В столовой пахнет прокисшим супом с капустой. Лора морщится, лениво толкает поднос по линии раздачи, стараясь не залить томатным соком свою новую джинсовую куртку. Сегодня подают этот богомерзкий суп, пюре из картофеля или брокколи и бифштексы. То, что они называют бифштексами – куски фарша, пережаренные с хлебом и яйцом. Лора выбирает из зол меньшее – картошку. Это хотя бы похоже на еду, в отличие от всего остального.

Перед девчонкой ее неуклюжая почти тезка, Лори Грей, усердно набирает булочки и сок, заполняя поднос до отказа. Отнесет своему любимчику, прокуренному Джонни, разговаривающему, кажется, сплошными ругательствами. Джонни красивый, сука, но раздражающий. Он носит кожаную куртку поверх черной футболки, огромные военные ботинки и курит каждые полчаса. Его черные волосы убраны в хвост, и отчего-то ему это идет. Кажется, будто Джонни занесло напрямую из пятидесятых, и он скоро вскочет, чтобы пригласить кого-нибудь на танец. Но он не то, что не танцевал, он даже не разговаривал с большей частью курса.

Лора толкает соседку и смотрит, как толстуха роняет часть булок, еще и заливает белую блузку соком. Лора хохочет, как и половина столовой, пока бедняжка Грей краснеет и поднимает злосчастные булочки, за которые уже успела заплатить. Швецский вскакивает, зажав сигарету в зубах, и подходит напрямую к Лоре.

– Слышь, детка, ты на ногах стоять не умеешь?

– Пошел нахуй, козел, – шипит Лора, и выплескивает томатный сок прямо на Джона-чтоб-его-Швецского.

Очередь за спиной присвистывает, сидящие за столами ковыряются в своих тарелках. Кто-то пытается как бы незаметно проследить за происходящим, чтобы не стать участниками ссоры самим. Они знают, что Джонни откроет стрельбу по всем неугодным – такое уже было, в самом начале года.

Швецский усмехается, цепляется за отворот курточки Лоры и буквально вытряхивает девушку на пол. Она шипит, пинает его в район паха – конечно, ей не дотянуться, чтобы оставить козла без наследников. Он смотрит на нее с таким безразличием, что ей становится еще хуже. Лучше бы это была злость или обида. Но его глаза чертовски пустые, будто застывшие. Лора поднимается, пытается вырвать куртку у Швецского из рук, но он не отдает.

– Заберешь потом, Лори же нужно в чем-то ходить целый день, – усмехается Джон.

Лора только собирается что-то сказать, как он наклоняется к ней, слишком близко, слишком внезапно, и шепчет так, что дыхание обжигает ухо:

– Сделаешь еще что-нибудь, маленькая дрянь, я из тебя внутренности вырву.

Девушка убирает со лба прилипшую белую прядь и шипит привычное:

– Пошел нахуй, козел.

Обед испорчен, и весь дальнейший день тоже. Теперь Лора должна несколько часов наблюдать, как толстуха растягивает ее обновку. Сгорая от ненависти и стыда девушка выбегает из столовой через задний вход, садится во дворе и нервно щелкает зажигалкой. Сигареты остались в куртке или выпали в столовой, поэтому спасительная доза никотина не может попасть в ее легкие.

Пронзительный визг звонка, оповещающего об окончании перерыва, не заставляет девушку подняться. Она не хочет возвращаться. В аудитории придется сидеть на одном из задних рядов, и наблюдать, как Швецский что-то шипит Лори, а толстуха виснет на нем так, как будто готова его трахнуть в любую секунду. Еще и в новой курточке Лоры, которую девушка купила, украв у отца из кошелька пару сотен. Наверняка пропажа еще не обнаружилась, но надежды это никакой не дает. Возвращаться домой все равно придется – больше идти некуда.

Лора вздыхает, подставляет щеки теплому весеннему ветру, шуршащему листьями и травой. Хочется раствориться в солнечном свете, остаться бликом на стекле окна, перепутаться с запахом первых цветов и жутко сладких леденцов по три пятьдесят. Хочется просто исчезнуть, стать таким же светлым апрельским днем, как этот. Стать травинкой, прилегающей к земле на ветру. Стать кислыми незрелыми ягодами, только-только появившимися на деревьях. Стать плиткой на заднем дворе колледжа или чьего-то дома. Не быть больше Лорой Райт. Не быть больше тем, кто может испытывать это постоянное чувство боли и тревоги, скрытое под сотней защитных реакций.

Девушка заставляет себя подняться, чтобы отправиться домой. Аудиторию она сейчас точно не перенесет.

Всю дорогу молится о том, чтобы ни отца, ни матери не было дома. Надеется, что они могли бы уйти куда-нибудь – хоть в магазин, хоть в Ад. Но в обшарпанном доме на перекрестке Седьмой и Шестой горит свет. Видимо, твари все-таки никуда не ушли. И это значит, что если Лоре повезет, то она сможет проскочить в комнату быстрее, чем ее поймают. А если не повезет… Что ж, аптечку она тоже недавно украла.

Деревянная дверь поддается с первого раза. В нос ударяет кислая вонь разлитого алкоголя, пота и нестиранных носков. На коричневом диване, с двумя прожженными дырками в спинке, лежит мать. Она натянула на себя вещи Лоры – серый свитер и кожаную бордовую юбку. Накрасила лицо так, будто зарабатывает собой, а не сутками смотрит в экран черно-белого телевизора с шестью бесплатными каналами.

– Где ты шлялась, сучка? – хрипит Саманта.

Лора молча пытается пройти мимо, но кроссовки прилипают к скрипящим деревянным доскам пола. Она наступает на что-то слишком вязкое, и не может сдвинуться. Это дает Саманте фору – женщина сразу же подскакивает, чтобы подойти поближе.

– Ты где шляешься целыми днями?! Я задала тебе вопрос, отвечай! Такая же шлюха, как твой папаша. Позоришь меня! Лучше бы я тебя вообще не рожала! Ошибка пьяной акушерки! Дрянь!

Лора молчит. Выжженные белой краской волосы Саманты трясутся. Ее лицо напоминает классический рисунок вурдалака из фольклора других стран – острый нос, оскал, абсолютно безжизненные серо-голубые глаза. Типичный монстр из черно-белых фильмов. Жаль, что не нарисованный – можно было бы стереть эту мерзкую морду и не видеть каждый чертов день.

– Ты будешь отвечать или нет?! Ты мне всю жизнь испортила! Если бы не ты, у меня была бы карьера!

– Она бы у тебя была, если бы ты жопу от дивана оторвала, – фыркает Лора, надеясь успеть освободится от кроссовка и убежать.

Она физически чувствует, что Саманта сейчас ее ударит. Напряжение разламывает воздух, заставляет инстинктивно сжаться, когда тяжелая ладонь с острыми ногтями впивается девчонке в шею.

– Как ты смеешь так со мной разговаривать, дрянь?! Сутками обслуживаешь строителей, переебалась со всем городом! Что у тебя там такое, что ты так прячешь, сучка!? Такая же шлюха, как твой отец. Конченная извращенка. Ты только позоришь меня! Ты только ходишь и позоришь меня!

Лора молчит. Она старается почувствовать себя где-то далеко, где-то, где никого нет. Если она издаст хоть звук, будет хуже. Если она позволит себе заплакать – будет хуже. Нельзя двигаться, нельзя отвечать. Обороняться тоже нечем – под рукой совершенно ничего, только голая стена с трещиной. В этом проклятом доме даже защищаться нельзя. Нужно быть хорошей дочерью и терпеть.

Саманта ослабляет хватку, чтобы девчонка упала. Хватает ее за волосы, светлые от природы (а не выкрашенные, как у нее), и бьет лицом об пол до тех пор, пока не видит лужицу крови, вытекающую на пол изо рта Лоры. Девчонка молчит и дрожит, чем еще больше злит Саманту. Мелкая мерзавка смеет трястись, как какой-то червяк. Червей нужно давить.

На Лору летит ватное одеяло – очередное, чтобы удары не оставляли следов. Саманта не хочет в тюрьму, поэтому старается делать все так, чтобы ее не привлекли. Она уже пообещала Лоре, что если сучка посмеет открыть рот и кому-то рассказать – то от нее ничего не останется. Подтверждение в виде тонкого шрама от ножа осталось на локте мелкой шлюшки, когда она пыталась закрыть лицо.

Саманта снимает свои любимые туфли – на шпильке, как и вся ее обувь. Берет в правую ладонь, и бьет существо под одеялом. Хаотично, размашисто, вкладывая в каждый удар всю свою злобу. Опять эта дрянь ее позорила. Опять отродье неизвестно чем занималось, вместо того, чтобы быть под контролем. У нее не может быть никакой своей жизни – ее место здесь, под ногами Саманты.

Одно существование Лоры раздражает Саманту до кровавых подтеков. Худая, с большими сиськами и смазливым личиком, наитипичнейшая шлюшка для своих лет. Молодая, еще не нуждающаяся в косметике или процедурах для кожи, на которые Саманта тратит все, что успевает выклянчить у Джерри. Еще и длинные светлые волосы, которых у старшей Райт никогда не будет. Как и карих глаз с длинными ресницами. Саманта мечтает вырвать эти ресницы по одной, чтобы приклеить себе на глаза. Отбить у сучки все желание жаловаться, наряжаться, противоречить. Сучка должна найти себе богатого мужика и продаться подороже, чтобы обеспечить Саманте тот уровень жизни, который у них был до банкротства.

Лора хрипит и молчит. Слезы, как назло, капают на пол рядом с кровавой лужицей, уже частично высохшей на деревянном полу. Она надеется, что это все просто закончится. Что не будет так страшно. Не будет так больно. Она не хочет жить, но не хочет умирать от рук матери.

К ее счастью, у Саманты устает рука.

– Пошла вон! Чтоб я до вечера тебя не видела, дрянь, – шипит довольная женщина.

Лора поднимается, так и укрываясь одеялом. Кроссовок остается на полу, но она успевает добежать до чердака – там, где ее подобие комнаты.

Среди грязных сложенных вещей и свисающей с потолка проводки она падает, утыкается носом в сальную подушку и рыдает. Глухо, так, чтобы ее не было слышно. Тело предательски вздрагивает так, как при прыжке. Исчезнуть хочется сильнее, чем когда-либо. Хочется уйти туда, где будет спокойно. Где не будет ни Саманты, ни меланхоличного Джерри, который никогда не заступался за дочь.

Лора не помнит счастливых моментов. Они были так давно, что казались уже чем-то абсолютно нереальным, происходящим не с ней.

Когда-то отец владел небольшой мастерской, где он делал разные мелочи для дома и посуду. Мать обожала оформлять витрины, показательно любезничала со всеми, чтобы приходило больше покупателей. По субботам они ходили в гости к соседям, пили, а Лору угощали иностранными конфетами со странными вкусами. А потом… Потом крупные магазины начали вытеснять все мелкие лавки с центральных улиц. У них тарелки продавались по цене, сравнимой с проездом. Ручная работа стала непопулярна, счета росли, а возможности – уменьшались. В итоге из большой квартиры Райты переехали в одноэтажный домик, который продавался за бесценок из-за совершенного в нем убийства (говорят, по очереди убили отца, дочь – а через полгода мать, во время суда над виновным).

Джерри пытался что-то сделать. Первое время он искал новых клиентов, хотел устроиться куда-нибудь на работу, но раз за разом ему предпочитали более молодых кандидатов. Тогда он начал пить. Подрабатывал в Гротхенском порту днем, а вечером – неизменно шел куда глаза глядят, с бутылкой очередной бормотухи.

Саманта даже не стала искать работу – она слишком привыкла сидеть на чужой шее, и в нехватке денег, в первую очередь, обвиняла Лору. Она специально поставила на холодильник кодовый замочек, чтобы маленькая дрянь не могла съесть неразрешенное. Она не покупала ей одежду, средства гигиены или полотенца. Запрещала стирать тогда, когда кто-то есть дома – один вид нижнего белья Лоры оскорблял Саманту.

Лора вытерла лицо, присела на корточки. Нужно как-то вернуть себе куртку, но она не знала, ни сколько времени, ни где искать проклятого Швецского.

Внезапный шум колес за окном заставил девушку вздрогнуть и оцепенеть. О господи, он же не решил заявиться сюда?! Если Саманта его увидит, то до утра Лора точно не доживет. Из нее сделают мясное филе, и наконец-таки мать будет довольна. Ужас, продирающий все тело, начиная с живота, застрял комком в горле.

Машина остановилась, но ни стука, ни звонка в дверь не прозвучало. Либо это не он, либо не стал заходить. Для уверенности девушка медленно подползла к круглому окошку с коричневым от грязи стеклом.

Швецский действительно оказался внизу. Он был не один – рядом с ним стоял какой-то мужчина, отчаянно косивший под ковбоя прошлого века. Девушка закусила губу, думая, что же ей делать.

Вряд ли Саманта уснула – еще и под грохот на чердаке, вызванный не самым тихим ползком Лоры. Спина болела так, что не хотелось вообще двигаться с места, а не то, что что-то придумывать и подбирать. Может, ей повезет, и тогда ее не будут бить второй раз за день – такое случалось, если Саманта слишком уставала.

Девушка попробовала высунуться на секунду – посмотреть, чем занята мать. Женщина снова лежала на диване и довольно похрапывала. Стараясь издавать как можно меньше звуков, Лора выползла из комнаты, на четвереньках преодолевая лестницу. Руки сразу же измазались в чем-то черном и липком, и пол уже в таком виде было бы сложно преодолеть.

Лора остановилась у края лестницы и проклятой стены, где остался ее белый кроссовок. Попробовала его оторвать тихо… Но он издал проклятый хлопок, заставив девушку окаменеть от ужаса. Лора сразу же посмотрела на Саманту.

Женщина повернулась на другой бок, и громко прохрапела.

Лора выдохнула, и, натягивая кроссовок на ходу, выбежала из дома.

– Тебя здесь не должно быть, козел, – фыркнула она, обращаясь к Швецу.

– Закрой рот и садись на заднее сидение.

– Да пошел ты.

– Быстро. Села. В. Машину, – проговорил по словам Джон, оглядываясь по сторонам. Его спутник уже сел в авто, оказавшись за рулем. – Не ссы, не буду я тебя резать. Много чести.

Лора оглянулась назад – чтобы заметить, нет ли Саманты в окне. Кажется, не было. Тогда она быстро прыгнула на заднее сидение и хлопнула дверью так, что Белоухий выругался.

– Эй, красотка, давай потише. Эта малышка только-только вышла с производства.

– Нахрена ты вообще приехал? И это кто такой? – фыркнула Лора, обращаясь к Швецу.

– Это – Белоухий, и у него есть рабочее место, – абсолютно спокойно ответил незваный гость.

– В смысле? – Лора старалась проанализировать, грозит ли ей какая-то опасность, хотя мужчина за рулем действительно казался безобидным. От него пахло какой-то выпечкой – девушка давно не ела нормальных булок, и это заметно подкупало.

– В том смысле, что ты больше домой не вернешься, куколка, – усмехнулся Швец, перебивая мысли девчушки. – Убираться умеешь?

– Да схуяли я вообще должна за кем-то прибирать?! Может, мне и дома хорошо?! – оскорбленно фыркнула она, отвернувшись к окну.

– Ага, конечно, – кивнул Швец, взяв лицо Лоры в ладони, заставляя смотреть на себя. Красная припухлость и следы слез выдавали ее с головой, а полоска крови так и запеклась под нижней губой, рассекая подбородок. – У тебя выбит зуб. Твои родители уже десять лет как банкроты, ты живешь в самом дешевом доме в пределах города, воруешь в магазинах и считаешь, что весь мир тебе должен. Такие как ты бывают очень благодарными работниками, если их вытаскивают. Ну или самыми мерзкими забулдыгами, тут как повезет.

– Я не пойду. Я его не знаю, и тебя тоже, – отстранилась Лора, но не вышла из машины.

– Меня знаешь. Я – козел, который тебе нравится.

Лора замолкла и густо покраснела. Разговаривать больше не хотелось.

– Сначала мы кое-куда заедем, ты пойдешь с Белоухим, – зевнул Швец.

– Я не пойду!!! – тут же завопила Лора, когда машина уже была заведена и двинулась вперед. О Джоне ходили разные слухи, и проверять их – страшнее, чем оставаться дома. Там хотя бы монстры знакомые, а не совершенно чужие. И неизвестно, что от них ожидать.

– Эй, красотка, нам всего лишь нужно ко врачу, который умеет молчать, – хмыкнул Белоухий, заглянув в зеркало.

Лора увидела его добрые зеленые глаза, и почему-то расслабилась. Он выглядел так, будто ему можно доверять.

Глава 2

– Ты понимаешь, что нам нужно везти ее в отделение, делать МРТ позвоночника и рентген челюсти? Я тут не справлюсь без аппаратуры, – Стэн стоял спиной к Белоухому, вытирая руки об белое полотенце, висящее над раковиной.

Светлая плитка уже давно потемнела от испарений лекарств и химикатов, и одному медику было известно, каким чудом на ней держались крючки.

– Это можно устроить, только если у Трупореза остались связи, – хмыкнул Белоухий в ответ. – Девчонка совсем плоха?

– Я подозреваю компрессионный перелом. Еще у нее достаточно много повреждений спины, следы пока слабые, но я могу предположить, что травмы регулярные… Возможно, частые драки, где она явно не выигрывает. Где ты ее вообще откопал? – Стэн сел на ближайший стул, придвинутый вплотную к стене.

– Швец откопал. Еще совсем котенок, диковатая, правда, – усмехнулся Белоухий, прислонившись к деревянному столу. – Что нам с ней делать, док?

– Я напишу, какие исследования необходимы. Дам обезболивающее и успокоительное – пусть выпьет сейчас. Будет огрызаться – покажу ей упаковки, на дурочку она не похожа.

– Хорошо, – кивнул ковбой, вдыхая спертый воздух.

После обработки небольших ран Лоры в комнате было сложно дышать, а медик снова забыл открыть окна или включить вентилятор.

– Зачем она тебе?

– Убираться.

– Ты же не живешь дома, – усмехнулся Стэн, убирая за ухо выбившуюся из короткого хвостика русую прядь.

– Это не значит, что там должен быть бардак.

– Будешь ее трахать – я тебя лично кастрирую, – улыбнулся медик. – Она же еще мелкая совсем.

– Договорились, – рассмеялся Белоухий, покидая кухню Стэнли Уилфорда.

Частный врач, к которому ковбой часто обращался, давно общался с ним панибратски. У них была договоренность между собой – если возможно, Стэн не сообщает властям о каких-то травмах и повреждениях, а Белоухий отлично платит, позволяя мужчине копить на женитьбу и большой дом.

Лора сидела в прихожей, прислонившись к потертой деревянной вешалке, намертво прибитой к стене. Девушка молча разглядывала место, в которое ее привели. Довольно типичный небольшой домик для частного врача, наверное, на втором этаже одна-две спальни и санузлы. Вместо кухни и гостиной мистер Уилфорд сделал смотровую, где она только что побывала. Всюду линолеум и плитка – видимо, чтобы легче отмывалось, у пациентов бывают всякие раны, и не все чистые, как у Лоры.

Ссадины на спине, лице и руках нещадно пощипывало от промывок и наложенных повязок. Пластырь в углу губы так и требовал оторвать его немедленно, послать всех к черту и сбежать.

Белоухий вышел из-за темной двери и протянул Лоре два блистера с таблетками.

– Тут обезболивающее и успокоительное, выпьешь по дороге.

– С чего бы мне тебе верить, козел? – фыркнула девушка, показательно отвернувшись.

Ковбой вздохнул и присел на корточки, чтобы заговорить.

– Слушай, красотка, если бы я хотел тебя трахнуть или продать, я бы это уже сделал. И никто бы тебе не помог, никакая полиция. Ты понятия не имеешь, с кем разговариваешь и о чем. Поверь в одно – тебе лучше этого не знать и не задавать лишних вопросов. А теперь давай ты выпьешь лекарства и перестанешь капризничать, нам нужно ехать дальше.

Лора фыркнула, заметно съежившись. Услышанная информация не радовала – все же мужчина был не так прост, как показался на первый взгляд. Кто же он? Один из помощников Августа Уордсона, известного как «батюшка» города? Очередной приезжий богач, считающий себя пупом земли? Может, просто городской сумасшедший? Прервав свои мысли, девушка процедила:

– Не пойду.

– Пубертат, – снова вздохнул Белоухий, и, приподнявшись, подхватил девушку на руки и понес.

Оскорбленная Лора попыталась укусить ковбоя, вцепиться ему в волосы, но отчего-то почувствовала себя безумно уставшей, и прикрыла глаза. В конце концов, хуже, чем дома, может и не быть. Пока что ей пытались помочь, не приставали и не били. Уже хорошо. Но подобная внезапная доброта могла дорого стоить в будущем.

– Молодец, – усмехнулся Белоухий, заметив, что Лора перестала обороняться и вышел на улицу.

Швец присвистнул, увидев ковбоя с девчонкой.

– Что, живую штангу завел себе? Смотри, чтобы она тебя без морды не оставила.

– Все котята дерутся, когда не понимают, что их подбирают не для издевательств, – зевнул ковбой, открывая заднюю дверь автомобиля.

– О, Великий знаток кошачьих! Поехали отсюда, пока копы не приехали. Я следил за обстановкой, ничего подозрительного, но все же.

– Ты думаешь, что ее мамаша могла пуститься вслед? – просипел Белоухий, оглядывая абсолютно безлюдную улицу, заставленную однотипными белыми домами по обе стороны дороги.

– Пока вряд ли, пьяная была. А вот попозже – вполне возможно. Она не похожа на того, кто запросто отпустит любимую грушу для битья.

– Эй, я все еще здесь! – прикрикнула Лора, не выдержав обсуждения своей семьи. В груди что-то неприятно сжалось, напоминая, что прежде никто не знал о происходящем в ее доме. Она недостаточно хорошо хранила секрет, и теперь должна была за это отвечать, краснея и бледнея.

– Значит, надо позвонить батюшке Августу и утрясти этот вопрос, – ковбой проигнорировал выпад девушки.

Швец недовольно цокнул языком, подхватил Лору с плеч Белоухого и усадил ее в машину. Только захлопнув дверь и удостоверившись, что девушка не может услышать, о чем они говорят, парень прошептал:

– Я был бы благодарен, если бы отец пока ничего не знал.

– Ты думаешь, что это возможно? – усмехнулся Белоухий. – Это его город, он вряд ли еще не в курсе – за тобой же приглядывают.

– Твою мать, – Джон пнул колесо автомобиля. – Можем соврать, что эта телка от меня залетела и поэтому я ее привел. Или что я убил ее родню. Или что она мне должна денег…

– Не переживай, мелкий. Это все равно теперь моя проблемка, скажу ему, что завел прислугу. Очень агрессивную прислугу, – рассмеялся ковбой, садясь в машину.

Швецский вздохнул и поместился на заднем сидении, рядом с Лорой. Девушка многозначительно вздохнула, отвернувшись к окну. Она не бывала в этом районе прежде – какой-то из южных участков в городе, судя по частному сектору. Центр и прилегающие улицы давно были заполнены многоэтажками и начинающимися стройками, даже дом Лоры могли снести в любой момент. Коттеджи разрешили оставить по пути к океану – значит, где-то дальше должны быть фермерские хозяйства и поля.

Белоухий поправил зеркало заднего вида, щелкнул ключом зажигания и медленно отъехал от дома Стэнли Уилфорда.

– Красотка, сейчас я привезу тебя к себе. У меня есть кое-какие дела, поэтому тебе придется потусоваться с Швецем.

– Козлины, – фыркнула она, все-таки оторвав от уголка губы злосчастный пластырь. Легче не стало, но раздражителей временно стало меньше.

Проклятый Джонни еще и молчал всю дорогу, изображая, что не видит Лору. Впрочем, было бы странно, если бы он с ней заговорил – они и так сегодня сказали друг другу больше, чем за полтора семестра.

Девушка не знала микрорайон, в который они приехали. Кирпичные новостройки стояли так плотно друг к другу, что было сложно разобрать, где какой дом. Белоухий припарковался у одного из них, повернулся назад и коротко бросил:

– Вон.

Швец выскочил из авто и вытянул Лору за собой, а машина быстро скрылась среди переулков. Лора фыркнула, оглядываясь. Это явно был закрытый квартал – она сразу не заметила, что дома огорожены высоким забором по всему периметру, а возле ворот стояли будки охранников. Вымощенные плиткой улицы напоминали центр – аккуратные дорожки, огибающие идеально подстриженные деревья и кустарники. Однотипные подъезды со стеклянными дверями располагались достаточно далеко друг от друга – либо квартиры были большие, либо их размещали слишком плотно на каждом этаже. Убедиться в своих догадках Лоре удалось, когда Швец молча прошел в один из них, минуя консьержа, который явно знал Джона и коротко кивнул ему, ничего не спрашивая. Лифт с зеркальными стенами отвез Лору на пятнадцатый этаж, где среди белоснежных стен было всего две двери. К одной из них прошел Швец, молча достал из кармана джинс ключи.

Лора никогда прежде не видела таких квартир, как у Белоухого. На секунду ей показалось, что она ошиблась и попала в какой-то дом, уцелевший чудом во время перестройки города. Деревянные стены, скрипучие полы и старая мебель, как была еще полвека назад минимум. Вязаный коврик у двери выглядел так, будто никогда не использовался – он, очевидно, был новым, толстые серые нити даже не распушились. Крючки на стене пусты – Белоухий не хранил на них одежду, и, вероятно, действительно крайне редко бывал дома.

Швец оставил обувь у порога, молча прошел по узкому коридору вперед – и Лоре ничего не оставалось, как последовать за ним. Они оказались в огромной кухне, увешанной травами, шкафчиками и посудой. Пучки засушенных специй спускались с толстых веревок, пропущенных через весь потолок. Лора могла узнать только укроп и шпинат, остальные были ей незнакомы. Огромный стол делил кухню пополам – на рабочую зону и места отдыха, с потертыми барными стульями. Холодильник она заметила не сразу – он стоял в левом дальнем углу, впритык к шкафчикам и плите.

– Я уверен, что ты еще ничего не жрала. Посмотрим, что тут есть. Ковбой вряд ли успел что-то оставить, я слишком резко его оторвал от дел, – Швец по-хозяйски начал рыться в ящиках, а затем заглянул и в холодильник. Парень присвистнул, обнаружив стеклянную банку с рисом под раковиной и здоровый кусок свинины в морозильной камере.

– Почему ты мне помогаешь? – выдавила Лора, устраиваясь на одном из стульев.

– Сначала я хотел с тобой что-нибудь сделать, чтобы ты перестала лезть к Лори. А потом решил узнать, почему же ты такая сука. Все оказалось намного проще, чем я думал, – хмыкнул Джон, выкладывая мясо в раковину. Он включил воду и подошел к девушке. – Лучше расскажи мне вот что. Почему ты не сбежала раньше?

– Это не твое дело, – Лора прикусила нижнюю губу, забыв о ранке и тут же чуть не завыла от боли.

– Теперь мое. Давай я тебе кое-что проясню, раз до тебя сразу не дошло. Большая часть слухов, которая ходит обо мне – правда. Мне хватило бы двух звонков, чтобы сравнять с землей тебя, твою семью и твой дом. Но я этого не сделал и теперь я за тебя отвечаю, а ты мне должна.

– Я не просила меня спасать. У меня все хорошо.

– Ты всегда такая сука или только со мной? – Швец усмехнулся и вернулся к ящичкам. Молча он достал кастрюлю, несколько тарелок, нож и разделочную доску.

Лора заерзала на стуле. Холодок пробежал по спине. Она резко поняла, что совершенно ничего не знает о Джоне Швецском. Она не знает, с кем она поехала и куда. Она не знает, зачем тот странный мужчина согласился ей помочь и что он хочет взамен. Успев подслушать разговор в приемной она знала – секса от нее не ждут, и это уже радует. Но что тогда ему нужно? Лора мельком видела только коридор и кухню, но дом явно не походил на заброшенный – слишком чисто. Зачем здесь убираться посторонней?

Ее мысли прервал неприятный резкий писк – у Швеца звонил телефон. Дорогой, с цветным экраном – не каждый мог себе позволить даже простой мобильный, а у него уже были новые функции вроде выбора звонка или простых игр.

– Я занят, – коротко ответил Джон, но не положил трубку. Ему что-то проговорили, прежде чем он повторил. – Я занят. Да, той девчонкой. Нет, я не приведу ее в дом. Нет, это не очередная шлюха. Я перезвоню.

Лора не стала спрашивать, кто звонил, несмотря на то, что очень хотелось. Сейчас ее больше беспокоила возвращающаяся боль в спине. Она сгорбилась и тихо выругалась. Швец повернулся к ней, как будто ничего не услышал.

– Слушай, ты умеешь готовить?

– Сомнительно, – усмехнулась Лора, не желая признаваться, что последние лет пять она была единственным человеком в семье, кто мог сделать что-то съедобное. Мать, как спятила, делала что-то невообразимое из продуктов – запекала овощи в кожуре и нарезала горелое в салат; добавляла в тесто столько масла, что получались твердые куски жира вместо блинчиков; варила тухлую рыбу, от которой Лору рвало по несколько часов на чердаке.

– Короче, у меня есть некоторые семейные дела. Я оставлю тебя здесь. Белоухий придет к ночи. В твоей комнате уже стоит телевизор и полка с книгами, найдешь, чем себя занять.

– То есть ты меня оставляешь? Ты не боишься, что я что-нибудь украду и сбегу? – фыркнула девушка. Находиться в чужом доме в одиночестве не хотелось.

– С твоими травмами ты далеко не убежишь и точно много не унесешь. Будешь вести себя хорошо – я даже тебе что-нибудь бабское привезу утром.

– Ой, какой рыцарь! Катись уже, козлина, – девушка отвернулась, не желая показывать, что напугана.

Швец вздохнул, покачал головой и вышел. Лора слышала, как за ним захлопнулась дверь. Что ж, теперь можно было осмотреть квартиру, в которую ее зачем-то привезли.