– В общем, завод, где работает мамаша твоей девки, закрывают, это так, в качестве бонуса. Всё, бывай, – отключается, а я думаю, что этот факт ставит последнюю точку в моем плане.

Притащить Хрустальную к себе задача непростая, но, так как она сама предложила «исправить» свою ошибку, жить ей сейчас негде, ещё и с финансами в семье проблемы, всё складывается замечательно.

Я правда не собирался так действовать, лишь подождать, когда она поймёт, что находится в глубокой жопе. Скрывать свою причастность и не думал, наоборот, пусть знает, что это моих рук дело, и, собственно, решить вопрос могу тоже только я. А когда получил бы, что хотел, опустил бы с миром. Однако… больше не вставляет этот план, в частности, после инфы от Толя.

Не по-пацански я поступаю, ведь понял давно, что Хрустальная из другого теста, а тут оказывается, её ещё и изнасиловали. Понятно, что она будет шарахаться от парней, как заяц от хищников. А я что? Меня повело как мальца, и сам чуть не сделал то же самое.

Пиздец, сам себе бы в рожу дал. Ну да хрен со всем этим, буду играть по другим правилам и в итоге всё равно получу её.

Изнасиловали! Ебануться, как кроет от этого факта. От злости руки дрожат, а перед глазами красная пелена ярости. Я же этого урода порешаю. На куски порежу и голову его законсервирую, чтобы каждый день в ебло ему плевать.

Трель телефона отвлекает от мыслей, отрезвляет, и я только сейчас замечаю, что давлю педаль газа и топлю под двести. Сука! Ничего ведь не смогу сделать, если вылечу сейчас с трассы. Надо успокоиться.

– Слушаю, – отвечаю на звонок и сбавляю скорость.

– Где тебя носит, чёрт возьми? Кто вопросы решать будет? – Макс недоволен.

– А ты нам зачем, если без меня ничего решить не можешь? – срываюсь на друга.

А нехрен звонить мне, когда я готов убивать с особой жестокостью.

– Хуи пинать, – выплёвывает. – Ты отлично знаешь, что последнее слово всегда за тобой.

– Пришло время взвалить это на тебя, – бросаю, не колеблясь.

Да, у Макса периодически ветер в голове, поэтому в нашей паре пришлось мне ответственность на себя взять, но за все годы я убедился, что он умеет разделять работу и отдых, так что, уверен, он справится и без меня.

– Это шутка такая? – друг сам не верит.

– Никаких шуток, – серьёзным тоном отвечаю. – Ринг и гонки с сегодняшнего дня на тебе целиком и полностью.

– А ты чем заниматься будешь? – задаёт тупейший вопрос.

– Макс, ты хряпнул уже? – устало спрашиваю, но не дожидаюсь ответа. – Помимо этого у нас до хрена точек дохода.

– У тебя башка потекла от этой девки, – вздыхает. – Ладно, хрен с тобой. Раз всё на мне, ты не лезешь и учить меня не будешь, если я сам совета не спрошу.

– Без базара, – соглашаюсь и на этом отключаюсь, как раз когда заезжаю за железные ворота.

Киваю охране на территории и, перед тем как выйти из тачки, набираю сообщение Хрустальной.

«Через два часа сообщишь место твоего нахождения, я тебя заберу, исправлять ошибки будешь. Но тебе, Хрустальная, нужно хорошенько подумать. Откажешься, и я палец о палец не ударю. Трогать не буду.»

Отправляю и покидаю салон авто. Обогнув машину, забираю из багажника брошенный туда ещё у общаги подарок и направляюсь к дому.

– Явился, – кидает с предъявой отец, едва я оказываюсь в холле.

– Не к тебе, – выплёвываю, и не посмотрев в его сторону.

– Давид, – хватает за локоть, когда я собираюсь пройти мимо. – Пошли в кабинет, у Дамиры чтение сейчас.

– Бедный ребёнок, – мотаю головой, но с ним иду.

– Садись, – указывает на кожаное кресло возле рабочего стола, и я плюхаюсь в него. – Как прошла поездка? – спрашивает, заняв место по другую сторону.

– Жив, к твоему сожалению, – не удерживаюсь от колкости.

– Не начинай, – цедит сквозь зубы. – Я никогда не желал тебе ничего плохого…

– Поэтому мать на аборт отправил, – киваю и в глаза его смотрю.

Такие же, как мои. Вообще, после знакомства с ним я понял, что вылитый он, прямо ксерокопия. Наверное, именно из-за этого мать смотрела на меня и плакала, я ей его напоминал.

– Времена такие были…

– Я эту хрень уже слышал, давай к теме, – перебиваю, не имея ни малейшего желания слушать о том, как он несколько месяцев трахал официантку, и та залетела.

– Мне сообщили, что ты летал на юг Италии, что у тебя там за дела? – спрашивает, взглядом сканирует, ищет ответ в моих глазах, на что я только хмыкаю.

– Тебе-то какое дело? У меня бизнес, и я…

– Ты молод и глуп, – повышает тон. – Ты хоть понимаешь, какие там люди? Знаешь, каким боком твои аферы могут выйти?

– Не лезь в мои дела, – цежу сквозь зубы, подавшись вперёд. – Я этим занимаюсь с шестнадцати лет и знаю, что делаю, – встаю на ноги, собираясь уйти.

– Мне донесли, что тебя заметили, – прилетает в спину.

– Я знаю, – бросаю через плечо и покидаю кабинет. – Мира-а-а, – зову единственного человека в этом доме, на которого мне не наплевать.

– Давид! – раздаётся сверху, потом топот ножек, и вот сестра уже летит по лестнице в мои объятия.

Отставляю подарок на пол и развожу руки, чтобы поймать девочку. Поднять её и кружить в воздухе, как в детстве, пока она заливисто смеётся.

– Тебя так долго не было, – надувает свои пухлые губы.

– Дела, смородинка, – виновато смотрю на неё и подхватываю подарок. – Это тебе, – протягиваю коробку и смотрю в радостные огромные чёрные глаза.

Не знаю, откуда взялась эта любовь к ней, ведь к отцу и её проститутке-матери я не испытываю даже простого уважения, не говоря уже о большем. Но родителей не выбирают, как говорится. Не повезло Дамире родиться в семье, где папа сутенёр, а мама шлюха. Зато с братом подфартило, и, если бы не она, я давно бы свалил отсюда и носа не показывал.

– Здравствуй, Давид, – а вот и мамаша.

– Ага, – киваю и иду с малой в гостиную, вместе подарок распаковывать.

– Как твои дела? – Мила последовала за нами и теперь сидит на диване, как надзиратель.

– Работаю в поте лица, меня ведь не подобрал с трассы богатый дядя, – яд сочится сам собой, и меня не трогает то, как она морщится от обиды.

– Думай, что говоришь, – бросает, на дочь косится и, встав, уходит, наверняка, чтобы не нарываться.

Ну не могу я, как она, строить из себя долбаного ангела с милым голоском. Ненавижу её и отца, который выкинул мою мать, а спустя двадцать лет женился на проститутке из своего борделя. Мерзость.

13.2

Грозный

Желания сидеть за столом с тем, кто выкинул меня ещё в материнской утробе, и его шлюхой нет, но ради Дамиры, я периодически терплю эти полчаса. Не знаю, как эта семилетняя девочка меня в себя влюбила, но притянула к себе с первого взгляда, когда была пятидесятисантиметровой, и всё, что могла, – это орать, есть и наполнять штаны.

Возможно, всё тянется из детства, и сказывается то, что я всегда мечтал о брате или сестре, но мать даже при желании не могла себе позволить ещё одного ребёнка. Она меня едва тянула, работая в том чёртовом подвале, который зимой не отапливался, что, собственно, и свело её в могилу.

Ужин прошёл, как и всегда, – в напряжении. Я ковырялся в тарелке, так и не съев ничего, из-за чего Мила заметно скисла, улучшая мне настроение. Подонок я, да, не скрываю ведь этого, как и свою неприязнь к ней. Отец только зубы сжимает, но молчит, знает, что нет смысла меня учить, как с его женой себя вести. Насрать мне на неё и её стряпню, собственно, как и на отца.

– Когда приедешь? – уже у выхода спрашивает Дамира.

– Как только время появится, сразу к тебе, – отвечаю, подняв её на руки.

Красотка такая уже в свои семь. От природы кучерявые чёрные волосы, глаза зелёные, губки пухлые и смуглая кожа. Наша порода, это заметно невооружённым взглядом. Даже, помнится, повёл её однажды в парк аттракционов, и тётка одна сказала, что у меня очень красивая дочь, настолько она на меня похожа. Лет десять ещё, и буду лопатой ухажёров отгонять от неё, чтобы к ней не липли такие уроды, как я, будем откровенны.

– Будь осторожен, не лезь куда не надо, – напутствует папаша, выйдя меня провожать после того, как я попрощался с сестрой.

– Внезапно стало не насрать на меня? – наигранно бровь выгибаю.

– Не начинай, – цедит сквозь зубы.

– Я ещё не закончил, – открываю дверь тачки и занимаю водительское место. – Бывай, – бросаю и, заведя мотор, покидаю территорию дома.

Уже на выезде из посёлка проверяю телефон и удивляюсь, не находя ни одного сообщения от Хрустальной. Два часа давно прошли, было велено сообщить мне место нахождения, где ответ, вашу маму?

«Место», – лишь это отправляю, не дура, поймёт.

«В тюрьме», – ответ приходит мгновенно, и, прочитав, я резко даю по тормозам, встав на середине дороги.

Что за херня?

Набираю номер и слушаю долгие гудки. Внутри какое-то странное ощущение, похожее на… тревогу.

– Алло, – ленивый голос по ту сторону линии на удивление не злит, а успокаивает.

Если бы находилась в тюрьме, была бы напугана, а голос ровный. Кто в тюрьме с телефоном сидит, Дав? Чем ты думаешь?

– Объяснись, – бросаю, сжав руль до скрипа.

Шутница, блядь.

– Место. Твоё место в тюрьме, – отвечает и что-то грызёт, судя по звукам.

– Молодец, Хрустальная, растёшь, – проговариваю и ловлю своё довольное и улыбающееся ебло в зеркале заднего вида. – Где ты?

– Не твоё дело, – произносит уверенно, но дрожащий голос предаёт её.

– Ошибаешься, ты – моё дело, целиком и полностью, хрустальная девочка, – скалюсь, предвкушая сегодняшний вечер.

– Пошёл к чёрту, Грозный! – выплёвывает, открывая свои истинные чувства.

Так лучше, а то строит из себя ледяную. Я обожаю её вспышки ярости и выплески эмоций, это как мёд для медведя.

– Значит, смотри, как у тебя обстоят дела, – начинаю то, что собирался сказать ей в лицо, но она удивила, думал, сама встречи искать будет.

В принципе, я могу набрать Толя, он пробьёт по номеру телефона, и я быстро её найду. Нахрен лишать себя удовольствия наслаждаться всей палитрой эмоций на её лице, когда я озвучу её ближайшее будущее.

– Я не собираюсь тебя слушать, – выпаливает и отключается.

Ну хорошо, дам тебе время выдохнуть.

Звоню Толю, и, пока идут гудки, меня отвлекает сигнал с улицы. Повернувшись, замечаю тормознувшую рядом со мной спортивную тачку и опускаю окно.

– Вы дорогу перекрыли, будьте добры отъехать. Хотя бы к обочине, – пищит рыженькая милфа из своего красного Феррари.

– Отсосать хочешь? – смотрю на неё предельно серьёзно.

– Не обнаружил в себе ещё таких наклонностей, – раздаётся насмешливо в динамике телефона.

– Подожди, – говорю Толю, и тот только тихо ржёт.

– Что? – краснеет рыжая, почти сливаясь с отполированным металлом автомобиля. – Да как вы… что вы…

– Свали, или я засуну хрен тебе в рот прямо сейчас, – бросаю, но женщина явно не вдупляет.

Открываю дверь, показывая, что я не шучу, и выхожу из тачки. Я даже не против, нужно как-то разрядиться перед вечером с Хрустальной. Но едва делаю шаг, милфа срывается с места, вызывая смех.

– Обломали тебя. Эх, Грозный, теряешь хватку, – цокает языком Толь.

– Заткнись и найди Хрустальную, – говорю, возвращаясь в машину. – Быстро! – отключаюсь и закуриваю.

Минут через пять Толь скидывает геолокацию, и, выбросив окурок в окно, трогаюсь с места. Тебе не сбежать от меня, хрустальная девочка.

Глава 14 Выбор без выбора

Если и выбирать, то меньшее из зол. Вот такой вот выбор… без выбора.

Аля

Словно находясь в каком-то кино про подростков, сижу на подоконнике, обняв колени, и смотрю на пейзаж за окном – обшарпанная стена, грязный снег со следами мочи, мусорные контейнеры и бегающие крысы.

В деканате разрушили все мои планы – виновата по всем статьям, и дело пересмотру не подлежит. Мои слова уже не восприняли всерьёз, приговор вынесен задним числом, и мои оправдания сильно опоздали.

Как сказал Виктор Михайлович, против меня выступило два человека, и, естественно, на весах выигрывают они, а не я. Ирина и Тамара Васильевна в один голос подтвердили, что я имею непосредственное отношение к досугу соседки по комнате. Ирина не стала отрицать своей вины, но утянула и меня на дно, а Тамара Васильевна подтвердила. И она была права, потому что, цитирую: «Тамара Васильевна работает у нас пятнадцать лет, со дня открытия общежития, у нас не может возникнуть сомнений.»

Конечно, после этого я позабыла о своём же обещании не подставлять старушку и высказала декану всё. Что ей заплатили, чтобы она меня оклеветала, что она брала взятки от Ирины за молчание, но всё без толку.

– Не усложняйте ситуацию, студентка Ефимова, – устало вздохнул мужчина. – Вы нарушили правила общежития и были на грани того, чтобы опозорить престижное учебное учреждение. Скажите спасибо, что лишились только комнаты, а не бюджетного места в нашем вузе, или вообще не отчислены, – закрыл мне рот моментально.

Мне нечего было сказать, я только кивнула, не в силах выдавить из себя слов благодарности. Проиграла, слушать и разбираться никто не станет, а если буду настаивать, и правда могу лишиться своего тёплого места на скамейке студентов. Испытывать судьбу не могу, родители не переживут ещё и это сейчас.

Решила, что ничего страшного, найду себе комнатушку подешевле для начала, а там посмотрим. Работу нормальную подыщу и поменяю на что-нибудь получше. Могла, конечно, обратиться к своим подругам, но Таша живёт с родителями, и сейчас она в горах с Артёмом. А Ева… уже в городе, но у неё новый проект, и, по всей вероятности, свободное время она проводит с Демьяном. И скоро к ней сестра переедет, куда ещё и меня впихнуть… В общем, в любом случае мне искать квартиру.

Квартиру, загнула-то как. На те деньги, что у меня есть, мне хватило на кровать в убогом хостеле, где тараканы чувствуют себя хозяевами. Нормальная комната, даже у какой-нибудь бабульки, стоит недёшево, и плюс надо оплатить на месяц вперёд, потому что всем нужны гарантии. А так как работу я ещё не нашла, и те средства, которые у меня имеются, нужно растянуть на долго, я остановилась на самом дешёвом – хостеле.

Контингент здесь такой, что и в страшном сне не приснится, алкаши одни. Я здесь второй день, и работники со стройки в двух кварталах отсюда по вечерам устраивают пьянки до полуночи. Не знаю, как они ещё работают после такого, из-за таких вот потом по интернету гуляют мемы с неудачными ремонтами.

В общем, грязно, шумно, вонь стоит такая, что невозможно дышать. В комнате, где я снимаю место, есть три таких работника, и утром две девушки поселились, которые здесь проездом. Удивило, что они с удовольствием согласились «составить компанию» этим алкоголикам. А потом я полночи слушала стоны из соседней комнаты, где живет остальная часть бригады.

Прошлой ночью глаз не сомкнула, всё боялась, что им мало будет двух девушек, и они придут за мной. Ведь «предложили» расслабиться и выпить с ними, но, так как были ещё не до конца пьяными, спокойно приняли мой отказ. С натяжкой и после трёх моих отрицательных ответов, но приняли. Стены тонкие, не слышать их громкий мерзкий смех, было невозможно.

Тогда меня и прорвало, открыв сообщения, в отчаянии написала Грозному, не обвинила его, как несколько СМСок назад, а попросила прощения. Но под утро, когда звуки из соседней комнаты стихли, я провалилась в тревожный сон. Вздрагивала при малейшем шорохе, а проснувшись, отметила, что выгляжу ровно как «мои соседи» – словно всю ночь вливала в себя дешёвую водку.

Принялась искать что-то другое, потому что вот так жить даже временно невозможно. Я готова заплатить больше, пойду работать ночами, одолжу в конце концов, но оставаться здесь не намерена. И нашла недалеко отсюда, цена повыше, но, судя по фотографиям на сайте, место немного приличнее этого. Радостно собралась, оделась и перед выходом полезла в сумку, чтобы проверить документы. В отличие от этого места, там проверяют паспорт.

Не обнаружив документа в сумке, вспомнила, что положила под подушку вместе с бумажником. А достав его и открыв, едва устояла на ногах, грохнувшись на кровать. Денег не было, даже мелочи, всё забрали. Как? Как я могла не почувствовать, что кто-то лезет мне под голову? Я и спала-то всего часа три! И не могу сказать, что крепко. Ну, на час я точно отрубилась без задних ног, наверное, тогда и стащили. Конечно скандал с тучной женщиной, хозяйкой этого места, ничего не дал. Она только потребовала деньги за следующие сутки, слава богу, пара сотен остались по карманам.

И вот, который час сижу на чёртовом подоконнике, лью слёзы, и когда Грозный написал, я послала его к чертям. Он во всём виноват, Ирине незачем было меня подставлять, и Тамаре Васильевне тоже. Все жили как жили и ничего не мешало, все были довольны. А тут, стоило Грозному объявиться в общежитии, и начались проблемы.

От рыданий и мыслей, куда деваться, уже разболелась голова. За окном давно стемнело, соседи опять пьянствуют, девушки выселились ещё в обед. Уверена, они стащили у меня деньги, мужики не могли, иначе украли бы их ещё в первую ночь.

Вздрагиваю, когда за стеной раздаётся грохот, а следом дикий хохот, и в этом шуме я разбираю слова «давай, вперёд», но не успеваю ничего понять, как дверь распахивается, ударившись о стену, и в комнату заходят двое мужиков. Один низкий и толстый, в расстёгнутой рубашке, являющей миру его волосатое пузо. А второй повыше, но крепкий такой, в одних потёртых джинсах.

– Красавица не желает с нами выпить? – заплетающимся языком спрашивает высокий, пока пузатый вытирает рот и осматривает меня с ног до головы.

– Нет, – вжимаюсь в окно, предчувствия беду.

– Ломается, – комментирует низкий и надвигается на меня. – Цену себе набиваешь?

Сердце пускается вскачь, дрожащими руками нащупываю ручку окна, но вспоминаю, что она заколочена гвоздями, единственный выход – это дверь, потому что в форточку я не влезу.

– Девка что надо, лучше вчерашних, – скалится высокий, обнажив жёлтые зубы, так же приближаясь ко мне.

Я знаю, прекрасно помню глаза человека, который собирается насиловать. Очень не к месту вспоминается взгляд Грозного тогда в его квартире. В его глазах были только похоть, желание и возбуждение. А у этих мужиков… как и у Ромы в тот злополучный вечер.

– Я полицию вызвала, – лепечу и тут же вскрикиваю, когда меня хватают за волосы и валят на пол прямо у грязных вонючих ног.

– Зря ты это сказала, – ржёт один из них, не вижу кто. – Но ладно, мы быстро справимся, – слышу звук расстёгиваемой молнии штанов.

Не знаю, стоит ли кричать, кто-то придёт на помощь? Очень сомневаюсь.

– Хватай и пошли, – говорит вроде низкий.

– Не, пусть нас ублажит, потом уведём, – отвечает второй, и, пользуясь их переговорами, начинаю двигаться к выходу, так и стоя на карачках. – Куда, сучка? – хватает за волосы и, потянув обратно, наклоняется и влепляет мне пощёчину с такой силой, что на секунду перед глазами всё расплывается, а в ушах звенит.

На мои крики сбежались их дружки, и теперь в комнате семь грязных, вонючих и пьяных мужиков. Это конец, мне не сбежать, не спастись. Быть изнасилованной подобными особями… вот этого я точно не переживу.

Лучше умереть сразу.

С пеленой слёз на глазах я осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, что может меня уберечь от этой участи. Уроды разговаривают между собой, ржут, а кто-то уже спустил штаны и дрочит себе. Цепляюсь взглядом за стоящую на тумбочке старую вазу с искусственными цветами. Долго не думая, встаю и срываюсь с места к тумбе, успеваю задеть её рукой, и под звон бьющегося стекла меня снова хватают за волосы и со всей силы толкают на пол. Затылок простреливает тупой болью, ощущаю себя на грани потери сознания.

Видимо ждать им надоело, потому что в следующую секунду двое опускаются на пол. Один рвёт тонкий свитер, второй хватается за штаны. Кричу, рыдаю, царапаюсь, моля их остановиться, но им плевать.

Господи, сделай так, чтобы у меня сейчас остановилось сердце.

14.2

Аля

Меня никто не слышит, даже бог, ведь я продолжаю ощущать на голых участках тела чужие противные руки. От мерзости меня тошнит, съеденная несколько часов назад булочка вот-вот выйдет наружу.

– Отпустите, пожалуйста, – молю сквозь рыдания.

Свожу ноги, когда кто-то пытается снять с меня трусики, за что тут же получаю удар по бедру.

– Вот тварь! – ругается противный голос, когда я, махнув руками, царапаю ногтями одного, и он лупит меня по руке так, что на миг она немеет.

– Не надо, – сиплю, продолжая отбиваться, но только силы теряю.

– Ты смотри, какая бойкая, – хмыкает один из них. – Может, свяжем?

– Давай, а то я уже протрезвел, – соглашаются его дружки.

Больно сжав волосы, меня заставляют подняться и сесть на колени. На мне осталось только нижнее белье и носки, дрожу так, что зуб на зуб не попадает, то ли от страха, то ли от холода. Чувствую, как вокруг кистей наматывают ремень, и на меня обрушивается апатия. Силы покидают окончательно, мне не справиться одной против них. Что за судьба такая, быть насилованной?

– Рот открой! – рявкает один из них, подняв моё зарёванное лицо. – Не реви, тебе понравится, – добавляет, и все дружно ржут.

Перед глазами маячит волосатый пах, и сдерживать порыв тошноты не удаётся. Меня рвёт прямо у ног пузатого.

– Сука! – орёт он, и пихает носком ботинка в колено.

Оттаскивают в сторону, подальше от «места происшествия», и силой вливают в рот спиртное прямо из бутылки со словами: «Дезинфекция». Что они об этом вообще знают? Немытые, вонючие уроды.

– Ещё одного примете? – знакомый голос кажется галлюцинацией.

– Ты кто? – звучит недовольный тон.

– Только заселился, – отвечает Грозный, а это точно он. – Слышу, у вас вечеринка в самом разгаре, думаю, дай присоединюсь, – его спокойствие пугает сильнее, чем семь насильников.

– Вечеринка закрытая, – бросает кто-то.

Моргнув и сфокусировав взгляд, смотрю на выход, где к косяку прислонился Грозный и, как ни в чём не бывало, пускает сигаретный дым в потолок.

– Как невежливо, – цокает языком и отлипает от косяка. – Видите ли, товарищи, – громко произносит, – девочка эта моя, – указывает на меня рукой, в которой держит сигарету.

– Была твоя, стала нашей, – бросает тот, кто стоит ближе к двери, и все разрываются хохотом. – Можешь устроиться поудобнее и понаблюдать, – и снова мерзкий ржач. – Если не хочешь выйти отсюда вперёд ногами.

– Хм, – Грозный делает задумчивое лицо, затягивается и выпускает клубок дыма мужику в лицо.

– Охуел? – делает резкий выпад в его сторону и тут же орёт от боли, когда Грозный пихает сигарету ему в глаз.

И здесь начинается сцена из жёсткого боевика, где Грозный, как главный герой, расправляется со злоумышленниками.

Удар за ударом он раскидывает пьянчуг, превращая их лица в кровавое месиво. Зрелище не для слабонервных, звуки тоже малоприятные – вопли, крики боли, мольбы. Грозный никого не жалеет, он выглядит как машина для убийств, я только и успеваю, что отползти подальше и вжаться в стену, продолжая рыдать. Он бьёт их с особой жестокостью, не оставляя живого места на их телах. Некоторые уже и сознание потеряли, а он всё бьёт и бьёт.

– Боже, – шепчу и мысленно благодарю за спасение. – Хватит, – прошу парня, не потому что мне жалко этих уродов, а потому что не хочу, чтобы у него возникли проблемы.

– Оделась! – рявкает на меня.

Спорить не буду и ждать тоже, встав с пола, лезу в чемодан и беру первые попавшиеся вещи, быстро натягивая их на себя, пока Грозный осматривает результат своей работы, пиная тела, видимо, по стонам проверяя, живы ли.

– На выход! – приказывает, посмотрев на меня и убедившись, что я готова.

Ноги едва держат, сил нет, и чемодан кажется безумно тяжёлым, но тащить его и не приходится, Грозный вырывает его из моих рук и подталкивает к выходу.

– Вы что натворили? – орёт появившаяся в коридоре хозяйка, заглядывая за наши спины.

– Позвонишь в ментовку и скажешь, что напились, что-то не поделили и отмутузили друг друга, а если вздумаешь правду рассказать, – он подходит к женщине вплотную и хватает её за шею. – Я приду, залью здесь всё бензином, в том числе тебя, и подожгу к хуям. Ясно? – тётка судорожно кивает, и он её отпускает. – Что встала? Иди! – обращается ко мне, и я чуть ли не бегом выхожу из проклятого здания.

На улице не жду, когда мне скажут, что делать, вижу знакомую машину и иду к ней, а едва раздаётся щелчок разблокировки, сажусь на переднее пассажирское. От шока не осталось никаких эмоций, только пугающая пустота, ощущение грязи на теле и запах дешёвой водки изо рта.

– Наигралась, Хрустальная? – спрашивает, когда садится за руль и с визгом трогается с места. – Что, если бы я не успел? – голос ровный, но весь его вид говорит о том, что он в дикой ярости.

– Ты сам меня до такого довёл, – осмеливаюсь дать такой ответ.

А разве это не так? Не он виноват во всё этом?

– Что, мать твою, если бы я не успел? – рявкает, ударив по рулю.

– Какое тебе дело? – кричу и разрываюсь плачем. – Ты и сам издеваешься надо мной, – добавляю тише.

– Есть дело, Хрустальная, – бросает и прикуривает сигарету. – Есть, – кивает и больше ничего не говорит до самого дома. Его дома.

А я обдумываю его слова, но мозг отказывается хоть что-то понимать. Мне вдруг становится всё равно. Он прав, если бы он не успел, я бы валялась на грязном полу вся… и думать не хочу. Если и выбирать, то меньшее из зол. Вот такой вот выбор… без выбора.