Ядовитый соблазн для графа

Скинув с себя камзол, граф начал медленно расшнуровывать рубашку, ряд за рядом опускаясь вниз, пока я, не веря, что всё это происходит со мной на самом деле, пялилась на него широко раскрытыми глазами. Расшнурованная рубашка уже не прикрывала рельефный торс, позволяя мне оценить то, до чего я никогда не смогу дотронуться.

Мой взгляд прошёлся по покрытой волосками коже и опустился ниже, туда, где от пупка под брюки убегала густая дорожка тёмных волос. Я невольно стала гадать, будет ли супруг снимать брюки, и он, хмыкнув в ответ на мой интерес, принялся расстёгивать пуговицы на гульфике.

– Ты ведь это хотела увидеть? – спросил он самодовольно, и я, вспыхнув от стыда, отвернулась.

– Ничего я такого не хотела увидеть! – возмутилась, продолжая краснеть. – Застегнись, прошу тебя!

– Рано или поздно тебе всё равно придётся эту часть меня рассмотреть, – продолжал дразнить меня граф. – Неужели надеешься этого избежать?

– Я… не знаю.

По правде говоря, я вообще не рассчитывала, что до этого дойдёт. Зачем смотреть на то, чему всё равно не найдётся применения?

– Застегнись, – попросила снова. – Когда совладаю с даром, тогда и покажешь мне всё, что захочешь. А пока… это всё ни к чему.

Он пожал плечами, прикрыл то, что я отказалась увидеть, и плюхнулся на кровать. Заметив мою нерешительность, погладил место рядом с собой.

– Или тебе тоже помочь раздеться? – спросил он, когда я по-прежнему не двигалась с места.

– Не нужно, – покачала головой, в ужасе воображая, что с ним может из-за меня произойти. – Ты даже не представляешь, как я сегодня нервничала. Даже одежда, наверно, ядовитая.

– И как же ты будешь переодеваться? – поинтересовался супруг. – Ты же не хочешь лежать рядом со мной в ядовитой одежде? – ухмыльнулся он.

– Вскоре должна подъехать моя служанка. Она уже привыкла и знает, что делать.

Самые приближённые слуги, которым разрешено было ко мне прикасаться, носили кожаные перчатки. В них они снимали с меня одежду и клали её в воду, чтобы из неё вышел яд. Иногда, не желая утомлять их или подвергать опасности, я переодевалась сама. Но сегодня на мне было свадебное платье с корсетом, и снять его самостоятельно не вышло бы.

Супруг нахмурился, поняв, что переодеваться при нём я не хотела или не могла, и поднявшись с кровати, принялся искать что-то в комоде.

– А вот и они, – заявил он, радостно надевая кожаные перчатки. – Ты же не собираешься отдыхать в подвенечном платье, правильно? – спросил он тоном, не подразумевающим возражений.

Не дожидаясь моего ответа, он пересёк разделявшее нас расстояние, зашёл мне за спину и, аккуратно откинув в сторону мои завитые локоны, принялся расшнуровывать корсет. Сказать, что в тот момент я переживала, – ничего не сказать. Меня трясло, словно осиновый лист на ветру. Руки потели и даже на спине появилась испарина.

– Из нас двоих бояться надо мне, – заметил супруг. – Даже если очень захочу, не смогу ничего тебе сделать. Не бойся. Это всего лишь шнуровка.

Но свои слова он сопроводил столь противоречивыми действиями, что я тут же начала сомневаться в его искренности. Когда платье было наконец расшнуровано, Грэгори не отошёл в сторону, как следовало бы. Он стал медленно водить пальцами в перчатках по моим оголённым лопаткам, поднимаясь к плечам, гладя шею и вновь скользя вниз. Спустя долгие мгновения этой непривычной для меня ласки он взялся за теперь свободное на моей талии платье и потянул его вниз, оставляя меня в одном исподнем.

– Полагаю, эта одежда тоже ядовитая? – спросил он хриплым голосом и коснулся сорочки. Меня затрясло сильнее.

– Да, – ответила дрожа. – Особенно она.

– Снимем её? – предложил граф.

– Я сама, – шагнула вперёд, чтобы избежать его прикосновений. Они вызывали в теле странные, непривычные ощущения. Казалось, что у меня начался жар или другая хворь, и она заставляла сердце в груди колотиться, а низ живота болезненно жечь. Хотелось отгородиться от этих ощущений как можно быстрее.

Я ринулась к одному из своих сундуков и, распахнув его, достала оттуда чистую сорочку. С ней бросилась за ширму, чтобы скрыться от жгучего взора графа и переодеться самостоятельно. Только когда между нами встала плотная ткань ширмы, я сумела унять дрожь в теле.

Переодевшись, нерешительно выглянула. Супруг лежал на кровати, положив руки под голову и сверля ширму взглядом. По его горящим глазам я поняла, что он боролся с желанием выкинуть из комнаты этот ненавистный ему предмет интерьера.

– Надеюсь, что ширма останется на месте, – сказала, выходя из-за неё и прикрывая оголённые плечи руками.

– Не могу этого пообещать, – ответил граф, на губах которого при виде меня заиграла улыбка. – Эта ширма мешает мне созерцать нечто прекрасное.

– Что такого прекрасного она скрывает? – спросила, догадываясь, каким будет ответ.

– Тебя, – улыбнулся супруг и вновь погладил место на постели рядом с собой. – Обещаю к тебе не прикасаться и не умирать у тебя на глазах, – сказал он, угадывая мои мысли. – Так что не бойся.

Да, пожалуй, больше, чем близости с ним, я боялась причинить ему вред. Близость, как объяснила матушка, неизбежна между супругами. Если изначально я и полагала, что мне не стоило о ней беспокоиться в силу особенностей моего тела, то сейчас уже примирялась с мыслью, что мой безумный супруг сумеет изыскать способ близости во что бы то ни стало.

Отчаявшись переубедить безумца, я подошла к постели и юркнула под одеяло, на всякий случай подсовывая его себе под бок с той стороны, где лежал Грэгори. Не потому, что боялась, а потому, что не хотела обжечь его ненароком.

– Итак, – начал граф, когда я улеглась. – Ты становишься ядовитой, когда нервничаешь?

– Угу, – кивнула, чувствуя, что уже в этот момент он искал возможность приблизиться к моему телу.

– И прямо сейчас ты тоже нервничаешь, правильно? – уточнил он с серьёзным видом.

– Особенно сейчас, – призналась, подтягивая одеяло выше, к самой шее.

Граф расстроено вздохнул, но спустя мгновение приободрился.

– Тогда нам всего лишь нужно сделать так, чтобы ты привыкла к этой близости и не переживала, – сказал он воодушевлённо.

– И как ты планируешь этого добиться? – спросила испуганно.

Граф улыбнулся.

– Легко, – ответил он. – У нас с тобой в распоряжении ночной и послеобеденный отдых. Да и кожаные перчатки придутся кстати.

– Я правда тебе нравлюсь? – не удержалась от вопроса.

Только ради кого-то, кто вызывает сильные чувства, граф стал бы так рисковать. Будь он ко мне равнодушен, то отказался бы от меня ещё у алтаря.

– Не представляешь, насколько, – признался он. – Если я сейчас коснусь твоей сорочки, со мной что-нибудь случится? – спросил он, ухватившись за одеяло и вытягивая его у меня из-под бока.

– Только не голыми руками, – запротестовала я.

Он кивнул, накинул на себя недавно снятый камзол, вернул на ладони перчатки и решительно залез под моё одеяло. Ощущать его так близко было волнительно и пугающе одновременно.

Осторожно положив руку на мою талию, он придвинулся ещё ближе и с силой прижался к моим бёдрам, упираясь в них чем-то твёрдым. В тот миг сердце в моей груди колотилось, как бешеное. Мне одновременно хотелось оттолкнуть супруга и позволить ему больше. Неровно дыша, я уткнулась лицом в подушку и ждала, что произойдёт дальше. Но Грэгори не настаивал на продолжении. Лишь медленно поглаживал меня ладонью по животу, изредка поднимаясь к груди и задевая вершинки. В те моменты я взволнованно вздрагивала и пыталась отодвинуться, но, конечно же, мне этого сделать не позволяли. Надо ли говорить, что отдохнуть после дороги у меня так и не вышло?

Когда приехала моя служанка и застала нас с Грэгори лежащими рядом, клянусь, я увидела недоумение и страх в её глазах. Но уже спустя мгновение она взяла себя в руки и собралась раскланяться. Мол, не буду мешать вашему супругу рисковать жизнью. Зайду попозже, когда он будет уже мёртв. Спрячем его тело вместе.