гавзов. – А должно быть пятьдесят.

– Я не помню, а пятьдесят-то почему?

– Мне Оманов в госпитале сказал, – недоуменно проговорил Митька.

И ту Ларионов хлопнул себя по голове и рассмеялся.

– Ты чего? – недоуменно произнес Гавзов.

– Мы же тогда на берегу впопыхах считали. И больше же не пересчитывали?

– Нет. А чего их считать?

– Наверняка обсчитался я. Незадолго до смерти мне тесть рассказал, что к нему Ямпольский с половиной слитка пришел. А я тут чего-то вспомнил о том и понять не мог, почему их пятьдесят у озера насчитал, если один Ямпольский взял и к Озолсу с ним пришел. Значит, не сорок девять в озере нашли, а сорок восемь!

– А-а. А то я переживал, что один потерял, когда хотел на Смильское увезти, – облегченно произнес Митька. – И еще хотел сказать.

– Ну, говори, не тяни.

– Я, когда потом лодку с озера перегонял к баням, в эти тряпки камней наложил, проволокой обмотал и там же, где слитки были, утопил.

– Зачем? – удивился Толька.

– Да я и сам толком не знаю. На всякий случай.

– Подумал, что если кто найдет, то подумает, что в свертках ничего кроме камней и не было?

– Да, что-то вроде того.

– В принципе, правильно. Представь, хозяин объявится, а там ничего, – он еле сдержался, чтобы не засмеяться.

– А ничего смешного. Представляешь, я как ты тогда уехал, случайно застал Ваську с Гришкой Ретьяковым на озере. Гришка те свертки из озера доставал, а Васька на берегу их рассматривал.

– Оманов что ли?

– Ну, да! Якобы Ретьяков блесну утопил во время рыбалки. И ищет.

– Ерунда какая-то. Они-то с какого боку? Может, и правда блесну искал и случайно наткнулся?

Митька покачал головой.

– Может, оно и так. Только ты бы видел его лицо. Будто за чем-то непотребным в тот момент его застали.

– А откуда они узнали? Может… может тетка у Гришки что-то знала? Ну, и семейка у них.

В комнате ненадолго повисла тишина. Ларионов взял бутылку вина и налил в стаканы.

– Вздрогнем, как раньше говорили.

Они выпили и снова недолго помолчали.

– Может, и тетка. Что у нее на уме, не спросишь, – наконец, произнес Гавзов.

– Ну, да. Бабка еще себе на уме.

– Да, вроде еще не бабка. Шестьдесят с небольшим.

– А как там Васька? – поинтересовался Ларионов.

– Оманов-то? Женился на Зое. Дочке Пелагеи. Лесником работает. Охотой занялся. Нормально вроде у него все, – ответил Гавзов. – Брат его Николай в Нижней Тойге живет. В колхозе работает. Сейчас с бригадой в Ачеме на сенокосе.

– А чего ты все-таки на Смильское золото не отвез? – Толька вернул разговор в нужное ему русло.

– Повез я, да не довез.

Гавзов подробно рассказал приключившуюся с ним историю, когда встретился у реки с медведями. Когда дошел до истории с потерянным слитком, замолчал, не зная, рассказывать или нет.

– Чего замолчал?

– Да так…

– Давай, давай. Выкладывай. У подельников не должно быть секретов друг от друга.

Ларионов тихонько засмеялся и выглянул в окно.

– Дождь вроде кончился.

– Как фильм называется? – неожиданно спросил Гавзов.

– Фильм? – не понял Толька.

– Да, в который ты предлагаешь сходить.

– А-а-а. «Полосатый рейс». На теплоходе зверей везли, а они убежали. Там парень буфетчика Шулейкина играл. Такой смешной актер. Не запомнил его фамилию. А что?

Гавзов приподнялся и тоже подошел к окну. В свете одиноко стоящего у парадного фонаря затейливо поблескивали лужи.

– Я тогда один слиток золота потерял. Случайно. Пока от телеги их перетаскивал, не заметил, как он из мешка выпал. Волоком тащил, а там дырка.

– И что? Потерял? – напрягся Ларионов.

– Не то чтобы, – тянул он с ответом. – Колька…

– Колька? – переспросил Ларионов.

– Вообщем, на следующий день Колька мой на рыбалку ходил в то место и нашел.

Сказав об этом, он облегченно вздохнул и вытер выступивший на лбу пот. Ларионов отвернулся от окна и уставился на Митьку.

– Как это? – выдавил он из себя.

– Как, как. Как теряют, так и находят. Он не понял, что это золото. Хотел мне отдать, думал, что железка какая-то нужная. А меня дома не застал. В школу принес. Хотел, наверное, дружкам показать, но не успел. Учительница заметила и тут же отняла.

– Родионова?

– Да, Пелагея. Она мне отдала от греха подальше. Такие вот дела, – договорил Митька и замолчал.

– Да, ситуация, – протянул Толька. – Сам что думаешь?

– А чего думать. Колька не знает, что это золото. Наверное, и забыл про этот случай. А Пелагея сказала, что постарается тоже о нем не вспоминать. Я после этого случая что-то забоялся слитки туда везти. Дорога дальняя. Не ровен час, что-то серьезное случится. Вот так и лежит все, как лежало.

– Понятно, – протянул Ларионов.

– Дома-то тоже опасно держать. Может где-то поблизости закопать. Утопить, в конце концов. В озере, чтобы никто не нашел, – закончил Митька свой рассказ.

Тут Гавзов улыбнулся.

– И стоило с озера доставать, чтобы утопить.

– А кто же знал тогда? Лучили рыбу, – проговорил Толька. – Ну не в нашем озере. На Вандышевском можно. Там вряд ли кто найдет. Воду с озера спустить когда-то пытались, а она не ушла, значит глубокое. И недалеко везти.

– Пусть пока полежит. Я еще подумаю. Два с лишним центнера как-никак. Двести с лишним килограмм. А ты слышал историю про золотого черта?

Ларионов расплылся в улыбке.

– Чего улыбаешься?

– Вспомнил эту байку. Ты бы не напомнил, я вряд ли бы когда вспомнил, – произнес Толька. – Он, вроде как у Савеловского порога жил.

– Я там пацаном частенько рыбачил. Из-за зацепов крючков много оборвал. От дедки своего о том черте впервые услышал. Так он… А может, и кто другой сказывал, что черт крючки отрывает. И он не один. В Вандышевском озере тоже живет. Его в двадцать пятом пытались поймать. Канаву выкопали, хотели осушить и поймать. А вода в реку не пошла.

– Тогда просто рыбы хотели наловить. Мне отец рассказывал, – перебил Митькин рассказ Толька. – А чего ты о нем вспомнил?

– Об озере подумал. Может, там утопить?

Тут Митька прислушался. Ему показалось, что за дверью кто-то есть. Ларионов, завидев реакцию приятеля, поднялся и пошел к двери. Осторожно распахнул ее и выглянул в коридор.

– Спят все, – произнес он и притворил дверь.

– Может, и мы пойдем? А то я что-то с дороги подустал.

Колька проснулся от того, что захотелось в туалет. Арбуз он вчера вечером попробовал в первый раз. Впрочем, как и его сестры, Нинка и Танька. Такой вкуснятины ему еще есть не доводилось. Яблоки в школьной столовой в Шольском частенько бывали и сестры домой несколько раз их приносили. Даже мед ел. К Нинкиной соседке по парте родня с Башкирии приезжала в прошлом году и его гостинцами привезли. Вот ее и угостили. Целую баночку подружка подарила. А Нинка ее в Ачем родителям принесла. Тогда Кольке показалось, что вкуснее его нет ничего. Ну, разве что шоколад. Но арбуз оказался настолько вкусным, что, несмотря на предостережения старших, Колька уплетал один кусок за другим. Пока от него не остались лишь корки. Узнав, что они растут в Астрахани, решил, что когда вырастет, уедет туда жить.

И вот теперь, когда он только-только задремал, арбузный сок дал о себе знать. Колька повернулся на живот. Иногда такой прием ему помогал. Особенно зимой, когда бежать во двор не очень хотелось. Главное было заснуть. А там бывало, и до утра не просыпался. Он и сейчас попытался уснуть. Полежал, ерзая на животе какое-то время, но нужда не отпускала. Колька открыл глаза и попытался сесть. Раскладушка противно скрипнула, и он замер, боясь разбудить спящих на кровати сестер. Наконец, глаза немного привыкли к темноте, и он как можно тише поднялся и направился к двери.

Выскользнув в коридор, прислушался. Где-то в конце его были слышны мужские голоса. Туалетная комната находилась там же, и он, аккуратно ступая, направился к ней. Поравнявшись со столовой, понял, что голоса доносятся оттуда. Дверь была неплотно закрыта и сквозь щель пробивалась узкая полоска света. Миновав ее, Колька у туалетной двери долго искал выключатель. Наконец, включил свет и юркнул внутрь помещения, прикрыв за собой дверь.

Справившись с причиной своего пробуждения, мальчишка так же тихо вышел в коридор, погасил свет и направился обратно. Он уже миновал яркую полосу света, проникающую из столовой, когда услышал свое имя. Ему показалось, что его позвали по имени. Колька остановился и прислушался. Он не сразу сообразил, о чем говорит отец. В памяти отчего-то всплыл случай с красивым желтым бруском. Колька внимательно слушал, о чем говорят в столовой и не заметил, как придвинулся к двери настолько, что та чуть сдвинулась с места и предательски скрипнула. Голоса стихли. Колька испугался, что сейчас его заметят, и аккуратно семеня ногами по полу, чтобы не шуметь, проскользнул в свою комнату.

Юркнув под одеяло, подумал, что вот так же стараясь не разбудить родителей, он когда-то возвращался с ночных деревенских гулянок. «Не зря, значит, тренировался, – удовлетворенно подумал он и, не успев толком понять случайно подслушанный разговор, заснул».

Гавзовы пробыли в Ленинграде пять дней. Они уезжали в воскресенье, благодаря чему Ларионов смог проводить их до самого поезда. А вечером накануне отъезда, как и в предыдущие дни, все вместе собрались в столовой.

– Вот тут от нас небольшие подарки, – проговорила Катерина, протягивая Нюре приличного размера сверток. – Тут и сувенирчики с видами Ленинграда, и конфеты, и школьные принадлежности.

Сувениры Анатолий купил два дня назад все в том же комиссионном магазине. Иван Андреевич, как и обещал, подготовил несколько занятных экспонатов. Из них Ларионов выбрал миниатюрную копию «Авроры» для Кольки, по сувениру с видами Ленинграда его сестрам, красивые бусы для Нюры и часы главе семейства.

– Знаю, Дмитрий, что хранишь с войны подарок своего командира, – произнес Ларионов. – «Победа» – не менее примечательные часы. Ценность их в том, что по заверению продавца-антиквара принадлежали они нашему крупному ныне покойному военному начальнику. С обратной стороны на крышке выгравирована фамилия. Его вдова в комиссионный магазин принесла. Посмотришь потом. От всей души дарю. Носи на здоровье.

– Ну, что вы, в самом деле! Не стоило совсем. И так для нас много сделали. Фиска вон не нарадуется, – растрогалась Нюра, беря сверток с подарками.

– Ничего такого в том нет. Просто нам захотелось с Толей сделать вам что-нибудь приятное, – ответила Катя. – А часы от командира… Они от Яниса? – уже обращаясь к Гавзову, спросила она.

Гавзов несколько смутился, не зная как быть. Говорить о бывшем муже Кати при Тольке ему никогда не нравилось. Ларионов заметив его замешательство, произнес:

– Ну, да. Он Дмитрию Павловичу после демобилизации при расставании подарил.

Катерина кивнула и поспешно вышла из комнаты.

– Все никак забыть не может? – спросил Гавзов.

– Сейчас вернется, – ответил Толька.

А Катерина и правда быстро вернулась, держа в руке небольшой сверток. Подойдя к столу, она развернула и показала на бритву.

– Ее Янис хранил и редко доставал из шкафа. Боялся, чтобы не потерять, – проговорила Катя. – Очень дорожил подарком от брата.

– «Золинген». Ага, она самая. А я и забыл, что ему на память подарил при расставании. На вокзале в Ленинграде. Сейчас вспомню… На Витебском! Точно! На Витебском. Надо было там побывать все-таки. Красивый вокзал.

Гавзов взял в руки бритву, подержал какое-то время и положил обратно.

– Завтра по пути заедем, – произнес Толька.

– Было бы хорошо, – согласился Гавзов. – А то где только не были, а про вокзал забыли.

– Мам, пап! Вам, что в Ленинграде больше всего понравилось? – поинтересовалась, вошедшая Анфиса.

– А мне волшебное кафе! – выпалил вбежавший следом Колька.

Взрослые недоуменно переглянулись, пытаясь понять, о чем говорит младший Гавзов.

– Это он про кафе говорит, которое на углу Невского и Рубинштейна. Ну, там, где автоматы торгуют вместо буфетчицы, – пояснила Анфиса.

– «Гастрит» что ли? – переспросил Ларионов.

– Толя! – Катерина недовольно взглянула на мужа.

– А что? Его в народе так зовут, – усмехнулся тот.

– Ага. Он, – подтвердила Анфиса.

– А мне вообще все понравилось, – восхищенно проговорила Нюрка.

– И нам все, все! – протараторили появившиеся на пороге Нина и Таня.

– И мне! – выкрикнул маленький Ваня, протискиваясь между ними.

***

Григорий Григорьевич Суворов, выходя из комиссионного магазина, привычно посмотрел по сторонам, шагнул к поджидавшей его машине. Открыв заднюю дверь, он бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Молодого мужчину в добротном темного цвета костюме он узнал сразу. Лишь на мгновение задержавшись, Суворов плюхнулся на сиденье и захлопнул дверь.

– На вокзал, товарищ капитан? – поинтересовался водитель.

– Да, гони. Поезд в Москву через час, – ответил тот, а про себя подумал: «Извини, Анатолий Иванович, в другой раз увидимся, времени совсем нет».

В Москву ему пришлось перебраться в прошлом году. Работу возглавляемой им службы в Большом доме решено было прикрыть. Суворов связался с руководством Лубянки и смог их убедить, что работу по поиску исчезнувших сокровищ следует продолжить. Решение ленинградских коллег центральные органы отменять не стали, а Суворова с его службой просто перевели в Москву.

За год ему удалось распутать несколько значимых дел и благодаря этому разыскать некогда похищенные у государства драгоценности. Московское руководство его работой было довольно и спокойно относилось к тому, что по главному делу Суворова подвижек пока не было. Нет, конечно, многое узнать ему удалось. Он был полностью уверен в том, что золото как осталось с тех лет в Ачеме, так там и находится. Или спрятано, по крайней мере, рядом с ним.

Наконец, проанализировав все имеющиеся материалы, он разработал и приступил к проведению операции по поиску пропавшего золота. Суть ее сводилась к следующему. В Ачем должна отправиться группа технически хорошо обеспеченных людей. Под видом научной экспедиции они с помощью специальных металлоискателей исследуют всю местность в районе деревни. Он много думал, кого именно привлечь для этой работы. И после тщательного анализа пришел к выводу, что в группе обязательно должен быть кто-то из геологов. А возглавить ее мог такой человек, которому все остальные участники «экспедиции» подчинялись бы беспрекословно.

Когда он рассказал своему непосредственному начальнику о своих требованиях к участникам будущих поисков, тот, недолго думая, предложил поискать людей среди бывших уголовников.

– Среди них специалистов разных хоть отбавляй. И народ они испытанный и закаленный. Если с ними найти общий язык, горы свернут. И ответственность, в случае чего за непредвиденные потери среди них никакая. Сделай запрос в несколько лагерей. Думаю, что подберешь нужные кандидатуры. Старшего хотя бы. А тот сам кого надо найдет.

Суворов потратил много времени, прежде чем нашел подходящую кандидатуру на должность старшего группы. Для этого нынешней весной ему даже пришлось съездить в Воркуту и встретиться с только что освободившимся заключенным. В разговоре с ним Григорий был убедителен в своих доводах, в результате чего бывший геолог согласился на сотрудничество с органами.

Не терял надежду Григорий и на то, чтобы найти свидетелей и причастных к событиям тех лет. С самого начала он не верил, что единственная среди грабителей девушка просто исчезла, и никто о том ничего не знал. Ему удалось собрать о ней достаточно информации, чтобы засомневаться в том, что та исчезла бесследно.

Некоторое время назад Суворовым была налажена работа по сбору документов, так или иначе касающихся каких-либо происшествий с золотом. По его задумке в ходе поисков вполне могла всплыть информация, касающаяся золота, исчезнувшего до революции. Всякого рода подобные бумаги стекались в его отдел из их ведомств со всех регионов страны. Правда, документов было не так и много. Большая часть отсеивалась еще в региональных ведомствах. За все время внимание его отдела привлекли лишь два донесения. В одном из них некий гражданин уверял местный райотдел милиции, что знает, где закопано огромное количество золота. При проверке выяснилось, что мужчина состоит на учете в медицинском учреждении. А вот второй случай оказался куда более интересным.

Зимой этого года в распоряжение отдела поступил протокол допроса некоего Чуднова. На пожелтевшем от времени, но хорошо сохранившемся листе бумаги, убористым мелким почерком было написано:

«г. Челябинск. Полицейский участок №8 г. Челябинска Оренбургской губернии. Протокол допроса гр. Чуднова Петра Петровича писаря городской тюрьмы проводит начальник Челябинской сыскной полиции г-н Желябов Н. Н.

Желябов: Что можете заявить по поводу подлога при отпуске заключенных арестантов 15 мая с.г.?

Чуднов: Ошибка вышла г-н начальник. Столько навалилось. Не спал двое суток.

Желябов: Ближе к делу.

Чуднов: Так я и говорю, ошибка вышла. Не спал я.

Желябов: Что вы сделали при оформлении документов заключенной Ерахичевой Марии Михайловны 15 мая 1896 года рождения?

Чуднов: В тот день было много освобождений среди женского полу. При оформлении документов об освобождении на Ерахичеву посмотрел не в ту строку журнала и записал ее как Панченко Мария Николаевна.

Желябов: Почему, когда заметили подлог, не сообщили начальнику тюрьмы?

Чуднов: Испугался я. Поначалу. А потом подумал, что пронесет.

Желябов: Ваш сменщик обнаружил несоответствие в документах об освобождении и заключенных в камере. Он сообщил вам об этом?

Чуднов: Да.

Желябов: Что сделали вы после этого?

Чуднов: Попросил никому не говорить.

Желябов: Вы знали, что настоящая Панченко находится в тюремной больнице?

Чуднов: Нет. Узнал, когда она, спустя несколько дней умерла, и делал запись о смерти.

Желябов: И вместо Панченко записали умершей Ерахичеву?

Чуднов: Да.

Желябов: Куда она собиралась ехать после освобождения?

Чуднов: Она говорила, но я не запомнил.

Желябов: Знали ли вы, за что осуждена гр. Ерахичева?

Чуднов: Нет.

Желябов: Предлагала ли она вознаграждение за подлог?

Чуднов: Ошибся я, господин начальник! Ничего она не предлагала! Случайно все вышло!

Желябов: Предлагала ли Ерахичева расплатиться краденым золотом?

Чуднов: Какое золото! Ничего не предлагала! Говорю же, что ошибся я!

Допрос прерван из-за обморока Чуднова А. П. Вызван врач.

20 июня 1917г.

Вел допрос делопроизводитель Ледянкин Иван».

Многое тогда Суворову стало понятно. Как он и предполагал, не исчезла никуда Мария Ерахичева и не пропала без вести. Обычная человеческая безалаберность привела к тому, что арестантка Ерахичева превратилась в Панченко. Простой писарь сделал так, что непосредственный участник ограбления исчез из поля зрения соответствующих структур на многие годы.

Суворов сделал несколько запросов относительно личности Панченко и на один из них пришел ответ, который многое объяснял. Как он и предполагал, девушка вышла замуж и снова сменила фамилии. Вологодские коллеги сообщали: «Гражданка Панченко Мария Николаевна с 1917 по 1937 год проживала в г. Вологда. В 1925 году вышла замуж за начальника местного железнодорожного вокзала Сальникова И. А. 1896 года рождения и взяла фамилию мужа. В 1937 году ее мужа арестовали. Приговорен к 10 годам лишения свободы по 58-й статье. Отбывал срок в Норильском ИТЛ. В том же году была арестована и гражданка Сальникова М. Н. После чего судьба ее неизвестна. В 1934 году в их семье родилась дочь Софья. Судьба ее после ареста матери неизвестна (возможно, направлена в детдом или забрал кто-нибудь из родственников)». Вот так и стала Ерахичева Мария Михайловна Сальниковой Марией Николаевной. И еще на один немаловажный факт в биографии Сальникова обратил внимание Суворов. Как выяснилось, с рождения его звали Йоханан Авраамович Перельман. А Иваном Андреевичем Сальниковым он стал после революции, когда взял себе фамилию матери.

На запросы относительно ее дальнейшей судьбы пришел ответ из Архангельска, что гражданка Сальникова М. Н., 10 мая 1896 года рождения, умерла в архангельской больнице в 1957 году. А вот о судьбе ее мужа долгое время ничего не было известно. Наконец, из Норильска пришел ответ, что заключенный Сальников И. А. отбыл свой срок и был освобожден в 1947 году. Вскоре ему поступила служебная записка от ленинградских коллег, в котором сообщалось, что Сальников И. А. в настоящее время проживает в городе Ленинграде. В ней помимо всего прочего указан адрес проживания и место последней работы. Суворов разослал запросы с целью узнать о дальнейшей судьбе дочери Сальниковых Софии, но до настоящего времени информации о ней у него не было.

Узнав о смерти участницы ограбления, Суворов поначалу расстроился. Он до последнего надеялся, что она жива. И даже просил своих коллег из Архангельска проверить данную информацию. Однако чуда не произошло, и они подтвердили смерть женщины. Какое-то время Григорий пребывал в растерянности, не зная, следует ли разрабатывать данное направление или сосредоточиться только на подготовке и работе экспедиции. После долгих раздумий, он все-таки решил встретиться с мужем Марии, надеясь, что тот что-то знает о жизни своей первой жены.

Как оказалось, Сальников Иван Андреевич в настоящее время работал продавцом антиквариата в комиссионном магазине в Ленинграде. Во время первой встречи с ним Суворову ничего узнать не удалось. Впрочем, он сильно и не настаивал, желая понять, что за человек бывший муж лихой девицы. Мужчина оказался малоразговорчивым и рассказал только то, о чем Григорий знал и без него. В связи с этим, когда он приехал в Ленинград во второй раз, то постарался чуть надавить на Сальникова, напомнив о его истинном происхождении и о нынешнем отношении к евреям в стране Советов. Тогда же и спросил напрямую, что тому известно об ограблении парохода в начале века.

– Вижу, товарищ начальник, не уйти от разговора будет. И чтобы мое молчание не сочли за укрывательство или что-то подобное, расскажу, что знаю без утайки. Но у меня будет одно условие.

– Аккуратнее со словами, а то у нас за шантаж…

– Вы не так подумали. Я хотел сказать, что после того, что я расскажу, вы в свою очередь расскажете, что знаете о судьбе моей жены и дочери.

– А я могу сразу сказать. Жену твою вскоре после твоего ареста тоже арестовали. Она умерла четыре года назад в больнице Архангельска. А что касается дочки, то об ее судьбе мне ничего неизвестно. Возможно, после ареста Марии дочку забрали в детдом или родня.