Приключения Гекльберри Финна (адаптированный пересказ)

3. Побег

– Вставай! Что это ты задумал?

Я открыл глаза и оглянулся. Надо мной стоял отец. Солнце уже взошло. Значит, я все же уснул и проспал момент пробуждения старика.

– Почему ты взял ружье? – спросил он.

– Кто-то ломился в дверь, – не растерялся я.

– Почему ты меня не разбудил?

– Я пробовал, но не смог вас растолкать.

– Если кто-нибудь в другой раз будет шататься вокруг дома, разбуди меня, слышишь? Этот человек не с добром сюда приходил. Я его застрелю.

Слова отца навели меня на новый план побега. В тот день по реке плыл пустой челнок, и мне удалось выловить его и спрятать в кустах чуть в стороне от того места, где стояла наша хибарка.

После обеда отец запер меня, взял лодку и около половины четвертого отправился за виски в город, предупредив, что в эту ночь домой не вернется. Я подождал, пока его лодка отъедет подальше, и принялся выпиливать кусок бревна в углу хибарки. Работа заняла не больше получаса. Путь к бегству был открыт, и я полез в образовавшуюся дыру.

Пускаться в бега с пустыми руками мне не хотелось. Я взял свиную грудинку, забрал весь сахар, кофе, порох и дробь, ведро и флягу из тыквы, ковш и жестяную кружку, старую пилу, два одеяла, котелок и кофейник. Подумав, я прихватил отцовские удочки и спички, а кроме того ружье. Все это пришлось перетаскивать в челнок по траве, чтобы не оставлять следов.

Я сильно подрыл стену, когда пролезал в дыру и вытаскивал такое количество вещей. Пришлось как следует засыпать угол землей, чтобы не было видно опилок. Потом я вставил выпиленный кусок бревна на старое место, подложил под него два камня, а один камень приткнул сбоку. Теперь со стороны подкоп под домом казался незаметным. Оставалось представить мой побег как похищение, а еще лучше – как убийство.

Я взял ружье, зашел поглубже в лес, подстрелил дикого поросенка и принес его к хибарке. Несколькими ударами топора мне удалось взломать дверь, причем я старался изрубить ее посильнее. Подтащив поросенка к столу, я перерубил ему шею топором. На земляной пол тут же вытекла лужа крови. Я накидал в мешок камней и поволок его от убитого поросенка к дверям, а потом к реке и сбросил в воду. Возвращаясь, я с удовлетворением отметил, что трава сильно примята: сразу бросалось в глаза, что здесь тащили по земле что-то тяжелое, например, труп человека.

Для полной достоверности я вырвал у себя клок волос, намочил топор в крови поросенка, прилепил волосы к лезвию и швырнул топор в угол. Обернув поросенка курткой, чтобы не капала кровь, я отошел подальше от дома и бросил тушку в реку. Тут мне пришла в голову еще одна удачная мысль. Я прорвал в мешке с мукой дыру и поволок его через ивовые кусты к востоку от дома, где начиналось мелкое озеро, заросшее тростником. Мука сеялась всю дорогу, так что получилась тоненькая белая дорожка – ложный след, по которому я хотел пустить пре следователей. Потом я завязал дыру, и отнес мешок в челнок.

Стемнело. Я спустил челнок на воду и стал ждать, пока взойдет луна, а заодно выкурил трубочку и еще раз обдумал свой план. Отец вернется, обнаружит, что я исчез, дверь взломана, а на полу – лужа крови. Он позовет подмогу, люди пойдут по следу мешка с камнями до берега и начнут искать мое тело в реке. Другие пойдут по мучному следу до озера и по вытекающей из него речке станут ловить преступников, которые убили меня и украли вещи. Скоро им это надоест, и больше беспокоиться обо мне никто не будет.

Когда взошла луна, я лег на дно челнока и пустил его по течению. Через пару часов показался заросший лесом остров Джексона. Здесь я вышел на берег, сел на бревно и стал смотреть на воду. Я был опьянен своей свободой, очарован красотой ночной реки и, совершенно успокоившись, уснул.

Когда я проснулся, солнце поднялось уже высоко. Вниз по реке шел пароходик, битком набитый народом. С него раздавались выстрелы. Я понял, что это экспедиция, которая занимается моими поисками. В городке решили, что я мертв, а труп мой сброшен в реку. Теперь они искали тело и стреляли из пушки, чтобы я всплыл наверх. Удивительно, но наши люди никогда не верят в приметы, пока им не приспичит по-настоящему, то есть когда кто-нибудь не умрет. Потом по воде поплыли караваи. Так всегда ищут утопленников – наливают ртуть в хлеб, и он должен плыть туда, где лежит покойный, и остановиться над ним. Одну ковригу прибило к берегу, что меня очень обрадовало. Я вытащил затычку, вытряхнул небольшой шарик ртути и запустил зубы в белый мягкий хлеб.

Пароходик шел так близко от острова, что мне удалось разглядеть почти всех пассажиров: отца, судью Тэтчера, Бекки Тэтчер, Джо Гарпера, Тома Сойера с тетей Полли, Сидом и Мэри и других знакомых. Все они разговаривали про убийство, некоторые плакали.

– Здесь течение подходит ближе всего к берегу, – расслышал я голос капитана. – Смотрите внимательно: может, тело выбросило на берег и оно застряло где-нибудь в кустах у самой воды.

Я спрятался получше, чтобы меня никто не заметил. Пароход прошел мимо и скрылся из виду, обогнув мыс. Теперь можно было успокоиться – больше никто меня искать не станет. Я вытащил свои пожитки из челнока и устроил себе уютное жилье в чаще леса: даже соорудил из одеял палатку, чтобы вещи не мочило дождем. Я поймал соменка, распорол ему брюхо пилой, а на закате развел костер и поужинал. Когда стемнело, я уселся у костра с трубкой, а потом пошел на берег и долго слушал, как плещется река, считал звезды, бревна и плоты, которые плыли мимо, а потом лег спать.

Так прошло три дня и три ночи. Весь остров принадлежал мне, и я вдоволь гулял, чтобы убить время. В лесу обнаружилось много спелой земляники, зеленого винограда и зеленой малины. Один раз я чуть не наступил на змею, но она ускользнула, извиваясь в траве. Я пустился вслед, стараясь подстрелить змею, и вдруг наступил на головни дымящегося костра.

Сердце у меня бешено заколотилось от страха. Я осторожно спустил курок, повернул и побежал со всех ног к своей палатке. Душа у меня совсем ушла в пятки. Я поскорей собрал свои пожитки и перенес их в челнок, с глаз долой, потом погасил огонь и разбросал золу, чтобы костер был похож на прошлогодний, и в довершение своих предосторожностей залез на дерево.

Кажется, я просидел там часа два, но так ничего не увидел и не услышал. В эту ночь мне пришлось спать в челноке, вскакивая от каждого шороха. Утром я побоялся разводить костер, полдня пролежал в лодке, пригнув голову, голодный и напуганный до полусмерти.

– Нет, так больше невозможно! – сказал я себе. – Надо узнать, кто, кроме меня, есть на острове!

После этого мне сразу стало легче, я взял ружье и пошел к тому месту, где наступил на костер. Уже стемнело, когда среди деревьев замелькал огонек. На земле лежал человек. Голова у него была закутана одеялом. Я уселся в кустах и стал ждать. Скоро человек зевнул, потянулся и сбросил одеяло. Гляжу – а это Джим, негр мисс Уотсон!

– Привет, Джим! – обрадовался я и вылез из кустов.

Тот прямо подскочил на месте и вытаращил глаза, а потом бросился на колени и сложил руки, словно для молитвы.

– Не тронь меня! – истошно завопил он. – Я мертвецов не обижаю. Ступай обратно в реку, откуда пришел, оставь в покое старика Джима, я с тобой всегда дружил…

– Не бойся, Джим, – улыбнулся я. – Не надо бояться. Я не умер, а просто сбежал от своего изверга-папаши. Он меня бил и угрожал отнять деньги.

– А кого же убили в хибарке? – спросил Джим.

Я честно рассказал ему историю своего исчезновения.

– Ловко! Даже Тому Сойеру лучше не придумать, – признал Джим.

Я принес муку, грудинку, кофе, кофейник, сковородку, сахар и жестяные кружки, так что Джим прямо остолбенел от такой роскоши. Потом я поймал здорового сома, а Джим выпотрошил его ножом и поджарил. Когда завтрак был готов, мы развалились на траве и принялись за трапезу. Джим ел так, что за ушами трещало.

– А ты как сюда попал, Джим? – поинтересовался я.

Он замялся.

– Обещаешь не выдавать меня? – выдавил он наконец.

– Обещаю.

– Я… я убежал.

– Почему?

– Старая хозяйка, мисс Уотсон, вечно ко мне придиралась, просто жить не давала, но все-таки обещала, что в Орлеан ни за что не продаст. Однако в последнее время около дома стал вертеться один работорговец. Однажды я подслушал, как хозяйка говорит вдове, что собирается продать меня на Юг: ей бы не хотелось, но за меня дают восемьсот долларов, а это куча денег! Вдова принялась ее уговаривать, чтобы она меня не продавала, но я не стал дожидаться, чем у них кончится, взял да и сбежал. Кто ее знает, эту мисс Уотсон!

– Ну и правильно сделал, – одобрил я. – Чем дальше от мисс Уотсон, тем, по-моему, лучше!

Наутро мы с Джимом перебрались на крутой холм, в хорошую, просторную пещеру и перетаскали туда все вещи. Челнок пришлось надежно спрятать под густыми ивами. Жизнь наша потекла привольно и размеренно. При дневном свете мы носу не показывали из пещеры, а по ночам ловили рыбу, бродили по острову и много болтали.

Дней десять или двенадцать подряд вода все поднималась и поднималась и наконец вышла из берегов. В низинах остров затопило. По реке плыло много разного хлама – от разбитых лодок и плотов до целых строений. Как-то на рассвете мы взобрались в окно одного такого плавучего дома. Внутри виднелась кровать, стол, два старых стула, на полу валялись вещи, а на стене висела одежда. В дальнем углу лежал человек.

– Эй! – окликнул его Джим.

Человек не шевелился.

– Он не спит он мертвый, – приглядевшись, сказал Джим. – Стой здесь, я пойду посмотрю.

Он подошел к лежащему человеку и нагнулся над ним.

– Мертвец, – подтвердил Джим. – К тому же голый. Его застрелили сзади. Должно быть, дня два или три, как он умер. Поди сюда, Гек, только не смотри ему в лицо – уж больно его раздуло.

Джим прикрыл труп старым тряпьем, и мы принялись подбирать валявшуюся одежду и грузить ее в челнок. Нам достались жестяной фонарь, новенький карманный ножик, куча свечей и подсвечник, фляжка, жестяная кружка, рваное ватное одеяло, дамская сумочка с иголками, булавками, нитками, куском воска, пуговицами и прочей чепухой, топор и гвозди, удочка с большими крючками, свернутая в трубку оленья шкура, собачий ошейник и подкова. Когда мы уже собрались уходить, я нашел довольно приличную скребницу, а Джим – старый смычок от скрипки и деревянную ногу. Ремни от нее оторвались, а так вполне хорошая оказалась нога, только мне она была длинна, а Джиму коротка.

В пещере мы как следует осмотрели одежду, которая нам досталась, и нашли восемь долларов серебром, зашитые в подкладку старого пальто из попоны.

– Вот ты говорил позавчера, когда я нашел на горе змеиную кожу, что это не к добру, – заметил я Джиму. – А что плохого случилось? Наоборот, столько обновок раздобыли, даже деньги нам перепали! Врет твоя примета!

Этот разговор состоялся во вторник, а в пятницу после обеда я пошел в пещеру за табаком и наткнулся там на гремучую змею. Я ее убил, свернул кольцом и положил Джиму на одеяло: думаю, вот будет потеха, когда Джим найдет у себя на постели змею! К вечеру, однако, затея со змеей вылетела у меня из головы. Джим бросился на одеяло, пока я разводил огонь, а там оказалась подружка убитой змеи, которая его укусила.

Джим велел мне отрубить змеиную голову и выбросить, а потом снять со змеи кожу и поджарить кусочек мяса на огне. Он съел мясо, запивая его виски, и сказал, что это его должно вылечить. Ступня у Джима сильно распухла, и вся нога выше ступни тоже. Я решил, что ни за какие коврижки больше не дотронусь до змеиной кожи. Джим промучился четыре дня, а потом опухоль стала спадать.

Дни проходили за днями, вода спала и снова вошла в берега. Мне стало скучно, и я сказал Джиму, что переправлюсь за реку и разузнаю, что делается в городе. Джиму эта мысль пришлась по вкусу.

– Подожди до темноты, а в городе держи ухо востро, – посоветовал он. – А еще лучше переоденься девочкой. Так тебя никто не узнает.

Мы укоротили найденное в плавучем доме ситцевое платье, я закатал штаны до колен и влез в него. Джим застегнул сзади все крючки, и оно пришлось мне как раз впору. До самого вечера я тренировался носить эту непривычную одежду. Джим сказал, что у девочек походка более плавная, и велел, чтобы я бросил привычку задирать платье и засовывать руки в карманы.

Я переправился в город немного ниже пристани, и течением меня снесло к окраине. Привязав челнок, я побрел по берегу. В маленькой хибарке, где очень давно никто не жил, теперь горел свет. Я подкрался поближе и заглянул в окно. Женщина лет сорока сидела за простым сосновым столом и вязала при свече. Я набрался смелости и тихонько постучал.

4. Девочки и мальчики

– Войдите, – сказала женщина.

Я вошел и сел на стул. Хозяйка оглядела меня с ног до головы.

– Как тебя зовут?

– Сара Уильямс, – представился я.

– А где ты живешь?

– В Гукервилле, это вниз по реке. Я всю дорогу шла пешком и очень устала.

– Наверное, проголодалась. Садись, поешь. Одну дальше я тебя не пущу. Часика через полтора вернется мой муж, он тебя проводит.

Я принялся за еду, а хозяйка начала рассказывать про своего мужа, про родственников, которые живут вверх по реке, и про то, что раньше они с мужем жили гораздо лучше. Я все ждал, когда она заговорит про городские новости, и дело наконец дошло до моего отца и до того, как меня убили.

– Про Гека Финна мы в Гукервиле слышали. Кто же все-таки его убил? – поинтересовался я.

– Многие думают, что сам старик Финн убил.

– Да что вы?

– Сначала почти все так думали, а потом решили, что это дело рук беглого негра по имени Джим. Он сбежал в ту ночь, когда Гека убили. За него обещают награду триста долларов, а за старика Финна – двести. Негра должны скоро поймать, так что, может, и добьются от него правды.

– Разве его до сих пор ловят? – с замиранием сердца спросил я.

– Люди считают, что негр прячется где-нибудь недалеко. Я тоже так думаю, только помалкиваю. На днях я разговаривала со стариком и старухой, что живут рядом, в бревенчатом сарае, и они упомянули, между прочим, что никто никогда не бывает на острове Джексона. А накануне я там видела дым. Думаю, что этот негр скорее всего там прячется. Во всяком случае, стоило бы остров обыскать. Мой муж съездит и посмотрит вместе с соседом.

Мне стало не по себе. Чтобы занять руки, я взял со стола иголку и стал вдевать в нее нитку. Руки у меня дрожали, и дело не ладилось. Женщина замолчала. Я поднял глаза. Она смотрела на меня как-то странно и слегка улыбалась.

– Триста долларов это уйма денег, – сказал я, напуганный ее взглядом. – Вот бы они достались моей матери. А ваш муж поедет туда сегодня ночью?

– Да, после полуночи. Негр, заснет, а они прокрадутся в лес и в темноте сразу увидят костер.

– Я об этом не подумала.

Женщина все так же странно смотрела на меня, и я растерялся. Надо было выбираться из этого дома как можно скорее.

– Как, ты сказала, тебя зовут, деточка? – неожиданно переспросила хозяйка.

– М-мэри Уильямс.

– А мне показалось, ты сначала сказала «Сара».

– Да, верно: Сара Мэри Уильямс. Мое первое имя Сара. Одни зовут меня Сара, а другие Мэри.

– Да, Сара Мэри, тяжелые нынче времена. Крысы совсем обнаглели и разгуливают по всему дому. Я нарочно держу под рукой всякие вещи, чтобы бросать в крыс, а то они прямо покоя не дают. Вон лежит свинец, – указала она. – Вообще-то я попадаю метко, только вывихнула на днях руку…

Выждав, когда из угла выбежала крупная крыса, женщина швырнула полоской, скрученной узлом, но не попала, а только охнула от боли.

– Знаешь, возьми свинец, брось, если крыса еще раз высунется, – попросила она меня.

Как только крыса высунула морду из-за сундука, я прицелился и швырнул полоску. Если бы тварь сидела на месте, ей бы не поздоровилось.

– Первоклассный удар, – похвалила хозяйка. – В следующий раз непременно попадешь. А сейчас помоги-ка мне размотать пряжу.

Женщина достала моток, я расставил руки, она надела на них пряжу, а сама продолжала рассказывать про свои дела.

– Ты поглядывай за крысами, – заметила она как бы между прочим. – Лучше держи свинец на коленях, чтобы был под рукой.

С этими словами она бросила мне кусок свинца. Я сдвинул колени и поймал его. Женщина сняла пряжу у меня с рук и очень ласково поглядела мне прямо в глаза.

– Ну, так как же тебя зовут по-настоящему? – спросила она.

– Т-то есть как это?

– Билл, Том, Боб? Я никому не скажу. Просто совершенно очевидно, что ты не девочка. Отпираться бесполезно.

– Понимаете, мэм, – помедлив, начал я, – отец с матерью у меня умерли, а меня отдали на воспитание в деревню к старому скряге фермеру. Он обращается со мной так плохо, что я терпел-терпел и но выдержал. Он куда-то уехал дня на два, я и воспользовался этим случаем: стащил старое платье у его дочки и удрал. Мой дядя, Абнер Мур, позаботится, наверное, обо мне, поэтому я пришел сюда, в Гошен.

– В Гошен, сынок? Это не Гошен. Это Сент-Питерсберг. Гошен выше по реке.

– Тогда мне надо идти.

– Погоди минутку. Скажи-ка: если корова лежит, то как она поднимается с земли – передом или задом? Отвечай быстро, не раздумывая.

– Задом.

– А лошадь?

– Лошадь передом.

– С какой стороны дерево обрастает мхом?

– С северной.

– Если пятнадцать коров пасутся на косогоре, сколько из них смотрят в одну сторону?

– Все пятнадцать.

– Да, ты действительно жил в деревне. Я думала, может, ты опять хочешь меня надуть. Так как тебя зовут?

– Джордж Питерс, сударыня.

– Ты не забывай этого, Джордж. А то еще, чего доброго, скажешь мне, что тебя зовут Александр или Майкл. Девочка у тебя получается плохо. Мужчин ты, пожалуй, сумеешь провести, но женщинам в этом ситцевом старье даже не показывайся.

– Почему?

– Ты держишь нитку неподвижно и насаживаешь на нее иголку, а надо наоборот, – улыбаясь, пояснила хозяйка. – Хочешь, чтобы тебя приняли за девочку, – усвой основы женского поведения. Когда швыряешь палкой в крысу, встань на цыпочки и занеси руку над головой, постарайся, чтобы это вышло как можно нескладней, и промахнись шагов на пять. Бросай, вытянув руку во всю длину, а не кистью и локтем, выставив левое плечо вперед, как делают все мальчишки. Запомни: когда девочке кидают что-нибудь на колени, она их расставляет, а не сдвигает вместе, как ты, когда ловил свинец.

Поблагодарив хозяйку за гостеприимство и добрые советы, я выбежал на улицу, вскочил в челнок, добрался до острова и пустился к пещере бегом. Джим лежал на земле и крепко спал. Пришлось довольно бесцеремонно растолкать его.

– Собирайся, Джим! Нельзя терять ни минуты! За нами погоня!

Мы потушили костер в пещере, похватали вещи, вывели плот из заводи и тихо поплыли вдоль берега, огибая нижний конец острова.

5. Спасение утопающих

Джим снял несколько верхних досок с плота и устроил на нем уютный шалаш, чтобы отсиживаться в жару и в дождь. Он даже сделал в шалаше пол, так что теперь одеяла и прочие пожитки не заливало водой, и укрепил на плоту короткую палку с развилиной, чтобы вешать на нее фонарь.

Мы плыли по ночам, удили рыбу, разговаривали и время от времени окунались в воду, чтобы разогнать сон. Так хорошо было двигаться по широкой реке и, лежа на спине, подолгу глядеть на звезды! Нам не хотелось громко разговаривать, да и смеялись мы редко.

Каждую ночь мы проплывали мимо городов. Некоторые из них стояли высоко на темных берегах – только и видна была блестящая гряда огней. На пятую ночь мы миновали Сент-Луис. У нас говорили, будто в Сент-Луисе живет двадцать, а то и тридцать тысяч человек, но я этому не верил, пока сам не увидел в два часа ночи огромное множество огней над городом. Каждый вечер, около десяти, я вылезал на берег у какой-нибудь деревушки и покупал центов на десять-пятнадцать муки и копченой грудинки. Иной раз я захватывал курицу, которой не сиделось на насесте, или забирался на кукурузное поле и брал арбуз, дыню, тыкву или молодую кукурузу. Время от времени нам удавалось подстрелить утку, и тогда мы пировали.

На пятую ночь ниже Сент-Луиса нас захватила сильная гроза с громом, молнией и ливнем как из ведра. Мы забрались в шалаш и оттуда смотрели на темную реку, которую озаряли всполохи молний.

– Эй, Джим, погляди-ка! – воскликнул я. Впереди виднелся пароход, который разбился о скалу. Течением нас несло прямо на него. Ночь была такая глухая и непогожая, и все выглядело так таинственно, что мне, как и всякому мальчишке на моем месте, при виде разбитого парохода захотелось на него забраться и поглядеть, что там такое. Мы осторожно причалили с правого борта и привязали плот.

Палуба сильно накренилась. В темноте мы кое-как перебрались по уклону на левый борт, к капитанской рубке, а потом, осторожно нащупывая дорогу ногами и растопыривая руки, очутились перед открытой настежь дверью. Из глубины салона шел свет, и в ту же минуту мы услышали голоса.

– Мне что-то не по себе, – шепнул Джим. – Пойдем отсюда.

– Ладно, – сказал я и уже хотел было вернуться на плот, как вдруг услышал, что кто-то за стонал.

– Не троньте меня, ребята! Честное слово, я не донесу… – донеслось из салона.

– Врешь, Тернер! – громко ответил другой голос. – Ты подлый предатель!

К этому времени Джим уже добрался до плота, а я все не трогался с места, просто разрываясь от любопытства. Я знал, что Том Сойер ни за что не ушел бы теперь, и решил остаться на пароходе, прокрался к двери и осторожно заглянул в салон. На полу лежал человек, связанный по рукам и ногам, а над ним стояли двое. Первый держал в руке тусклый фонарь, а второй целился в голову связанного человека из револьвера.

– Эх, руки чешутся! – заметил второй. – Следовало бы пристрелить тебя, подлеца!

– Не надо, Билл, я не донесу, – ежась, повторял человек на полу.

– А ведь если бы мы его не осилили да не связали, он бы нас обоих убил, – заявил первый. – Теперь ты никому больше грозить не станешь, Тернер… Убери револьвер, Билл!

– И не подумаю, Джейк, – ответил Билл. – Я за то, чтоб его убить.

Джейк повесил фонарь на стенку, сделал Биллу знак идти за ним и пошел как раз туда, где я прятался в темноте. Я попятился назад, но не успел посторониться вовремя и, чтобы они на меня не наткнулись, залез в соседнюю каюту, на верхнюю койку. Джейк и Билл вошли следом за мной. Они стояли совсем рядом, ухватившись руками за край койки, и разговаривали. Билл повторял, что хочет убить Тернера.

– Погоди минутку, – остановил его Джейк. – Можно обделать это дело без лишнего шума.

– Как?

– Пошарим по каютам и заберем оставшиеся вещи, а потом – на берег, прятать товар. Там и подождем. Через два часа пароход развалится и затонет. Тернер пойдет ко дну, и никто не будет в этом виноват, кроме него самого.

– Правильно, Джейк. Так и поступим, – кивнул Билл.

Они ушли, а я вылез, весь в холодном поту, и пополз к носу. Там было темно, как в погребе, но едва я хриплым шепотом позвал Джима, как он охнул возле моего локтя.

– Скорей, Джим! На пароходе шайка убийц. Надо отвязать их лодку и пустить ее вниз по реке, чтоб они не могли сойти с парохода.

– Не надо отпускать лодку, Гек! – прошептал огорченный Джим. – Нету больше нашего плота, он отвязался и уплыл! Лодка нам самим нужна!

Перепуганные до полусмерти, мы живо отыскали лодку. Еще секунда, и я бы в нее забрался, но тут распахнулась дверь салона. Один из бандитов высунул голову в двух шагах от меня, и я решил, что попался.

– Перевесь подальше фонарь, Билл, чтоб его не было видно с берега, – вполголоса попросил Джейк.

Я бесшумно отодвинулся в темноту. Джейк бросил в лодку мешок и влез сам. За ним на палубу вышел Билл и тоже сел в лодку.

– Готово, отчаливай! – скомандовал Джейк.

– Погоди, а Тернера ты обыскал? – поинтересовался Билл.

– Нет. А ты?

– Тоже нет. Значит, его доля осталась при нем.

– Какой толк брать барахло, а деньги оставлять! Пошли, возьмем его долю.

– А он не догадается, что у нас на уме?

– Не знаю. Идем!

Бандиты вылезли из лодки и пошли обратно в каюту. Дверь за ними захлопнулась, потому что крен был как раз в эту сторону. Через полсекунды я очутился в лодке, а Джим ввалился вслед за мной. Я схватил нож, перерезал веревку, и мы отчалили.

Лодка быстро заскользила вниз по течению. Когда мы отплыли шагов на триста – четыреста, в дверях рубки на секунду сверкнул искоркой фонарь, и мы поняли, что мошенники хватились своей лодки и теперь начинают понимать, что им придется так же плохо, как и Тернеру.

– Смотри, Гек, вон наш плот! – воскликнул Джим.

– Точно! – присмотрелся я. – Прямо на середине реки!

Джим взялся за весла, и мы пустились вдогонку за плотом. До чего же мы обрадовались, когда опять перебрались на него! Скоро впереди, на правом берегу, замигал огонек. Приглядевшись, я разобрал, что это паром, и решил отправиться туда за помощью. Лодка была до половины завалена добром, которое воры награбили на разбитом пароходе. Мы свалили все в кучу на плоту, и я велел Джиму плыть дальше и не гасить фонарь, пока я не вернусь.

Сторож на пароме крепко спал. Я пару раз толкнул его в плечо и принялся рыдать. Он подскочил как ошпаренный.

– Что такое? Не плачь, мальчик… Что случилось?

– Папа, мама, сестренка, и… – продолжал всхлипывать я.

– Ну, будет тебе, что ты расплакался? У всех бывают неприятности, обойдется как-нибудь. Что случилось?

– Они попали в беду…

– Кто?

– Папа, мама, сестренка и мисс Гукер. Если б вы подъехали туда на пароме…

– Куда «туда»? Где они?

– На разбитом пароходе.

– На «Вальтере Скотте»?

– Да.

– Господи! Как они туда попали, скажи на милость?

– Разумеется, не нарочно. Он тонет. Мы кричали-кричали, только река там широкая, и никто нас не услышал. Папа сказал, что надо кому-нибудь добраться до берега, чтоб нам помогли. Я один умею плавать, поэтому я бросился в реку и поплыл. Мисс Гукер уверяла, что если я никого не найду, то здесь у нее есть дядя, так чтоб я его разыскал он все устроит…

– Я бы поехал, да и придется, пожалуй. Только кто заплатит за это? Может, твой отец?

– Мисс Гукер мне сказала, что ее дядя Хорнбэк.

– Так он ей дядя? Послушай, ступай вон туда, где горит огонь, а оттуда свернешь к западу, к харчевне. Попроси, чтобы тебя отвели к Джиму Хорнбэку, он за все заплатит. Скажи ему, что я его племянницу выручу и доставлю в безопасное место.

Паром отошел от пристани, и я успокоился. Честно говоря, мне было не очень приятно, что я так хлопочу ради бандитов. Хорошо бы вдова об этом узнала. Она, наверно, гордилась бы тем, что я помогаю таким мерзавцам, потому что вдова и вообще все добрые люди любят помогать проходимцам и мошенникам.

Когда я доплыл до плота, небо начинало уже светлеть. Мы с Джимом причалили к острову, спрятали плот, потопили лодку, а потом легли и заснули как убитые.