Позывной «Партизан»

«Вот тебе, Серега, и первая кровь. Она на твоей совести», – пришла внезапная мысль.

И тут в спину моджахедам ударил Суванкулов. Раздался чей-то испуганный вопль, без промедления застучали автоматы «духов». Приподнявшийся сержант Радомский, готовясь к перебежке, издал глухой стон и тяжело завалился набок. Рядом кто-то матерно выругался. Грязные «пакистанки» заметались у холма в замешательстве и снова побежали к позиции Морина. В поле зрения появился гранатомётчик. Сергей выловил в перекрестье прицела его фигуру в халате, потянул пальцем спусковой крючок. Силуэт дёрнулся и упал. Выручил подбежавший Данилов. Он швырнул в бегущих одну за другой две гранаты. Остальные «духи», забрав резко в сторону ущелья, стали поспешно отходить. Подошёл Суванкулов с бойцами.

– У тебя потери, Партизан?

– Да, – хриплым голосом зло отозвался Морин. – Попёрли, как в боевике, в полный рост. Кричал им, засранцам, залечь – не услышали. Шерстобитов убит, Катаев и Радомский тяжело ранены.

– Ладно, Партизан, сопли распускать некогда. Сматываться надо. «Духи» здесь не все были, чует моё сердце. Мы с тобой обложились, причём очень жидко: не смогли отличить дозор от основной группы. Ухватились за наживку и сели на крючок. Ну да хрен с ним, первый блин всегда комом.

– Трофимов! – обратился он к радисту. – Свяжись с ротой!

– Есть, товарищ старший лейтенант! Я мигом!

Через несколько минут Философ говорил с Обориным. После разговора отдал наушники радисту.

– У нас, узбеков, не принято ругаться матерными словами. Но сейчас мне хочется нарушить обычай предков.

– Что? – не дожидаясь окончания замысловатой речи, спросил Данилов. – Вертушки не придут?

– Придут… с запозданием.

– Тьфу, твою мать! – выругался прапорщик. – Солдат кровью истекает, моджахеды вот-вот вернутся, ты сказал ротному об этом?

– Сказал, Удача, сказал, разве не слышал? Вертушки на подлёте.

– Так отчего тебе хочется ругаться по-русски?

– Мы – разведчики или санитары?

– Выражайся яснее.

– Ротный передал просьбу пехоты.

– Ну?

– Спуститься вниз и обшарить сгоревшие машины. Забрать обгоревших водил.

– Ну, ротный, ну, Оборин! – возмутился Данилов.

– Он сказал всё правильно, – промолвил Морин. – Там тоже могут быть раненые и трупы. Моджахеды вернутся – надругаются. Этого допустить нельзя. Пошли.

– Машины сгорели, все видели, живых мы там не найдём, – пытался убедить Костя.

Спорить не стали, спустились вниз, к дороге. Подобрали обгоревших водителей, все трое успели в последний момент выпрыгнуть из кабины, но в живых остался только один. Он сильно обгорел и находился в бессознательном состоянии, бредил. Двое других были мертвы.

Подошли вертушки. Разведчики загрузили раненых и убитых, забросили трофейное оружие и взмыли в воздух. Посадку совершили в ближайшей медсанчасти пехотного полка, сдали печальный груз медикам.

Прибыли в роту, доложили о результатах проведённой операции. Оборин выслушал, помрачнел.

– Не знаю, как и докладывать. Задача, по сути, не выполнена, провалена. Купились на лёгкий успех.

Капитан заходил по палатке.

– Виноват во всём я, – не удержался Морин. – Философ был далеко, решение атаковать принимал я.

– Чего ты добиваешься? – с раздражением спросил ротный. – Совесть мучает, душа требует наказания?

– Но задача-то не выполнена, «духи» ушли…

– Это война, Морин. И сегодня был твой первый настоящий бой. Испытание ты выдержал и не береди свою душу. Она должна здесь зачерстветь, иначе воевать грамотно ты просто не сможешь.

– Правильно вы сказали, товарищ капитан, – как всегда, не сдержавшись, встрял Данилов. Справедливость для него была превыше всего. – Чья тут вина, если душманов оказалась прорва? Я уверен, что мы напоролись на них совершенно случайно. Не поверю, чтобы на безоружную колонну бензовозов следовало нападать такой толпой. Здесь что-то не так.

– Прав, Удача, товарищ капитан. Там, несомненно, готовилась другая засада или формировался караван, но мы им помешали, – высказал предположение Философ.

– Ладно, доложу как-нибудь. Ночь впереди, есть время подумать. Но «духов» мы должны уничтожить в этом месте всё равно. Для самоутверждения, если хотите. А ты, Партизан, возьмёшь завтра мой «уазик» и смотаешься в медсанчасть. Навестишь Радомского и Катаева, Шерстобитова отгрузишь в Кабул. Уловил?

– Нет.

– Что тебе непонятно?

– Я ни разу не занимался отправкой «груза – 200».

– Ах, вон оно что! Поясню. Шерстобитова заактируешь и отправишь на «консервный заводик».

– Куда… отправить? – переспросил Сергей.

– Ну…, туда, где твоего Шерстобитова в цинк запаяют, – мрачно пояснил Оборин. – Вообще-то, это дело медиков, но мы контролируем отправку всех наших «грузов – 200». Нередко бойцы теряются, исчезают бесследно.

Капитан стиснул челюсти, на щеках выступили желваки.

– Понимаешь, Сергей, я поклялся себе однажды, что все погибшие из моей роты в обязательном порядке будут доставлены родственникам. Без вести пропавших солдат в моей роте не будет никогда.

На следующий день Сергей взял «уазик» капитана и отправился в санчасть одного из пехотных полков. Добрался быстро. Зашёл в помещение, нашёл прапорщика-санинструктора.

– Мне нужно повидать своих бойцов, Радомского и Катаева. Вчера их доставили вертушкой с пулевыми ранениями в грудь.

Бритая яйцеподобная голова медика медленно развернулась, на лице выступила язвительная улыбка.

– Нема у нас твоих хлопцев, лейтенант.

– Что значит – нема? – Морин подошёл к прапорщику вплотную. От того разило самогоном.

– А вот так: нема, и всё тут. В санчасти только водила обгорелый. Твой Катаев вчера к «двухсотым» переметнулся, а Радомский пока жив, но слишком тяжёлый. Здесь нам ему глаза не открыть, поэтому мы его в Кабул отправили, вместе с Шерстобитовым. Ищи там.

Санинструктор отвернулся и побрёл по коридору. Сергей догнал его, рванул за плечо, да так сильно, что тот едва удержался на ногах

– Где мои бойцы?! – выкрикнул он в лицо прапорщику грозно.

– Чего хватаешься за грудки? – ничуть не испугавшись, спокойно спросил медик. – Русским языком сказано тебе: все твои солдатики в Кабуле, Катаев – в морге. Он скончался часа через два, как поступил в санчасть. Всё, лейтенант, не дергайся.

Он заглянул в побледневшее лицо Морина, тихо спросил:

– Недавно в Афгане?

Не дождавшись ответа, добавил:

– Понимаю, командир. Первый бой, первая кровь. Переживаешь, что не уберёг. Вполне понимаю. Мой тебе совет: хлопни самогонки, курни анаши, первое время помогает. А потом душа твоя зачерствеет, и ты привыкнешь.

– Пошёл ты… – Сергей хотел выругаться матом, но вместо матерных слов вылетело другое. – Сволочь!

Он выбежал из санчасти, сел в «уазик».

– Назад, товарищ лейтенант? – поинтересовался водитель.

– Погоди чуток. Дай связь с Обориным.

Водитель передал наушники.

– Товарищ капитан, все бойцы в Кабуле. Катаев умер. Что делать?

– Будь на связи, сообщу, – пробасил Оборин.

С оказией Сергей добрался до морга. Где находится полевой госпиталь – знали все. Но не таким ожидал увидеть его Морин. Здесь, в Афгане, всё иначе, нежели в мирной жизни. Несколько палаток прямо на земле – вот и весь морг. У палаток сидел небритый солдат-пехотинец – «старшой» по моргу. Глаза осоловелые – пьян. Увидев лейтенанта, он никак не отреагировал, лишь устало бросил:

– Пошли.

Зашли в крайнюю палатку. Вповалку, плотно друг к другу лежали изуродованные тела. Те, которых опознать невозможно – обгорелые куски мяса или обезглавленные трупы, лежали в углу. Сергей растерялся.

– Чё встал? Ищи, – вывел его из оцепенения «старшой».

Как парализованный прошёл Морин до конца палатки. Шерстобитова и Катаева среди обитателей морга не оказалось. Бойцы лежали в углу третьей палатки.

– Эти? – Пьяный солдат, держа шариковую ручку в ладони, указал оттопыренным пальцем на погибших разведчиков.

– Они, – хрипло выдавил Сергей.

– Счас. Помечу.

Он наклонился к мёртвым солдатам и посмотрел на Морина.

– Ну?

Отупевшие мутные глаза «старшого» выпучились, словно бильярдные шары над лузой. Круглое обрюзгшее лицо будто окаменело. Рот с полным отсутствием губ, что щель, прорезанная штык-ножом, шумно выпускал спертый воздух

– Ну? – нетерпеливо повторил он.

– Что? – не понял Сергей.

– Диктуй фамилию и часть.

Морин продиктовал. «Старшой» прямо на задубелой коже вывел ручкой фамилии бойцов и номер части.

Глаза Катаева, когда-то голубовато-синие, как свежие васильки, стали серыми и стеклянно смотрели через полуприкрытые веки. Словно осень коснулась их, и они пожухли, и никогда уже не расцветут, даже если на землю придёт весна. Будто во сне Сергей Морин покидал морг.

Зимний праздник под Кабулом.

Приближался Новый год. Зимние дожди в Афганистане не являются большой редкостью, и заканчивающийся год не стал исключением. Степи набухли от излишней влаги и стали серьёзным препятствием для бронетранспортёров. При отличных боевых качествах этих машин они всё-таки увязали, заставляя офицеров вспоминать всех матерей на свете и приветствовать их отборной бранью. В конечном итоге при планировании операций бронемашины в расчёт не брались, прорабатывались пешие варианты передвижения. Разведчики рассчитывали только на себя и таскали тяжёлое снаряжение на плечах, глубоко утопая сапогами в жидкой холодной земле. Перед Новым годом засады не планировались. Перевалы позаносило снегом, и передвижение караванов застопорилось. «Духи» тоже получили передышку и попрятались в отдалённых кишлаках, либо зимовали в Пакистане.

Разведчики отдыхали, набирались сил. Офицеры знали, что отдых продлится недолго – недели полторы-две, не больше. Потом они опять пойдут в засады или будут совершать внезапные нападения на кишлаки. Но всё это будет потом, а пока – отдых, праздник, расслабуха. Зимой не отдыхают и работают без передышки только печки-буржуйки. Они круглосуточно топятся и почти всегда стоят румяные, источая в палатке душно-вонючее тепло. Но это, все-таки, лучше, чем мёрзнуть в засадах многие часы.

К городку, где базировались спецназовцы, подтянули мотострелковый полк, и сейчас разведчики стали не одиноки. Скрытая неприязнь между родами войск присутствовала, но разведчики отличались миролюбивым характером, поэтому жизнь в городке протекала, можно сказать, сравнительно спокойно. Некоторые офицеры обоих подразделений даже подружились. Мотострелки имели в городке некоторое преимущество: у них имелась медсанчасть. Заведовал ею усатый капитан по фамилии Мельниченко. Его хозяйство располагалось в двух больших палатках и одном кунге, снятом с автомашины. В подчинении капитана был хирург и несколько медсестёр. По меркам войны это было уже кое-что и немного сверху. Так оценил ситуацию однажды Костя Данилов. Правда, женщины-медики не являлись образцом морально устойчивых особ, и за ними тянулся длинный шлейф всевозможных сплетен. По одной из версий следовало, что все медсёстры, без исключения, приехали в Афганистан подзаработать. При этом имелось в виду, что они, как и все остальные, будут получать в Союзе два оклада и один здесь, под Кабулом, в виде чеков. Речь шла о совершенно другом заработке. Они, якобы, отдавались офицерам за один-два месячных оклада в чеках, так как рублей здесь, естественно, не водилось. Деньги остались в Союзе. Но, как бы то ни было, отсутствием внимания со стороны мужской половины медсёстры не страдали.

За неделю до Нового года подмёрзло, и пошёл снег. В некотором приближении погода смахивала на российскую. Все, кто был в палатках, высыпали наружу.

– А я что говорил? На Новый год обязательно выпадет снег. Вспомнили? – восторженно проговорил Костя Данилов.

– Не убеждай нас, Тихий, что ты предсказатель. Просто угадал, совершенно случайно.

Настроение у разведчиков было приподнятым, они радовались, как дети, наблюдая, как падают крупные пушистые снежинки. Следует отметить, позывной «Удача» у прапорщика не прижился. С подачи Суванкулова его стали называть Тихим, потому что тот, обутый однажды в кроссовки вместо положенных сапог, смог бесшумно подкрасться к «духам» с тыла и забросать их гранатами. Позывной приклеился надёжно. Костя Данилов стал Тихим.

– Угадал – не соврал, – заметил Костя и осторожно сгрёб снег огромными ладонями. Подержал немного и стал мять его, с хрустом прессуя в комок. Потом резким движением руки запустил снежок в Морина. Сергей увернулся, снежный комок ударился в прорезиненную ткань палатки и разлетелся вдребезги.

– Мужики, надо подумать, чем мы спрыснем новогодний праздник, – озабоченно произнёс Новиков, заглядывая в лица друзей.

– Шампанского нет, а праздник встретить хочется по-настоящему. Чтоб зазвенели стаканы после мудрёного тоста нашего Философа. Ох, как хочется! – закончил коротенькую речь Новиков.

– В чём проблема? – спросил Сергей, кивком головы указывая на палатки медиков. – У них всегда есть.

– У них-то есть, да не про нашу честь, – удручённо протянул Новиков.

– Какая тут может быть безнадёга? – Данилов, как обычно, выразил крайнее удивление.

В бытовых вопросах для него проблем не существовало. Он мог достать, словно из-под земли, казалось, всё что угодно

– Есть наводка – будет водка! – тут же сочинил рифмованный лозунг Костя, убеждая друзей в очередной раз, что в быту – не в бою, непреодолимых преград не бывает. – Устроим переговоры со старлеем Пашкой. Мировой мужик, как я.

Разведчики повеселели, заулыбались.

– И такой же хвастливый? – не удержался Суванкулов.

– Не перебивай, – отмахнулся Костя.

Его мозги зашевелились в нужном направлении.

– Они, тёти-моти-стрелки, штык им в задницу, научились гнать самогон. Думаю, одолжат по такому случаю, не пожадничают. А наш старшина в обмен на это цукора им подбросит, не обеднеет. Верно, говорю, спецназ?

– Ну, ты и голова! – восхитился другом Миша Новиков. – Ну, извилины! Только ты, Тихий, держи разговор правильно.

– Что значит – правильно? – с недоумением спросил Данилов.

– Видишь кунг?

– Понял, Слон, понял. Дальше можешь не продолжать, я догадливый. Именно с ними, с милыми сестричками, мы и встретим Новый год.

– Ну, головища! Это ж надо, мои мысли читает! – ещё больше поразился Новиков способностям Кости.

– Только не переборщи раньше времени, – посоветовал Суванкулов. – Знаю я тебя, хвастунишку.

– Не учи отца подпрыгивать на жинке! – шутливо огрызнулся Данилов.

За час до Нового года собрались в палатке разведчиков. К такому решению пришли обе стороны. У мотострелков много офицеров, и после чрезмерного возлияния, естественно, всем мужикам захочется быть поближе к женщинам. По словам медсестёр, им бы не хотелось пьяных приставаний. Они предпочли узкий круг мужчин. Может быть, так оно и было на самом деле, но была и другая причина. Им давно приглянулись спецназовцы. Немногословные, сильные, таинственные, жили по соседству, а на медсестёр – ноль внимания. Свои же мужики, наоборот, только и делали, что раздевали их глазами на каждом шагу. Женщин это раздражало и порядком поднадоело. Им давно хотелось уединиться с разведчиками. И вот случай представился.

В новогоднюю компашку сбились трое офицеров-мотострелков и четверо спецназовцев. Женщины были довольны. Втайне от всех Костя через почтарей добыл маленький кедр, и сейчас его зелёный красавец, увешанный всевозможными сверкающими безделушками, стоял в углу.

– И всё-таки пихта – лучше. Она пушистее и пахнет обалденно, – с сожалением заметил Сергей.

– А ха-ха не хо-хо? – обиделся Костя. – Пихту ему подавай! Слетай к себе в тайгу и притащи. В чём проблема? Слабо? Нет? Тогда сиди и сопи тихо в две сопелочки. Кедр ему не подходит, пахнет не так, – ворчал он незлобиво, и разведчики на него не обижались.

– Ладно, не ворчи, – тормознул показное брюзжание друга Сергей. – Все мы знаем, что всё лучшее в этой жизни – у тебя. И всё, что ты делаешь – всегда правильно, не подлежит критике и сомнению.

– Мальчики, хватит вам ссориться по пустякам, – примирительно пропела медсестра по имени Галя. Она была хороша собой, но не настолько, чтобы поразить разведчиков своей красотой наповал.

– Обыкновенная баба – при сиськах и заднице, как и миллионы других женских особей на просторах нашей необъятной Родины, – выставил оценку женщине Костя Данилов, когда закончилась вечеринка, и все разошлись.

Зато две другие женщины могли бы проверить свои возможности на конкурсе красоты, хотя бы районного масштаба. Пока Пашка Шпак, старлей из мотострелков, разливал самогонку по стаканам, они, наклонившись друг к дружке, о чём-то тихо шушукались.

– Горит? – поинтересовалась Галя.

– И горит, и растворяет, и прижигает. Горилка на все сто. – Шпак с гордостью похлопал по бутыли. – Мой старшина три раза перегонял. Специально по такому случаю.

До наступления Нового года успели опрокинуть не по одной порции огненной воды. Скованность исчезла, и разговор покатился, что снежная лавина с горы. В палатке висел дым коромыслом. Курили все, даже женщины, и никого из офицеров это не удивляло. Всем всё было понятно: война, кровь, грязь, желтуха, тиф, смерть. Этот набор щедро распространялся на весь ограниченный контингент без исключения, будь то мужчина или женщина. Только вторых всячески старались оберегать первые, и война для них имела менее страшные тона.

Через час поднялся такой шум и гвалт, что трудно было понять, кто с кем разговаривает и о чём.

Ровно в двенадцать часов все собравшиеся встали и с мощным криком «Ура!» неистово звякнули стаканам. Мужчины выпили залпом, а женщины медленно, маленькими глотками, не морщась, тянули гадко пахнущую жидкость, будто в их стаканах был налит сладкий сироп.

– Как так можно, Света? – скривившись, спросил у рядом сидящей блондинки узкоплечий капитан азиатской наружности. – Цедите сквозь зубы, как приятный эликсир. Бр-р-р! Ни в жисть не смогу!

– Женщины, к вашему сведению, всегда способны на большее, чем мужчины, – поучительно вымолвила захмелевшая Света.

– Ну, уж, конечно, – съязвил Костя Данилов. – Орёте мамочку, когда надо и не надо. Ни одна баба пока ни разу ещё не рожала без криков.

– А ты сам рожал? – спокойным голосом спросила третья из присутствующих здесь медсестёр. Её звали Элла. Она держалась в компании уверенно, много не болтала и выглядела эффектно, нежели её боевые подруги. Изредка она обводила всех сидящих изучающим взглядом и дольше всех её карие глаза останавливались на Сергее Морине.

«Шрамы изучает, что ли? – подумал он. – Сейчас, вероятно, начнёт интересоваться, где это меня так угораздило».

Сергей тоже несколько раз взглянул на Эллу в упор, и вдруг его осенило: она чертовски похожа на его жену Катю. Тот же нос, такой же овал лица и чуть припухлые, сочные губы, из-под которых виднелись крепкие белые зубы. Больше всего поражали волосы. Элла разбросала их по плечам точно так же, как это обычно делает Катя.

«А делает ли сейчас? – вдруг задумался Сергей. – Может быть, давно остригла волосы по просьбе своего возлюбленного?» Он мотнул головой, отгоняя прочь мысли и наплывший совсем некстати образ жены.

– Так рожал или нет? – повторила вопрос Элла.

– Не способен, даже если очень захочу этого, – разозлился Костя. – Зато я знаю, когда у мужика кишки по земле тащатся, он стиснет зубы и молчит.

К разговору подключилась Света. Она не согласилась с мнением Кости, зло выпалила:

– Видела я, и не раз, как мужики терпят. Царапнет иногда героя вскользь осколок, а у него уже слёзы на глазах, стоит бледный, вот-вот рухнет на землю и умрёт от страха.

Не успели женщины доспорить с Даниловым о том, кто же мужественнее переносит боль, как снаружи раздались выстрелы – одиночные и очередями. На лицах медсестёр появилось некоторое замешательство.

– Салютуют, – успокоил всех Марат Суванкулов, до сих пор сидевший в углу молчаливо.

– Идёмте, посмотрим, – предложила Элла. – Заодно и палатку проветрим.

Все дружно встали и направились к выходу.

– Задержись, – тихо шепнула Элла на ухо Сергею.

Он обернулся и посмотрел ей в глаза.

– Чего ты хочешь? – спросил он, не догадываясь о её желаниях

– Сегодня праздник из всех праздников, мой самый любимый, – интригующе проговорила Элла. – В этот день мне почему-то всегда хочется быть наедине с мужчиной, который нравится. Так я поступаю на протяжении шести последних лет. Сегодня мой выбор пал на тебя, Партизан. Надеюсь, ты не возражаешь получить незабываемый новогодний подарок?

Кровь прилила к лицу Сергея. Он представил на миг, как целуют эту красавицу сразу несколько мужчин, но ему, к своему удивлению, не стало противно. Наоборот, горячая волна забытого возбуждения прокатилась по телу. Он спросил:

– Сколько чеков я должен буду тебе заплатить?

– Дурак! Не всё покупается и продаётся за деньги. Ведёшь себя, как обидевшийся юнец, ей богу.

Сергей промолчал и вышел из палатки. Следом за ним покинула палатку Элла.

– Серёга, ты что, бабу клеишь? – не удержался от любопытства Костя. – Хороша сестричка, ноги от ушей.

– Уже склеил, – усмехнулся Сергей.

– За сколько?

– Бесплатно.

– Не вешай.

– Что? – переспросил Сергей.

– Лапшу, говорю, не развешивай мне на уши, – не поверил Костя.

– В отличие от тебя, мой друг, я всегда говорю правду.

– Ну, Партизан, ну ты и даёшь! – Данилов с восхищением посмотрел на друга. – Слушай, Серёга, переговори с этой мадамочкой обо мне. Светка тоже классная шлюха, мне понравилась. Пусть шепнёт своей подруге на ушко о страждущем мужчине.

– Не шлюхи они, Костя. Не надо так о них говорить, – неожиданно для себя встал на защиту женщин Сергей.

– Да ладно тебе. Солдатская молва – она не хуже малявы в уголовной среде. Но, если тебе неприятно их так называть, не буду. Ради бога. Только ты, всё-таки, переговори с Эллкой, пусть забросит Светке удочку. В долгу не останусь. А то я уж забыл совсем, как выглядит ляжка у Машки.

– Извращенец ты, Костя, что ещё можно от тебя ожидать? Бабник, одним словом, а это – болезнь, учти. Причём, неизлечимая.

– А сам ты кто? – недовольно огрызнулся Данилов.

– Дед Пихто, – буркнул Сергей, заканчивая бесполезную перебранку.

Чёрное небо сверкало и светилось серпантином автоматных очередей и рассыпалось разноцветными огнями ракет.

– Ура-а-а! – слышались крики со всех сторон. Трещали автоматы, словно среди палаточного городка кто-то установил громадную швейную машинку и она, торопясь, сшивала рваные куски падающего неба. Стучали пулемёты и шипяще фыркали ракеты.

–Ура-а-а! Даёшь дембель! Даёшь долгожданный Союз! А-а-а! – истерично кричали все вокруг и прыгали в диком уродливом танце.

–А-а-а!

– Безумцы, не перестреляли бы друг друга, – забеспокоилась Элла. – А то и в новогодний праздник не дадут отдохнуть, придётся зашивать.

Неистовство людей, истерзанных войной, подогретых алкоголем, продолжалось недолго. Послышалась ругань и мат старших офицеров, вышедших из каменно-глиняной избушки – единственного в городке настоящего строения. Они выпустили несколько ракет поверх голов беснующихся людей, и это немного отрезвило обезумевшие головы. Два майора, размахивая пистолетами, стали оттеснять с открытого пятачка одуревших стрелков и загонять их в палатки. Те нехотя опускали оружие и, злостно матерясь, брели назад в вонючие резиново-брезентовые душегубки. Постепенно шумиха прекратилась, наступила тишина.

– Ну, так что, Партизан, идёшь со мной? – спросила Элла. – Или мне пригласить другого мужчину?

– Идём, – решительно заявил Сергей и двинулся следом за медсестрой.

Они вошли в кунг, где обитали женщины. Элла взяла Сергея за руку и потянула за собой.

– Не волнуйся, сюда никто не войдёт. Сегодня моя ночь, – заверила Морина женщина.

– Здесь было тепло, и, в отличие от их берлоги, не чувствовалось привычной палаточной вони. Едва уловимый запах солярки и резины нейтрализовался какими-то ароматизаторами, известными, по всей вероятности, лишь самой хозяйке.

– Американский освежитель воздуха, – пояснила Элла, заметив на лице разведчика удивление. – Из Кабула привёз один знакомый.

В жилище чувствовалась женская рука, всюду царил порядок.

– Вот моя кровать, присаживайся.

Сергей присел на краешек. Не увидев больше кроватей, он спросил:

– Ты что, всегда здесь одна? А где же остальные ночуют?

– Одна из нас каждую ночь дежурит, кровать не нужна. Для второй – вон там, за занавеской раскладушка, – как на экзамене, заученными словами ответила Элла. – Ещё о чём полюбопытствуешь?

Женщина расплылась в улыбке. Она подошла к тумбочке, достала спирт, фляжку с водой и две медицинские склянки. Покопавшись в своих вещах, достала шпроты, хлеб, шоколад и пару апельсинов.

– Открой, – буднично попросила Элла, подавая Сергею банку шпрот. – Пить будем, гулять будем, а смерть придёт – помирать будем!

Сергей открыл шпроты, а Элла очистила апельсины и нарезала хлеб тонкими ломтиками.

– Спиртное всегда должен разливать мужчина, – заметила медсестра.

– Полностью с тобой согласен.

Сергей разлил спирт по склянкам, разведя водой для Эллы. Себе разбавлять не стал.

– Ну, поехали, – предложила Элла и первой опрокинула склянку в рот. Сергей незамедлительно последовал за ней. Одновременно выдохнули и принялись за шпроты. Содержимое банки мгновенно испарилось. Оба расхохотались и потянулись за сигаретами. Элла встала и бесцеремонно приземлилась на колени к Сергею.

– Я тебе хоть чуточку нравлюсь? – с невинным выражением лица поинтересовалась она.

– Ты очаровательна, – не замедлил с ответом Сергей.

– Почему же ты не приходил ко мне?

– Я не знал о твоём существовании.

– Не лги.

– Ну, тогда потому, что не накопил чеки, чтобы расплатиться с тобой.

– А ты более разговорчив, чем мне вначале показалось.

– Что тебе показалось?

– Угрюмый, молчаливый, страшноватый.

– Вот видишь, очаровал тебя сатанинским лицом, и ты сама пришла, даже не спросив о чеках.

– Ёрничаешь?

– Ничуть.

Элла обвила руками шею Сергея. Стояла безмолвная ночь. Вокруг была темень, на столике тусклым светом таяла свеча.

– Пойми правильно, Партизан. Мужиков здесь пруд пруди. И все тебя хотят. Пожирают глазами от зари до зари. Но ведь мы, женщины, никому ничем не обязаны. И нам противно смотреть в лица сексуально озабоченных мужиков. Мы их понимаем и сочувствуем. Но это не наши проблемы, у нас хватает своих. Мы тоже воины и тоже на войне, одинаковой и равной для всех. Прилетели сюда добровольно, как, впрочем, большинство офицеров, но с одной лишь разницей: у нас есть шанс заработать здесь больше, чем любому из вас.

– И сколько же вы берёте? – не удержался Сергей.

– Всё, замнём для ясности, – пьяно ухмыльнулась Элла. Спирт успел сделать своё дело.

– Лучше поцелуй меня, бирюк. Я ужасно этого хочу.

– Не нацеловалась ещё?

– С клиентами я не целуюсь. Ты первый, с кем я хочу поцеловаться здесь, в Афгане.

Элла не стала дожидаться, когда Морин соизволит исполнить её просьбу и сама прильнула к губам Сергея. Поцелуй женщины был долгим, страстным. Потом она также бесцеремонно принялась стаскивать с Сергея одежду. Всё произошло очень быстро. Через несколько минут Элла томно прикрыла закатившиеся зрачки, сладострастно застонала и дёрнулась в судороге.

– Как я тебе? – спросила она, когда Сергей прилёг рядом с ней.

– В грязном, голодном, страшном Афганистане вдруг предо мной предстаёт обнажённая красавица с ногами до плеч. Ты сама как думаешь: может такой факт не взбудоражить мужчину? К тому же после длительного воздержания?

– Я не спрашиваю тебя о плотском желании. Мне интересно: нравлюсь ли я тебе вообще?

– Для тебя это так важно? Ты ведь… – Сергей не успел договорить, как Элла закончила за него:

– Проститутка, да? Но такое я позволила себе только в Афгане. Закончится мой срок, прибудет замена, и я улечу в Союз. Там этого не повторится, и никто ничего не узнает обо мне. Я не смогу в Союзе продолжить эту работу. Поэтому мы с девчонками торопимся заработать, как можно больше.

– И, всё-таки, сколько же вы берёте?

– По-разному, но не менее шестисот-семисот чеков. Иначе нельзя. Если брать меньше, то мужики, как мухи на сладкое, слетятся со всей территории Афгана. А так – услугами могут воспользоваться лишь немногие.

– И кто же эти немногие? Зарплата офицера невелика и практически одинакова. Кто же здесь такой богатенький?

– Есть люди, – уклончиво ответила Элла. – Клиенты солидные, прилетают за нами из Кабула. А с чего вдруг ты заинтересовался? Уж не стукач ли?

– Нет, не волнуйся. Просто чертовски хочется тоже быть состоятельным, чтобы пользоваться вашими услугами, – сморозил Сергей.

– Тебе никогда не быть таким.

– Это почему же?

– Ты – разведчик. Богатые в Кабуле, в тыловых службах.

Элла повернулась на бок и положила скрещенные ладони на плечо Сергея, задумчиво добавила:

– Как ни странно, но большие деньги там, откуда летят в Союз «чёрные тюльпаны».

– Причём здесь «груз -200»? – недоумевая, спросил Сергей.

– А притом, что в цинк можно запаять не только погибшего бойца, а кое-что другое, которое ценится ой как до-орого! – Элла как-то странно усмехнулась и вновь внимательно взглянула на офицера.

– Да не сверли ты меня жгучим взглядом, я не агент КГБ и не засекреченный прокурор. Всё, молчу. Замнём для ясности, как ты выразилась. Скажи, а для чего тебе деньги?

– Глупый вопрос. Деньги всегда нужны. Особенно женщинам. Одиноким, да с детьми, и когда вокруг ни одной родственной души.

Сергей слушал Эллу, и ему стало жаль её. Неожиданно вспомнилась жена и дочь.

«Она сейчас тоже одинока и с ребёнком, стало быть, её тоже надо пожалеть? – мелькнуло в голове, и тут же пришла другая мысль. – Нет, её нельзя ставить в один ряд с медсестрой. Она исправно получает мою зарплату и рядом с ней любовник».

– Муж твой где? – спросил Сергей.

Женщина ответила не сразу.

– Слава погиб, следом за мамой, моей мамой.

– Прости, наступил на мозоль.

– Ничего. Прошло больше шести лет, боль утраты стёрлась. Тяжело было поначалу, когда не стало Славы. Я тогда ходила на пятом месяце беременности. Аборт делать было уже поздно, пришлось примириться с судьбой. Родила вторую дочь. Как жить дальше – не знала. Первое время помогали друзья, потом они незаметно отошли в сторону. Да я и не в обиде на них. Понимаю. Можно помочь раз, два, но не годами же тянуть чужую лямку. Так я оказалась здесь. Вернусь в Союз, попробую наладить нормальную жизнь. Может, и мужик подвернётся.

Элла погладила Сергея по груди, нежно перебирая пальцами густую растительность.

– Такой, как ты, – она громко рассмеялась. – Рослый, угрюмый, послушный и молчаливый.

– Тогда тебе нужно было родиться намного раньше, – шутливо посоветовал Сергей.

– Почему? – не поняла шутки Элла.

– Вышла бы замуж за «Му-му». Самая подходящая кандидатура.

Медсестра не обиделась, и они оба рассмеялись.

– Кстати, Партизан, из каких мест ты будешь? Сдаётся мне, что из сибирской глухомани. Таёжник? Угадала?

– Не совсем. С Урала я, из Пермской области. Там на севере река есть, Чусовой называется. А край действительно таёжный.