Разбойничья Слуда. Книга 1. Река

– Благодарю Митрий. Как Марию в Симферополе учиться пристрою, сразу приеду к тебе. Дело есть дело. Списочки благодаря Машеньке в целости и сохранности. Так что уточню всё, да и за дело будем браться. Я пока во Франции был, много думал о том, о сём. Теперь моё имя Виктор де Маше, а потому и дела наши должны быть красивыми и элегантными как фамилия. У Виктора де Маше другая жизнь, нет уже Витьки Краснова, а значит мелочные делишки нам не по чину.

Мария ничего не понимала из того, о чем говорят мужчины. Ей было достаточно, что ее везут учиться. И вся сияла от предвкушения этого самого обучения. Она представляла себя среди барышень, которые обучаются хорошим манерам в каком-нибудь красивом старинном особняке, и где хозяйкою обязательно немолодая дама. А вечерами они присутствуют на балу или посещают оперу. Книги и здесь нашли отражение. Ей нравились героини с хорошими аристократическими манерами. Она хотела на них походить, и будущее обучение связывала именно с этим.

– Ты посмотри на нее, Виктор, – Березин тронул Виктора за рукав. – А мне говорил, что Машенька посуду мыла в привокзальном трактире…

– Я и сам поражен не меньше тебя. Ты представляешь, какая актрисонька. В первый раз в ресторане, а будто каждый день обедает… Ты только посмотри, как она нож и вилку держит, – слегка наклонившись к приятелю, добавил Виктор.

– Да, да…

– Это дар, Митрий. Она же нигде не была. И такие способности к самообучению по книжкам. Я как увидел ее в первый раз, почему-то почувствовал, что из девчонки толк будет. Если немного подучить, то цены ей не будет в наших делах. Нам без умной и красивой девчонки никак не обойтись.

– Фартовый ты, Виктор, тут-то тебе и то свезло.

– Если бы не отлучка двухлетняя, мы бы уже при делах были. Ну да как говорится, нет худа без добра. Там с людьми познакомился, кое-чему обучили. Язык вот французский знаю так, что от француза не отличишь.

– Хорошо, Виктор. Поговорим еще. Пора вам. С вокзала выйдете, налево брички стоят, быстро до вокзала вашего доедете. Провожать не пойду. Посижу еще тут немного.

Они пожали друг другу руки. Березин нагнулся и поцеловал Марии руку, заметив, как непринужденно она ее ему протянула. «Молодец, девка! Какой Виктор клад нашел», – подумал он, провожая их взглядом.

***

По приезду в Симферополь Виктор нанял извозчика, и они отправились на Пушкинскую улицу. Адрес Митрий написал на листке бумаги и вручил Виктору вместе с проездными билетами. А на словах пояснил, что небольшой домик находится в десяти минутах ходьбы от кинотеатра «Лотос» прямо у дороги рядом с указателем с надписью: «К морю».

«Море тут недалеко, наверное, где-то. У нас тоже на вокзале указатели были. „Уборная“, „Депо“, „Трактир“, – сообразила Мария, разглядывая надпись. – Вечером спрошусь у Виктора сходить посмотреть, – решила она, когда они входили в сад по указанному адресу».

Хозяева дома, седовласый татарин и его жена, сами жили в соседнем деревянном домике, внешне больше похожем на скворечник. А двухкомнатный каменный дом, что стоял в глубине сада, они обычно сдавали на лето приезжим. Предыдущий постоялец хорошо заплатил им и попросил никому больше не сдавать. И добавил, что от него, мол, с Москвы приедет солидный господин с сестрой. И жить будут года два, не меньше. Татарин с тех денег нанял печника, да печь в доме хорошую справил. Хотя и Крым, а зиму жить без печи никак не получится. «Да и топить печь наверняка москвичи меня и попросят. Опять же дополнительный прибавок», – быстро сообразил хозяин.

Зайдя в дом, Мария остановилась в нерешительности. Еще недавно переполнявшая ее радость внезапно сменилась растерянностью. Ей отчего-то сгрустнулось. Окинув взглядом комнату, не спеша подошла к окну и как будто кому-то, отвечая, сказала:

– Да, дождь завтра будет.

– Ну, что Мария, сестрой моей не против быть пока тут жить будем? Так и разговоров меньше будет, да и при обучении всегда на брата можешь сослаться. А брата твоего, гражданина Франции, то есть меня, зовут Виктор де Маше, – раздался за спиной голос Виктора. – А сестру мою меньшую Марией зовут. По батюшке то Михайловна будешь, кажись? Ерахичева Мария Михайловна, одна тысяча восемьсот девяносто шестого года рождения… от десятого мая, если не забыл, – он широко улыбнулся.

Мария обернулась, что-то не понравилось ей в словах «брата», но что, сейчас не смогла понять.

– Да-да, всё правильно, пятнадцать мне сейгод исполнилось… но почему вы гражданин Франции?

– Говори мне ты, так тебе и мне удобнее будет, а для других понятнее. Ну, а что Франция… страна не плохая. Шучу, конечно. Я тебе со временем всё объясню. А сейчас просто запомни и всё. Хорошо? Ну, вот и славно, – не дожидаясь ответа, заключил он.

– Хорошо, Виктор. Мне тоже так будет лучше. Я читала, что «ты» говорят очень близким людям.

– А вот тут ты ошибаешься, сестренка, в некоторых семьях на «вы» обращаются даже дети к матери своей. Но для нас это бы выглядело не совсем обычным. А нам незачем особо выделяться и привлекать к себе внимание. Достаточно того, что ты со своей красотой и так уже у мужчин взгляды притягиваешь. Боюсь представить, что будет через два-три года. Тогда уж точно незаметными нам по улице не пройти, – в хорошем настроении Виктор ну ни как не мог говорить без иронии или чтобы не подшутить над собеседником.

– Ну, что вы такое…, ой, ну, что ты говоришь, – засмущалась Мария. – Я право никогда за собой ничего такого не замечала.

– Ладно, ладно… Я с хозяйкой договорился, чтобы вы с ней до торговых рядов и магазинов прогулялись. Чтоб помогла тебе с платьями да обувью определиться, – продолжил Виктор уже серьезно. – Она насколько я знаю, шитьем занимается и в этом деле определенно разбирается.

– Мне? Новые платья?

– Ну, не мне же… Да, и вот еще что, – уже серьезно добавил он: – Ты по городу будешь ходить, так примечай всё и запоминай. Скоро одной без меня придется везде бывать, к самостоятельности привыкай,… хотя о чем это я.

«Чего к ней привыкать. Давно уж сама за себя в ответе живу. Тетка всё больше по обязанности какой, или по необходимости заботилась. А жила я уж давно самостоятельно», – толи согласилась, толи нет, девушка, глядя на сумку.

Виктор выделил Марии довольно внушительную сумму денег и просил не жалеть и покупать, что нравится. А Алефтине, хозяйке дома, перед их уходом сунул рубль, чтобы к Марии внимания более уделила и помогла с выбором. Женщина не была жадна до денег в отличия от мужа своего, но рубль взяла, побоялась постояльца обидеть отказом. «Из этих денег и извозчика найму посноровистее, чтобы быстрее поворачивался и окольными путями не таскался попусту по городу», – сказала она Виктору.

Спустя час Алефтина с Марией рассматривали верхние платья. В магазине «Мануфактура Соболева и К» в это время почти никого не было, и всё внимание усатого толстого продавца было обращено к ним. «Но покупать не торопитесь всё зараз, завтра день будет, да и позже всегда сможешь купить, если еще что-то понравится. Вашего добра в Симферополе достаточно, никуда не денется», – вспомнила Мария слова своего «брата».

***

Через пару дней, обедая в уличном ресторане на центральной площади, к их столику подошла статная женщина лет сорока. «Красивая», – подумала Мария. Увидев ее, Виктор поднялся из-за стола.

– Ждем-с дорогая, Клавдия Ивановна, ждем-с вас тут. Как с Митрием и говорили, – он поцеловал даме ручку и приглашая сесть, отодвинул стул. – Как у вас тут всё прекрасно. Лето как лето, не то что в Москве. Там сейчас не июль, а будто май на дворе. И улицы в городе чистые… А женщины какие! Одна красивее другой, вообщем, жить хочется!

– Ах, Виктор, какая я вам Клавдия Ивановна! Что вы право! Просто Клавдия. А всё остальное… Так у нас всё как всегда. Вы преувеличиваете, ничего такого, чтобы заслуживало внимание. Обычный провинциальный городишко. Вот говорят в Париже… – мечтательно проговорила Клавдия. – Вот там жить хочется, – она улыбнулась, отодвигая от себя поданное официантом меню. – А чего вы тут решили отобедать? Прямо напротив полицейской управы… И ты бы представил нас, Виктор.

– А чего нам? Мы люди законопослушные, почему бы тут не посидеть. И простите ради бога… Вот знакомьтесь. Это – Мария, моя сестра по матушке. А это – Клавдия, очень хорошая знакомая Митрия. Ты не забыла, Мария, того господина, что в Москве нас встретил?

Мария кивнула, приветствуя Клавдию. А Клавдия, игриво махнув ладошкой, опустилась на стул, заказала у стоящего рядом официанта десерт и откинулась на спинку.

– Мне Митрий писал, что ты с сестрой приедете. Из Костромы?

– С Вологды, – поправила Мария.

– Да, с Вологды, простите. Но, право, манеры у вас далеко не провинциальные? Вы где учились, барышня?

– Клавдия, не мучайте пока расспросами Марию, – попросил Виктор. – Всем жизненным премудростям она обучалась самостоятельно. Уж так получилось.

– Интересно, очень интересно. У вас, дорогая моя, определенно талант. А потому, я думаю, у нас больших сложностей в дальнейшем не возникнет, – любезно проговорила Клавдия.

– Да, Клавдия. Машенька очень способная, я с малых лет знаком с ней. И ее таланту самообучения поражался всегда.

Они проговорили еще около часа. Мария всё больше молчала и старалась внимательно слушать, особенно, что говорила Клавдия. Но порой не произвольно оглядывалась, когда мимо проезжал автомобиль. Она их никогда до этого так близко не видела, и не могла удержаться, чтобы не посмотреть на них.

Большое удивление вызвало у нее и появление велосипедистов. Стараясь не пропустить ничего, о чем говорили за столом, она всё же искоса поглядывала за катающимися по площади мужчинами и женщинами. «Чему мне предстоит учиться у этой красивой женщины?», – спрашивала она себя. Но, то, что учиться есть чему, ей становилось очевидным с каждой минутой, проведенной в ресторане.

– Хорошо, Виктор, – заключила Клавдия. – У меня сейчас примерка у «Братьев Опраксиных» назначена. Давайте-ка мы так с вами договоримся… Я завтра после обеда сама заеду за Машей. Мы с ней прокатимся по городу, посплетничаем немного. Может, зайдем куда. В синематографе сейчас хороший фильм посмотреть можно. Как вам моё предложение?

– Согласна, Мария? – Виктор посмотрел на девушку.

– Конечно же, согласна. Конечно! Я с большим удовольствием, Клавдия Ивановна. И буду вас непременно ждать.

На первый взгляд Клавдия была обычной женщиной. О том, что у нее есть и вторая, тайная для непосвященных жизнь и сомнительное с точки зрения закона занятие, знали единицы. А наслышаны о ней в определенных кругах были многие. Бывало и так, что Клавдия присутствовала на каком либо приеме или встрече, где упоминалось о ней. Но, то, что она находится рядом люди и не догадывались.

И на то была причина. Клавдия, от рождения Елизавета Романовна Гольдштейн, была очень умной и профессиональной мошенницей. С молодости большими знакомствами не обзаводилась. А потому лично известна была небольшому кругу людей. От рождения прекрасная актриса, в юности получила отличное образование в Петербурге. Но все свои знания и умение она направила не на служение России, а на обман ее граждан.

И у нее это настолько удачно всё получалось, что за многие годы она ни разу не привлекалась за содеянное. Да и вообще, не только никогда не была в полицейском участке не по своей воле, но даже не попадала в круг интересов полиции. Ей нравилось то, чем она занималась. И не потому, что деньги любила или к украшениям не равнодушна была. По натуре своей игрок, она и всё происходящее воспринимала как азартную игру и острые приключения. И без них не мыслила своего существования.

В полиции многих городов России были знакомы с ее «красивыми» и многоходовыми аферами, но никто из потерпевших и свидетелей так ни разу на нее не указали при снятии показаний. А всё потому, что благодаря удачно разыгранным ею хитроумным комбинациям, никто из них даже представить не мог, что эта женщина могла быть замешана в содеянном.

Основное ее правило заключалось в том, что всё нужно делать «чужими» руками. И делать так, чтобы тот, кого она нанимала и использовала, в случае провала не смог бы назвать ее не то что заказчиком преступления, но даже отчасти к нему причастной. Были у нее несколько доверенных лиц, через которых она и действовала.

Где и у кого она этому обучилась, никто из ее знакомых не знал. Конечно же, и без природного дара тут не обошлось. Иногда, правда, поговаривали об ее знакомстве в юности со знаменитой Софьей Блювштейн, больше известной под прозвищем «Сонька Золотая Ручка». Если так, то у этой «учительницы» грех уму разуму не научиться. Также как и у Соньки, многое из ее жизни было наполнено слухами, о достоверности которых могла судить лишь сама Клавдия.

***

Вечером следующего дня Мария и виду не показала, что будущее ее будет не тем, о каком она тайно мечтала, уезжая в Симферополь. Она ни словом, ни намеком не дала Виктору возможности что-то объяснять, а тем более оправдываться перед ней. Напротив, вела себя так, будто ничего особенного сегодня не произошло.

Каким образом Клавдия посвятила Марию в свои тайные занятия, какие нашла слова для того, чтобы заинтересовать ее в том, чем она занимается, Виктору узнать не удалось. Но он и не настаивал на том, понимая что, Клавдия избавила его от необходимости объяснять «сестре» истинные их намерения в отношении ее. А как она этого добилась, не так для него было и важно.

Клавдия приехала вместе с Марией. И по выражению лица и легкому кивку Клавдии, он понял, что женская прогулка прошла успешно. Мария была приветлива к нему даже чуть больше, чем утром. Не громко посмеялась над сказанными словам хозяина дома в адрес владельца брички, на которой они приехали. Татарину показалось, что тот качается даже тогда, когда они стоят на месте.

– Приехали, дорогой! Лошадь уж на месте стоит давно, а ты качаешься так, будто всё еще едешь!

Когда Клавдия уехала, а хозяева ушли со двора к себе в дом, Виктор позвал в дом и Марию. Ей не хотелось покидать уютный сад с его ароматами, но если зовут, значит нужно. Так уж привыкла с измальства. Она вошла в дом, поправив растрепавшиеся на улице белокурые волосы.

– Ну, ты где, красавица? Иди два слова скажу, – услышала она голос из гостиной.

– Я уже вся во внимании, Виктор, – входя в комнату, произнесла девушка.

– Ну, Машенька, ты я так понимаю, всё знаешь сейчас. Клавдия рассказала тебе обо всём или почти, обо всём. Но главное ты поняла. О том, что ты это знаешь, знаем только мы с Клавдией. И более никто не должен знать. Пока, конечно, ты сама не сочтешь нужным, кого-то посвятить. Это вопрос твоего благополучия и безопасности. Ты с нами, но об этом должны знать только мы втроем.

– Да, Виктор, Клавдия мне всё очень хорошо рассказала, – как-то даже буднично проговорила Мария. Словно такое с ней уже не раз случалось.

– Хорошо, не хорошо, а я чувствую большую ответственность. И хочу, что бы у тебя в будущем не было каких-либо серьезных проблем. Если у тебя будет всё хорошо, значит у меня, Мария тоже… Ты поняла? – и, не дав девушке что-то сказать, продолжил: – Да, будут иногда сложные минуты, когда придется тебе рисковать. Но, любой риск, если он продуман, не принесет вреда, ни тебе, ни мне. И пока, об этом всё. Клавдия тебе я понимаю, лучше меня всё объяснила. Но у тебя же, есть вопрос, который ты не задаёшь, и он интересует тебя, не правда ли?

– Да, Виктор… Вопрос один у меня остался. Что за сверток тогда в трактире ты велел спрятать и хранить, в котором крестик лежал с цепочкой, что я теперь ношу?

Какая она всё-таки молодчина. Ну, ни одного слова лишнего, ни одного действия не нужного не делает. Всё в меру и во время. «Не ошибся я в ней, не ошибся. Да и в себе не ошибся…», – уж в который раз подумал он за последнее время.

Виктор подошел к наружной двери, открыл ее и выглянув во двор, обвел взглядом двор, после чего снова закрыл и задвинул щеколду. Подошел к окну и, задернув занавески, громко сказал:

– Береженого бог бережет.

Сказал так, что Мария и не поняла, для кого предназначались эти слова. Толи себя успокаивал, толи ей в назидание сказал.

– А ты Виктор, чуть тише говори, я слышу хорошо, – улыбнулась девушка.

– Да, ты как всегда права. Чего я как на базаре кричу, вот ведь дурная привычка, всё кажется, что чем громче говорю, тем доходчивее, – уже понизив голос, произнес он.

– Не обижайся, Виктор, на мои замечания.

– Ну, ты будешь слушать, а то передумаю рассказывать!

– Слушаю, слушаю, – она снова не могла сдержать улыбку.

– Ну, так вот. С человеком одним был я в деле когда-то. Большой человек, уважаемый. Гаврилой Петровским звали. Было еще и прозвище, да ни к чему оно тебе. Подстрелили его, когда мы от полиции уходили. Вот он мне перед смертью и отдал бумагу. А на бумаге той имена да адреса написаны людишек разных со всей России. И людишек-то не простых. А тех, кто не только на высоких должностях царю служит, но еще и наводчиками и доносителями в уголовной среде числятся.

Знал он о них много. Возможно, кто-то еще был знаком с ними, но только у Петровского на них на каждого было досье. С помощью этих людей, говорил он, можно многое узнать. А из знаний тех выводы сделать и выводы в деньги, да в золото превратить. Понимаешь теперь, почему мне с бумагой той никак нельзя было в полицию попасть. Тем более, что там и расписки и другие документы были от тех людей из списка. Рисковать не мог, а вот на тебя рассчитывать мог. Я же в тебе ни секунды не сомневался. С тех пор как у тетки тебя заприметил. Дно у банки двойное было. Бумаги там лежали, а в банке для виду монеты золотые, да цепочку туда сунул, уж не помню почему.

Хотел вечером к вам зайти, да тетку твою спрятать попросить, пока бы я свои дела уладил. Да вот, не думал, что в трактире вашем стукачек полицейский был. И меня там поджидали. Да и хорошо, что тетке твоей не отдал. Потом уж об этом подумал. Вот такие дела, Мария, – Виктор свёл руки на груди и замолчал.

В комнате наступила тишина. Мария стояла у окна и смотрела поверх занавесок во двор. Высокий рост добавлял девушке возраст. И глядя на нее со спины нельзя было подумать, что у окна стоит еще совсем молоденькая девчушка. Она любила смотреть в окно. Ей с детства казалось, что за окном совсем другой мир. Добрый, честный и светлый. И, что стоит только туда попасть, как все заботы и тягостные мысли останутся в прошлом.

И вот сейчас, слушая Виктора, поняла, что детство осталось там, за окном. А её словно огромной шалью накрывает пелена взрослой и «неправильной» жизни. Мария вспомнила разговор с Клавдией, и была, в общем-то, согласна с тем, что она говорила о справедливости и лжи, деньгах и чести. Но природная чистота ее души, будто второе ее я, всё еще сопротивлялось и не хотело вступать в другую жизнь.

– Ты всё правильно сделал, Виктор, что доверился тогда мне, – не оборачиваясь, вполголоса проговорила она. – Я, тебя не подведу.

Ей казалось, что это говорит кто-то другой, не она. Еще несколько дней назад, да где дней, еще утром, она представляла свою новую жизнь совсем по-иному. Но мимолетная нерешительность тут же прошла. И к Виктору повернулась уже другая девушка, во взгляде и движениях которой, была уверенность в себе, уважение, и возможно даже чуть больше, чем уважение, к Виктору.

– Ну, и славненько, – протянул он. – Тогда, как говорят в Париже, мадам, спать сегодня, а дела завтра. Отдыхай, Машенька. У тебя сегодня был непростой день. Всё остальное завтра, послезавтра и потом. Жизнь, дорогая моя, продолжается, и отставать от нее нам никак нельзя.

1913 год

С тех пор как Клавдия с Марией познакомились, прошло два года. Поездки в Ялту и Алушту стали у них регулярными. Поначалу романтика дороги доставляла ей удовольствие. Но постепенно их становилось всё больше, и в конце концов они стали регулярными. И теперь уже не вызывали у нее прежней радости и возбуждения. Она относилась к ним как к необходимости и издержкам дел, которыми занимались. Раз в месяц, а то и два приходилось им то в Ялту, то в Алушту добираться. Хорошо, что в последний год стали ездить автомобилем, а то добираться туда в конном экипаже было утомительно и долго.

Марии запомнилась первая поездка, в которую они с Виктором отправились буквально через неделю после приезда из Москвы. Ехали тогда на почтовых лошадях с ночевкой в Алуште. Впервые часы она с детской радостью рассматривала придорожные окрестности. Ей было интересно и нравилось абсолютно всё. Мария засыпала вопросами не только Виктора, но и извозчика. И даже ночевка в придорожной гостинице в Алуште, в комнатах которой витал запах кислого перебродившего вина и махорки, не вызвала у нее никаких неудобств.

– Как медный самовар сестрица у вас, барин, сияет, – в тот раз промолвил по приезду в Ялту извозчик. Он хотел выразиться еще более выразительно, но ничего лучшего придумать не смог.

Вот и в этот раз они приехали вместе. Авто остановился у парадного дома, что на Гоголевской улице, куда месяца два назад переехала Клавдия. До их последнего отъезда по улице было сложно проехать не то что на автомобиле, но и извозчики сюда не больно-то соглашались ехать. А теперь вся улица была перемощена во всю ширину добротным камнем.

– Петр Петрович, вы отвезите Машеньку и вернитесь ко мне, – обращаясь к водителю, Клавдия поцеловала в щечку свою молодую подругу. – У меня будет для вас поручение, – и, не дожидаясь ответа, повернулась и пошла в дом.

– Сделаем-с, Клавдия Ивановна, не в первой. Минут через тридцать у вас буду! – уже вдогонку крикнул водитель.

Дождавшись, когда та вошла в парадное, повернулся к Марии и добавил:

– Теперь к дому мадам подъехать одно удовольствие. Когда и успели дорогу изладить. Дней десять всего нас тут и не было. А как всё преобразилось! Говорят, что асфальт теперь класть будут на всех улицах, а не только на Пушкинской.

– Хорошо бы. И трамвай скоро пустят. Мне Виктор говорил перед отъездом, – Мария проявила свои знания, желая тоже поучаствовать в обсуждении городских новостей.

– Как в Москве жить будем, – заключил водитель. – При трамваях, – и замолчал после сказанного, видимо решив, что обсуждать больше нечего.

Виктор был дома, когда подъехала машина. Увидев в окно «Опель», он быстро поднялся из-за стола и выбежал во двор встречать.

– Ну, Слава Богу! – с нескрываемым облегчением и радостью произнес он. – Я вас еще два дня назад ждал обратно. Что-то случилось, Мария?

– Да, всё хорошо, не переживай. Что могло случиться! Тем более в этот раз и Петр Петрович был с нами все дни, что мы были в Ялте, – сияла Мария. – Позагорали денёк, а то носимся как угорелые и в море искупаться некогда. Пойду, умоюсь с дороги, отдохну немного да почитаю. В машине трясло в этот раз так, что и книгу не раскрыла.

Она чмокнула его в щеку и скрылась в доме.

– Вы, барин, не переживайте за Марию. Она хоть и юна еще, но любому не уступит, и ведет себя разумно не по годам, – сказал Петр Петрович.

– Всё, понимаю, но с каждой ее отлучкой стал всё больше беспокоиться. Ведь ей уже восемнадцатый годок пошел. И я тебя прошу, не называй ты меня барином, Петрович. Ну, когда ещё на людях, то куда ни шло. А так, чего уж. Одно дело делаем. Да и постарше ты меня будешь.

– Что постарше, то тут ты прав. Лет десять у нас с тобой Виктор разницы. А что до «барина», то тут, как говорят: «Кашу маслом не испортишь». Вот сделаем всё, что Клавдия задумала, тогда, друг мой, француз, я братом звать тебя буду, а не барином, – улыбнулся водитель.

– Ладно, Петрович, пошли чайку с дороги попьем, – Виктор тронул его за плечо.

– Не сейчас, Виктор. С Клавдией еще нужно план наметить на завтра, и не только. Мне же через неделю в Архангельск ехать. Поеду я к ней, а чайку или чего покрепче в другой раз выпьем, – Петр Петрович развернулся и пошел к машине.

Оставшись один в саду, Виктор присел на скамейку, что стояла тут же возле калитки, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Солнечный луч спустя минуту скользнул между ветвей яблони и наткнулся на его лицо. От яркого света он прикрыл ладонью глаза. Со стороны могло показаться, что на скамеечке дремлет молодой мужчина, никуда не спешащий и ни чем в этот момент не занятый. Однако мысли в голове Виктора ни на секунду не давали ему расслабиться. Мария в такие минуты, называла его «спящим вулканом». Внешне все спокойно, а внутри огонь и пламень.

«Через год всё закончится, сделаю Марии предложение. В следующем мае ей аккурат восемнадцать исполнится. А с делами управимся, дай бог, к этому времени, – от предвкушения губы у него расплылись в счастливой улыбке. – И укатим из России с ней подальше куда-нибудь.

В Америке у Петровича кто-то из родни есть. Туда можно. Во Франции скучно показалось. Все будто спят на ходу. Ладно, решим потом. Уже два года дело готовим, недолго осталось.

Он еще немного помечтал о будущем, затем вернулся к делам нынешним и в заключение в очередной раз с благодарностью вспомнил Петровского: «Ну и ценный мужичок оказался этот Сергей Аркадьевич… Не зря ты, Гаврила Петрович, так строго хранил в тайне все свои связи. Скрывал так, что никому до смерти своей не говорил. И если бы не случай, и мне бы не узнать. Ну, так не зря же меня с детства фартовым звали. Я все думал, что фарт-то в картах. А вон оказывается, в чем настоящий-то фарт».

Петр Петрович вернулся обратно на Гоголевскую с небольшой задержкой. Строители, прокладывая трамвайные пути, не удосужились вовремя сделать объезд, и на одном из пересечений улиц ему пришлось стоять полчаса, пока закопали вырытую канаву. Спустя лишь только полтора часа он был у Клавдии.

Она будто и не заметила его опоздания, и предложила ему чаю. Услышав одобрительное: «С радостью», стала рассказывать, как правильно его нужно заваривать. После чего отпустила служанку и закрыла за ней входную дверь.

Клавдия разлила чай, и без всяких предисловий спросила Краснова:

– Ты когда последний раз с Гмыриным встречался? Как зовут, его, надеюсь, не забыл?

– Обижаешь, Клавдия. Прошлой зимой ездил, а до того с Сергеем Аркадьевичем лично познакомился аж в одна тысяча девятьсот девятом, – ответил Петр Петрович.

– Ты к Гмырину собирайся снова. Но лично с ним не встречайся. С почты письмо отправишь, как до Архангельска доберешься. Текст чужой рукой написан, если что… Но, «если что» не должно быть… Виктор в прошлом году с ним встречался… Месяц назад письмо от него было… Мы здесь всё сделали, как наметили, – сидя напротив Краснова, не спеша говорила Клавдия.

Петр слушал не перебивая. Эту женщину он всегда слушал внимательно. Была бы возможность, так он бы записывал. Он не раз убеждался, что каждое слово, произнесенное ею, были ценными и правильными. А про себя сравнивал их с вновь отчеканенными на монетном дворе золотыми червонцами.

На самом деле они были знакомы уже лет двадцать. И за всё время в их совместных делах не было ни одной осечки. Он был старше ее, но разница в возрасте его не тяготила. В том, что женщина командует мужчинами, да еще старше ее, могло вызвать у кого-то недовольство. Но только не у тех, кто лично был знаком с Клавдией.

– Гмырин подтвердил намерения Англии рассчитываться с Россией за ее товары золотом. Расчеты будут идти морем в Архангельск. В этом году прошла первая, пробная оплата. Груз был доставлен и успешно отправлен пароходом в Вологду, а далее спецвагоном до Москвы, – сделав паузу и глядя в глаза Краснову, Клавдия продолжила: – Сергей Аркадьевич должен передать тебе полное описание маршрута и условий перевозки. Ну, а дальше, я думаю тебе не нужно объяснять, как доставить мне этот документ сюда…

Немного помолчав, сказала:

– Налей мне вина, пожалуйста.

Клавдия улыбнулась и отвела взгляд куда-то вглубь комнаты. Краснов подошел к буфету, достал графинчик с красивой малиновой наливкой, и налил, как она любила, «на два дюйма» в большой бокал.

– Спасибо, – она сделала глоток из бокала и неожиданно произнесла: – А молодчина наша Машенька, – перевела она разговор. – Говорил тогда Митрий, что у его приятеля есть девчушка толковая. Что мол, если подучить, то как раз для нашего дела… Я сомневалась, конечно, когда просила привезти ее. Думала, если что, так учиться устроим куда-нибудь. И забудем… Но она оказалось, именно той, которая нам нужна… Взрослая стала не по годам… Далеко может девчушка пойти, ой далеко… – она выпила вино до дна. – Береги себя, Петр Петрович, – очень тихо проговорила Зотова, закончив говорить о Марии.

– Спасибо, Клавдия Ивановна. Я всё запомнил. Мы с Виктором уже обсуждали кое-какие детали, касающиеся этой поездки. Буду предельно аккуратен и осторожен. Береженого берегут…

– Береженого Бог бережет, – поправила его Клавдия. – Ну, тогда, прощайте, уважаемый! Я немного отдохну, а то еще вечером в «Дворянском» премьера. Что делать… надо быть, обещала режиссеру дать рецензию. Все же льстецы кругом. Не верит никому… А ты не приезжай за мной, извозчика возьму… И вот еще. Петр Петрович, я зонтик свой у тебя в авто забыла. Занеси в парадное, оставь у консьержки, а ко мне не поднимайся.

Когда дверь за Красновым закрылась, Клавдия прошла в ванную. Она любила полежать в приятной теплой воде после дороги и привести мысли в порядок. Хотя на беспорядок в голове мог жаловаться кто угодно, но только не она. Уж там-то у нее всё было как в аптеке. Мысли работают четко и слаженно, как детали часового механизма.

Она и дом этот выбрала еще и потому, что тут помимо других удобств, которые нужны были для ее занятий, не было перебоев с водой. При необходимости могла бы и на Долгоруковской квартиру снять, в одном парадном с генералом каким или с кем из местной Думы. Да не любила и не хотела она на виду быть. «От показухи только лишний интерес к своей особе. А всякий интерес только во вред здоровью и спокойствию», – помнила она слова своей «учительницы».

А на Долгоруковской всё губернское руководство жило, дворяне, да купцы богатые. Местная знать, одно слово. Чтоб с ними рядом жить нужно, либо дело своё большое иметь, либо пост при губернаторе высокий занимать. В другом случае быстро попадешь под интерес местной тайной полиции. А последнее никогда в планы Клавдии не входило.

«Краснов вернется, Марию отправлю в Архангельск. Пусть съездит, посмотрит и понаблюдает за Гмыриным. Тем более у девушки родной дядька в Архангельске живет. Вот к нему как бы и поедет… И дядьку проведает. Может и он сгодится как. И дело сделает», – размышляла Клавдия, лежа в ванной.

Она еще немного, как она говорила, погоняла мысли и вышла из ванной. Мнение Марии о Гмырине для нее было если не решающим, то, во всяком случае, очень значимым во всем этом мероприятии. Провала она допустить не могла. А Мария как никто другой способна заметить, если что-то в Гмырине ее насторожит.