Позывной «Партизан»

– Не может быть! – воскликнула Элла и замолчала.

– Чего не может быть? – теперь ничего не понимал Сергей.

– В тех местах где-то пропала моя мама, – тихим голосом сообщила женщина. – Влюбилась, дурочка, на пятом десятке лет и укатила с возлюбленным на эту самую речку. Тимофей Игнатьевич – так звали маминого хахеля, простого советского инженера, уболтал её сплавиться по реке на плоту. Собрал таких же одержимых, как и сам, и укатили они на эту самую Чусовую. Больше мы о них ничего не слышали. Мама долго ещё значилась в живых. Свидетельство о смерти не выдавали, так как она не была зафиксирована.

Сергей вспомнил о гибели группы туристов в шалой воде сварливой реки. Время происшедшей трагедии как бы совпадало с исчезновением группы Тимофея Игнатьевича. Поразмыслил: сообщить Элле о том, что знает, или же промолчать, не бередить рану? Решил рассказать.

– Я вырос на этой реке и знаю её коварство. В тот год, когда сгинула твоя мама, у нас действительно утонули какие-то люди, не из местных. Двоих потом откопал в песке мой отец.

– Как… откопал?

– Очень просто. Утопленников вынесло в безлюдном месте на берег и замыло прибрежным песком. Отец плыл на лодке, для чего-то причалил к берегу и увидел торчащую из песка руку. Потом второго человека нашёл, вызвал милицию, но опознать людей не удалось. Кто такие, откуда – не разобрать. Ни лица, ни тела. Все поработали над ними – рыба, раки, камни…

– Какой ужас, – со страхом прошептала Элла. – Может, среди них была моя мама…

Голос её дрогнул, она сильнее прижалась к Сергею.

Он пробыл у Эллы до утра. Потом приходил к ней ещё несколько раз. Через два месяца в медсанчасть прибыла замена, и Элла улетела в Союз, оставив Сергею свой адрес.

– Напишешь? – с надеждой спросила она напоследок.

– Обязательно, – не задумываясь ни на секунду, ответил Морин, хотя был точно уверен, что не напишет ни одной строчки и, более того, постарается забыть эту случайную связь. Встречу с медсестрой он расценил как подарок судьбы изголодавшемуся по женской ласке мужчине, как маленький приятный эпизод в тяжёлой и неблагодарной работе офицера спецназа.

Награда за… трусость.

Для лейтенанта Морина два приятных известия пришли одновременно. Это произошло в канун дня Советской Армии и Военно-Морского Флота. Наконец-то было присвоено звание старшего лейтенанта и вручён затерявшийся орден Красной Звезды. Для того, чтобы на погон разведчика упала третья звёздочка, военным чиновникам потребовался ровно год. По всей вероятности, документы где-то затерялись, либо пролежали без движения, но только не в Грузии, не в Лагодехи, где их подготовил майор Воронцов и направил по инстанции. Документы тормознули уже здесь, в Афгане, в чём Сергей ничуть не сомневался. Нынешний ротный не раз порывался отправить документы повторно, но лысый подполковник в штабе отвечал неизменно:

– Не нервничай, капитан, документы – в работе. И вообще, командованию лучше знать, кому, когда и что давать.

– Товарищ подполковник, но ведь девятый месяц пошёл уже, как Морину сообщили о представлении очередного звания. Майор Воронцов готовил, ещё в школе спецназа, в Грузии, – не сдавался капитан Оборин.

– Ну и что? Майор сделал своё дело и улетел в неизвестном направлении, а лейтенант твой у нас, теперь наше командование решает, как с ним поступить.

– Лейтенант Морин – опытный боевой офицер, – не унимался ротный. – На его счету более десятка удачно проведённых операций.

– Выскочка твой лейтенант, – ошарашил Оборина штабист. – Он из запасников, «партизан», а имеет уже две награды. За такой срок кадровому-то офицеру не всегда удаётся получить хотя бы одну награду, а твой – уже две. Как говорится, каждому овощу свой срок. Уразумел?

– Тьфу! – смачно плевался Оборин, выходя из штаба. – Крысы тыловые! Не всегда удаётся! Сидите и ждёте разнарядки на награды! Делите их меж собой, готовые за орден сожрать друг друга! Мрази вонючие! Орденоносцы хреновы!

Возмущению капитана не было предела. Они с Мориным догадывались, из-за чего сыр-бор, из-за кого идёт вся эта свистопляска.

Замполит Совразов прекрасно понимал: нельзя вдохновлять солдата на подвиг, не понюхав пороха самому. Нельзя принимать бойца за быдло, ублажая вкусным обедом или используя крикливую команду вместо плети. Солдат не воспринимает подобных методов. Не клюёт он на обещания. Просто живёт одним днём. У него для службы и принцип выработан свой: день прошёл – ну и хрен с ним! У Совразова близился срок замены. Одну медаль он себе выклянчил по разнарядке, но хотелось большего, хотелось получить орден за реальную операцию. И тогда можно будет, возвратившись в Союз, рассказывать о своих боевых подвигах, не таясь и не тушуясь. Орден должен быть настоящим. Он долго размышлял, как это лучше сделать и, наконец, созрел. Подошёл к капитану Оборину и попросился на выход.

– Слушай, капитан, тут такое дело, – путано начал замполит, – мне до замены осталось совсем ничего, а я всё напутствую да напутствую первогодков. Некогда и «духов» пострелять, понимаешь. Ты бы подсказал кому из ребят, пусть возьмут на выход. Я, как-никак, офицер-десантник, стрелять и драться в рукопашном бою ещё могу. Надо когда-нибудь и повоевать.

Ротный не стал отговаривать замполита от выхода и решил включить его при случае в группу Морина. Какой из Совразова вояка – знали все. Поэтому выбор пал именно на Морина. Сергей не умел конфликтовать открыто, был дисциплинирован и беспрекословно исполнял все распоряжения ротного. На этом и сыграл капитан. Если бы он подошёл к Данилову, тот попросту послал бы политрука куда подальше и не без оснований.

Так уж случилось что, Костя некоторое время служил с Совразовым в одном полку и знал о нём многое. Не удержался и рассказал однажды о курьёзном случае, который произошёл с замполитом, тогда ещё молодым лейтенантом, вчерашним курсантом военного училища.

Случилось это в Казахстане, куда десантников отправили на летние учения. Прибыв на место, разбили палаточный городок и на отшибе построили сортир с выгребной ямой. Через месяц лейтенант Совразов заступил в караул помощником дежурного по части. Ровно в полночь его организм потребовал опорожнения по большой нужде. Он отпросился у дежурного по части и отправился в конец городка к возведённому строению. Снял портупею и, не найдя крючка, где бы он смог её повесить, решил разместить на шее. Пистолет тянул вниз и не хотел держаться на предложенном месте. Тогда лейтенант Совразов расстегнул кобуру, достал свой «макаров» и сунул в брючный карман. Весело насвистывая, опустился на корточки. И тут произошло непредвиденное. Пистолет выпал из кармана и, громко булькнув, исчез в испражнениях.

– Ё – моё! Вот, дела-а! – только и вымолвил молодой офицер.

У него выступил на лбу пот. Ещё бы! Утеря табельного оружия предусматривает уголовную ответственность. Лихорадочно соображая, что можно предпринять, чтобы не быть осужденным, Совразов, так и не избавившись от переработанной пищи, быстро натянул брюки и бегом направился к дежурному по части – майору с одноимённой фамилией Майор.

– Товарищ майор, разрешите доложить? – запыхавшимся голосом выпалил лейтенант.

– Валяй, – снисходительно разрешил лихой офицер, он же Майор Майорыч, как окрестили его за глаза десантники.

– Я…я…я… утопил оружие, – залепетал молодой помощник.

– Сколько единиц. Какого вида? Из какого подразделения? – машинально стал задавать вопросы майор, не отрываясь от шахматной доски. Потом до него дошла суть доклада, и он медленно развернулся к Совразову.

– Что ты мелешь? Где утопил, если поблизости нет ни озера, ни речки, ни маленькой лужи? Решил разыграть, проверить мою бдительность? Так сегодня не первое апреля.

– Никак нет, товарищ майор! Не разыгрываю. Я утопил его… то есть… утопил табельное оружие.

– Где? – уже осмысленно спросил Майор.

– В сортире, мой «Макаров» выпал из кармана в выгребную яму.

– Ну, а ко мне с какой целью пришёл? – недоумённо поинтересовался дежурный.

– Чтобы доложить о случившемся! – сообщил лейтенант.

– Во, дубина! – восхитился подчинённым майор. – Во, глыбища! Сейчас мы быстренько всё оформим и завтра утром отправим рапорт особистам.

– Никак нет, товарищ майор! Этого делать не нужно! – громко чеканил лейтенант.

– А что нужно? – вкрадчиво спросил дежурный.

– Не знаю, – растерянно ответил Совразов.

– Зато я знаю, что ничего не знаю. До утра чтоб пистолет был. Иначе… – майор с сожалением посмотрел на сопливого лейтенанта и повернулся к нему спиной.

На этом разговор оборвался. Совразов сходил в палатку, где хранились средства химзащиты и взял один комплект. У сортира переоделся и опустился в выгребную яму. Питание у десантников было отменное, так что солдаты постарались хорошо, нечистот скопилось, как говорят в народе, выше крыши. Шарить рукой не удавалось, приходилось опускаться с головой. Маленькая лампочка от аккумуляторной батареи тускло мерцала, и свет от неё едва пробивался сквозь вырубленные в досках отверстия. Но даже такое слабое освещение позволяло различить обнаруженные предметы.

Спустя некоторое время и другой человеческий организм потребовал облегчения. Солдат Нетета пробудился от спазм в животе и, сонно охая, побежал трусцой к тому же сортиру. Молниеносным движением десантник сбросил портки и устроился над очком, заслонив седалищем свет в яме. Вынырнув из дерьма, Совразов оказался в кромешной тьме. Быстро определив причину затмения, лейтенант попросил солдата передвинуться, но так как на голове был противогаз, вместо человеческой речи послышалось нечленораздельное мычание. Лейтенант решил дотронуться рукой до обнажённой задницы десантника, ибо другого способа передать свою просьбу он не нашёл.

Можно лишь представить себе внутреннее состояние полусонного человека, одиноко сидящего в сортире в ночное время. Кругом ни души, звенит ночная тишина, и вдруг – толчок в задницу. Нетета непроизвольно заглянул в яму и ужаснулся: на него уставилось невиданное чудовище с хоботом. От страха солдат издал дикий вопль и из него тут же с большой силой извергнулись остатки испражнений. Они, словно очередью из автомата, полоснули по голове чудовища. Нетета, не надевая штанов, бросился вон из туалета. Он бежал по ночному городку и орал благим матом, отчего навёл большой переполох. Сонные солдаты, ничего не соображая, хватали одежду и выскакивали наружу.

Совразов после упорных поисков всё же отыскал свой пистолет и предъявил его на всякий случай Майору. С тех пор к нему приклеилась кличка Обкаканный. Над ним подтрунивали все, кому не лень, и открыто издевались. От безысходности молодой лейтенант подал рапорт, в котором просил отправить его в Афганистан. Его просьба была удовлетворена, и когда, казалось бы, всё осталось позади, на его голову свалился Костя Данилов.

Капитан Оборин до подробностей знал историю, приключившуюся с замполитом, но вида не подавал. Более того, пресекал любую трепотню по этому случаю и всячески старался поддерживать авторитет замполита. Делал это исключительно в целях поддержания дисциплины в роте. И в этот раз он мог бы отговорить Совразова от выхода на засаду, но, поразмыслив, определил его в группу Морина. Больших стычек с моджахедами не было давно, и капитан рассчитывал на мирную прогулку в горы.

Получив распоряжение от ротного, Сергей посмотрел ему прямо в глаза, спросил:

– Очень надо?

– Надо, Партизан, и замполиту когда-то набираться боевого опыта. Сам посуди: старлей скоро заменится, улетит в Союз, а что он может рассказать первогодкам о нашей войне? Насочинять с три короба и исказить действительность? Рассказать, что всё было легко и просто? Нет уж, дудки! Пусть хоть чуток хлебнёт правды. А ты уж постарайся наделить его трудностями. Лады?

Сергей не стал отвечать привычно: «Лады». Усмехнулся и произнёс:

– Не предполагал я, товарищ капитан, что ты выучился агитировать, да столь убеждённо, что отказать тебе просто невозможно. Только сознайся, где познал все тайны агитации? Уж, не у Совразова ли?

Ротный с возмущением уставился на Морина и хотел, было, матюгнуться, но тот не дал ему заговорить, продолжил:

– Может, тебе переквалифицироваться, а потом взять, да и занять должность замполита по совместительству?

– Да пошёл ты… делай, что я сказал! – остановил ёрничество Морина Оборин.

– Есть, товарищ капитан! Старший лейтенант Совразов будет включён в группу в самое ближайшее время! Другие распоряжения будут?

– Берёшь пример с Данилова, строишь из себя клоуна?

– Никак нет, товарищ капитан!

Ротный приблизился к Морину и неожиданно задал подзатыльника.

– Ты всё понял, Серёга? Чтобы всё было по-настоящему, чики-чики, чтобы комар носа не подточил.

В этот момент Сергей не мог и представить, как всё обернётся. Из всех выходов группы серьёзных столкновений с «духами» насчитывалось немного, и те приходились на первую половину года. Караваны постоянно меняли маршрут, и обнаружить их было довольно непросто. Рота обслуживалась кабульским вертолётным полком, но летуны особо не жаждали делать облёты территории с досмотровыми группами капитана Оборина. Они просто-напросто игнорировали отдельную роту спецназа.

– Рота – не батальон, капитан – не майор, – не раз отвечали вертолётчики на просьбы спецназовцев. – У нас есть дела поважнее, а ваши задачи – тьфу! И район ответственности вам точно не определён. Ваша банда – как перекати-поле. К кому перебросят, с того и спрашивайте. В конце концов, у вас есть бронетехника, вот и катайтесь, куда вам захочется.

Вертолётчики отчасти были правы. В конце лета рота капитана Оборина оказалась своеобразной затычкой. Желтуха и тиф валили в отрядах больше половины личного состава. Иногда эта цифра приближалась почти к ста процентам. Командование сороковой армии почему-то считало, что рота Оборина бездельничает, и когда требовалась «неотложка» где-нибудь в районе Газни или Гардеза, её срочно перебрасывали туда в полном составе. По божьей воле, видимо, но болезнь обходила стороной разведчиков, хотя время от времени и здесь зараза выводила из строя до десятка бойцов.

В этот раз отдельная рота капитана Оборина была переброшена в провинцию Нангархар. Накануне перед выходом, как всегда, ротный вызвал к себе Морина и показал на карте дорогу, по которой, со слов «стукача», вот уже два раза проходил караван с оружием. Численность каравана невелика – насчитывалось до двадцати моджахедов. Сведения осведомителя не всегда отражали действительность, и поэтому верить им или нет, решал каждый из офицеров самостоятельно. Морин поверил афганцу, но то, что караван в третий раз пойдёт тем же маршрутом, почему-то засомневался. Но приказ командира – закон для подчинённого. Настораживало одно: почему Оборин распорядился выдвигаться к месту засады днём? Сергей спросил:

– Почему такая необычность, капитан?

– Потому что «духи» днём спят, группа пройдёт незамеченной.

– А почему пешие, почему бы нас не забросить «вертушкой» или на броне?

– Два «почему» – это уже много. Но я отвечу, раз ты мою задачу разжевал, а проглотить не можешь. Первое. «Вертушку» не дают. Броня отпадает. Путь не близок, и к месту засады вы выйдите не раньше полуночи. У меня есть опасение, что караван пойдёт по другому маршруту и ваши пути, вполне возможно, пересекутся. Для внешней маскировки наденете афганскую одежду. Это на тот случай, если вы столкнётесь с духами раньше времени. Скажем, на восьмом километре у заброшенного кишлака. Поэтому, будь осторожен, Сергей, и смотри в оба.

– Понял, капитан, буду предельно внимательным, – Морин сразу посерьёзнел. – А насчёт афганской одежды ты здорово придумал. Она свободная и в ней не так жарко. Один раз я напяливал на себя такие штаны, знаю.

– И как?

– Зашибись, мне понравилось. А вот чалму не надевал.

– К твоему лицу в самый раз, – усмехнулся Оборин. – Вылитый моджахед.

Тяжёлые ранцы, нагрудники с боезапасом и автомат на груди сильно усложняли передвижение. Измотанные переходом в горах разведчики достигли места предполагаемой засады только под утро. Восемнадцать километров через горы удалось преодолеть лишь за половину суток. В пути караван не повстречался. Морин расставил бойцов, разведчики заняли круговую оборону чуть ниже вершины горы. Радист отработал дежурный сеанс связи. Люди отдыхали по очереди. Больше всех измучился замполит. У него сопрели ягодицы, и он едва держался на ногах.

– Ничего, отлежишься. Караван подойдёт не скоро, если вообще подойдёт, – подбодрил Совразова Сергей.

Весь день разведчики пролежали, наблюдая за дорогой. Прошли несколько афганцев, внимательно осматривая следы. Они были без оружия. До позднего вечера на дороге никто больше не появлялся. Сергей задремал и проспал около двух часов. В полночь его разбудил сержант Москаленко.

– Товарищ старший лейтенант, – взволнованно шептал он на ухо и с силой тряс Морина за плечо. Сергей проснулся моментально и спокойно произнёс:

– Не тряси, докладывай.

– На левом фланге виден свет фар трёх машин.

Сергей взял бинокль ночного видения, посмотрел в указанном направлении.

– Вижу, – сказал он тихо. – Передай: «Всем приготовиться!»

Машины приближались, но были ещё далеко, и шум моторов не прослушивался. Минут через семь раздались негромкие голоса. Напряжённо всматриваясь в темноту, разведчики обомлели. Впереди машин на большом удалении двигались пешим порядком моджахеды. Они шли, не таясь. Сергей посмотрел вдоль дороги, водя бинокль влево и вправо.

– Едрит твою мать! – злобно выругался он и повернулся к сержанту. – «Духов» наберётся человек шестьдесят, не меньше. Идут двумя колоннами. На, глянь.

– За второй колонной вижу ещё три машины, – сообщил Москаленко.

– Молодец, я их тоже засёк.

Подполз замполит.

– Морин, надо залечь и не высовываться. Пусть проходят. Их очень много для нас, на каждого приходится по три-четыре «духа».

– Нет, Толя, негоже так, – не согласился Сергей, впервые назвав замполита по имени. – Будем мочить. На нашей стороне внезапность и ночь. «Духи» в ущелье, а мы – наверху. Перекроем им выход. Что может быть лучше? Как думаешь, Москаленко?

– Так же, как и вы, товарищ старший лейтенант. Надо мочить, не раздумывая.

– Прекрати, Морин! – взвизгнул Совразов. – Твоё решение равносильно самоубийству. Не забывай, что я являюсь твоим непосредственным командиром. Приказываю залечь и не шевелиться, пока колонна не выйдет из ущелья.

Сергей склонился к уху замполита и зловеще прошипел:

– Ты для меня – начальник в пункте постоянной дислокации, а сейчас я руковожу группой. Так что заткнись в тряпочку и ложись за валун, а то и пристрелить могут.

– Ну, знаешь… – только и нашёлся ответить Совразов. Он словно задохнулся и, широко раскрыв рот, судорожно схватил большой глоток воздуха. Не привык замполит, чтобы ему перечили. И кто? Лейтенант из запаса, «партизан» смел на него вякнуть.

– Ты ещё пожалеешь об этом, командир грёбаный, – очень тихо пробормотал Совразов. – Ты даже не подозреваешь, засранец, как я умею мстить.

Но месть может состояться только потом, когда они вернутся на базу, а сейчас он не мог ничего поделать с безумным командиром группы.

«А вернёмся ли?» – крутнулась в голове коротенькая мысль, и замполиту стало страшно. Он как-то сразу обмяк, ссутулился и незаметно для всех испарился в ночи. Его осенило: лучший способ остаться в живых – это отсидеться где-нибудь в надёжном укрытии и дождаться исхода боя. А там будет видно. Не исполнять же, унижаясь, приказы свежеиспечённого старшего лейтенанта, да погибнуть как-нибудь по-дурацки, совсем как рядовой солдат. И Совразов полез на вершину горы.

А Морин давно уже не смотрел в сторону замполита и не прислушивался к его злобному шёпоту. Время не ждало, и командиру следовало поторопиться. Он готовил людей к атаке. Подозвал сержанта, распорядился:

– Стрелять по головной машине из всех стволов, как только первая колонна покинет ущелье. Гранатомётчику работать исключительно по групповым целям. Ты меня понял, Москаленко?

– Понял, товарищ старший лейтенант!

– Сигнал – моя очередь из автомата.

– Ясно, командир!

Сержант отполз и передал команду солдатам. Морин позвал радиста, сообщил Оборину:

– Нащупал «духов», их больше, чем я ожидал. – Он замолчал на несколько секунд, соображая, сообщать ротному о превосходстве противника или же умолчать. Решил доложить, как есть. – Раза в три.

В трубке наступила небольшая пауза. Морин догадался, что ротный в некотором замешательстве, и для принятия решения тому требуется некий толчок. Он поспешил заверить командира в правильности принятого решения.

– Не волнуйся, капитан, я всё продумал. На нашей стороне ночь и внезапность. Позиция – лучше не бывает. Успех гарантирую.

– Я тебе не девка в первую брачную ночь, не умасливай. В штаны не наложишь?

– Нет, командир, но поддержка бы не помешала.

– Что нужно?

– «Тихого» с оказией.

Оборин пообещал прислать «вертушку», но его слова прозвучали не совсем уверенно, и Морин ему не поверил. Он знал отношение лётчиков к роте Оборина. Но обещание тем и хорошо, что вселяет в человека надежду и укрепляет уверенность.

«Вряд ли успеют, даже если сработают оперативно», – рассудил Сергей и нажал на спусковой крючок.

Автоматная очередь взорвала ночную тишину, отозвавшись многократным эхом в немых горах. К очереди командира почти одновременно присоединилось с десяток других. В одно мгновение ущелье заполнилось многоголосым грохотом и диким лаем пулемётов. Уши солдат заложило невидимой ватой. Первая машина попыталась выскочить из ущелья. Водитель резко газанул, машина сорвалась с места с бешеной скоростью, но было поздно. Разведчики пробили в ней все колёса. Она неуклюже накренилась, замерла на несколько секунд, и, как бы нехотя, свалилась вниз в пересохшее русло реки.

– Твою мать! – выругался с остервенением Морин.

Его план заткнуть выход их ущелья одним махом не удался. Моджахеды, сидевшие во второй машине, выпрыгнули из кабины и, стремглав, также скрылись в глубоком русле.

«Духи» из второй колонны быстро сориентировались, перебежали на противоположный склон и залегли. Ситуация на глазах менялась, и довольно существенно, и, конечно же, не по сценарию Морина. Группа афганцев, шагавших впереди первой машины, вышла из оцепенения и повернула назад. В ночной бинокль было видно, как зелёные фигурки короткими перебежками возвращаются назад и спешат на помощь своим.

Сообразительный Москаленко, не дожидаясь команды, схватил пулемёт и бросился с тяжёлой ношей на правый склон горы. Когда «духи» полезли наверх, он встретил их плотным огнём. И сделал это вовремя, иначе те смогли бы приблизиться к спецназовцам на близкое расстояние.

«Духов» было человек двадцать-двадцать пять, и добрая половина осталась лежать у дороги, так и не поднявшись на склон. Остальные моджахеды заметались в поисках укрытия. Неожиданно с противоположной стороны на левом фланге заработал крупнокалиберный пулемёт.

– Сухоруков! – крикнул Морин гранатомётчику. – Видишь?

– Вижу, командир. Ща я его сделаю.

Боец быстро прицелился, и выпущенная им граната накрыла остервенело лающий пулемёт. Тот замолчал. Было видно, как беспорядочно ведут огонь «духи». Это вдохновляло командира группы. В темноте цель не видна, и единственный ориентир для стрельбы – вершина горы на фоне бледного небосклона. Туда – то и лупили «духи», надеясь уничтожить бесстрашных «шурави».

«Не слезь мы с высотки – сейчас всем была бы хана, – успел подумать Сергей и улыбнулся в темноте. – Да и Сухоруков молодец. Нет, не молодец, а герой. Останусь жив, представлю к медали».

Мысль о собственной смерти уже не волновала его так остро, как в первом бою. Он как бы свыкся с её постоянным присутствием, но не подпускал на близкое расстояние, как не подпускают шипящую змею. Он, как и всякий молодой человек, подсознательно верил в своё бессмертие. И костлявая стерва избирала пока других.

Прошло около получаса. Командиры моджахедов очухались после внезапного налёта, пришли в себя. Они трезво оценили силы и возможности «шурави». На обоих флангах стали раздаваться командные выкрики, которые повторялись хором.

«Не иначе, как поднимают боевой дух, – предположил Сергей. – Значит, нас приняли за достойного противника. Что ж, и этот факт для меня большой плюс, хотя дела наши отвратительны. Факт внезапности угас, а выход из ущелья не перекрыт. Похоже, группа втягивается в обычный затяжной бой. Вот уж кто возрадуется моим промахам, так это Совразов. Кстати, а где же он сам? Не мешало бы и у наших солдат поднять боевой дух».

Выпустив очередную порцию свинца по моджахедам, прижимая к земле самых ретивых, Морин оглянулся по сторонам. Замполита поблизости не оказалось, дальше рассмотреть чьи-либо лица мешала ночная пелена.

«Куда же он подевался? Убит или ведёт бой с солдатами на правом фланге?» – недоумевал Сергей. В горячности боя он как-то забыл о существовании замполита. – «Где же он есть, чёрт бы его побрал?! Сейчас в самый раз воодушевить бойцов личным примером».

– Верховодов! – окликнул он ефрейтора. – Где замполит?

Вопрос прозвучал нелепо, как будто боец был ординарцем Совразова.

– Не видел, товарищ старший лейтенант.

– Найди и пригласи ко мне! Немедленно!

– Есть! – Верховодов, ловко извиваясь между камней, пополз на правый фланг.

Внезапно ударило безоткатное орудие моджахедов, снаряд разорвался на вершине горы. Спустя некоторое время с одинаковым интервалом туда улетели ещё пять снарядов.

«Палите, «душки», палите, нам ваших снарядов не жалко, – злорадствовал Морин. – Вы при деле и мне приятно».

Он знал, что рано или поздно «духи» поймут свою ошибку, но пока бессмысленный артобстрел утраивал старшего лейтенанта. Ему нужна была передышка. Сергей почему-то нутром чувствовал свою победу, хотя заварушка ожидалась жаркой.

«Да где же этот хренов замполит?» – в который раз забеспокоился он.

Безоткатка замолчала, наступила тишина. Сбоку послышался шорох и сопение человека – вернулся Верховодов.

– И где наш парторг? – спросил Морин, ожидая услышать от ефрейтора, что Совразов цел и невредим и ведёт бой вместе со всеми на правом склоне горы.

– Не нашёл я его, товарищ старший лейтенант, – прозвучало в ответ.

– То есть, как это… не нашёл?

– Что хотите, то и думайте, только не нашёл я его. Всю гору на брюхе исползал, но замполита не обнаружил. И никто его не видел.

– Та-ак, – растерянно протянул Морин.

«Неужели ранен наш парторг и его утащили «духи?» – первое, о чём подумал он. Думать о чём-нибудь ещё не дали моджахеды. Они вновь полезли на гору. Сергей посмотрел в бинокль, внимательно изучил обстановку. Сквозь зелёное свечение прибора он заметил на левом фланге шесть афганцев. Они скрытно заходили в тыл гранатомётчикам. Словно читая мысли командира, подполз пулемётчик Абдуллаев. Он менял позицию.

– Быстро на левый фланг, там шесть «духов» опять полезли в гору.

Неразговорчивый здоровяк не сказал в ответ привычное «Есть!» Он молча вскочил, и тяжёлыми витиеватыми перебежками бросился наперерез моджахедам. Очень скоро из-за валуна, где занял новую позицию пулемётчик, раздался голос его «машинки». «Духи», расстрелянные почти в упор, остались лежать на склоне.

Бой был очень тяжёлым и длился до самого рассвета. «Вертушки» с группой подмоги так и не прилетели. Морин рассудил это по-своему, полагая, что группу Тихого задержали преднамеренно. Он не стал выходить на связь с Обориным до того момента, пока не почувствовал: в стычке с душманами наступил коренной перелом, перевес сил на стороне разведчиков. Победу над противником уловили и все остальные.

«Духи» прекратили перестрелку, затихли и чего-то выжидали. По всей вероятности, они искали пути отхода. Морин в бинокль постоянно отслеживал любые их передвижения. Когда они попытались скрытно спуститься в сухое русло реки и уйти по нему, бросив машины и имущество на дороге, Сергей зарядил подствольник и, прицелившись в сгрудившихся людей, выстрелил. Граната разорвалась точно в центре. Стало удивительно тихо. Морин подождал минут десять и отправил к машинам группу досмотра.

Вдруг откуда ни возьмись, появился замполит.

– Ловко мы их завалили! – радостно воскликнул Совразов и осёкся под тяжёлым взглядом Морина.

– Молодцы бойцы! – быстро сориентировался замполит, поняв, что сболтнул лишнее. – Геройски дрались, продолжил он, но уже менее восторженно. – И каждый достоин награды.

– Они-то достойны, а вот ты где был? – спросил Морин замполита шёпотом.

– Дык, я что? Обиделся на тебя и ушёл наверх. Решил не мешать. Занял, так сказать, отдельную позицию.

– И с кем ты там воевал? – едва сдерживая себя, чтобы не врезать Совразову по физиономии, гневно процедил Морин.

– Обвиняешь меня в трусости?!

– Ты предал группу, а обвинять тебя будет военный прокурор, – уже не таясь от солдат, громко проговорил Сергей.

– Я был под артобстрелом и даже ранен! Снаряды рвались вокруг меня, и я вынужден был вгрызаться в камни! Как ты смеешь так разговаривать… с командиром!

«Главное – не дать ему обвинять меня при солдатах», – пронеслось в голове Совразова. Для него не составило труда понять, чем может закончиться его смиренность. И замполит возмущённо верещал:

– Я отвлёк на себя безоткатки моджахедов. Принял, так сказать, огонь на себя! Что было бы с группой, если бы «духи» стреляли по вам? Не догадываешься?! Мне просто повезло, что остался жив, хотя утюжили – головы не поднять!

И тут Морин не сдержался. Он слегка ткнул ладонью в нос замполита, снизу в верх, а когда тот зажал обеими ладонями хлестнувшую кровь – ударил коленкой в пах. Совразов осел на землю, тупо соображая, что больнее – разбитый нос или мужское достоинство, и какое место следует зажимать в первую очередь, так как рук у него оказалось недостаточно.

– Я не больно, Толя, так, слегка, чтобы ты не претендовал на Звезду Героя. Извини, командир, мне пора считать трофеи.

Группа досмотра подала сигнал: «Всё чисто. Можно приступать к работе».

Морин сбежал вниз к машинам. Трофеи оказались весомы. Кузова двух «Симургов» были полны оружия и боеприпасов. В третьей машине в плотных мешках лежали наркотики.

– …твою мать! – громко выругался он, не зная, что с ними делать.

Не желая впутывать в это дело никого, Морин, немного поколебавшись, решил взорвать машину и сжечь весь дурман, и сделал это лично.

Когда появилась «вертушка» – «Симург» уже догорал.

Взорвав машину, Морин не поленился и поднялся на вершину горы. Им двигало любопытство: куда попали снаряды афганских орудий, и где была «отдельная» позиция труса Совразова. Сергей бегло глянул по сторонам и нервно улыбнулся. «Позиция» замполита представляла собой узкую щель в скале. В ней можно было только отсидеться, да и то, не поворачиваясь. Снаряды рвались далеко от норы замполита. Даже если бы Совразов был вне укрытия, вероятность ранения была исключена.