Причал моей осени. Балансируя на краю

Глава 1

– Ну, сколько еще ты собралась подобное терпеть? – я сидела на кухне у подруги и крутя пальцами ножку бокала с шампанским думала о том как не тронуться окончательно в своем сюрреалистичном браке. Сегодня с утра меня сначала морально прессанули, а потом солонка кинутая Даниловым в стену разлетелась на куски, в полуметрах от моей головы. Нет, он не промахнулся, он рассчитал, чтобы не попасть в меня, но чтобы наглядно продемонстрировать возможность этого, простимулировать мой страх.

– Что именно, Лен?

– Скотство это его. Так нельзя жить! Ну, нельзя, Лер! Ты же себя не на помойке нашла. Ты же знаешь, чем это все заканчивается. – Знала, но как девяносто девять процентов женщин наивно полагала, что у меня-то все будет по-другому, главное в этом во всем слово было «наивно». Надеяться на пресловутое «авось пронесет» это уже что-то из области менталитета, почти не излечимо.

– А что я должна сделать? К родителям идти на поклон? Мол, вы правы были, примите обратно дуру. Ты понимаешь, что это еще хуже.

Ленка знала и за*бы моей матери, и молчаливую поддержку этих загонов со стороны отца, знала, сколько я схавала этого, пока с ними жила, поэтому, стиснув зубы, промолчала, и, вытащив сигарету из моей пачки, закурила.

– Переезжай ко мне, – выдохнув дым в потолок своей малометражной хрущевской кухни, выдала Ленка. Прям гений, куда деваться…

– Куда? Будем, как гастарбайтеры жить, штабелями на полу спать? – учитывая, что в этой съемной однокомнатной конуре она ютилась с тремя своими сыновьями, так бы оно и было.

– Да, лучше так.

– Я выгребу, Лен, не переживай. Работу найду и с первой же зарплаты съеду. Хватит, насиделась дома.

Когда-то мой благоверный сладкими речами вынудил меня уйти с работы. Работа была не престижная, и он убедил меня, что держаться за нее нет смысла, тем более именно она, по его мнению, могла отражаться на моем здоровье и являться той самой причиной, по которой я не могла забеременеть. “Нагрузка и стресс могут очень пагубно сказываться на твоем организме”, – методично втирал мне муж, втирал качественно и постоянно, так что я и сама в это верить начала. В общем, мозг он мне поимел знатно, настолько, что я уволилась и примерила на себя роль примерной домохозяйки, как он и хотел.

– Как бы поздно не стало, – произнесла Ленка, намекая на самый плохой исход ситуации.

– У него кишка тонка, не решится.

Димка мог доводить лишь морально: бить по нервам, манипулировать, выводить на эмоции, топить в чувстве вины, которое сам же и взращивал все эти годы, но физически он никогда не воздействовал, ни разу. Вот и сегодня после очередного морально пизд*ца я сдерживалась из последних сил, не давая волю слезам, дабы не показать, что его умелые манипуляции достигли цели, и эффект есть. Я дождалась, пока он свалит из квартиры и, прихватив бутылку шампанского, чтобы совсем не поехать кукухой, пошла к Ленке, к моему оплоту спокойствия, моему спасательному кругу, за который я держалась, потому что, если бы не ее присутствие в моей жизни, то, наверное, я бы давно вышла в окно или наглоталась таблеток. Держала только она меня своим примером, своей стойкостью: уйти от мужа в один день, забрав с собой трех несовершеннолетних детей, вытягивая их финансово самостоятельно без помощи папаши, отражая бесконечные удары от нашего *бучего общества с их бесконечным осуждением и перемыванием ее костей, проявляя железную стойкость, вкалывая на двух работах, еще и подрабатывая, если кто из знакомых подкидывал какую-то халтуру. Она была для меня образцом несгибаемости и силы духа.

– Порой задаюсь вопросом, почему все так? Почему нам так не везет с мужиками?

– Потому что, то, что нам с тобой попалось, это не мужики, это особи мужского пола, а это, как оказалось, разные понятия. Жаль, сразу не рассмотрели.

– Ну, ты хоть детей нарожать не успела, а я, видно, совсем слепая была.– Выдохнув произнесла Ленка опрокидывая в себя остатки шампанского в бокале и разливая по новой порции.

– Жалеешь?

– Лишь о выборе, о том, что раньше не прозрела, а о детях ни разу не пожалела. Это единственное, за что я ему благодарна.

Ленка была права. Дети, это единственное, что хорошо получалось у мудака Зорина, если не считать рукоприкладство в отношении своей жены. То тоже было идеальное, филигранное, продуманное и жестокое. Если бы она в процессе одного такого перфоманса не у*балась головой об угол кухонного шкафа, оцарапав лицо, то х*р бы кто увидел, что у них что-то не в порядке в семье. Да, Ленка была зашорена, ибо такие твари, как ее Зорин и мой мудак Данилов знают, как качественно промывать мозг. Только он не учел одного – есть вещи посильнее инстинкта самосохранения, который, как оказалось, можно обойти. Последней каплей было, когда эта тварь ударила пятилетнего ребенка, их среднего сына Мирона так, что тот впечатался в стену. Это была точка, точка отсчета для нее, как для матери. Шоры слетели и она, поднявшись с холодного пола кухни, растирая слезы вперемешку с кровью по своему лицу, у*бала этой твари табуретом, хлипкая конструкция из Эконом мебели рассыпалась на части. Зорин осел, выключившись, и она, подняв всех детей с кроватей, собрав вещи, что могли вместиться в найденные сумки, выбежала из квартиры в никуда, в ночь с пятью тысячами рублей в кармане, даже не представляя, куда может пойти. Это был ее ад, из которого она вырвалась. Это была ее боль, ибо подобные шоры сдираются только с кровью и кожей, по-другому никак. И плевать она хотела на тех, кто за ее спиной говорит, что она сука, что оставила детей без отца, что хоть какой-то мужик, это лучше, чем совсем без мужика. Плевала она на это с высокой колокольни, потому что теперь знает точно, что за красивой картинкой счастливой семейной жизни может скрываться настоящий ад. И теперь, вкалывая, как загнанная лошадь, она счастлива, потому что больше не боится прихода мужа с работы, потому что больше не испытывает страха, возвращаясь домой. Три года прошло с того момента, а Ленка так и не завела новые отношения, осознано сторонилась мужиков, выбирая таким образом себя, своих детей, свое спокойствие и жизнь. И я ее понимаю.

– Приходит к детям? – спросила, уже зная заранее ответ. Она затянулась сигаретой, скривившись и выпустив дым, покачала отрицательно головой, затушив окурок в пепельнице. – Может это и к лучшему…

– Для меня уж точно, – произнесла Ленка, допивая шампанское. – Останешься хоть сегодня?

– Нет.

– Звони сразу, если вдруг… – она не договорила, но мы обе поняли, о чем были эти слова, и что за ними стояло. Знали, поэтому в глазах понимание и обещание подставить плечо в случае необходимости.

Глава 2

– Дар, там Оксана начала принимать заявки на бронь столиков к Новому году. Спрашивает, от руководства будут какие-то пожелания, чтобы не получилось, как в прошлом году, – Тимур сел в кресло напротив моего стола, пока я проверял последние накладные.

– На календаре начало сентября, пока не знаю, пока планов нет, а там по ситуации.

– Снова потом будем всех двигать и переносить. Лишний геморрой.

– Тебе-то что? Свалишь к родителям и ручкой не помашешь.

– Нет, спасибо, мне прошлого Нового года хватило, – Тим покривился от всплывших воспоминаний, заставляя меня усмехнуться.

Мать Тимура, жена моего дядьки по отцу, решила, что младший сын без ее участия невесту себе не найдет, и прямо на Новый год устроила «смотрины», пригласив своих знакомых. Тридцать первого декабря в просторный дом Адашевых ненавязчиво, под предлогом праздника пришло три семьи посмотреть на Тимура и показать своих дочерей. В общей сложности на одного Тима пришлось семь девушек, жаждущих его внимания.

– Я тебе клянусь, я впервые хотел избежать внимания со стороны женского пола. Это непередаваемое чувство беззащитного одинокого кота, вдруг оказавшегося в окружении стаи гиен, и представь, каждая из них уже капает слюной от желания тебя сожрать. Брр… До сих пор холодная дрожь по телу, – и он показательно передернул плечами, вызывая мой смех.

– Да ладно тебе, тетя Эльвира уже смирилась, что ее сын оболтус и бабник, и что внуков ей не дождаться, поэтому можешь без опаски к ним приезжать.

– Это она только вид делает, а потом оп… и нежданчик: «Сына, посмотри, это Айгюль, она к нам за солью зашла, у нее папа майор полиции, а сама она учится на филологическом. Ну, вы тут пейте чай, а я пойду». Нет, брат, я лучше здесь с тобой потусуюсь.

– Тогда шуруй на кухню и проверь продукты: количество, маркировку, все, как обычно. Завтра банкет Кирсанова, все должно быть без осечек.

– Это тот, который депутат?

– Он самый.

– Ильдар, милый! – в кабинет без стука неожиданно влетела Камила, обрывая наш разговор и заполняя пространство невыносимым запахом своих духов, у моей бабушки любимая «Красная Москва» и то приятней пахла. – О, Тим, привет! Не заметила тебя, – она хотела его обнять, но Тимур, подорвавшись с места, игнорируя ее порыв, резво направился к двери.

– Классно выглядишь! – бросил брат, спешно закрывая за собой дверь, заставляя меня в некотором смысле ему позавидовать, я вот так просто свалить не мог, к своему великому сожалению. Как и удержаться от язвительности.

– Ты на себя весь флакон вылила?

– Тебе не нравится?

– Глаза режет. И что с губами опять?

– О, это отек небольшой после процедуры, спадет через пару дней. Классно смотрится, да?

– Как у дешевой проститутки.

– Ты хоть знаешь, сколько это стоит? – взвилась Ками, быстро сбрасывая с себя маску глупой дурочки. – И как у тебя язык поворачивается мне такое говорить?

– Нет, не знаю и знать не хочу. Ты зачем пришла?

– Соскучилась, – и снова это заискивающее выражение лица, уже без нотки возмущения. Знакомо до рвоты.

– Сколько? – произнес устало, откинувшись на спинку кресла. Последнее время у нас с ней разговор был короткий и на одну тему: баланс на ее банковском счету.

– Что сколько? – Камила присела на край дивана, выверено в пол оборота, закинув ногу на ногу, неестественно и вызывающе, а деланное выражение на лице в купе с ужасно кукольными нарощенными ресницами вызывало во мне лишь отторжение, и в последние два года оно было стойкое и не проходящее.

– Не трать мое время. – Процедил сквозь зубы, давая понять, участвовать в ее бездарных играх я не буду, так как давно известно, чем это все закончится.

– Я хотела с Ингой в Италию полететь, можно?

– Завтра увеличу лимит на карте. Свободна!

– Дар, ты лучший, – она хотела подойти ближе с объятьями, но я резко выставил вперед руку, останавливая сей порыв, и так от запаха ее парфюма уже голова начинала болеть, да и от фальшивости коробило.

– Съезди к отцу, он звонил на днях.

Камила едва заметно скривилась, тут же пытаясь скрыть свою реакцию за улыбкой. С отцом у нее были сложные отношения; свою единственную дочь Ринат Данисович пытался растить в строгости и, пусть лишь видимой, но скромности. Только ей это по вкусу не пришлось.

– Конечно, милый, сегодня же заеду. Ты приедешь домой?

– Пока не знаю, – произнес, переводя взгляд на бумаги, разложенные на столе, давая понять, что наш с ней разговор закончен.

После того, как жена вышла за дверь, я, распахнув настежь окно, и оперевшись руками о подоконник устало прикрыл глаза. Уже больше месяца я не был в загородном доме, в котором живет Камила, больше обитал в городской квартире. Меня это вполне устраивало и, судя по тому, что она не особо истерила, ее тоже. И все-таки люди меняются, и порой не в лучшую сторону.

Когда мы познакомились с Ками, она представляла из себя довольно скромную девушку, обладающую естественной красотой: никакого ботекса, пластических операций, косметических процедур, она даже волосы не красила. Но стоило ей вырваться из родительского дома, в котором она была под контролем своего отца, как ее понесло. Ящик Пандоры открылся. В первое время я думал, что это не может продлиться долго, и она, насытившись, в конце концов, успокоится, но просчитался. Жажда, которая зрела годами под действием огромного количества запретов, была неутолима, и, видимо, все это еще было изрядно приправлено чувством неуверенности в себе. Но даже мое понимание этих тонкостей и несчетное количество разговоров нам ничем не помогало. Как бы я не старался ее отрезвить, все было тщетно: чем больше она увлекалась, тем дальше друг от друга мы становились. За последние годы я могу по пальцам пересчитать наши с ней встречи. Они были короткие, наполненные ворохом претензий и недовольства друг другом. И, конечно же, закономерным итогом в голове крутилась мысль, что надо бы это все заканчивать. Надо… Только стартовый капитал на открытие моего бизнеса был из кармана ее отца. Тесть не то, чтобы намекал, он открыто озвучивал в личных беседах, что поверх бумаг о разводе моментально лягут бумаги о разделе имущества, и он будет явно не в мою пользу. Пустые счета и моя голая ж*па будут вишенкой на торте семьи Тагаевых. Не знаю, что пела ему Ками о нашем браке и любви в нем, но пела она видимо очень убедительно, настолько, что уважаемый Ринат Данисович был готов перегрызть горло любому за счастье своей единственной дочери, и первым на очереди, конечно же, был я. Яро ненавидимый зять. Поэтому, пока за спиной не будет хорошего буфера, и пытаться не стоит, потому что всплывать со дна неимоверно тяжело, особенно, когда тебя отчаянно хотят утопить. А что такое считать последние рубли на булку хлеба, я знал не понаслышке, и повторять этот опыт у меня не было никакого желания.

***

Валерия

– Дим, за квартиру заплатить надо, Тамара уже звонила, – произнесла я аккуратно, стараясь корректно подать информацию и лишний раз не провоцировать Данилова на негатив в свою сторону. А так как поток недовольства полился уже с первых минут его прихода домой, то я чувствовала себя сапером на разминировании, не меньше.

Тамара была хозяйкой квартиры, которую мы снимали уже три года подряд, и она лояльно относилась к небольшим просрочкам, но в данный момент, просрочка была больше недели, и ни о каком снисхождении с ее стороны уже не могло быть и речи. Ситуацию надо было решать и, к сожалению, мне самой этого не сделать.

– Я тебе что, бабки печатаю, что ли? – зло рыкнул муж, садясь за стол ужинать, заставляя меня вздрогнуть от резкого и злого выпада.

Пришел он нетрезвый и позднее обычного, поэтому я старалась быть максимально покорной, но мне надо знать суть ситуации, чтобы постараться ее решить, поэтому я продолжила разговор.

– Что-то случилось? – тихо заискивающим тоном, уже отточенным и отрепетированным за все это время. Я уже как выдрессированное животное моментально принимала более выгодную линию поведения, дабы не огрести. И от этого сравнения саму внутренне передернуло.

– Приставы опять арест наложили на зарплатную карту.

– Мы же подавали документы в прошлый раз, что все оплачено или они снова потеряли?

– Мать опять долгов наделала, – моя свекровь была просто чудо-женщиной, просто Гай Юлий Цезарь в юбке: успевала и работать, и бухать одновременно. Поэтому все, что она зарабатывала, благополучно спускалось на бутылку, а так как Димка был прописан в ее квартире, то, все долги автоматически ложились на его плечи, оставляя нашу семью фактически без средств к существованию. Расклад суперский, правда только для нее, ибо так или иначе, а долг приходилось гасить. Данилов скривился то ли от произнесенных слов, то ли борщ ему пришелся не по вкусу. «Хоть бы первое», – я мысленно взмолилась и отвернулась к раковине, споласкивая посуду, потому что, проведя весь день в поисках работы и занимаясь домашними делами, я порядком выдохлась и его взрыв сегодня просто не перенесу.

Глава 3

Но взрыв был неминуем. Его запах витал в воздухе, искрясь напряжением и звеня треском, словно от взведенной до упора пружины. Только я до самой последней минуты наивно полагала, что сумею его предотвратить. Тот самый «авось» в действии. Не смогла. Один необдуманный вопрос, и реакция была запущена.

– Что завтра Тамаре сказать?

– Я что, *бу, что ты ей говорить будешь? Мне еще этот вопрос надо решить? Или ты поднимешь хоть раз свою ленивую задницу и сделаешь хоть что-то полезное? – голос, наполненный раздражением и неприкрытой яростью, моментально окатил меня с ног до головы, пробуждая страх, нещадно бьющий изнутри холодным ознобом.

– Дим, не я виновата в том, что твоя мать снова влезла в долги, – глупая попытка сгладить, нелепая и абсолютно ошибочная в данной ситуации.

– Ты мать, вообще, не трогай! Поняла?! Ни родить не можешь, ни с людьми договориться! Привыкла на готовом жить, дрянь! – взмахом руки снеся все со стола, рыкнул громче. – Суп готовить бы научилась, помои одни, жрать невозможно!

– Я выйду на работу, – произнесла тихо, сама не понимая зачем, просто мысли вслух, опускаясь на корточки, дрожащими пальцами собирая осколки разбившийся посуды и думая о том, что мне теперь предстоит не один час отмывать забрызганные борщом стены и пол. Вот же козел.

– Куда?! Куда ты собралась, приживалка ху*ва?! – он подошел вплотную, отчего неприятный озноб пробежался по моей коже, встал передо мной мешая собрать с пола осколки тарелок – Куда ты, мать твою, собралась, я спрашиваю?!

– Отойди пожалуйста.

– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! – и Данилов неожиданно резко рванул меня за волосы вверх, заставляя подняться на ноги. От неожиданности я едва не завалилась на пол, взвыв от боли, вцепившись пальцами в его запястье. – Кем ты, сука, пойдешь?! Халдейкой бегать в какой-нибудь забегаловке опять! Там только шл*хи работают! В шмары записаться решила? Узнаю, закопаю! – рыкнул, зло дыша мне в лицо спертым запахом алкоголя, и рванул в сторону, швыряя меня словно вещь бесправную, ненужную и неспособную дать отпор, ибо, когда ты не готов к подобному, ты цепенеешь, не понимая, что в данный момент будет лучше, обороняться или притвориться поверженной, сбой программы выдрессированного животного, не ожидающего жестокости от своего хозяина.

Я упала на пол, вспарывая осколками стекла кожу на руках и ногах, больно ударяясь головой о ножку стола и замирая, боясь сделать лишнее движение, боясь пошевелиться, замерла в позе эмбриона на грязном полу, игнорируя брызнувшие из глаз слезы. Тяжелые удаляющиеся в комнату шаги Данилова били ударами молота по нервам, молота, под который не хотелось попадать.

Какое-то время я лежала, глотая слезы обиды, абсолютно не понимая, за что я огребаю, что я такого сделала и в чем я виновата? Лежала дожидаясь, пока из комнаты не послышится храп, и только после этого своеобразного сигнала, извещающего о воцарившейся относительной безопасности, стараясь не шуметь, поднялась, на онемевших ногах дойдя до табурета. Стряхивая с себя налипшие остатки супа, рассыпанного сахара, специй и вынимая из кожи пару мелких осколков стекла, поймала себя на мысли, которая почти незаметно мелькнула в моем сознании, что надо было просто заткнуться и молчать, не разговаривать с ним сегодня, что сама виновата в случившемся. Ведь он пытался спровоцировать меня с момента прихода домой. Он искал, за что зацепиться, чтобы выместить на мне свое недовольство и агрессию, начиная от его замечания, что у порога недостаточно чисто, а в ванной мыло не того запаха. Надо было просто молчать. Поймав себя на этом, я замерла, сжимая веки и делая несколько глубоких вдохов, понимая, что в данный момент имею все факторы и все предпосылки, дабы окончательно и бесповоротно занять позицию жертвы, и уже не просто жертвы легкого абьюза, вот далеко не его. Данилов никогда до этого момента не позволял рукоприкладства, и раз он уже перешел эту невидимую грань, то дальше будет только хуже. Будет хуже… Я должна это понимать.

Это был внутренний диалог моего покалеченного сознания и остатков разума, который уже отчаянно вопил, заставляя вспоминать о случившемся в жизни Ленки и подталкивая меня к действиям, заставляя бороться с чувством страха и глупым желанием замять эту ситуацию, притворившись слепой и глухой. Глупым желанием вспомнить, что вначале все было совсем не так, что он может быть нежным и любящим и снова взять всю вину на себя. Парадоксальная способность женщин найти оправдание твари, простить, пожалеть и убедить себя, что любовь все исцелит и что сама виновата.

Из легкого транса меня вырвал звук пришедшей на телефон смс, и я кинулась к оставленной у мойки трубке, пугливо оборачиваясь, боясь, как бы это не разбудило мужа. Если он проснется, то второй акт нашей бездарной пьесы будет гораздо громче и травматичнее для меня, в этом я была уверена, потому что к предыдущему недовольству добавится неадекватная ревность и в лучшем случае проверка моего телефона, в худшем – его просто разобьют о стену, ну, а учитывая сегодняшние события, может и об мою голову.

Быстро выключив звук, я дрожащими пальцами тыкнула по экрану, открывая сообщение от Ленки: «Будет перехватить до конца недели? Сема сменку в школе потерял». Почему-то, именно это отрезвило окончательно. Именно эти слова и то, что сообщение было от нее, вырвало мой разум из тисков страха что-то изменить и попытки сознания подтолкнуть к смирению с ситуацией, к самообману по своей сути. Подавив желание рассказать ей о случившемся, сглотнув возникшую горечь от неспособности помочь, набрала текст: «Прости, за квартиру еще не заплатили. Сложно совсем».

«Поняла, выкручусь. Ты как?» – неожиданно прилетел вопрос, словно чувствуя, что п*здец все-таки произошел. Внутренности сдавило и я задушив в зачатке желание написать ей что все ху*во отправила совершено другое:

«Все хорошо. Спать ложусь. Завтра наберу, как Данилов на работу смоется». Отправила, сжав в руке трубку, стараясь дышать ровно, стараясь унять сковавший внутренности страх, разливающийся по моим венам, разносящийся по каждой клеточке моего тела, проникающий и протравливающий словно яд. Мир словно сузился в данный отрезок времени, ставя передо мной дилемму: уйти или остаться? Это была моя внутренняя борьба и поиск силы в самой себе на принятие окончательного решения. А тянуть дальше было нельзя. И я решила, потому что, открыв глаза, увидела свое отражение в оконном стекле: отражение слабой, ничтожной, угнетенной жалкой женщины в грязном халате с заплаканным лицом, обманывающая свою подругу, скрывающая насилие над собой оттого что почему-то чувствует свою собственную вину за произошедшее. Это была не я, не та я, какой я себя помнила, не та которой хотела быть.

На немеющих от страха ногах, стараясь не шуметь, я максимально тихо прокралась в комнату и, когда Данилов смачно захрапел, открыла шкаф, выудила из него большую дорожную сумку, вместе с ней прихватив пару вешалок со своей одеждой, и так же бесшумно юркнула в коридор. Адреналин разгонял кровь с такой силой, что било по вискам. Оборачиваясь и прислушиваясь к каждому его вздоху и выдоху, мне пришлось сходить еще три раза за вещами, обувью и документами. Упаковав все самое необходимое, я, схватив сумки и ключ от квартиры, дрожа и превозмогая напряжение, от которого, казалось, звенели уже все нервные окончания в теле, выждав момент, когда храп Данилова будет наиболее громким, дрожащими пальцами вставила в замочную скважину ключ и повернула его, почти не дыша. Еще один раскат храпа, и, открыв дверь, я выбежала с вещами на площадку, замыкая снаружи дверь. Босиком, с дорожной и повседневной сумками, пакетом и кроссовками в руках, бежала вниз на выход из подъезда, сбиваясь, спотыкаясь и раня оголенные ступни мелким мусором, что встречался на ступеньках. Тяжело дыша и изо всех сил стараясь сдерживать гулко бьющееся сердце, я, бросив ключ от квартиры в почтовый ящик, выскочила на улицу, и быстро, под взглядами редких прохожих, в большинстве своем гуляющих с собаками, сняла халат, натянув на себя спортивные штаны, футболку и толстовку, это то, что оказалось сверху в набитой до отказа сумке. Обула на босые ноги кроссовки и, прихватив свое барахло, рванула в сторону остановки, страшась, что Данилов быстро обнаружит мой уход. Конечно, разумом я понимала, что вероятность подобного один процент из ста, так как после алкоголя спит он очень крепко, и в любом случае это займет у него какое-то время. Но я все равно боялась, потому что поймай он меня сейчас, малой кровью бы точно не обошлось, мной бы не только протерли пол, а переломали бы мебель, в этом я была уже уверена. Гонимая этим страхом, я оказалась на остановке. Не знаю, почему я пришла именно сюда, но только оказавшись здесь, поняла, что понятия не имею, куда мне идти и что делать дальше. К Ленке точно пока не пойду, у нее своих проблем не расхлебать, а больше и не к кому. Но думать надо было быстро, поэтому, заскочив в первый пришедший автобус, я расплатилась с кондуктором, заплатила за багаж и заняла место в самом углу, доставая телефон и забивая трясущимися руками в поиск запрос на самый дешевый хостел в нашем городе, ибо в кармане была всего тысяча рублей, скопленная чудом, так как Данилов последние пол года после каждого похода в магазин проверял все чеки, и утаить что-то было очень проблематично, даже если я занимала Ленке небольшие суммы, мне приходилось ему об этом докладывать. Та же бутылка шампанского была куплена на накопленные копейки и запрятанная в шкафу между крупами.