Я тебя заберу

Глава 1. Фантомные боли

Мужчина – как хвост у ящерицы.

Оторвешь… с мясом, а спустя какое-то время он снова на месте.

Настоящее время

Музыка гремит так громко, словно какому-то центру отоларингологии срочно требуются пациенты. Стробоскопы не отстают. Я провела в ресторане всего час, а уже чувствую себя сварщиком после двух смен.

– Выглядишь потрясающе.

Непросто услышать в таком дурдоме чей-то голос. Но владелец центра репродуктивной медицины и мой непосредственный начальник умеет говорить так, чтобы его слышали.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят и буквально утыкаюсь лицом в рубашку босса.

– Спасибо.

О том, что такое личная дистанция, Николай Кравцов, конечно же, не слышал. Впрочем, как и о том, что такое деловая субординация.

– Уже подумываю сменить в клинике дресс-код, чтобы каждый день любоваться тобой в вечернем платье.

Нахальные руки приземляются на мою талию, и пальцы начинают поглаживать кожу сквозь ткань. Вполне профессионально. С правильным нажимом. Не быстро и не медленно.

Когда-то, в другой жизни, мне бы, возможно, понравилось. Та девочка вспыхивала как спичка. Но сейчас – нет! Не то место. Не те пальцы. И я сама совсем другая.

– Помнится, ты всегда был поклонником белых халатов. Коротких. На голое тело.

Чтобы не привлекать лишнее внимание, осторожно снимаю с себя горячие ладони и увеличиваю дистанцию между мной и Кравцовым.

– Ради тебя я готов меняться. – На губах Коли расцветает плотоядная ухмылка, его кадык красноречиво дергается.

Вокруг нас толпа народа, коллеги, партнеры, некоторые бывшие пациенты, а организатор банкета вместо важных речей, как всегда, думает лишь о том, что находится у меня под платьем.

– Ради меня можно сделать кое-что другое.

К Кравцову даже прикасаться не хочется. Но через не могу поднимаю руки и поправляю модный галстук. Улыбаясь, затягиваю. Медленно. До легкой асфиксии.

– Лиз… – Лицо Коли становится серьезным. Больше никаких ухмылок и похоти в голубых глазах.

– Отпусти домой, – быстро произношу я. – Нечего мне здесь делать. А там сын. К нему хочу.

– Черт, Градская… – Босс резко дергает шеей, спасаясь от удушья, и перехватывает у пробегающего мимо официанта сразу два бокала.

– Коль, если без шуток, Глеба с соседкой пришлось оставить. Ей завтра на учебу, некогда присматривать. Да и сын без меня не уснет. Будет ждать, во сколько бы ни пришла.

– Твоему пацану уже восемь!

Словно сам не верит, что у его бывшей любовницы в двадцать восемь лет такой взрослый сын, Кравцов окидывает меня удивленным взглядом. С черного каре до туфель. И упрямо заставляет взять бокал.

– Из-за того, что я уеду, здесь ничего не изменится. Произнесешь речь. Тебе похлопают. – Пожимаю плечами. – Завтра мне все равно перескажут суть, а заодно доложат, кого ты на этот раз трахнул в туалете. Будто это имеет какое-то значение.

– Градская, ты можешь хоть раз не бежать, когда я об этом прошу? – залпом осушив свой бокал, хмыкает Коля.

– Я не бегала… Трижды. – Еле сдерживаюсь, чтобы не поморщиться.

В «техническом» плане к Кравцову нет ни единого упрека. Статус главного жеребца всего медцентра – его по праву. Но горький осадок в виде жены, о которой я узнала лишь после третьей близости, существенно портит картину.

– Вот видишь! Не страшно!

– И ничего выдающегося, – осаживаю Кравцова, пока он не распушил хвост.

– Стерва, – цокает Коля, не скрывая восторга. – Охрененная стерва.

– Спасибо за комплимент. Так я могу идти? – Вздыхаю. – Вначале отпуска лишил ради своего особого клиента. Теперь это… Устала.

– Я бы тебя… с удовольствием… – отвечает Кравцов многозначительно. И в конце все же добавляет: – Только нельзя. Это не совсем моя презентация. Да и банкет оплачивает совсем другой человек.

– Кто? – Не понимаю почему, однако становится не по себе.

– Специально для тебя, так и быть, раскрою тайну. Нас ждет глобальное расширение. Еще один филиал. А если справимся, то в конце года и второй. В Москве!

– Таких лотерей не бывает!

Уж я-то в курсе финансового состояния клиники. После того как Кравцов выкупил ее у прежнего владельца, в центр не было вложено ни единой копейки. Вся прибыль уходит в один бездонный карман. И, судя по количеству новых машин и гарему любовниц, деньги в этом кармане не задерживаются от слова «совсем».

– Зато бывают инвесторы. – Будто ждет кого-то, Коля поглядывает на свои часы.

– Ты продал клинику?

– Тепло, – одобрительно кивает Кравцов. – Половину акций. Теперь у центра два владельца. Я и наш мистер Рокфеллер.

– Так это все ради него? – Я обвожу взглядом зал и с трудом сдерживаю зевоту.

– Считаешь, такого повода недостаточно?

– Считаю, что мне пора домой. – Бегло осматриваю местную зелень. Рядом, как назло, ни одного фикуса-алкоголика, куда можно было бы выплеснуть шампанское. – Но я тебя поздравляю! – Возвращаю бокал Кравцову. – Можешь выпить и за меня, и за себя, и за все наши новые филиалы. Уверена, ты наберешь отличный штат и скрасишь личную жизнь по полной программе.

Последняя фраза на грани фола. Это Кравцову можно называть меня стервой. Лишь он имеет право быть сверху во время наших словесных перепалок. Только домой хочется так сильно, что я рискую.

– Да черт с тобой, Градская!

Расчет срабатывает ювелирно точно. Коля злится, но больше не пытается схватить за руку или сунуть бокал. Будто устал от моей компании, он на миг отворачивается. И этого времени мне хватает, чтобы незаметно вильнуть в сторону выхода.

* * *

Пока начальство не одумалось, лечу по ступеням вниз, к гардеробу. В ответ на удивленные взгляды коллег, которые то и дело мешаются под ногами, беззвучно шепчу: «Форс-мажор».

Не хочу оправдываться. Ни с кем не горю желанием разговаривать. Перед глазами уже сияет лицо сына. Сонное, хмурое и самое красивое на свете.

Но стоит протянуть руку за плащом, кто-то высокий и горячий, как печка, вырастает за спиной.

От страха холодок бежит по позвонкам.

– Елизавета Ивановна? – Мужской голос звучит тихо. Говорящий словно и не догадывается, как трудно среди басов разобрать хоть что-то.

Однако я слышу каждую букву. Напряженными нервами ощущаю вибрацию всех этих звуков. И, кажется, чувствую даже эмоции… так остро, что зажмуриваюсь.

– Здравствуйте. – Не оборачиваюсь.

Нужно сделать пять шагов к двери. Всего ничего до полной свободы. Но тягучая мужская аура окутывает с головы до ног, мешая дышать и двигаться.

Забытое состояние. Смесь волнения и опасности – коктейль, запрещенный для матери-одиночки. Да и в принципе не самый безопасный для любой женщины.

– Вы уже уходите? – Мужчина забирает мой плащ из рук гардеробщика и оставляет у себя как заложника.

Кое-как сделав вдох, я распахиваю глаза и встречаюсь взглядом с мужем своей последней клиентки. Тем самым, который не может иметь детей и не желает делать никаких анализов. С мужчиной, из-за которого я лишилась отпуска и, видимо, покоя.

– Извините, приемы в ресторанах не веду.

– Я бы не напрашивался. С некоторых пор стараюсь не беспокоить врачей без причины. Особенно женщин.

Фраза похожа на шутку. Звучит вроде бы тоже несерьезно. Но мой собеседник не улыбается. Он скользит внимательным взглядом по моему лицу и останавливается в районе подбородка. Приличный донельзя. Полная противоположность Кравцову.

– И это правильно. Лучше не беспокоить. – Так и хочется спросить: «Почему?» А еще: «С каких именно пор?»

Вопросов так много, что не хватило бы и ночи, чтобы задать их все. К счастью, мужчина очень вовремя прекращает свой осмотр.

– Вы уже вызвали машину? – Будто собирается помочь, он распахивает мой плащ и терпеливо ждет, когда я просуну первую руку. Проклятие какое-то!

– Это… – Собираюсь сказать «не ваше дело», но на маленьком пяточке гардероба неожиданно появляется новый гость.

– Марк?! – Лицо моего драгоценного босса расплывается в счастливой улыбке, и длинная рука протягивается как раз над плечом. – Шаталов! Я уж думал, ты не приедешь и придется отдуваться за двоих!

Мужчины жмут руки, обмениваются еще какими-то репликами. Только я их не слышу и уже совсем ничего не понимаю.

– А это Елизавета, – спохватывается Кравцов. – Наш самый ценный работник и гениальный врач! Впрочем, ты знаешь, – гордо произносит он, пытаясь приобнять меня за плечи.

– А Марк… – делаю вид, что забыла отчество, – Юрьевич. Он…

В горле ком. За грудиной тишина как в космосе.

– Марк Юрьевич Шаталов… – Коля сияет еще ярче. Тянет меня к себе все сильнее. – Это и есть тот самый акционер, о котором я рассказывал. Теперь он не только наш клиент, но и мой партнер. – Демонстративно метя, Кравцов целует в щеку. И окончательно добивает: – А также твой новый босс. Прошу любить и жаловать.

Глава 2. Не та девчонка

От домашней кошки до тигрицы – один мужчина в прошлом.

Новость о новом боссе припечатывает меня к полу так сильно, что на миг подпускаю руку Кравцова к своей пятой точке. Спохватываюсь, когда чувствую жар. Он и приводит в себя. В ту же секунду исчезают и шок, и дурацкое волнение, и внезапный приступ слабоумия.

– Приятно было познакомиться. – В отличие от Коли, я не протягиваю Шаталову руку. И не трачу время на восторги. – К сожалению, не смогу остаться на презентацию.

Будто случайно, наступаю острым каблуком на кожаный ботинок Кравцова. И, пока тот не взвыл раненым медведем, отхожу на метр.

– Какие-то проблемы? – Шаталов без эмоций наблюдает за нашими танцами.

– Личные обстоятельства, – сообщаю, опережая Колю и его открытый рот. Меньше всего мне сейчас нужен рассказ о сыне.

– Что-то настолько серьезное?

Новый босс, похоже, и не думает отдавать верхнюю одежду. В потемневших глазах то ли злость, то ли раздражение. Но он все же упаковывает меня в плащ и неспешно поправляет воротник.

– Ничего такого, чтобы заслуживало вашего внимания. – Приклеиваю к губам дежурную улыбку.

Почти такую же, с какой классная Глеба просит деньги на очередной школьный ремонт. Отказать ей не может никто. Деньги сами вылетают из кошелька.

Мне тоже не отказывают. Кравцов любезно распахивает дверь ресторана. Словно не гость, а штатный швейцар. Шаталов завязывает с допросом.

– Спасибо, – тяну уголки губ еще шире.

Ради свободы не жалко ни лицевых мышц, ни ног, которые уже ноют, чувствуя скорый забег.

Однако исчезнуть без неприятностей не удается. Только я поднимаю правую ногу, чтобы сорваться с места, суровый памятник за спиной неожиданно оживает.

– Вы ведь еще не вызвали такси. – Шаталов произносит как диагноз. Ни вопроса, ни сомнения в голосе.

– Поймаю на парковке. Здесь наверняка есть свободные машины, – отмахиваюсь. Для пущей убедительности взглядом уговариваю Кравцова кивнуть.

Но уже в следующий момент меня берут под руку и приказным тоном сообщают:

– Я вас отвезу.

* * *

Наверное, если бы Коля захотел меня отбить, впервые за последние месяцы я бы не сопротивлялась. Смолчали бы даже женская гордость и стыд перед чужой женой. Но Кравцов и не пытается.

Открыв рот, он наблюдает, как главный гость сегодняшнего мероприятия ведет меня к двери. Усиленно моргает, словно это может вылечить от ступора.

Лишь уже за порогом слышу удивленное:

– А как же банкет?

Безумно хочется спросить то же самое. А еще намекнуть Шаталову, что его ждет целый зал окосевших подчиненных, готовых и к новому боссу, и к служебному роману прямо в ресторане. Чего тянуть?!

Но, когда передо мной распахивается дверь серебристого мерса, становится не до глупых отмазок. Внутренний голос предлагает сбежать. Женская гордость чертит в воздухе розовый знак «фак ю». И, послав свою панику подальше, я сажусь в новенький, пахнущей кожей и дорогим парфюмом салон.

– Вы уже знаете адрес? – Ума не приложу, почему я уверена, что он знает.

– Я листал ваше личное дело. – Шаталов сообщает об этом так буднично, словно каждый день изучает чье-то досье.

– Тогда, если можно, поскорее. Я обещала быть дома к одиннадцати. – Как в такси, расслабленно откидываюсь на спинку сиденья. Ни о чем не беспокоюсь.

Личное дело – последнее, что может меня выдать. Девочка Лиза, которую девять лет назад посадили в поезд и отправили в новую жизнь, не носила под сердцем никакого малыша. У нее была другая семья, настоящая, а не выдуманная следователем. Другие дата рождения, место и мама.

Ничего общего с историей доктора Елизаветы Градской. Ни в биографии, ни в датах. И почти ничего во внешности, которая с помощью пластического хирурга, парикмахера и тысячи бессонных ночей изменилась настолько, что порой я не узнавала себя на старых фотографиях.

– Постараюсь успеть к одиннадцати.

Шаталов бесцеремонно тянется к моему ремню безопасности. Прижимается мускулистым плечом к груди так близко, что сердце замирает. Но я успеваю первой.

– Не нужно беспокоиться. – Ловко перехватываю застежку и, вскинув голову, смотрю в серые глаза.

– Не любите, когда о вас заботятся? – Он не отводит их. Глядит так, будто душу из меня хочет вытянуть. Знакомо до мурашек по коже. Как в прошлой жизни, во время нашего безумного секса.

Столько лет прошло! Я считала, что забыла, стерла из памяти сотней проблем, учебой и редкими мужчинами. А стоило утонуть во взгляде – и все воспоминания на месте.

– У вас жена и скоро будет ребенок. Заботьтесь о них, – улыбаюсь Шаталову вопреки ощущениям.

– В нашу первую встречу вы сказали, что у каждого человека не меньше десяти двойников. – Шаталов словно и не слышал, что я перед этим ответила. Он, как маньяк, обхватывает мой подбородок, не позволяя отвернуться. – Какой шанс увидеть в одном городе двух похожих женщин с одинаковыми именами?

На миг кажется, что он не спрашивает, а просто издевается. Что тайна уже давно не тайна, а наша новая встреча – очередная игра скучающего богача. Но желваки на скулах и костер в глазах говорят об обратном.

– Вам просто хочется обмануться. – Мажу взглядом по красивому, породистому лицу.

По высокому лбу с парой новых морщинок. По гладковыбритым щекам, которые раньше украшала модная щетина. По широкому подбородку с небольшой ямочкой. По губам. Прежним. С четко очерченной верхней. И совершенной нижней. Не полной и не узкой. Идеальной, чтобы скользить по обнаженному женскому телу или сводить с ума поцелуями.

Нереальное искушение. Глупая девочка Лиза не смогла ему противостоять. Ей было плевать на последствия и хрупкую штуковину, которая бьется в груди. А я…

Облизываю губы и, качнувшись вперед, прижимаюсь ими ко рту Шаталова. Прививки важно обновлять! Даже когда однажды переболел и чуть не сдох от побочки. С некоторыми мужчинам так же.

– Обманываться порой очень сладко, – шепчу, гладя своими губами его губы. Дразню, размазывая слюну и остатки помады. – Только от заменителя потом бывает тошно.

Я резко вырываюсь. И пока новый босс пытается вспомнить, как правильно дышать, отстегиваю ремень безопасности и выхожу из машины.

Глава 3. Женщина с прошлым

Женщины, конечно, слабый пол.

Но не каждой женщине выпадает счастье быть слабой.

На то, чтобы поймать такси, у меня уходит несколько секунд. Водитель из далекой восточной страны сам толкает дверцу, стоит лишь подойти. Спустя несколько мгновений злой как черт Шаталов вылетает из машины. Но мы уже срываемся с места и смешиваемся с быстрым потоком на проспекте.

В отличие от мерса, в такси не пахнет никакой кожей. Здесь никто не спешит спеленать ремнем безопасности. Вместо элитного парфюма я улавливаю аромат шавермы и кофе. Как ни странно, от этих запахов и равнодушия становится легко.

Губы все еще саднит, будто мы с Шаталовым на самом деле целовались. На щеках и подбородке, там, где Марк касался меня пальцами, кожа горит как от ожогов. Однако сердце быстро успокаивается, и к дому я подъезжаю почти нормальной.

Глеб, как и подозревала, не спит. Он встречает у порога вместе с сонной Леной, моей молоденькой соседкой. Не допрашивает, не требует ужина или еще какой-нибудь ерунды. Только быстро обнимает. А через пару секунд разворачивается и идет в свою комнату. Спать.

Ничего необычного! Просто мой мальчик! Восьмилетний ребенок с характером взрослого. И не какого-то безликого «взрослого», а отца.

Я и раньше замечала сходство. Иногда открещивалась, списывая на особенности воспитания матерью-одиночкой. Но после сегодняшней встречи с Шаталовым это подобие уже не получается списать или забыть.

Мой золотой малыш просто маленький клон мужчины, которого я когда-то любила больше жизни. «Версия два – ноль. Улучшенная и исправленная».

Лена интересуется, как прошел банкет. Рассказывает, что они ели на ужин. А я стою посреди тесного коридора съемной двушки и, как зачарованная, смотрю на дверь детской комнаты.

– У тебя такое лицо, словно призрака увидела. – Лена тоже оглядывается в сторону детской.

– Видела сегодня, – не скрываю. – И даже трогала.

– Твою мать… – Соседка широко распахивает глаза и оседает на тумбу для обуви. – Глебкиного отца?

За девять лет вместе, вначале в Москве, затем в Питере, мы с Леной пережили столько всего, что не осталось никаких секретов.

– Он теперь муж моей пациентки, совладелец клиники. И новая головная боль.

Нужно переодеться или хотя бы снять плащ, но силы резко заканчиваются, и я опускаюсь на тумбу рядом с Леной.

– Может, вернемся в столицу? – Она берет мою руку в свою. – Тебе там работу как раз предлагали.

Подруга самый осторожный человек из всех, кого я знаю. Услышать от нее подобное предложение сродни чуду.

– Глупости. – Провожу ладонью по лицу.

– Я все равно на заочное собиралась переводиться. – Лена смотрит с такой надеждой, будто это ей сейчас плохо, а не мне.

Безумно хочется ответить: «А давай!» – и разом нажить себе новые проблемы с переездом, новой школой и поиском жилья. Только вместо «А давай!» наружу из груди рвется смех.

– Лен, он считает себя бесплодным. – Зажимаю рот ладонью, чтобы не разбудить сына.

– Что?!

– Уверен в этом! Даже анализы сдавать не хочет.

Звучит как краткий пересказ дурацкого сна. Одного из многих, что снились мне в первый год после разрыва и заставляли заливать подушку слезами.

– А если он узнает?.. – Лена вновь смотрит на дверь детской комнаты. С тревогой.

– Еще у него есть жена! Красивая, статусная. И, если я хорошо сделаю свою работу… скоро будет ребенок. – До боли кусаю указательный палец.

Психика, похоже, так и не поняла, плакать мне или смеяться. Глаза вспыхивают, как от горы нарезанного лука. А хохот рвется все сильнее.

– Де-ла… – медленно, по слогам произносит подруга.

– И почему земля такая круглая? – Я ударяюсь затылком о стену.

Слезы проигрывают. Переносицу все еще ломит, но на губах играет улыбка.

– Он хотя бы не узнал тебя?

– Меня теперь сложно узнать… – Взглянув в зеркало, изучаю собственное лицо.

Высокие скулы, которые, как и нос, с возрастом заострились. Брови, которые благодаря качественному перманенту немного изменили форму, стали гуще и темнее. Впалые щеки…

После рождения Глеба от прежних щек вообще ничего не осталось. Долгих два года на лице были лишь глаза и губы. Первые – вечно красные от недосыпа и зубрежки. Вторые – постоянно искусанные.

Прическа тоже изменилась. Светло-русая декретная коса отправилась в мусорное ведро накануне первого похода сына в детский сад. Вместе со стрижкой я изменила цвет на черный. А когда появились первые свободные деньги, исправила и уши.

Избавление от проклятой лопоухости стало настоящим праздником. Все мои однокурсники праздновали защиту дипломов, отрывались в лучшем ресторане города. Кутили сутки напролет. А я, Лена, ее тетка, у которой я снимала комнату, и маленький Глеб чокались водой из пластиковых стаканчиков и смеялись так громко, что склочная соседка сверху вызвала полицию.

– Но работать ты с ним как сейчас будешь? – Лена кладет голову мне на плечо и тоже смотрит в зеркало. – Вдруг западет? Как этот твой Кравцов.

– Молния не бьет два раза в одно дерево. Особенно если оно с громоотводом. – Кивком указываю на дверь детской.

– И все равно… Вдруг?!

– Тогда в моих интересах поскорее сделать его счастливым отцом.

Не хочу думать о Шаталове. Не хочу вспоминать нашу сегодняшнюю встречу. Но память нахально подкидывает картинку с его взглядом. Темным, жадным, каким сегодня Марк смотрел в мои глаза. Будто хотел увидеть прежнюю девочку Лизу. На душе становится совсем паршиво.

– А попробует приставать… – Делаю глубокий вдох. – Покажу ему такое небо в алмазах, что сбежит. Туда же, куда сбежал девять лет назад. Не оглядываясь.

Глава 4. Не та

Мужчины, женщины… никто не из железа.

Марк

Уже и не помню, когда чувствовал себя таким идиотом. На улице какая-то хрень… смог с туманом, питерским фирменным. От сигналов машин закладывает уши. А я стою как памятник на проезжей части и смотрю на удаляющееся такси.

С крышей точно непорядок. То ли флюгер накренился и больше не ловит, куда дует ветер. То ли черепице хана.

Другого объяснения тому, что сейчас было, у меня нет.

Да, спутал! Второй раз вместо стервы докторши увидел другую. Девчонку из прошлого, на все мысли о которой давно табу.

Да, повело! Дико, до стойки. С болезненной эрекцией и животной потребностью трахнуть прямо сейчас.

Я бы и трахнул. Пофиг где! Хоть прямо в машине, насадив на себя сверху. Хоть в ближайшем отеле, до расшатанной к хренам кровати. Хоть в темном углу ресторана, прижав к стене.

Ничего, что осталось от совести, и не екнуло бы.

Драл бы жестко.

И за то, что позволяла Кравцову лапать ее круглую задницу. И за то, что сбежала. И за поцелуй ее… прощальный.

За это заставил бы сосать прощения до самого утра. Вставил бы по самые гланды, чтобы дышать не могла без моего согласия. Чтобы текла вся! От слез до совсем другой влаги. Сладкой и горячей.

Взял бы во все дырочки, чтобы забыла, как сопротивляться и отключила умненькую голову.

Коротит – так хочется нагнуть эту языкастую врачиху. И одновременно охреневаю. Сам от себя!

Не мальчик, чтобы вестись на первую попавшуюся смазливую мордашку. Не монах, чтобы шизеть от бледных полушарий в скромном декольте. Не маньяк, чтобы хотеть сразу всего от женщины, которую вижу второй раз в жизни.

Чистое наваждение. Та самая покосившаяся крыша с трещинами и кривым флюгером.

Надо бы выкинуть бред из головы. Справиться с внезапным позывом тела… Только стою посреди улицы, под рев машин и сырость, летящую в морду. И не отпускает.

Облизывая губы, чувствую вкус Ее слюны.

Потирая кончики пальцев, вспоминаю бархат кожи.

И завожусь еще сильнее.

До потребности рвануть следом. Отправить покурить все «личные обстоятельства». И заставить ведьму орать одно слово – «Да!» – в ответ на любой приказ. На любой вопрос. До самого утра.

Знакомое состояние. Хоть и почти забытое. Сродни той одержимости, из-за которой вчера я потребовал у Кравцова личные дела всех врачей и битый час изучал папку с документами Елизаветы Ивановны Градской.

Уроженки Питера. Дочки потомственных кардиологов, разбившихся в аварии десять лет назад. Матери восьмилетнего сына с отчеством какого-то левого мужика, о котором нет ни строчки в биографии.

Незнакомки. Полной противоположности другой Лизе, из моего прошлого.

Слишком дерзкой и стервозной. С охрененными изгибами и выпуклостями, которых у тощей девчонки не было и в помине.

Гадины со вкусом пряной вишни. Но настолько похожей на ту… мое табу, что другие водители, смирившись, начинают объезжать по кругу. А я все стою, мокну и не могу сделать даже шага в сторону своей машины.

* * *

После ресторана домой приезжаю промокший и злой. Кравцов справился с презентацией без моего участия, но потом пять минут разливался соловьем в трубку, как ему жаль и как сотрудники жаждут поскорее познакомиться со вторым боссом.

Так и хотелось потребовать у него список всех жаждущих. С одним шустрым гинекологом в первой строчке. Однако, стиснув зубы, я сдержался. А затем вообще отрубил телефон.

Дома отключить ничего не удается. Настя встречает у порога. При макияже, с алой помадой, которая лучше всего смотрится на члене, в длинном шелковом платье, подчеркивающем все прелести.

Красивая как с обложки. И доступная в любой момент по щелчку пальцев.

– Как прошел банкет? – Она широко улыбается, и бретели платья скользят по плечам вниз.

– Кравцов отработал за нас двоих.

Мне нет никакого смысла врать. Правда, как и что-то плохо пахнущее, имеет свойство всплывать в самый неподходящий момент. Да и с Настей нет необходимости во лжи.

– Коля очень хотел представить тебя коллективу. – Жена снимает с меня пиджак и тянется к пуговицам на рубашке.

– Все, что он хотел, – это деньги. – Останавливаю ее. – И они уже на его счету. Как ты просила.

– А почему тогда ты злой? – Ее руки стекают по моей груди к ширинке и проворно расстегивают молнию. – Трудный день? – Настя опускается на пол. – Или женщина?

Оттянув резинку боксеров, она осторожно освобождает член и демонстративно облизывается. Вроде бы точно так же, как сегодня уже облизывалась другая женщина. Но все-таки иначе.

Спокойно. Без эмоций. Будто то, что предстоит, – обязательная медицинская процедура. Разновидность зонда.

– Всё вместе.

– Надеюсь, она оставила мне хоть что-то? – Губы жены улыбаются. В отличие от глаз.

Это не тянет на ревность. Для нее в нашем браке нет места. С первого дня никто не клялся никому в верности. Оба понимали, что так будет удобнее. Насте – с моими деньгами и статусом. Мне – с постоянной любовницей, которая не станет дурить мозг по любому поводу и избавит от необходимости таскаться по борделям и кабакам с новыми заказчиками и партнерами.

– Если хочешь чего-то особенного, только намекни. – Так и не получив ответа, Настя тянется к члену. Почти касается.

Но я резко пресекаю:

– Не нужно.

Обычно мне нравится такая ласка. Настя знает, как я люблю. От темпа до глубины. И все же сейчас не хочу.

– Ты уверен? – Жена проводит пальцем по губам, размазывая помаду.

У любого другого на моем месте сорвало бы крышу. Похоть в чистом виде. Но, словно проклятый, я вспоминаю другие губы и других женщин.

Похожих как две капли воды…

Одну совсем молодую, девятнадцатилетнюю. Со светящимся взглядом и смешными ушами. Немного оттопыренными, как у сказочного эльфа. С поцелуями, от которых уносило мозг. Со смехом, всегда искренним и звонким. И другую – взрослую, расчетливую. Опасную, как клин, который можно выбить из головы лишь одним… очень древним способом.