Благодарю Тебя за то, что делаешь возможным написанное здесь, в этой книге. Я считаю, что мысль есть некая форма материального бытия, пусть она и тонко организованная, но многогранная, глубокая и сильная субстанция. Я очень рад, что у Тебя нашлось время для прочтения этой истории, ведь именно благодаря читателю книга обретает новую жизнь в его воображении.

Однажды в моей голове родились мысленные образы, которые я записал. Хорошо ли, плохо у меня получилось – решать будет каждый прочитавший сам, сколько людей – столько мнений. Однако во многом реалистичность и красочность записанной истории зависит теперь именно от вас – читающих.

Информация не может существовать без своего носителя, а книга – это одна из форм ее приблизительной передачи. Приблизительной потому, что значения слов и фраз разными людьми могут трактоваться по-разному. Автор лишь дает направления, выписывает некий информационный каркас, но значительную роль в деле оживления или, скорее, перерождения книги и ее нового осмысления играет воображение читателя. Ведь именно в его голове рождаются новые мысленные образы. Следовательно, все, что вы читаете – происходит на самом деле в тот самый миг, когда вы облекаете прочтенный текст в мыслеформы.

В этой книге речь пойдет о том, как люди сначала создали себе проблему уничтожения родной планеты, а затем решили спасти человечество путем колонизации далеких потенциально пригодных для жизни планет, которые находятся в зонах обитаемости сходных по составу и активности звездных систем. Но подробнее об этом – дальше.

Желаю приятного прочтения.

ГЛАВА I. НЕ ДОБРОЕ УТРО

«Какое все-таки восхитительно паршивое утро», – поспешил заметить я, лениво поднимая голову с подушки. Через грязное окно вдалеке виднелись старые закоптившиеся трубы завода города Че, ежедневно выпускавшего в атмосферу тонны мерзопакостных газов и токсинов, отравляющих всю окружающую действительность. Оттого окна постоянно были серые с грязевыми подтеками и редко открывались для проветривания крохотной комнатки, в которой я обитал, ибо проку в этом все равно никакого не было, ведь в комнате я находился меньшую часть своей жизни.

Все свободное ото сна время уходило на основную работу, подработку разного рода и на встречи с друзьями и знакомыми, поэтому мое ночное обиталище не отличалось гостеприимством и образцово-показательной чистотой. Но изредка в мою душную, бедно обставленную комодом для белья, кроватью и табуретом комнатенку через всю эту испускаемую заводами пакость все же пробивались утренние солнечные лучи. Но сегодняшним утром солнце вообще похоже забыло, что стоит появиться на небе в этой унылой местности, а может, просто ушло на выходной или туда, где без лишнего труда его лучи могли бы ласкать песчаные пляжи, озерные глади, многочисленных представителей флоры и фауны… И вместо него на улице моросил мелкий грязный дождь, который совместно с расстроенным небом довершал и без того мрачную картину моего не доброго утра.

Каждые новые сутки в городе Че, процветавшем в основном благодаря работе металлургического и химического производства, в самом его центре меня ожидало мое рабочее место, на площадке машинно-декорационного цеха местного «Камерного театра», где я имел честь служить машинистом сцены вот уже полтора года.

Помимо театра я не брезговал любой подработкой, будь то строительство и ремонт, работа грузчиком или дворником, поваром или барменом… Перед тем как устроиться в театр города Че, после девятого класса поселковой школы я уехал от своей многочисленной семьи в один из мегаполисов страны, там поступил в строительный техникум, окончил его, прошел срочную службу в армии, где приобрел специальность батальонного повара, вернувшись на гражданку, покатался по разным городам нашей необъятной родины, где приобретал навыки разных ремесел… а дальше – камерный театр города Че. Связь с семьей я поддерживал регулярно: навещал мать и отца, встречался с братьями, которых у меня было трое, и четырьмя сестрами. Все они были старше меня, и многие уже жили обособленно, но все унаследовали от родителей регулярную плодовитость, поэтому в доме отца и матери всегда был «детский сад», и «цветы жизни» продолжали приживаться и укореняться в этом саду. Поэтому я был счастлив обрести самостоятельную жизнь в большом городе.

Естественно, в поселковой жизни есть свои плюсы, особенно если ты любишь с утра до вечера заниматься скотиной и огородом. Там я привык с детства к методичному труду и приобрел способность одновременно с этим уходить в размышлениях своих по тропинкам рассуждений, переплетающихся и уводящих в глубины самопознания. Данный навык не покинул меня и в других городах на разных работах. И театр города Че не стал исключением.

Последнее время я увлекался походами, охотой, новинками электроники и поэтому все свободные деньги тратил на разного рода снаряжение и гаджеты.

Постепенно в моей комнате появились двухместная палатка со спальным мешком, лесная спецодежда с обувью, самоспас, наручные часы на солнечных батареях со встроенным компасом и термометром. Стену украшали одноручный арбалет, ножи для метания и тесаки, топоры и кирки, а большую часть стены занимала географическая карта мира, размеченная флажками, где я уже побывал. Возле комода располагался походный рюкзак, укомплектованный для того, чтобы в любой момент можно было выбраться в дикую природу. В рюкзаке находились аптечка первой помощи, комплект армейского сухого пайка, подзорная труба с тридцатишестикратным увеличением, фонарь, работающий по принципу динамо-машины, динамо-зарядник для мобильных устройств и гаджетов, трос-пила, походная фляга, походный котелок, швейный набор, ремонтный скобяной набор, набор для эскизов… да, ко всему прочему я не прочь был иногда сделать набросок-другой какого-нибудь пейзажа. Хотя художник из меня был, скорее, любительского характера.

В детстве я любил рисовать планы и эскизы домов, автомобили и роботов, а будучи еще учеником девятого класса, даже поступил в художественную школу, где меня приняли сразу на второй курс, но проучился я там всего год, ведь по окончании девятого класса уехал поступать в строительный техникум.

Но вернемся к нашей серой реальности.

Я усилием воли отогнал прочь навалившуюся на меня хандру, поднялся с постели и первым делом отправился на кухню, чтобы поставить на огонь чайник. Пока вода в чайнике грелась, я сходил в туалет, почистил зубы, заправил кровать… в общем, сделал все то, что делал уже механически практически каждое утро. Затем я, наконец, выпил кружку чая и с заметным неудовольствием был вынужден выдвинуться по направлению к театру.

Обычно люди, идущие в театр, испытывают более позитивный спектр чувств, но окажись они на моем месте – энтузиазма от такого похода явно поубавилось бы, ведь меня ждали не моменты созерцания театрального действа, а монтаж декораций к спектаклю, затем ведение спектакля со всеми перестановками и манипуляциями, связанными с машинерией театра, а поздним вечером – демонтаж. Хотя после установки декораций у меня обычно был большой перерыв, от трех до пяти часов, который я заполнял своими делами при условии, что в театре не было прочих дел, например: репетиций с перестановками, или оптимизации рабочего пространства на складе, или инвентаризации… Но эти утренние монтажные работы приносили мне еще меньше удовольствия, чем все выше перечисленное.

Сегодняшним утром по пути на работу меня то и дело подстерегали какие-то неприятности: то я спотыкался на ровном месте, то шнурок на моем ботинке вдруг неожиданно развязывался, то нетерпеливая птичка спешила испачкать мою кепку, или вдруг увесисто-жирная черная кошка, словно по волшебству, спешила легкой грациозной походкой перебежать мне дорогу. Не то чтобы я доверял суевериям, но кто его знает, что может случиться. Хотя все, что должно произойти, обязательно произойдет. Я пошел в обход того места. И все же, вляпавшись напоследок в какую-то липкую грязь, я пересек-таки порог двухэтажного краснокирпичного здания, украшенного башенкой с часами, имеющего на своем парадном фасаде надпись: «Камерный театр».

В предпремьерные дни, а сегодня был именно такой день, все служащие театра особенно раздражительны. Они не замечают вокруг себя любую вещь, не способную им помочь в их трудных делах или которой они не могут найти достойного применения для решения своих проблем.

Я прошел было мимо занятых своими делами сотрудников администрации, пробормотал себе под нос приветственные слова (нет, я не всегда так здоровался, просто сегодня всем было решительно наплевать, кто прошел мимо по коридору и что этот самый «кто» здесь собирается делать, однако приветственный ритуал пожелания здоровья всем присутствующим я обойти стороной не смог), но у последней двери админблока я традиционно остановился. Там, среди прочих канцелярских работников, я каждое утро наблюдал миловидную высокую девушку с голубыми глазами и короткой каштановой стрижкой, всегда приветливую и гостеприимную, занимавшуюся рекламой и менеджментом.

– Здравствуйте, Николай Борисович! – приветствовала она меня.

– Доброго здоровья, Лидия, – споткнулся я, – Евгеньевна!

– Не желаете ли испить кофе? – спросила она скорее из вежливости.

– Благодарю! Не смею вас задерживать! – ответил я, не желая обременять девушку своим присутствием.

Я знал многих, кто, располагая собственным временем, соглашался отнять его у этого доброго человека, а потому часто видел Лидию на работе поздним вечером, доделывающую накопившиеся за день дела.

Наконец я пришел в прокуренный машинно-декорационный цех, где меня уже ждал наш заведующий постановочной частью – низкорослый, коренастый, лысеющий мужичок Батян с сигаретой во рту. Мы молча обменялись рукопожатием. Грязный электрический чайник испускал струю манящего пара. Батян отхлебнул из почерневшей изнутри кружки глоток крепкого черного чая и сказал:

– Садись. Перекури. Через пять минут пойдем работать.

Ждать сегодня нам было больше некого, ведь в небольших театрах часто бывает так, что один человек занимает несколько должностей. Вот и Батян наш не был исключением, и помимо того, что являлся завпостом, был у себя в распоряжении машинистом сцены, а еще до кучи и водителем грузовой «газели», необходимой для транспортировки декораций в другие театры во время гастролей.

Выждав несколько мгновений в состоянии анабиоза для лучшей настройки на рабочий лад, я собирался было уже приступить к выполнению своих должностных обязанностей. Но не успел я толком сосредоточиться, как меня окатил резким радостным возгласом «Колька, привет!» единственный действительно живой человек во всем этом рассаднике уныния. Это оказался мой друг – артист театра Санька, паренек немногим за двадцать, росту в нем было метр семьдесят пять, коренастый, кудрявый и всегда непременно веселый. Он и в этот «последне-помпейский» день пребывал в добром расположении духа и сейчас смотрел на меня широко улыбающимися глазами и вдобавок ко всему скривил рот в радушной улыбке, коей он одаривал всякого хорошо знакомого ему человека. Сашка буквально выхватил меня из кресла и сильно стиснул в дружеских объятьях.

– Друг мой Колька! – начал он, не переставая при этом улыбаться что есть мочи. – Ты помнишь, мы, размышляя о смысле жизни, вдруг пришли к выводу, что нам просто необходимо встряхнуться, развеяться, сделать что-нибудь безумное?

– Конечно помню, – согласно замотал головой я, не торопясь при этом покидать всеобщего угнетенного состояния и тем более выкидывать из головы важные мысли, касающиеся только завпоста, меня и установки декораций – нами же.

– Ну, так вот: бросай свои дела, собирай все необходимое и поехали!

– Постой! Куда поехали? У меня премьера! И у тебя, кстати, тоже, – поспешил ответить я, теряя в уме план установки декораций к спектаклю.

– Жду тебя на сцене, – бросил мне Батян, гася сигарету в одной из набитых бычками чашек, заменявших пепельницу.

– Я работаю в дубле. Пойдем! Дорогой все расскажу, – продолжил Санька, утаскивая меня прочь из монтировочной.

Наконец, когда мы вышли на улицу, я сел на скамейку, а он встал прямо напротив меня, сделал еще более эпичный вид и выдал на одном дыхании: «Мы едем в далекое сказочное приключение, а точнее, к бескрайним морям, тропическим лесам и непролазным джунглям, и все это – автостопом».

Мысль эта была, конечно, безумней некуда: на носу премьерный спектакль, денег как не бывало, да и погода не располагала, не говоря уже о том, что из нашей страны к тропическим лесам и непролазным джунглям автостопом вообще попасть довольно проблематично… Однако в тот самый миг, когда Санька объявил мне о наших грандиозных планах, в небе на мгновение в аккурат над его головой вдруг показалось солнце. Оно было едва различимо в покрытом поганой изморосью небе, но все же лучилось над его головой, словно нимб. И тут меня невольно посетили мысли о том, что это сам господь всемогущий мне сейчас через Саньку поведал о паломничестве нашем. Конечно, совпадение это было или взаправду, меня уже не интересовало, иногда нужно бросить все и развеяться, чтобы стало ясно, что делать дальше. Тем более терять мне было нечего – семьей к своим двадцати трем годам я так и не обзавелся, а схоронив год назад мать, я сделался редким гостем у своего отца или у кого-либо из братьев и сестер. Я стал в некотором роде отшельником. А посему причин особо веских отказывать своему другу в этом безумии я не видел.

– А пойдем, уговорил! – ошарашил я его столь скорым согласием на авантюру подобного рода. – Только помогу Батяну сегодня с декорациями и позвоню одному товарищу, который ищет работу. Порекомендую его на свое место.

– Отлично! – ответил Сашка. – Встретимся у меня дома через три часа.

С этими словами Санька так же внезапно исчез, как и появился. Солнце тут же выключилось, и небесное полотно вновь приняло размазано-серый вид.

Я вернулся к работе. Мы с Батяном довольно быстро закончили с установкой декораций, после чего я сообщил ему о своем намерении уйти и дал номер телефона потенциального монтера. Я давно чувствовал, что этот разговор вот-вот случится, ведь не скрывал, что ищу другую работу, так как мне не нравится то, что труду моему в этом месте соответствует несоразмерно малая заработная плата, а также невообразимо грубое отношение власть имущих по отношению к вверенному им служащему персоналу.

Я спустился в административный корпус, вошел в хорошо освещенный и дорого обставленный мебелью кабинет, где меня уже ждали директор театра в лице невысокой женщины лет пятидесяти, а также рослая властная и не скупая на грубости женщина лет шестидесяти, которая занимала пост главного режиссера театра. В подобных заведениях новости распространяются быстрее ветра. Ты еще только думаешь о чем-то в одной стороне театра, а в другой уже об этом говорят.

Начальницы приказали мне сесть, видимо, чтобы тем более доминировать над моей личностью, и, как две злые мачехи, завели очень неприятный разговор, пропитанный моралью и нотациями.

– Мы знаем, – начала главреж, – что ты собираешься от нас уйти! И хотим знать, куда?

Конечно, было глупо отчитываться перед ними, однако было бы еще глупее отмалчиваться. Поэтому я ответил, что собираюсь уехать в другой город. Дальше началось что-то в стиле: «Кому ты там нужен? Ты без нас пропадешь! Мы тебя приняли в свою театральную семью…» В общем, не сказали ничего жизнеутверждающего, а напротив, только деморализующее. Итогом всему этому оказалось написание мной заявления об уходе по собственному желанию. Уволился я за один день, взяв в счет двухнедельной отработки дни отпуска, которые еще не успел отгулять. Потратив на бюрократические дела еще добрых сорок минут, я наконец выбрался из театра и взял курс на улицу, где жил Саня.

Через пятнадцать минут недалеко от места назначения навстречу мне попался сам Саша.

– Где ты пропадал? – крикнул он, завидев меня издали. – Я уже решил идти тебе на выручку.

– Да я увольнялся из театра! – ответил я, не зная еще точно, радоваться мне этому событию или нет.

Санька ненадолго удивился, а потом разразился бодрящим смехом.

– Ну ты даешь! Молодец! Ну, это даже к лучшему, пойдем!

Мы бодро вышагивали по мостовой, обсуждая возможные маршруты и повороты событий. Театр остался где-то далеко позади вместе с мыслями о моем увольнении с работы. Да и плевать, давно надо было что-то менять в своей жизни. Нас ожидал мир, полный приключений и незабываемых событий.

ГЛАВА 2. ПОСЛЕДНИЕ СБОРЫ…

Мы вскарабкались по узенькой извилистой лестнице вплоть до последнего пятого этажа и зачем-то постучали в массивную железную дверь (по-видимому, с той целью, чтобы возвестить всех живых в этой квартире, что мы пришли). Затем Санька достал свой собственный ключ и открыл входную дверь самостоятельно, не дожидаясь пока кто-нибудь отворит ее изнутри.

На пороге нас встретила Манька, девчушка небольшого роста, худенькая без потери стройности, с зелеными любознательными глазами и темными нагло длинными волосами. Они уже давно жили вместе с Санькой и собирались даже пожениться, да только времени дойти до загса и расписаться все не хватало: то она на работе, то он по уши в приключениях. В общем, так и жили они по-семейному, но без штампа в паспорте. Кроме них в квартире еще обитали кот и кошка, но они, по-видимому, хоть и зависели в кулинарном и бытовом плане от хозяев, себя к их ячейке общества не очень-то причисляли, ибо относили свои персоны к существам, стоящим на порядок выше по интеллектуальному развитию, коих должно оберегать и обслуживать глупым людишкам. В отличие от обрадовавшейся нашему пришествию Мани, чудные представители кошачьей фауны одарили нас не более чем презрительными взглядами, а кошка даже лениво зевнула, чем еще более выказала свое пренебрежение к нам.

Маня, мило улыбнувшись, любезно предложила нам входить, сама не подозревая, что тем самым бросила вызов своим домашним питомцам. Мы с Сашкой, так же дружно наплевав на общественное кошачье мнение, переступили через порог квартиры и очутились в длинной прихожей.

Разувшись, наша дружная компания двинулась на кухню. Манька поставила кипятиться чайник, Санька стал копаться в невообразимо огромной коллекции чая, собранного, как он говорил, на лучших плантациях чайных домов Китая.

– Коль, ты какой чай будешь? – спросил он.

– Зеленый.

– А какой зеленый, у меня их много.

И после некоторого оглашения списка зеленых чаев, населявших шкафчик моего друга, мы все-таки остановились на молочном улуне – чае из цельного листа высших сортов, имеющего нежный, чуть сладковатый привкус и молочный аромат.

Через пару мгновений эластичная тонкая струйка горячей воды зажурчала подобно весеннему ручейку, пробудившемуся от зимней спячки, и маленькая кухня заполнилась прекрасным запахом свежего чая.

– Маня! – начал вдруг Санька, между делом разливая по чашкам чай. – Ты знаешь, мы с Колькой решили рвануть в путешествие – автостопом.

– Ты что, раньше ей ничего не сказал? – прошептал я в недоумении, пока Маня пыталась оправиться от внезапно сковавшего ее в физическом и эмоциональном смысле столбняка. Похоже, в кошачьем лагере недовольных прибыло.

– А когда бы я ей сказал? – оправдательно отшептался мне Сашка. – Я только утром об этом подумал.

– Что, прямо сегодня? – растерянно произнесла Маша, немного пришедшая тем временем в себя.

– Нет, ну мы сначала посидим и все обдумаем, подготовимся, а потом уже и в путь-дорожку собираться, – попытался я выправить сложившееся положение.

Маня, хоть и привыкшая к подобного рода заявлениям, все же силилась до конца осознать услышанное и пыталась найти какой-то смысл во всем происходящем. Она сделала еще пару глотков и спросила:

– А я еду с вами?

– Нет! Ты остаешься, – отрезал Сашка. – Я не могу подвергать тебя таким испытаниям, ведь кто знает, какие опасности подстерегают нас на пути, не говоря уже о банальных гигиенических и бытовых условиях…

– Которые будут отнюдь не на высоте… – подхватил я, развивая Санькину мысль.

– Угу, – Сашка согласно закивал головой, сделав при этом удивительно заботливое выражение лица.

– А работа? У вас же премьера, вроде бы, – продолжала Маня.

– А и шут с ней, с работой! К тому же я работаю в дубле и взял отпуск за свой счет, – победно заявил Санька, отводя взгляд от прямого контакта с любимой. Маня перевела испытующий взгляд на меня.

– Работа не волк, в лес не убежит… – растерянно попытался я смягчить обстановку, – так говорят в таких ситуациях.

Не нужно быть экстрасенсом, чтобы угадать мысли Мани в тот момент.

– Но мы тебе обязательно привезем сувениров, – оправдывался Санька, – к тому же у тебя здесь кошки, они без тебя не смогут.

И все мгновенно взглянули на кошек, явно не разделявших мнение Сашки.

– Езжайте, что с вами делать, все равно ведь не одно, так другое придумаете.

– Ну, вот и славно! – подытожил Сашка.

Далее порешили, что Саньке в путешествие нужно прикупить немалое количество вещей. Палатка и один спальный мешок у меня уже были, оставалось прикупить спальный мешок для Саши и пару комплектов термобелья, а также подходящую обувь. Он наскоро собрал какие-то вещи в свой спортивный рюкзак, взял толстенный кошелек, набитый наличными деньгами и картами разных банков и магазинов, и внес предложение о необходимости приобретения вышеупомянутых вещей незамедлительно.

Несколько мгновений спустя, миновав длинную лестницу, мы с Санькой вышли на тенистую аллею, укрытую плотным куполом весенней листвы. Природа вокруг беспокоилась все больше, небо совсем потемнело. Дождь припустил сильнее, однако нас это вовсе не беспокоило, мы были слепо и глухо увлечены своей идеей, и казалось, что никто и ничто не сможет нас остановить. По дороге к магазинам с необходимым снаряжением то и дело заводился разговор о возможных приключениях, сопровождавшийся веселым смехом и необузданной радостью. Летя буквально вприпрыжку по полупустынным улочкам, изредка обгоняя или уворачиваясь от попадавшихся, несмотря на непогоду прохожих с искалеченными ветром зонтами, мы добрались до спортивного магазина в центре города.

Я с другом поспешил войти в торговый павильон, с нас ручьями стекала вода. Во взгляде молодой блондинки, стоявшей за прилавком, читались одновременно и жалость, и укор за принесенную нами грязь.

– Добрый день! – поспешили заверить мы продавщицу, толкаясь возле дверного проема.

– Здравствуйте! – ответила девушка, не ожидавшая посетителей в такую погоду. – Чем могу быть полезна?

– Вы знаете… – начал Саша.

– Нам нужны походные вещи: спальный мешок, термобелье и обувь для похода… – продолжил я.

– И что еще там может понадобиться? Но так как мы ровно ничего в этом деле не смыслим, надеемся на вашу помощь…

– И уповаем на ваше небезразличное участие в нашей дальнейшей судьбе, – поддержал я Сашин каламбур.

Продавщица внимательно изучила нас, затем подошла к одному из стеллажей и достала с верхней полки очень компактную сумочку. Диаметром она была сантиметров пятнадцать-двадцать, а в длину составляла не более полуметра.

– Вот отличный вариант: трехместная палатка весна-лето-осень немецкого производства с двойным дном и стенками, два входа, москитные сетки на окошках, и очень недорого. Последняя осталась, промышленники почти всю партию взяли. Спальных мешков у нас, к сожалению, не осталось. Термобелье и обувь попробуйте найти в том магазине, что напротив нашего.

Цена на палатку нас и правда приятно удивила.

– Берем! – радостно объявил Санька. – А дома разложим и посмотрим, какая она.

– Саша, но у меня уже есть палатка. Зачем нам две палатки?

– У тебя с двойным дном? – осведомился он.

– Нет.

– Или трехместная? – продолжал опрос Санька.

– А нас трое, что ли?

– Мало ли что может случиться. А в твоей палатке москитные сетки, может быть, есть?

– Есть.

– А у этой два входа! У каждого свой вход. А можно сделать так, что один вход – это вход, а другой вход – это выход! А?

– Ладно, берем.

– Вот так-то! Мы берем.

Оформив покупку и поблагодарив продавщицу, мы двинулись далее.

Следующий спортивный магазин действительно располагался прямо через дорогу. Нам не составило большого труда добраться до него, чтобы выбрать Саньке все то, за чем мы изначально пошли. Там мы купили все из нашего списка.

Довольные своими покупками, мы вышли на улицу. Небо слегка прояснилось, а ветер с дождем поутихли. В воздухе пахло озоном, что редко бывало в наших краях даже после хороших гроз. Вольно вздохнув, мы пошли в сторону дома.

Мы довольно быстро добрались до Сашкиной квартиры. На улице к тому времени уже палило солнце. Город постепенно окутывался туманной дымкой. Возле дома было принято решение выступить в поход завтра ранним утром, после чего мы разошлись по своим берлогам.

Вернувшись в свою комнатушку, я повесил сушиться мокрые вещи. Окна в комнате оставил нараспашку, чтобы редкий гость, свежий воздух, вошел в мою пещеру, после чего принялся готовить ужин. Было желание перед длительным походом хорошенько поесть, поэтому я решился на плов.

Приготовление плова – весьма трудоемкий процесс, но если сделать все верно, то ожидание будет оправдано. Первым делом я сбегал в мясную лавку за охлажденной бараниной. После чего я начистил морковь и лук: морковь нарезал длинной соломкой, как всегда делает мой отец, а лук – кольцами. Затем отдельно спассеровал их с добавлением соли, перца и зиры (ее еще называют зэра, или зра). Поставив греться на огонь чугунный казан, я принялся нарезать баранину большими кусками. Вскоре масло в казане раскалились. Можно было забрасывать мясо. Обжарив его до золотистой корочки, посолив и поперчив по своему вкусу, я решил добавить в свое кулинарное варево пару столовых ложек сухого красного столового вина и забросил поверх мяса лук, а поверх лука – морковь, засыпав все это рисом и залив водой, воткнув головку чеснока и убрав огонь до минимума, оставил томиться блюдо под крышкой с отверстием для выхода пара. В итоге два часа моих трудов окупились с лихвой. Я наелся досыта и стал отходить ко сну.