Провал

9

Нормальная гостиница. Нормальный номер. Тем не менее Билли хотелось только уйти отсюда.

Он уселся для того, чтобы начать разбираться с компьютером Петковича. Экран «Acer Aspire, 17,3», оперативная память 4 гигабайта, жесткий диск на 500 гигабайт. Билли собирался составить общее представление, прикинуть, сколько предстоит работы, когда он примется искать всерьез. Он уже знал, что Мирре ведет Инстаграм и Твиттер, но как обстоит дело с Фейсбуком, вел ли он блог, возможно, имел аккаунт в фотохостинге Flickr, хотя это и не так обычно?

Однако сосредоточиться не получалось. Он очень любил работу такого типа. Хорошо с ней справлялся. Команда ожидала, что он выполнит ее, а их высокая оценка значила для него очень много. Тем не менее, не успел он начать поиск, как мысли устремились вдаль.

Он думал о Йеннифер. Разозлился на себя за то, что думает о ней, а не о жене. Поэтому он стал думать о Мю. О медовом месяце – десяти замечательных днях в Турции – а потом переключился на свадьбу.

На брачную ночь. Утро после нее. Тут все пошло насмарку.

Билли закрыл ноутбук и со вздохом встал. Подошел к окну и посмотрел на озеро. Чем же заняться? Когда они заселились, на ресепшне сказали, что в гостинице есть небольшой зал для фитнеса. Потренироваться? Как-то не хотелось. Кроме того, в таком случае уж лучше пойти на пробежку. Позвонить кому-нибудь? В голове вновь всплыло имя Йеннифер. Почему, он не знал. Примерно за месяц до свадьбы они один раз поцеловались, и все. Правда, обоим хотелось пойти дальше, но Билли воспротивился. Он собирался жениться – и женился – на Мю. Он любит Мю, поэтому уж если с кем-то и разговаривать, то надо бы с ней. Но с Йеннифер все проще. Они больше похожи. У них больше общего. Она по-другому понимает его.

Но она, разумеется, ничего не знает о брачной ночи. Об утре после нее. Этого не понять никому, даже ему самому.

Впрочем, от того, что он будет стоять в душном гостиничном номере и позволять мыслям захватить себя, лучше не станет. Он схватил куртку и вышел из комнаты.

Минутой позже он спустился по лестнице в вестибюль. Оглядевшись, обнаружил, что в одном из коричневых кресел позади ресепшна сидит Себастиан и читает. Билли понадеялся, что успеет выскользнуть на улицу незамеченным, но Себастиан как раз оторвался от газеты и встретился с ним взглядом. Билли тихо выругался про себя. Почему Себастиан сидит в вестибюле? Почему он не у себя в номере или не отправился на поиски какой-нибудь жительницы Ульрисехамна, чтобы с ней переспать? Ведь обычно он поступает именно так. Неужели Себастиан караулит его?

– Ты куда? – услышал он через вестибюль громкий голос Себастиана, который встал с кресла и двинулся к нему, натягивая по пути куртку.

– На улицу.

– Я пойду с тобой.

Констатация факта, не вопрос. Мнение Билли его явно не интересовало.

– Мне не нужна нянька.

– Рассматривай меня скорее как… друга животных.

Билли не смог даже ответить, а просто распахнул дверь и очутился на круглой, мощенной булыжником площади перед входом в гостиницу. Хотя на улице было по-прежнему тепло, он застегнул тонкую куртку и, не говоря ни слова, пошел прочь от гостиницы. Свернул направо через маленький газон, потом еще раз направо.

Себастиан, не отставая, шел следом, и они вместе пересекли большую дорогу по напрвлению к озеру. Добравшись до него, Билли предпочел пойти влево, чтобы ветер дул в спину. Себастиан молча шел рядом с ним.

Виной тому, что за последний месяц так много всего произошло, был Билли. Он догадался о родстве Ваньи и Себастиана. Старая добрая полицейская работа по сбору ДНК подтвердила возникшее у него подозрение.

Он угрожал Себастиану, что расскажет обо всем Ванье, если тот не забудет об увиденном. О том, что Билли в ночь собственной свадьбы задушил кошку и получил от этого удовольствие. Сексуальное.

Себастиан, конечно, предпочел бы забыть, но не смог. Он незамедлительно рассказал Ванье, что он ее отец, чтобы уничтожить имевшееся у Билли преимущество. Потом ему пришлось размышлять. Решать: рассказывать Торкелю или нет.

Об Эдварде Хинде, о Чарльзе Седерквисте. О двух людях, которых Билли был вынужден убить по долгу службы. Себастиан удивлялся отсутствию у Билли реакции на смертельные выстрелы, но он даже в самых безумных фантазиях не мог представить себе, что у Билли в голове убийство свяжется с наслаждением и что эта связь направит его по опасному пути.

У Билли разрушился естественный барьер, который в обычных случаях не позволяет человеку воплощать свои фантазии в жизнь. Ему требовалось выстраивать этот барьер заново, ведь фантазии никуда не денутся. Главное – твердо знать, где их место, что они именно фантазии и нельзя поддаваться вызываемому ими импульсу.

Себастиан настаивал на том, чтобы Билли занялся этим. Обратился за помощью. Насколько он знал, до сих пор ничего этого не произошло.

Когда они немного прошли вдоль берега, Себастиан нарушил молчание.

– Зачем ты вышел на улицу?

– Я должен, черт возьми, иметь право покидать гостиничный номер.

– Не находишь себе места?

Билли не ответил, что Себастиан истолковал как «да».

– Как у тебя с Мю?

Билли не ответил. Да этого и не требовалось. Естественно, с Мю возникали трудности. Тайны тяготят, а эта – одна из самых больших, какие бывают. Билли приходилось заниматься переоценкой большей части того, что, как ему думалось, он о себе знал, и посреди всего этого справляться с работой и поддерживать любовные отношения.

– Ты пока ни с кем не поговорил? – спросил Себастиан, чувствуя, что начинает слегка уставать. Билли шел быстро, а его форма не позволяла поддерживать этот темп. Он увидел, что они приближаются к еще одному кемпингу. Сколько же их в этой глуши?

– Ты знаешь, что если ты не поговоришь со мной, то я поговорю с Торкелем.

Ему показалось, что Билли немного замедлил шаг.

– Почему же ты просто не пойдешь и не поговоришь с ним?

Вполне логичный вопрос. Себастиан размышлял над этим. Почему он хранит молчание? Особо глубоких чувств к Билли он не питает, но Ванья его любит. Неизвестно, как она отреагирует, если Себастиан окажется человеком, сообщившим новость, которая расколет команду. А вдруг Ванье придет в голову обвинить во всем «доносчика»? Позволить себе рисковать он не может. Кроме того, нельзя не признать, что иметь маленькое преимущество приятно. Знание того, чем занимается Билли, создает хорошую основу для переговоров, если вдруг потребуется какая-то услуга или поддержка. Билли наверняка об этом догадывается, но подтверждать это незачем.

– Так как у тебя с Мю? – повторил Себастиан.

На мгновение он подумал, что и на этот раз не получит ответа, но потом услышал, как Билли сделал глубокий вдох, выпустил со вздохом бóльшую часть воздуха и произнес:

– Она сейчас у родителей, и я рад, что мне не надо ежедневно с ней встречаться.

Себастиан молча кивнул.

– Я стараюсь ей не звонить, – продолжил Билли. – Я только что женился и не хочу разговаривать с женой. Я ответил на вопрос, как у меня с Мю?

– Да, ответил, – согласился Себастиан.

– Хорошо.

Они пошли дальше.

10

Урсула вернулась в гостиницу около половины девятого вечера.

Было совершенно очевидно, что Мирослава Петковича убили не в школьном классе. Тело туда каким-то образом перевезли. Способ и место убийства надо попробовать установить с помощью камер наблюдения, если таковые имеются. Это – дело Билли.

Она прошлась по школе Хильдинг, чтобы сориентироваться, но с ходу ничего не обнаружила. Коридоры, белая дверь, за ней класс химии, взломанная входная дверь на первом этаже. Против воли пришлось признать, что полиция Буроса действительно хорошо поработала. Они уже обследовали заинтересовавшие Урсулу места и составили добротный отчет. Она собиралась вечером перечитать его, а утром первым делом позвонить ответственным криминалистам. Личный контакт с теми, кто проводил первоначальное обследование, очень важен. Она почти всегда перенимала дела от кого-то другого, редко оказывалась на месте преступления первой. Задокументированный материал являлся основой, но личная встреча обычно углубляла знания. Только так ей удавалось понять, как криминалисты работали, как они думали, и таким образом, возможно, найти детали, которые те не искали или, в худшем случае, упустили.

Иногда случалось, что полиция на раннем этапе останавливалась на какой-то версии и пыталась добыть доказательства, подтверждающие их теорию, вместо того, чтобы позволить уликам вести их за собой, быть объективной основой для выстраивания теории. Тогда очень помогало обстоятельное изучение материала. Для Урсулы технические доказательства не подлежали обсуждению, все остальное могло истолковываться, искажаться и наводить на ложный след, а доказательства были точными и истинными.

Вероятно, поэтому она любила их больше, чем людей.

Урсула положила сумочку на одну сторону кровати, а сама прямо в обуви улеглась на другую. День получился длинным, и она чувствовала себя усталой. Глазной протез казался сухим, и она несколько раз моргнула, чтобы смочить его. Она уже начала привыкать к тому, во что изначально трудно было поверить.

Наибольшую трудность представлял не сам протез и уход за ним, а полное отсутствие обзора с правой стороны. Это сказывалось на психическом равновесии: чтобы воспринимать окружающий мир, ей приходилось все время крутить головой, так что все получалось намного медленнее.

Правда, могло быть хуже. Гораздо хуже. Она сделала глубокий вдох.

Приятно вернуться в группу, к активной деятельности. Она соскучилась. Ведь Урсула и жила ради таких поездок, как эта. Чем сложнее дела, тем лучше, сразу появлялась концентрация, которой так не хватало в повседневной жизни. Это заставляло ее чувствовать себя живой. Конечно, она работала во время реабилитации, но сидеть дома перед компьютером и находиться на месте – не одно и то же. Дома реальная жизнь подступала слишком близко, оказывалась слишком навязчивой. «На земле» ее не существовало, там все было подчинено расследованию.

Урсула села и огляделась. Похоже, хозяева гостиницы «Бугесунд» имели пристрастие к ярким обоям. Стену над кроватью покрывали большие красные цветы, перемежающиеся зелеными листьями. Большей разницы с ее собственным спартанским стилем и быть не могло, что само по себе приносило освобождение. Она чувствовала себя не дома во многих отношениях.

Ей было интересно, такие ли обои в номере у Торкеля. Они с Торкелем довольно давно не спали в одной кровати. Раньше, до того, как в Госкомиссии вновь появился Себастиан, они частенько оказывались в номере Торкеля. Просто и естественно. Для нее речь никогда не шла о любви, но существовала некая общность, и ей не хватало ее все больше и больше.

У них было соглашение.

Только на работе. Дома – никогда. Никаких планов на будущее.

Ей это подходило идеально. Днем все сосредотачивалось на работе, а ночью она могла предаваться непритязательной любовной связи. Большего ей не требовалось. Торкель надеялся на большее, она знала, на что-то более постоянное. На серьезные отношения.

Пока она была замужем, он довольствовался тем, что ему доставалось. Но потом, когда Микке оставил ее и никаких препятствий больше не существовало, ситуация стала совершенно ясной. Как ни странно, оказавшись одна по-настоящему, она поняла, что гораздо меньше хочет быть с ним. Не потому, что скучала по Микке – там речь о любви никогда и не шла, пришлось это признать, когда она разбиралась в самой себе. Во всяком случае, с ее стороны. Но желание Торкеля шагнуть от непритязательности к серьезности не сочеталось с тем, какая она есть и какие отношения ей хотелось иметь. Под конец ее сопротивление ликвидировало их регулярные свидания.

Впрочем, возможно, они смогут достичь компромисса. Урсула достала мобильный телефон. Задумалась, не послать ли ему эсэмэс. Просто спросить, как он себя чувствует. Не спит ли он. Он бы понял.

Одна эсэмэска, и все будет как прежде. Он появится через тридцать секунд.

Заманчиво, но в то же время, она здорово устала. Казалось увлекательным позволить себе еще немного пофантазировать. Завтра она чуть-чуть приблизится, дотронется до него, возьмет инициативу на себя. Проявит себя с новой стороны. Соблазнит его.

11

Ванья и Билли отправились в Хельсингборг сразу после раннего завтрака. Согласно навигатору, путь от Ульрисехамна до улицы Берга-алле 25 в Хельсингборге, где располагалось здание полиции, занимал два часа сорок пять минут, но, поскольку за рулем взятой напрокат машины сидел Билли, они могли добраться часа за два. Так он, по крайней мере, утверждал. Когда они оказались чуть южнее города, Ванья достала полученный утром новый отчет полиции Хельсингборга и начала его просматривать.

Жертву звали Патриция Эллен Андрэн, родилась в Мальмё в 1989 году. Мать-одиночка, один ребенок. Работала парикмахером. В материале имелось несколько ее снимков – большинство с места преступления, но два снятые при жизни, на вид профессиональные. Один на пляже, в бикини. Ванье она показалась знакомой. Или знакомым был просто типаж. Брюнетка с пышными формами, татуировка пониже спины, увеличенная грудь и слишком широкая улыбка на подкачанных губах.

– Нашла что-нибудь интересное? – спросил Билли.

Ванья показала ему одну из фотографий, в купальнике. Билли быстро покосился на нее.

– Черт, ее я тоже знаю, – с удивлением произнес он.

– Ты уверен?

– Погугли ее. Я совершенно уверен, что она тоже участвовала в какой-то телевизионной программе.

Ванья взяла мобильный телефон и стала быстро искать в Интернете Патрицию Андрэн. Билли оказался прав. Естественно. Фотография в бикини появилась одной из первых. Два года назад Патриция участвовала в программе для знакомств «Мать-одиночка в поиске». Ванья вздохнула. Только этого им не хватало. Когда эти сведения просочатся, им придется половину времени разбираться с прессой и отбиваться от нее. Конечно, это работа Торкеля, но интенсивное внимание СМИ сказывается на всех.

– Похоже, кто-то убивает звезд, – сказала она, показывая Билли телефон.

– Тогда это, по крайней мере, порадует прессу, – подавленно проговорил Билли, показывая, что сразу подумал в том же направлении, что она. – Хотя Торкелю будет не до смеха.

– Наверняка.

– Там есть что-нибудь еще? Наверное, должен присутствовать отчет о вскрытии, – продолжил Билли, нажимая на газ и обгоняя дальнобойщика. Стрелка спидометра приблизилась к 160.

– Да, должен быть, но эти недотепы его не прислали.

Ванья опять принялась просматривать скудный материал. Бóльшая часть – с места обнаружения. Патрицию нашли в школе Тольшё – муниципальной начальной школе в пятнадцати минутах от центра Хельсингборга. Учитель, обычно работающий в этом классе, обнаружил ее в закрытой на летние каникулы школе в половине девятого утра накануне праздника Середины лета. Тело помещено на стул в одном из углов класса, перед кафедрой. Веревка вокруг живота, чтобы поддерживать тело в вертикальном положении. На голове дурацкий колпак, лицо повернуто в угол, на обнаженной спине степлером прикреплены два листа с вопросами. Сигнализации в школе не было, и полиция обнаружила взломанную дверь с задней стороны здания. Как будто еще раз читаешь о Мирре Петковиче и школе Хильдинг.

– У них, по крайней мере, есть подозреваемый, – через некоторое время сообщила Ванья.

– Кто?

– Ее бывший парень. Стефан «Стеффе» Андерссон. Отец ее сына. Он, судя по всему, ее ненавидел.

– Это все, что у них есть?

– Написано, что его вызывали на допрос… – Ванья пролистала оставшиеся немногочисленные страницы. – Но протокол допроса они тоже не прислали.

Билли покачал головой.

– Похоже, они поручили дело лучшему следователю.

– Несомненно.

– Хорошо, что с нами нет Урсулы. Она разорвала бы их на куски.

Ванья внутренним зрением увидела, как Урсула вызывает беднягу, составившего отчет, и высказывает, что она думает о нем в частности и о полиции за пределами центра Стокгольма в целом. Она не смогла сдержать улыбки.

– Здорово, что она вернулась, – честно признал Билли.

– В прошлый раз ты хорошо справился без нее, – на полном серьезе сказала Ванья. – Не помню, говорила ли я тебе.

– Спасибо, это греет душу.

Он бросил на нее благодарный взгляд, и Ванья одобрительно кивнула ему. Это правда. Билли действительно вырос за последнее время. Жаль, что они отдалились друг от друга. Одно время они были скорее братом и сестрой, нежели просто коллегами, и, хотя они почти прояснили все разногласия, к прежним отношениям они так и не вернулись.

И, наверное, уже не вернутся.

Движение на дороге немного уплотнилось, и Билли пришлось сбавить скорость.

– Я должен тебя спросить… – начал Билли, и Ванье показалось, что он собирается с силами, чтобы продолжить. – Как тебе то, что Себастиан внезапно оказался твоим отцом? Вероятно, чертовски странно.

Ванья грустно усмехнулась.

– Я не могу думать о нем как об отце. Он просто коллега.

Билли бросил на нее непонимающий взгляд.

– Ты хочешь сказать, что все осталось по-прежнему?

– Конечно, нет, но… надо этого добиться. – Она умолкла и посмотрела на мелькавший за окном все более ровный ландшафт. – Требуется время. Со всем сразу мне не справиться.

– Но ты осталась, встречаешься с ним, это круто.

– Я рассматривала вариант уйти с работы.

– Почему ты передумала?

– Это было бы слишком просто. Слишком трусливо. Я привыкла решать проблемы не так.

Они замолчали. Билли сосредоточенно смотрел на бежавшую вперед дорогу. Ванье хотелось воспользоваться случаем и продолжить разговор. Но о ее проблемах и работе они уже поговорили достаточно. У него в жизни ведь тоже произошли крупные события.

– А как дела у тебя? – спросила она, стараясь вложить в голос максимум радостной энергии. – Как тебе жизнь молодожена?

– Хорошо, все хорошо, – с улыбкой отозвался Билли. – Просто потрясающе.

– Расскажи о Турции, – попросила она, усаживаясь поудобнее, чтобы слушать.

Билли начал рассказывать, но Ванья довольно быстро отвлеклась. Стала изучать его. Теперь, когда они больше не были так близки, казалось, будто Билли кое о чем забыл.

Она хорошо умеет замечать, когда люди лгут, это одна из ее сильных сторон. А Билли лгал. Все отнюдь не хорошо. У Ваньи возникло ощущение, что все далеко не так хорошо.

12

«Поверните направо. Через триста пятьдесят метров поверните направо».

Женский голос из навигатора направлял машину по все более мелким улицам между кварталами с виллами, выглядевшими, на взгляд Себастиана, совершенно одинаково. Они приближались к цели, и он пожалел о том, что не воспользовался представившимся шансом и не оказал более жесткого сопротивления.

Он уже заканчивал завтракать, когда подошел Торкель и подсел к нему за стол. Себастиан посмотрел на него вопросительно. Урсула сидела за столиком у окна с красивым видом, чуть подальше, место напротив нее было свободно.

– В раю заморочки?

Торкель посмотрел на него, явно не понимая, и Себастиан кивнул в сторону окна. Торкель обернулся, взглянул на Урсулу и повернулся обратно к Себастиану.

– Нет, что ты имеешь в виду?

– Ты думаешь, только оттого, что вы не будете вместе завтракать, никто не узнает, что вы спите?

– Я уже позавтракал.

– Знаешь, если вы будете сидеть вместе, как коллеги, а не порознь, это будет выглядеть менее подозрительно, – продолжил рассуждать Себастиан. – В смысле, если вы не хотите, чтобы все знали.

– Мы не спим.

– Почему же?

– Ты закончил? – поинтересовался Торкель, кивая на опустошенную Себастианом тарелку и почти допитый кофе, с явным намерением прекратить разговор об Урсуле. – Мы поедем к отцу Петковича.

– Она вроде бы проявляла к тебе довольно большой интерес на свадьбе Билли, – продолжил Себастиан, не желавший оставлять эту тему, поскольку она, несомненно, смущала Торкеля. – Как же тебе удалось лишиться ее расположения?

Ему только показалось или, перед тем как Торкель отодвинул стул, в его глазах действительно мелькнуло что-то похожее скорее на грусть, чем на злость?

– Давай, поднимайся.

– Куда мы отправимся?

– Я же сказал. – В голосе Торкеля чувствовались усталость и раздражение. – К отцу Петковича. Я хочу поговорить с ним до пресс-конференции.

– А зачем мне тоже ехать?

– Я так решил.

Себастиану откровенно не понравилось то, что Торкель воспользовался своим положением в качестве единственного аргумента, чтобы настоять на своем. Он откинулся на спинку стула, показывая, что вовсе не собирается вставать. Напротив, намеревается продолжать сидеть.

– Возьми с собой Ванью или кого-нибудь, кто…

– Ванья и Билли уехали в Хельсингборг, – перебил его Торкель. – Со мной поедешь ты. Даю тебе пять минут. Жду в машине.

Себастиан увидел, как Торкель развернулся и покинул ресторан. Прикинул, не подняться ли в номер и заставить его ждать, пока ему не надоест и он не уедет один. Но Торкель, казалось, сегодня не в настроении для такого рода упрямства. Связано ли это с тем, что он завел речь об Урсуле, Себастиан не знал, но ведь начинается только второй день расследования. Представятся еще случаи противостоять Торкелю. В более важных вещах. Он проглотил остатки остывающего кофе и встал.

«Поверните направо. Через двести метров поверните направо».

– Значит, ты отец Ваньи, – произнес Торкель, опять направив машину в соответствии с указаниями навигатора. Себастиан мельком взглянул на него.

Вот оно. Без всякого предупреждения.

Его как раз интересовало, сколько пройдет времени прежде, чем Торкель прокомментирует это.

– Да, – коротко ответил Себастиан. Было непонятно, есть ли у Торкеля по этому поводу какие-то соображения. Констатация факта прозвучала таким же голосом, как если бы он высказался о погоде.

– Как давно ты об этом знаешь? – продолжил Торкель, снижая скорость при последнем повороте направо, на Люктертсвэген.

– Уже некоторое время, я узнал после того, как мы встретились в Вестеросе.

– Это объясняет кое-что из твоего поведения…

– Да, догадываюсь.

«Маршрут окончен. Ваше место назначения находится с правой стороны».

Торкель остановил машину и заглушил мотор. Мельком взглянув через окно на ухоженный сад и оштукатуренный, с имитацией кирпичной кладки одноэтажный дом, который им предстояло посетить, Себастиан повернулся к Торкелю.

– Что она тебе сказала?

– Только это. Что ты ее отец.

– А что сказал ты?

– Что решать ей, хочет она продолжать с тобой работать или нет.

Себастиан не сумел сдержать довольной улыбки. Ванья получила возможность дистанцироваться от него, но не стала.

Активный выбор. Она не вынужденно терпит его. Она выбрала его присутствие. Уже что-то. Собственно, больше, чем просто «что-то», это даже здорово. Открывает хорошие перспективы на будущее.

– Но только знай, если мне когда-нибудь придется выбирать… – проговорил Торкель, открыл дверцу и вышел, не закончив предложения. Себастиан прекрасно понимал, кто окажется лишним, если до этого дойдет – точно не Ванья.

Мужчина, проведший Торкеля и Себастиана в гостиную, демонстрировал все признаки сломленного человека. Казалось, будто он несколько дней не снимал одежду. Темные круги под глазами, мощная щетина. Говорил он приглушенным голосом, и голова повисла между плечами, когда он, выставив вперед руку, указал им в перегруженной мебелью гостиной в сторону кресел. «Less is more»^[3] – точно не стало популярным девизом в семействе Петкович. Стены от пола до потолка были заполнены картинами, маленькими зеркалами и фотографиями, на каждой плоской поверхности лежала салфетка, стояли статуэтка, подсвечник, вазочка или цветок в горшке. Себастиан быстро насчитал одиннадцать посадочных мест, даже не учитывая пуфики для ног перед двумя кожаными креслами возле телевизора.

– Почему к делу подключилась Госкомиссия по расследованию убийств? – поинтересовался Габриэль Петкович, усевшись в одно из четырех кресел, напротив Себастиана и Торкеля, которые разместились на диване. Быстро подумав, Торкель решил сказать правду. Она все равно выйдет наружу на сегодняшней пресс-конференции.

– Мы полагаем, что ваш сын стал жертвой серийного убийцы. Что он был второй жертвой.

– Кто был первой?

– Женщина из Хельсингборга. Патриция Андрэн.

Габриэль покачал головой – ее имя ему явно ничего не говорило. Он наклонился и опустил руку на выложенные на журнальном столике три плотно заполненные папки.

– Я собрал все, что о нем писали. Подумал, что вам захочется посмотреть.

Себастиан чуть не спросил, почему им должно этого хотеться, но, встретившись с мужчиной взглядом, сдержался.

Этот взгляд ему уже доводилось видеть. В зеркале, много времени спустя после гибели Лили и Сабины. Безграничное горе. Борьба за то, чтобы вообще функционировать, находить повод для того, чтобы утром вставать с постели. Этому мужчине требуется поговорить о сыне, поэтому Себастиан лишь молча кивнул.

– Миро был хорошим мальчиком, – продолжил Габриэль, открывая первую страницу одной из папок. – Не верьте тому, что видели по телевизору.

– Я его по телевизору не видел, – сказал Себастиан.

– Я тоже, – добавил Торкель, когда Габриэль обратил на него вопросительный взгляд.

– Он там играл одну роль. Чтобы выиграть. Он всегда рвался к победам.

Что, похоже, подтверждала открытая страница папки. Слегка пожелтевшая газетная вырезка, снимок футбольной команды. Мальчишки лет девяти или десяти, положив руки друг другу на плечи, улыбаются на камеру. Заголовок сообщал о победе в кубке Буроса. Мирослав Петкович – победитель матча.

– Ему пришлось нелегко. Его мать умерла, когда ему было девять лет, – рассказывал Габриэль, продолжая перелистывать папку. Большинство вырезок о футболе, а позднее сын, похоже, начал заниматься и индивидуальными видами спорта: теннисом и лыжами. – В школе у него дела шли неважно. Но он был хорошим парнем. Держался подальше от наркотиков, разных компаний и всякой гадости. Много тренировался.

Себастиан посмотрел на Торкеля взглядом, который, как он надеялся, спрашивал, как долго они еще будут позволять отцу предаваться ностальгическим воспоминаниям, и Торкель, похоже, истолковал взгляд правильно. Он кашлянул.

– Вы не знаете, ему угрожали?

– Все время, – кивнул Габриэль. – Это были, пожалуй, не чистые угрозы, но много ненависти. Много злых людей. Примерно месяц назад он отключил у себя в блоге возможность писать комментарии.

– Случилось что-то особенное?

– Ему просто надоело, что все думают, будто он такой, каким его показали по телевизору. Это была роль.

– Да, вы говорили.

– Чтобы выиграть.

Габриэль задержал руку на открытой странице. «Талант из Ульрисехамна в финале первенства страны» – звучал заголовок, а под ним была фотография Мирослава лет в тринадцать, в белой одежде теннисиста и с ракеткой в руке.

– Он победил в региональных соревнованиях на кубке Калле Анки^[4] и дошел до финала в Бостаде.

– Журналист, с которым он собирался встретиться… – начал Торкель, чтобы вернуть разговор к настоящему времени.

– Да?

– Он рассказал о себе что-нибудь еще? Кроме имени?

Немного подумав, Габриэль отрицательно покачал головой.

– Нет.

– Сказал, где они будут встречаться?

– Где-то в Ульрисехамне. Он собирался угостить его ланчем, а потом им предстояло куда-то поехать, чтобы сделать фотографии.

– Но куда, вы не знаете?

– Нет.

– Мог ли он рассказать больше кому-нибудь другому? – допытывался Торкель. – Коллегам, девушке или еще кому-то?

Габриэль вновь покачал головой.

– В настоящее время он не работал. Он бросил гимназию и устроился в малярную фирму здесь, в городе, но ушел оттуда, чтобы участвовать в «Отеле Парадиз».

– Он общался с бывшими коллегами?

– Мало. Большинство было старше, и… я думаю, они ему немного завидовали. Миро прославился и стал зарабатывать больше денег.

– Каким образом? – с искренним изумлением спросил Себастиан.

– С ним только что подписала контракт газета «Экспрессен», он должен был начать вести блог на их страницах, посвященных развлечениям. И потом он получил приличные деньги за «Заполни платформу».

– Что это такое?

– Песня, которую он записал вместе с девушкой из «Отель Парадиз». Продали на платиновый диск. – В его голосе безошибочно слышалась гордость. Габриэль принялся листать страницы в другой папке и нашел то, что искал. Распечатку топ-листа Швеции за май. За несколько недель до того, как движение в большинстве городов обычно почти парализуют медленно передвигающиеся громогласные попойки, носящие название студенческих платформ. Песня «Заполни платформу» с Мирре и Чиао на той неделе занимала третье место.

– Их снова пригласили в студию, и оба должны были в июле участвовать в турне с диджеем по западному побережью.

– Девушка? Другие приятели? – снова попытался Торкель.

Габриэль опять отрицательно покачал головой.

– Никакой девушки, а большинство его друзей переехало отсюда. Или же они потеряли контакт.

Дальше они не продвинулись. Торкель вынул визитную карточку и подвинул ее через стол с привычной тирадой о том, что Габриэль может звонить ему в любое время и по любому поводу.

– Мы дадим пресс-конференцию, – сказал Торкель, вставая с дивана. – Поднимется некоторая шумиха. Пресса, скорее всего, будет с вами связываться.

– Мне надо с ними разговаривать? – спросил Габриэль, казалось, действительно стремясь получить от гостей ответ.

– Поступайте, как хотите, – ответил Торкель. – Некоторым становится легче от того, что они поделятся, другим нет. Но они узнают, где вы живете, и приедут сюда.

– Я могу уехать к брату. Он живет в Уддевалле.

– Как я сказал, поступайте, как хотите.

Они пожали руки, и Габриэль проводил их до двери.

– Он был хорошим мальчиком, – остановил их Габриэль, когда они выходили. – Он вел правильную жизнь, работал, тренировался… Вы можете сказать об этом на пресс-конференции? Что он был очень хорошим мальчиком.

– Конечно, – кивнул Торкель.

Он действительно собирался сказать, но в завтрашних газетах, наверное, все-таки напишут не это. Пресса в таких случаях следует собственной драматургии, а хорошие мальчики не способствуют продаже такого количества номеров газет, как ведущие беспорядочную сексуальную жизнь участники реалити-шоу. Торкель закрыл дверь, и они покинули мужчину с его папками и воспоминаниями, которые никому не интересны.