Галактический человек. Фантастический роман

Глава 2

Кто ненавидит мир?

Те, кто растерзал истину.

Аврелий Августин

Четвёртая тетрадь… Теперь у меня не оставалось никаких сомнений: именно в ней было всё дело. Четвёртая, но не последняя. И если говорить об учениях, то учение о гелекси, как итог, никак не могло быть посередине – его следовало искать в самом конце.

Вот эту прореху я и собирался восстановить. Занятие со всех точек зрения бессмысленное: как я мог состязаться с Пророком? Но был ли у меня какой-нибудь другой выход? Если промежуточные тетради уничтожены или им ещё только предстоит уйти в небытие, можно ли смириться с подобным фактом? Я, во всяком случае, не мог.

Вот это я и определил своей работой. Какой же, исходя из неё, должна была сложиться теперь моя жизнь?

Клерки вправе были наказать меня за строптивость, в любой момент прихлопнуть и растереть, как зазевавшуюся муху. Как я уже сказал, мне не оставалось ничего другого, как только надеяться на их любопытство. Точнее, на любопытство тех, кто стоял за ними. Кто знает, быть может, тем слоганом «Гелекси не умирают…», паролем и в особенности рассуждением о «второй оболочке» как о начальной и конечной цели я и спас в день нашей знаменательной встречи свою жизнь?

Враги… О врагах поподробнее. Вряд ли промежуточные тетради были у них в руках, но знать их содержание было им крайне необходимо. Так что их я пока тоже мог не опасаться. Как говорится, Господи, убереги меня от друзей, а от врагов своих я уж сам себя как-нибудь уберегу.

Сказано: «Знай: из учителей твоих только Бог и Пророки навсегда, все остальные – учителя на время» (Курсивом здесь и далее по всему тексту романа выделены цитаты из откровения Ведомого Влекущего «Книга Вечной Жизни» – Прим. ред.)

«Но если Бог так далеко, как определил его Ведомый Влекущий, – начал я свои рассуждения, – то кто вместо него важнее всех остальных здесь, рядом?»

«Посредник, пророк».

«Однако пророков много, как же не затеряться среди них?»

«Значит, бывают пророки и Пророки».

«Не было никогда Сына Божия, и никогда не приходил Он к людям. Как может целое прийти к своей части? Только откровением из уст Пророка».

Но где же здесь Мессия? И как определиться с извечным спором: был ли Он уже на Земле или Его приход только грядёт?

«Как происходит процесс явления личности, которая переворачивает собой историю?

Накапливаются какие-то знания, которые необходимо слить воедино и представить людям то, мимо чего они раньше равнодушно проходили, в таком виде, чтобы они теперь от этого глаз не могли отвести?

Люди должны сами созреть для подобных знаний?

Происходит вмешательство неких высших сил?

Наступает поворотный момент в истории человечества, неотвратимо несущегося к своей гибели и, как результат, – спасение?

Невозможно объяснить.

Но приходит Он и меняет в корне жизнь миллионов, а порой и миллиардов людей. И даже не просто людей, но и народов, поколений, цивилизаций, человечества.

Таких людей мало назвать пророками, они – Мессии. Ибо пророков было великое множество, но Мессий было только пятеро.

Он Шестой?

Он пришёл? Столь долгожданный, желанный, пробился сквозь толщу веков?

Многие с удовольствием отринули бы факт его явления, если бы не его мысли. Но мысли эти от Бога, нельзя не признать их величия.

С тех пор, как Он заронил их во мне, я на всё смотрю Его глазами, Его мыслями думаю.

Для меня нет никаких сомнений: Он – Шестой».

Арсентий Сириус «Слово Пророка».

Так родилась у меня книга, которую я назвал: «Слово Пророка».

И уже с первой страницы я понял: Бог подарил мне новую, вторую жизнь. Перебирая в памяти то, первое, прежнее своё существование, я не нашёл никаких причин для недовольства им. Да, мне было нелегко, по сути я пожертвовал собой, всё своё время, энергию посвятив своей семье. И я был счастлив, очень счастлив. Несомненно, так и прожил бы счастливо весь отпущенный мне Богом век, если бы не эта случайность. Но было и другое: я изжил себя в той, первой жизни, достиг потолка, мог двигаться в ней дальше только по инерции. Наверное, я заслуживал большего, и это большее я теперь получил.

Осознав это, я понял, насколько я был неблагодарен. Такое мне не могло ни присниться, ни вообразиться в самых смелых мечтах: полное решение всех моих материальных проблем и возможность заниматься без помех и ограничений любимым делом. Боже, я и не подозревал о том, насколько оно мною любимо.

Глава 3

Не было ни гроша, да вдруг алтын. Вторая жизнь, глубочайшие перемены в моей личности, жизни и эта неожиданная встреча.

Я отправился «кутить» в тот вечер и всё время посмеивался над собой: вот я работал как вол целый год и заработал кучу денег. Как же мне было себя хоть чуть-чуть не вознаградить?

Её звали Лиля. Загадочная Лилит? Двуликая Лилианна: её можно было называть как Лилей, так и Аней. Наутро я пытался осознать то невероятное чувство эйфории, которое испытал накануне.

Обыкновенная женщина из России, приехала с группой туристов посмотреть легендарный Париж. Тоже была взволнована, своя эйфория. Небогата, но наскребла денег.

– Вы так хорошо говорите по-русски!

Наверное, надо было притвориться, коверкать иногда слова, неправильно ставить ударения, переспрашивать, уточнять, что значит это, то выражение, фразеологический оборот. Но целый год…

Целый год я прожил анахоретом. Одичал, забыл родной язык, что такое женщина, какое-то общение. Работа над книгой, «Книгой Вечной Жизни», далась мне нелегко, я был поражён, сколько новой литературы по богословию появилось в последнее время, да и «железный занавес» в своё время сильно ограничивал мои возможности на этом направлении. Приходилось навёрстывать упущенное, а чаще даже – осмысливать то, что вообще не имело аналогов.

Ну а ещё, конечно, боязнь разоблачения. Меньше всего на свете мне хотелось привлекать к себе внимание. А тут меня прорвало.

Быть может, со стороны это очень походило на диалог слепого с глухим: каждый слушал себя, да и вообще не слушал – важным было выговориться. Как видно, в группе интересы были достаточно приземлёнными и Лиля (Аня) тоже оказалась в своеобразной изоляции.

Иногда я спохватывался и начинал маскироваться. Рассказывал Лиле о Канаде, Монреале, Торонто, о нашем весьма своеобразном климате, о своих якобы русских корнях – мифическом «дедушке», нашедшем своё счастье так далеко от родины. Потом я вновь забывался и сыпал примочками, аллюзиями, которые никак не вязались с моим утверждением, что я никогда не бывал в России.

Мы, не знаю с какой стати, вдруг заговорили о кабаре «Мулен Руж», было интересно, существует ли оно до сих пор? Решили разрешить наш спор у портье.

– Конечно, конечно, незабываемое зрелище! Но знаете, там так дорого! Просто непомерные цены, если учесть, что это всё-таки немного вчерашний день. Я мог бы вам порекомендовать много заведений подобного рода гораздо интереснее, но дешевле. «Лидо», например.

Мы с Лилианной молча переглянулись. Какой недотёпа! «Лидо», например»… Кому в России известно это слово? Можно ли им поразить наповал родных, друзей, близких, товарищей по работе, рассказывая им о достопримечательностях Парижа? Вот «Мулен Руж» – это наверняка! Для россиянина это название, как сейчас, так и во времена социализма, было ничуть не менее красноречивым и захватывающим, чем Эйфелева башня.

Воображение наше заработало в одном направлении, на полную мощность. Ла Гулю, Валентин Бескостный, Тулуз-Лотрек, что-то рисующий за своим персональным столиком. Натуралистическая кадриль – «Френч Канкан». А то, что дорого… Не было проблем. С моими-то деньгами!

Чтобы не обижать портье, мы попросили его вызвать для нас такси. И не пожалели об этом. Уже через пару минут он, лукаво улыбаясь, спросил, зажимая микрофон у телефонной трубки:

– Что вы предпочитаете? Ужин и спектакль или просто спектакль?

– Конечно, и то и другое, – незамедлительно отозвался я.

– Ну а меню? – спросил портье, обращаясь уже не ко мне, а к даме: – «Френч-Канкан», «Тулуз-Лотрек»? Мой приятель рекомендует «Бэль эпок».

– Что ж, последуем совету вашего приятеля, – радостно улыбнулась Лиля.

Мне стало неловко. Недотёпа-парижанин, тем более портье… Такое могли вообразить себе только действительно недотёпы – россияне. Ну а честнее было бы сказать так в единственном числе. Мне как-то и в голову не пришло, что могут быть поистине неразрешимые проблемы с билетами. И я постарался хоть как-то восполнить свою несообразительность щедрейшими чаевыми.

Ужин и спектакль или просто спектакль… Конечно, было куда большим наслаждением восхищаться потрясающим зрелищем, переваривая жаркое из ягнёнка «Провансаль».

Ревю «Феерия»… Да, представление было действительно волшебным. Необыкновенные костюмы – блёстки, перья, стразы; красивейшие девушки, собранные со всей планеты, – «Дорис Гёрлз».

«Любовь – это праздники жизни, а жизнь – это праздник любви» – не помню, откуда это, но праздник и в самом деле был незабываем.

Когда мы возвращались в отель, я поделился с Лилит своей мечтой: попутешествовать по «святым местам». Да, да, согласилась она со мной, это было бы невероятно здорово: увидеть Иерусалим, Стену плача.

Я так и не заснул в ту ночь. Наутро они уезжали. Мне удалось перехватить Лилю уже в фойе.

– Я забыл спросить: вы замужем?

– Нет, – покачала головой она. – Разведена. Две дочери. Они здесь, со мной.

И рассмеялась моему изумлению.

– Да, да, мы долго спорили на семейном совете. Небольшое наследство от моей бабушки: «домик в деревне». Но в зелёной зоне, не очень далеко от Москвы. В конце концов решили не менять ничего в своей жизни, просто позволить себе что-то невообразимое. С трудом, но хватило. Вы не одобряете столь безрассудный поступок?

– Ну почему же? – пожал я плечами. – Но я, в свою очередь, хочу предложить вам нечто ещё более безрассудное. «Иерусалим. Стена плача». Не согласились бы вы отправиться со мной в такую поездку?

– Как-нибудь в другой раз. Быть может, не в этой жизни. В этой нам точно больше уже так не подфартит.

– Вы не поняли, у меня есть деньги, – заволновался я. – Так получилось, что после смерти жены я остался совсем один на белом свете. В этой жизни. Дети взрослые, им не до меня. Так что мне ничего не нужно от вас, просто такое путешествие было бы для меня в чьём-то обществе гораздо приятнее и интереснее. Бог послал вас. Бог так решил, не я.

Она посерьёзнела, поколебалась какое-то время.

– Вам сложно будет продлить отпуск? – удручённо спросил я.

– Нет, это как раз самое лёгкое. Позвоню, договорюсь. Начальница – моя подруга. Я не такой уж важный работник, чтобы настолько быстро почувствовалось моё отсутствие.

Лилианна подумала ещё немного, затем вздохнула.

– Хорошо, через три дня наша поездка заканчивается. Я поговорю с девчонками, решу все остальные вопросы. Если вы не передумаете к тому времени, как нам пересечься? Кстати, я совсем не подумала: а как же виза?

– Я всё утрясу. У вас есть смартфон?

– Да, разумеется.

– Прекрасно. Я вам позвоню.

– Ладно, – она замялась. – Но если вы вдруг передумаете…

– Я не передумаю, – прервал я её.

Глава 4

Оставшись один, я попытался понять причины своего столь рискованного поступка, однако, поразмыслив хорошенько, не нашёл в нём ничего безрассудного.

Волшебный ключик, полученный мною в банке «Сосьете Женераль», внёс в мою жизнь много перемен. У меня теперь появилась возможность повидать мир. Раньше с теми деньгами, которые у меня были, об этом не могло быть и речи. Движим я был здесь в первую очередь не любопытством, а необходимостью посетить места, связанные с зарождением и расцветом мировых религий, я хотел посмотреть на них собственными глазами. Кроме того, путешествуя, проще было затеряться, а это обстоятельство тоже было для меня немаловажно.

То есть Лилит поистине оказалась для меня подарком судьбы. Ничтожность дополнительных затрат, которые у меня появлялись, не шла ни в какое сравнение с тем, что я получал взамен. Мне надоело моё безмолвие, хотелось с в предстоявшем путешествии с кем-нибудь делиться своими впечатлениями, наблюдениями, получить неограниченную возможность поговорить о России, поговорить по-русски. Меньше всего я думал о Лилианне как о женщине, и не оттого, что она была на голову выше меня ростом и никак не смахивала на красавиц: просто то, о чём я говорил вначале, было для меня не в пример важнее.

Оставшись один, я тут же включился в работу, но не в ту, которой занимался целый год, а в куда более приятную: обложился справочниками, туристическими проспектами, биографиями Пророков, богословскими книгами, священными текстами и принялся вычерчивать интересовавший меня маршрут. Потом я понял, что если попытаюсь охватить весь круг своих интересов, мне не хватит и года, в то время как необходимо было уложиться максимум в месяц, и принялся тщательно ужимать тот вариант, который поначалу был мной очерчен.

Три дня пролетели незаметно. Лилианна не подвела меня, хотя времени, поговорить у нас было в обрез. Мы беседовали уже в аэропорту.

– К сожалению, я вынуждена отказаться от вашего предложения, – вздохнула Лилит. – Моя старшая дочь поступает в этом году в институт, и хотя до сего знаменательного события ещё почти полгода, к нему нужно очень тщательно готовиться. Если я уеду в столь ответственный момент, девчонки меня просто не поймут. Это не отговорки. У меня нет никакого комплекса, что вы оплачиваете мою поездку, я считаю это лишь продолжением того чуда, которое уже произошло со мной. Я долго анализировала вашу личность (было достаточно времени) и пришла к выводу, что, как бы это вам сказать поделикатнее: вы не совсем тот человек, за которого себя выдаёте, но, признаюсь откровенно, мне это тоже всё равно, совершенно не пугает меня. Я почему-то уверена, что вы никогда не причините мне зла, и этого мне вполне достаточно.

Я молчал, разочарованный, хотя она была во всём права. Просто я смотрел на свою мечту, разлетевшуюся вдребезги, как упавший хрустальный шар, и даже осколки её были необычайно красивы.

Лилит оглянулась на двух девчушек, стоявших в стороне, очень похожих на неё. Видно, пора было поторапливаться. Одна из девчонок (младшая) показала большой палец и даже сделала жест другой рукой, будто присыпает его чем-то, старшая же, наоборот, многозначительно постучала себя по лбу кулаком.

– Мне надо спешить, – сказала, повернувшись ко мне, Лилианна. – Но я не договорила. Отпуск у меня ещё впереди, я потратила лишь отгулы. Так что, как только я освобожусь, тут же вам позвоню. И обязательно приеду, если у вас к тому времени ещё сохранится желание видеть меня.

Я хотел было возразить, но она предупредила меня, подняв вверх палец.

– Можете не говорить, я понимаю, что к тому времени вы уже используете свой отпуск и вернётесь к своей работе. Но я вполне могла бы обойтись без всяких поездок, просто побыть вместе с вами, немного скрасить вашу жизнь. Я вам совершенно не помешаю. Не беспокойтесь за меня, я ничего не прогадаю: увидеть изнутри то, что я прежде видела лишь снаружи… Уверена, впечатлений будет столько, что мне их все не переварить.

Я кивнул, тщательно маскируя своё разочарование.

– Да, конечно, меня это вполне устроит.

Даже проверил, сохранился ли в памяти её мобильного телефона мой номер.

Глава 5

Хрустальный шар – наверное, это прозвучало слишком вычурно, но трудно было выразить по-другому и красоту нашей встречи, и моё разочарование. Однако жизнь продолжалась, может быть это было к лучшему: идея поездки как паломничества, «путешествия по святым местам» разваливалась на глазах, едва я принимался что-то выстраивать на её основе. Непрекращающиеся теракты, волнения, столкновения, сплошь и рядом перераставшие в военные конфликты, плодили уйму совершенно ненужных проблем. А жаль, ведь речь шла не об отдыхе, а о работе, мне многое необходимо было узнать, уточнить, проверить и перепроверить.

Часть третья

Глава 1

Работа над «Книгой», как я уже говорил, поначалу давалась мне очень нелегко, однако к концу года я уже неплохо ориентировался в её постулатах. А решение следовать своим путём совершенно меня переменило. Я вдруг почувствовал, как у меня выросли крылья. И уверенность мою в себе, своей уникальности, уже ничем нельзя было поколебать. Вопросы буквально переполняли меня, но и открытия, откровения следовали одно за другим.

Несомненно, исключительно благодаря силе инерции, в запальчивости, так легко вскарабкавшись на вершину с «Книгой Вечной Жизни», я и написал первую главу «Слова Пророка». Затем работа застопорилась. До тех пор, пока я не нашёл формулу, ставшую для меня потом на долгое время путеводной звездой: «Стань ведомым и станешь влекущим».

Мне так и не удалось разгадать, что имел в виду Пророк, выбирая для себя такой псевдоним, но я в нём обнаружил ключ ко многим своим открытиям.

Ведом своей целью. Выбери цель, неустанно следуй ей, и в конце концов она сама приведёт тебя к себе.

Примерно так я рассуждал раньше, исходя из откровения: «Цель осознанная обладает способностью приближать к себе, сокращать время», но здесь мне открылся совсем иной путь, и даже одновременно два в одном: ведомый Богом и ведомый Пророком.

Я сознавал, что у меня есть заказчик, что моя работа хорошо оплачивается и что я обязательно должен её выполнить… Но в чём же она заключалась теперь, моя работа?

Стать влекущим – ведомым я уже стал.

Что влекло меня самого? Я вдруг понял, что у меня нет ни малейшего желания предпринимать какие-либо паломничества. Тогда самым большим моим желанием было, как это ни покажется странным, поклониться Смерти – главной загадке человеческого бытия.

«„Бог есть любовь“», – сказал Иисус, но мы ничего не поймём в этом откровении, если не переведём его из категории Морали в категорию Нравственности. Сознание тем главным образом и отличается от Жизни, что оно воплощается в реалии не инстинктом, не рассудком и даже не страстями, а в первую очередь чувством, главнейшим из которых является Любовь. Уберите это чувство из жизни человека, и он умрёт, потому что ему не для чего станет жить. Чувством, следующим за Любовью по значимости, является Страх как угроза потерять то, что ты любишь. Главнейшая ценность, которая есть у нас, – наша жизнь, и, значит, главный страх наш – перед смертью.

Этот страх терзает нас от самого рождения, он и животный, и моральный, но в первую очередь нравственный.

Невозможно найти человека, который никогда не задумывался бы о смерти, но всякий раз перед этой тайной сознание наше отступает, из тайны превращая его в табу. Мы утешаемся иллюзиями или откровенным обманом».

Арсентий Сириус «Слово Пророка».

Ни одна религия не делает нас в этом вопросе свободными, но ни одна из них и не ставит перед собой такой задачи, поскольку прав был Аврелий Августин, восклицая: «Церковь должна заботиться не о том, чтобы сделать рабов свободными, но чтобы сделать их добрыми». Вот почему я и не нашёл себя ни в одном из существующих в мире вероисповеданий.

«И всё-таки мы смертны…» Смерть, смерть, смерть… Как же она всё-таки несправедлива!

«Но почему же мы так легко миримся с этим?»

Сколько раз я вопрошал древних в попытках найти ответ на этот вопрос!

«Соединилось и разъединилось, и вновь ушло, откуда пришло: в землю -земля, дыхание – в небо. Что тут страшного? Ничего!» (Эпихарм).

«Это боги устроили так, что всякий может отнять у нас жизнь, но никто не в состоянии избавить нас от смерти» (Сенека).

«Что тут страшного?» Но если нет страха, значит… не было и любви?

«Я не хочу умирать!» – сколько людей твердили до меня эту фразу, но безнадёжно. Сколько веков! Прежде чем пришёл человек, который рассказал нам о Вечной Жизни, провозгласив: «Право на бессмертие – неотъемлемое право каждой души, каждой цивилизации, более того – это единственная по-настоящему великая их цель. И не беда, что понадобятся для этого труды многих поколений».

«Самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти ещё нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет» (Эпикур).

«Смерть для человека – ничто, так как, когда мы существуем, смерть ещё не присутствует, а когда присутствует, тогда мы не существуем» (Эпикур).

Ах, как, оказывается, просто попытаться спрятаться за игрой слов от «старухи с косой».

«Жизнь подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные – торговать, а самые счастливые – смотреть» (Пифагор).

«Смерть не есть зло. Ты спросишь, что она такое? Единственное, в чём весь род людской равноправен» (Сенека).

«Казалось бы, быть равными в смерти – разве этого мало?» Да, действительно, смерть – великий уравнитель. Богатых не спасает их богатство, негодяев – их цинизм. Но в этой «справедливости» я почему-то мало нахожу для себя утешения.

«А что такое люди? Смертные боги» (Гераклит).

Нет, люди не боги. Человек смертен, но это совершенно не мешает ему продлить свою жизнь настолько, насколько ему захочется.

«Бессмертные – смертны, смертные – бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают» (Гераклит).

Это, пожалуй, самое загадочное и вместе с тем самое достоверное, что я нашёл о смерти у древних. Этот путь, путь Вечной Жизни, Главный Путь, как определил его Ведомый Влекущий, так устроен, что человек один, идя по нему, не может достичь ничего. («Вечная жизнь – это не состояние, это Главный Путь, он лежит прежде всего через осознание человеком своего величия»).

И в то же время:

«Мы не войдём в Вечную Жизнь стадом. Каждый человек сам вправе решать: жить ему или умереть.

Вечная Жизнь невозможна для всех, она лишь для избранных. Тех, кто избрал себя для Неё и упорно Ей следует».