Герой нашего времени. Поэмы. Стихотворения

Венеция

1

Поверхностью морей отражена,

Богатая Венеция почила,

Сырой туман дымился, и луна

Высокие твердыни осребрила.

Чуть виден бег далекого ветрила,

Студеная вечерняя волна

Едва шумит вод веслами гондолы

И повторяет звуки баркаролы.

2

Мне чудится, что это ночи стон,

Как мы, своим покоем недовольной,

Но снова песнь! и вновь гитары звон!

О, бойтеся, мужья, сей песни вольной.

Советую, хотя мне это больно,

Не выпускать красавиц ваших, жен;

Но если вы в сей миг неверны сами,

Тогда, друзья! да будет мир меж вами!

3

И мир с тобой, прекрасный Чичизбей,

И мир с тобой, лукавая Мелина.

Неситеся по прихоти морей,

Любовь нередко бережет пучина;

Хоть и над морем царствует судьбина,

Гонитель вечный счастливых людей,

Но талисман пустынного лобзанья

Уводит сердца темные мечтанья.

4

Рука с рукой, свободу дав очам,

Сидят в ладье и шепчут меж собою;

Она вверяет месячным лучам

Младую грудь с пленительной рукою,

Укрытые досель под епанчою,

Чтоб юношу сильней прижать к устам;

Меж тем вдали, то грустный, то веселый,

Раздался звук обычной баркаролы:

Как в дальнем море ветерок,

Свободен вечно мой челнок;

Как речки быстрое русло,

Не устает мое весло.

Гондола по воде скользит,

А время по любви летит;

Опять сравняется вода,

Страсть не воскреснет никогда.

«Я видел раз ее в веселом вихре бала…»

Я видел раз ее в веселом вихре бала;

Казалось, мне она понравиться желала;

Очей приветливость, движений быстрота,

Природный блеск ланит и груди полнота —

Всё, всё наполнило б мне ум очарованьем,

Когда б совсем иным, бессмысленным

желаньем

Я не был угнетен; когда бы предо мной

Не пролетала тень с насмешкою пустой,

Когда б я только мог забыть черты другие,

Лицо бесцветное и взоры ледяные!..

Подражание Байрону

Не смейся, друг, над жертвою страстей,

Венец терновый я сужден влачить;

Не быть ей вечно у груди моей,

И что ж, я не могу другой любить.

Как цепь гремит за узником, за мной

Так мысль о будущем, и нет иной.

Я вижу длинный ряд тяжелых лет,

А там людьми презренный гроб, он ждет.

И до него надежды нет, и нет

За ним того, что ожидает тот,

Кто жил одной любовью, погубил

Все в жизни для нее, а все любил.

И вынесть мог сей взор ледяный я

И мог тогда ей тем же отвечать.

Увижу на руках ее дитя

И стану я при ней его ласкать,

И в каждой ласке мать узнает вновь,

Что время не могло унесть любовь!..

К Дурнову

Довольно любил я, чтоб вечно грустить,

Для счастья же мало любил,

Но полно, что пользы мне душу открыть,

Зачем я не то, что я был?

В вечернее время, в час первого сна,

Как блещет туман средь долин,

На месте, где прежде бывала она,

Брожу беспокоен, один.

Тогда ты глаза и лицо примечай,

Движенья спеши понимать,

И если тебе удалось… то ступай!

Я больше не мог бы сказать.

Арфа

I

Когда зеленый дерн мой скроет прах,

Когда, простясь с недолгим бытием,

Я буду только звук в твоих устах,

Лишь тень в воображении твоем;

Когда друзья младые на пирах

Меня не станут поминать вином,

Тогда возьми простую арфу ты,

Она была мой друг и друг мечты.

II

Повесь ее в дому против окна,

Чтоб ветер осени играл над ней,

И чтоб ему ответила она

Хоть отголоском песен прошлых дней;

Но не проснется звонкая струна

Под белоснежною рукой твоей,

Затем что тот, кто пел твою любовь,

Уж будет спать, чтоб не проснуться вновь.

Кавказ

Хотя я судьбой на заре моих дней,

О южные горы, отторгнут от вас,

Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:

Как сладкую песню отчизны моей,

Люблю я Кавказ.

В младенческих летах я мать потерял.

Но мнилось, что в розовый вечера час

Та степь повторяла мне памятный глас.

За это люблю я вершины тех скал,

Люблю я Кавказ.

Я счастлив был с вами, ущелия гор,

Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.

Там видел я пару божественных глаз;

И сердце лепечет, воспомня тот взор:

Люблю я Кавказ!..

К***

Не говори: одним высоким

Я на земле воспламенен,

К нему лишь с чувством я глубоким

Бужу забытой лиры звон;

Поверь: великое земное

Различно с мыслями людей.

Сверши с успехом дело злое —

Велик; не удалось – злодей;

Среди дружин необозримых

Был чуть не бог Наполеон;

Разбитый же в снегах родимых

Безумцем порицаем он;

Внимая шум воды прибрежной,

В изгнаньи дальнем он погас —

И что ж? Конец его мятежный

Не отуманил наших глаз!..

Опасение

Страшись любви: она пройдет,

Она мечтой твой ум встревожит,

Тоска по ней тебя убьет,

Ничто воскреснуть не поможет.

Краса, любимая тобой,

Тебе отдаст, положим, руку…

Года мелькнут… летун седой

Укажет вечную разлуку…

И беден, жалок будешь ты,

Глядящий с кресел иль подушки

На безобразные черты

Твоей докучливой старушки,

Коль мысли о былых летах

В твой ум закрадутся порою

И вспомнишь, как на сих щеках

Играло жизнью молодою…

Без друга лучше дни влачить

И к смерти радостней клониться,

Чем два удара выносить

И сердцем о двоих крушиться!..

Стансы

Люблю, когда, борясь с душою,

Краснеет девица моя:

Так перед вихрем и грозою

Красна вечерняя заря.

Люблю и вздох, что ночью лунной

В лесу из уст ее скользит:

Звук тихий арфы златострунной

Так с хладным ветром говорит.

Но слаще встретить средь моленья

Ее слезу очам моим:

Так, зря спасителя мученья,

Невинный плакал херувим.

Н.Ф. И…..вой

Любил с начала жизни я

Угрюмое уединенье,

Где укрывался весь в себя,

Бояся, грусть не утая,

Будить людское сожаленье;

Счастливцы, мнил я, не поймут

Того, что сам не разберу я,

И черных дум не унесут

Ни радость дружеских минут,

Ни страстный пламень поцелуя.

Мои неясные мечты

Я выразить хотел стихами,

Чтобы, прочтя сии листы,

Меня бы примирила ты

С людьми и с буйными страстями;

Но взор спокойный, чистый твой

В меня вперился изумленный.

Ты покачала головой,

Сказав, что болен разум мой,

Желаньем вздорным ослепленный.

Я, веруя твоим словам,

Глубоко в сердце погрузился,

Однако же нашел я там,

Что ум мой не по пустякам

К чему-то тайному стремился,

К тому, чего даны в залог

С толпою звезд ночные своды,

К тому, что обещал нам бог

И что б уразуметь я мог

Через мышления и годы.

Но пылкий, но суровый нрав

Меня грызет от колыбели…

И в жизни зло лишь испытав,

Умру я, сердцем не познав

Печальных дум печальной цели.

Весна

Когда весной разбитый лед

Рекой взволнованной идет,

Когда среди лугов местами

Чернеет голая земля

И мгла ложится облаками

На полуюные поля, —

Мечтанье злое грусть лелеет

В душе неопытной моей;

Гляжу, природа молодеет,

Но молодеть лишь только ей;

Ланит спокойных пламень алый

С собою время уведет,

И тот, кто так страдал, бывало,

Любви к ней в сердце не найдет.

Ночь. I

Я зрел во сне, что будто умер я;

Душа, не слыша на себе оков

Телесных, рассмотреть могла б яснее

Весь мир – но было ей не до того;

Боязненное чувство занимало

Ее; я мчался без дорог; пред мною

Не серое, не голубое небо

(И мнилося, не небо было то,

А тусклое, бездушное пространство)

Виднелось; и ничто вокруг меня

Различных теней кинуть не могло,

Которые по нем мелькали;

И два противных диких звука,

Два отголоска целыя природы,

Боролися – и ни один из них

Не мог назваться побежденным. Страх

Припомнить жизни гнусные деянья

Иль о добре свершенном возгордиться

Мешал мне мыслить; и летел, летел я

Далеко без желания и цели —

И встретился мне светозарный ангел;

И так, сверкнувши взором, мне сказал:

«Сын праха – ты грешил – и наказанье

Должно тебя постигнуть, как других:

Спустись на землю – где твой труп

Зарыт; ступай и там живи, и жди,

Пока придет спаситель – и молись…

Молись – страдай… и выстрадай

прощенье…»

И снова я увидел край земной;

Досадой вид его меня наполнил,

И боль душевных ран, на краткий миг

Лишь заглушенная боязнью, с новой силой

Огнем отчаянья возобновилась;

И (странно мне), когда увидел ту,

Которую любил так сильно прежде,

Я чувствовал один холодный трепет

Досады горькой – и толпа друзей

Ликующих меня не удержала,

С презрением на кубки я взглянул,

Где грех с вином кипел, – воспоминанье

В меня впилось когтями, – я вздохнул,

Так глубоко, как только может мертвый, —

И полетел к своей могиле. Ах!

Как беден тот, кто видит наконец

Свое ничтожество и в чьих глазах

Все, для чего трудился долго он, —

На воздух разлетелось…

И я сошел в темницу, узкий гроб,

Где гнил мой труп, – и там остался я;

Здесь кость была уже видна – здесь мясо

Кусками синее висело – жилы там

Я примечал с засохшею в них кровью…

С отчаяньем сидел я и взирал,

Как быстро насекомые роились

И поедали жадно свою пищу;

Червяк то выползал из впадин глаз,

То вновь скрывался в безобразный череп,

И каждое его движенье

Меня терзало судорожной болью.

Я должен был смотреть на гибель друга,

Так долго жившего с моей душою,

Последнего, единственного друга,

Делившего ее земные муки, —

И я помочь ему желал – но тщетно —

Уничтоженья быстрые следы

Текли по нем – и черви умножались;

Они дрались за пищу остальную

И смрадную сырую кожу грызли,

Остались кости – и они исчезли;

В гробу был прах… и больше ничего…

Одною полон мрачною заботой,

Я припадал на бренные останки,

Стараясь их дыханием согреть…

О, сколько б я тогда отдал земных

Блаженств, чтоб хоть одну – одну минуту

Почувствовать в них теплоту. Напрасно,

Они остались хладны – хладны – как

презренье!

Тогда я бросил дикие проклятья

На моего отца и мать, на всех людей, —

И мне блеснула мысль (творенье ада):

Что, если время совершит свой круг

И погрузится в вечность невозвратно,

И ничего меня не успокоит,

И не придут сюда простить меня?..

И я хотел изречь хулы на небо —

Хотел сказать: …………….

Но голос замер мой – и я проснулся.

Разлука

Я виноват перед тобою,

Цены услуг твоих не знал.

Слезами горькими, тоскою

Я о прощенье умолял,

Готов был, ставши на колени,

Проступком называть мечты;

Мои мучительные пени

Бессмысленно отвергнул ты.

Зачем так рано, так ужасно

Я должен был узнать людей

И счастьем жертвовать напрасно

Холодной гордости твоей?..

Свершилось! Вечную разлуку

Трепеща вижу пред собой…

Ледяную встречаю руку

Моей пылающей рукой.

Желаю, чтоб воспоминанье

В чужих людях, в чужой стране

Не принесло тебе страданье

При сожаленье обо мне…

Ночь. II

Погаснул день! – и тьма ночная своды

Небесные как саваном покрыла.

Кой-где во тьме вертелись и мелькали

Светящиеся точки,

И между них земля вертелась наша;

На ней, спокойствием объятой тихим,

Уснуло все – и я один лишь не спал.

Один я не спал… страшным полусветом,

Меж радостью и горестью срединой,

Мое теснилось сердце – и желал я

Веселие или печаль умножить

Воспоминаньем о убитой жизни:

Последнее, однако, было легче!..

Вот с запада Скелет неизмеримый

По мрачным сводам начал подниматься

И звезды заслонил собою…

И целые миры пред ним уничтожались,

И все трещало под его шагами, —

Ничтожество за ними оставалось —

И вот приблизился к земному шару

Гигант всесильный – все на ней уснуло,

Ничто встревожиться не мыслило —

единый,

Единый смертный видел, что не дай бог

Созданию живому видеть…

И вот он поднял костяные руки —

И в каждой он держал по человеку,

Дрожащему – и мне они знакомы были —

И кинул взор на них я – и заплакал!..

И странный голос вдруг раздался:

«Малодушный!

Сын праха и забвения, не ты ли,

Изнемогая в муках нестерпимых,

Ко мне взывал, – я здесь: я смерть!..

Мое владычество безбрежно!.. Вот двое.

Ты их знаешь – ты любил их…

Один из них погибнет. Позволяю

Определить неизбежимый жребий…

И ты умрешь, и в вечности погибнешь —

И их нигде, нигде вторично не увидишь —

Знай, как исчезнет время, так и люди,

Его рожденье – только бог лишь вечен…

Решись, несчастный!..»

Тут невольный трепет

По мне мгновенно начал разливаться,

И зубы, крепко застучав, мешали

Словам жестоким вырваться из груди;

И наконец, преодолев свой ужас,

К скелету я воскликнул:

«Оба! оба!.. Я верю: нет свиданья – нет

разлуки!..

Они довольно жили, чтобы вечно

Продлилося их наказанье.

Ах! – и меня возьми, земного червя —

И землю раздроби, гнездо разврата,

Безумства и печали!..

Все, все берет она у нас обманом

И не дарит нам ничего – кроме рожденья!..

Проклятье этому подарку!..

Мы без него тебя бы не знавали,

Поэтому и тщетной, бедной жизни,

Где нет надежд – и всюду спасенья.

Да гибнут же друзья мои, да гибнут!..

Лишь об одном я буду плакать:

Зачем они не дети!..»

И видел я, как руки костяные

Моих друзей сдавили – их не стало —

Не стало даже призраков и теней…

Туманом облачился образ смерти,

И – так пошел на север. Долго, долго,

Ломая руки и глотая слезы,

Я на творца роптал, страшась молиться!..

Незабудка

(Сказка)

В старинны годы люди были

Совсем не то, что в наши дни;

(Коль в мире есть любовь) любили

Чистосердечнее они.

О древней верности, конечно,

Слыхали как-нибудь и вы,

Но как сказания молвы

Все дело перепортят вечно,

То я вам точный образец

Хочу представить наконец.

У влаги ручейка холодной,

Под тенью липовых ветвей,

Не опасаясь злых очей,

Однажды рыцарь благородный

Сидел с любезною своей…

Тихонько ручкой молодою

Она красавца обняла.

Полна невинной простотою,

Беседа мирная текла.

«Друг, не клянися мне напрасно, —

Сказала дева, – верю я;

Ясна, чиста любовь твоя,

Как эта звонкая струя,

Как этот свод над нами ясный;

Но как она в тебе сильна,

Еще не знаю. Посмотри-ка,

Там рдеет пышная гвоздика,

Но нет: гвоздика не нужна;

Подалее, как ты унылый,

Чуть виден голубой цветок…

Сорви же мне его, мой милый:

Он для любви не так далек!»

Вскочил мой рыцарь, восхищенный

Ее душевной простотой;

Через ручей прыгнув, стрелой

Летит он цветик драгоценный

Сорвать поспешною рукой…

Уж близко цель его стремленья,

Как вдруг под ним (ужасный вид)

Земля неверная дрожит,

Он вязнет, нет ему спасенья!..

Взор кинув, полный весь огня,

Своей красавице безгласной:

«Прости, не позабудь меня!» —

Воскликнул юноша несчастный;

И мигом пагубный цветок

Схватил рукою безнадежной

И сердца пылкого в залог

Его он кинул деве нежной.

Цветок печальный с этих пор

Любови дорог; сердце бьется,

Когда его приметит взор.

Он незабудкою зовется;

В местах сырых, вблизи болот,

Как бы страшась прикосновенья,

Он ищет там уединенья,

И цветом неба он цветет,

Где смерти нет и нет забвенья…

Вот повести конец моей;

Судите: быль иль небылица.

А виновата ли девица —

Сказала, верно, совесть ей!

Совет

Если, друг, тебе сгрустнется,

Ты не дуйся, не сердись:

Все с годами пронесется —

Улыбнись и разгрустись.

Дев измены молодые

И неверный путь честей,

И мгновенья скуки злые

Стоят ли тоски твоей?

Не ищи страстей тяжелых;

И покуда бог дает,

Нектар пей часов веселых;

А печаль сама придет.

И, людей не презирая,

Не берись учить других;

Лучшим быть не вображая,

Скоро ты полюбишь их.

Сердце глупое творенье,

Но и с сердцем можно жить,

И безумное волненье

Можно также укротить…

Беден, кто, судьбы в ненастье

Все надежды испытав,

Наконец находит счастье,

Чувство счастья потеряв.

Одиночество

Как страшно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье – все готовы:

Никто не хочет грусть делить.

Один я здесь, как царь воздушный,

Страданья в сердце стеснены,

И вижу, как, судьбе послушно,

Года уходят, будто сны;

И вновь приходят, с позлащенной,

Но той же старою мечтой,

И вижу гроб уединенный,

Он ждет; что ж медлить над землей?

Никто о том не покрутится,

И будут (я уверен в том)

О смерти больше веселиться,

Чем о рождении моем…

В альбом

1

Нет! – я не требую вниманья

На грустный бред души моей,

Не открывать свои желанья

Привыкнул я с давнишних дней.

Пишу, пишу рукой небрежной,

Чтоб здесь чрез много скучных лет

От жизни краткой, но мятежной

Какой-нибудь остался след.

2

Быть может, некогда случится,

Что, все страницы пробежав,

На эту взор ваш устремится,

И вы промолвите: он прав;

Быть может, долго стих унылый

Тот взгляд удержит над собой,

Как близ дороги столбовой

Пришельца – памятник могилы!..

Гроза

Ревет гроза, дымятся тучи

Над темной бездною морской,

И хлещут пеною кипучей,

Толпяся, волны меж собой.

Вкруг скал огнистой лентой вьется

Печальной молнии змея,

Стихий тревожный рой мятется —

И здесь стою недвижим я.

Стою – ужель тому ужасно

Стремленье всех надземных сил,

Кто в жизни чувствовал напрасно

И жизнию обманут был?

Вокруг кого, сей яд сердечный,

Вились сужденья клеветы,

Как вкруг скалы остроконечной

Губитель-пламень, вьешься ты?

О нет! – летай, огонь воздушный,

Свистите, ветры, над главой;

Я здесь, холодный, равнодушный,

И трепет не знаком со мной.

«Гроза шумит в морях с конца в конец…»

Гроза шумит в морях с конца в конец.

Корабль летит по воле бурных вод,

Один на нем спокоен лишь пловец,

Чело печать глубоких дум несет,

Угасший взор на тучи устремлен —

Не ведают, ни кто, ни что здесь он!..

Конечно, он живал между людей

И знает жизнь от сердца своего;

Крик ужаса, моленья, скрып снастей

Не трогают молчания его.

Звезда

Светись, светись, далекая звезда,

Чтоб я в ночи встречал тебя всегда;

Твой слабый луч, сражаясь с темнотой,

Несет мечты душе моей больной;

Она к тебе летает высоко;

И груди сей свободно и легко…

Я видел взгляд, исполненный огня

(Уж он давно закрылся для меня),

Но, как к тебе, к нему еще лечу

И хоть нельзя – смотреть его хочу…

Еврейская мелодия

Я видал иногда, как ночная звезда

В зеркальном заливе блестит;

Как трепещет в струях и серебряный прах

От нее, рассыпаясь, бежит.

Но поймать ты не льстись и ловить не берись:

Обманчивы луч и волна.

Мрак тени твоей только ляжет на ней —

Отойди ж, – и заблещет она.

Светлой радости так беспокойный призрак

Нас манит под хладною мглой;

Ты схватить – он шутя убежит от тебя!

Ты обманут – он вновь пред тобой.

Вечер после дождя

Гляжу в окно: уж гаснет небосклон.

Прощальный луч на вышине колонн,

На куполах, на трубах и крестах

Блестит, горит в обманутых очах;

И мрачных туч огнистые края

Рисуются на небе как змея,

И ветерок, по саду пробежав,

Волнует стебли омоченных трав…

Один меж них приметил я цветок,

Как будто перл, покинувший восток,

На нем вода блистаючи дрожит,

Главу свою склонивши, он стоит,

Как девушка в печали роковой:

Душа убита, радость над душой;

Хоть слезы льет из пламенных очей,

Но помнит все о красоте своей.

Наполеон

(Дума)

В неверный час, меж днем и темнотой,

Когда туман синеет над водой,

В час грешных дум, видений, тайн и дел,

Которых луч узреть бы не хотел,

А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,

На берегу, склонивши взор к волнам,

Стоит вблизи нагбенного креста?

Он не живой. Но также не мечта:

Сей острый взгляд с возвышенным челом

И две руки, сложенные крестом.

Пред ним лепечут волны и бегут,

И вновь приходят, и о скалы бьют;

Как легкие ветрилы, облака

Над морем носятся издалека.

И вот глядит неведомая тень

На тот восток, где новый брезжит день;

Там Франция! – там край ее родной

И славы след, быть может скрытый мглой;

Там, средь войны, ее неслися дни…

О! для чего так кончились они!..

Прости, о слава! обманувший друг.

Опасный ты, но чудный, мощный звук;

И скиптр… о вас забыл Наполеон;

Хотя давно умерший, любит он

Сей малый остров, брошенный в морях,

Где сгнил его и червем съеден прах,

Где он страдал, покинут от друзей,

Презрев судьбу с гордыней прежних дней,

Где стаивал он на брегу морском,

Как ныне грустен, руки сжав крестом.

О! как в лице его еще видны

Следы забот и внутренней войны,

И быстрый взор, дивящий слабый ум,

Хоть чужд страстей, все полон прежних дум;

Сей взор как трепет в сердце проникал

И тайные желанья узнавал,

Он тот же все; и той же шляпой он,

Сопутницею жизни, осенен.

Но – посмотри – уж день блеснул в струях…

Призрака нет, все пусто на скалах.

Нередко внемлет житель сих брегов

Чудесные рассказы рыбаков.

Когда гроза бунтует и шумит,

И блещет молния, и гром гремит,

Мгновенный луч нередко озарял

Печальну тень, стоящую меж скал.

Один пловец, как ни был страх велик,

Мог различить недвижный смуглый лик,

Под шляпою, с нахмуренным челом,

И две руки, сложенные крестом.

Эпитафия Наполеона

Да тень твою никто не порицает,

Муж рока! ты с людьми, что над тобою рок;

Кто знал тебя возвесть, лишь тот низвергнуть

мог:

Великое ж ничто не изменяет.

К глупой красавице

Тобой пленяться издали

Мое все зрение готово,

Но слышать боже сохрани

Мне от тебя одно хоть слово.

Иль смех, иль страх в душе моей

Заменит сладкое мечтанье,

И глупый смысл твоих речей

Оледенит очарованье…

Так смерть красна издалека;

Пускай она летит стрелою.

За ней я следую пока,

Лишь только б не она за мною.

За ней я всюду полечу

И наслажуся в созерцанье,

Но сам привлечь ее вниманье

Ни за полмира не хочу.

Очи N.N

Нет смерти здесь; и сердце вторит: нет;

Для смерти слишком весел этот свет.

И не твоим глазам творец судил

Гореть, играть для тленья и могил…

Хоть все возьмет могильная доска,

Их пожалеет смерти злой рука;

Их луч с небес, и, как в родных краях,

Они блеснут звездами в небесах!

Кавказу

Кавказ! далекая страна!

Жилище вольности простой!

И ты несчастьями полна

И окровавлена войной!..

Ужель пещеры и скалы

Под дикой пеленою мглы

Услышат также крик страстей,

Звон славы, злата и цепей?..

Нет! прошлых лет не ожидай,

Черкес, в отечество свое:

Свободе прежде милый край

Приметно гибнет для нее.