Только для меня

Глава первая.

София.

Небольшой клочок когда-то белоснежной бумаги с адресом её старшей сестры, которую она увидела сегодня в первый раз в жизни и то со спины, выглядел очень жалко, впрочем, наверное, как и сама Соня, но она об этом не задумывалась и сжимала его в ладони изо всех, боясь потерять. Особого смысла в этом страхе не было, так как название улицы и номер дома девушка знала уже наизусть. И также наизусть знала имя своей сестры – Баженова Антонина Борисовна. Единственное, что не знала, так это как всё-таки решилась на то, чтобы направиться к её дому. Не хотела лезть, не хотела нарушать покой, не хотела, вообще, ничего плохого и предосудительного. Правда, не хотела. До сегодняшнего дня даже подумывала выбросить эту бумажку и просто продолжить жить дальше, но стоило только увидеть и познакомиться с чудесным Илюшей – своим племянником, а потом из окна частного детского сада, в котором подрабатывала нянечкой, заметить высокую и ладную женскую фигуру, ведущую его под руку, как её одолело очень сильное любопытство и желание рассмотреть эту самую женскую фигуру поближе. Ещё и тётя Тома – давняя и близкая мамина подруга, а по совместительству директор детского сада, благодаря которой София и работала в нём, добавила масла в огонь, очень вовремя проходя мимо и очень легко заметив её интерес.

– Видела?

Тамара Евгеньевна была непростым человеком. Наверное, можно даже сказать тяжёлым. Она считала своё мнение единственным верным, себя всегда и во всём правой, указывая окружающим людям что им нужно делать и что ни в коем случае нельзя, а если они её не слушались и действовали по-своему, то женщина тут же ставила под сомнение наличие у них мозгов. Соня же и вовсе была для неё из разряда безнадёжных наивных дурочек, что никак не могли повзрослеть. Не попроси мама перед смертью приглядеть за ней, то Смирнова скорее всего давно вычеркнула бы её из своей жизни.

– Видела.

– И долго ты ещё будешь тупить? – тётя Тома говорила тихо, но её командный и резкий тон был слышен отчётливо. – Не надоело быть хорошенькой? Ангельский нимб над головой тебя не прокормит.

Чистякова промолчала, опустив глаза в пол. Молодая женщина, являющаяся её старшей сестрой, скрылась за углом соседнего здания и наблюдать стало не за кем.

– Соня, в стотысячный раз говорю, если не хочешь закончить как твоя мать, то сделай что я тебе говорю! Включи уже мозги! Пока ты на еде экономишь, чтобы денег на проезд хватило, они живут и горя не знают!

– Я не…

– Меня дослушай сначала! – Смирнова окинула её строгим взглядом почти чёрных глаз и, сжав холёную ладонь на предплечье, развернула к себе лицом. – Ты имеешь такое же полное право на всё то, что есть у неё! – кивок в сторону окна. – И твой папашка обязан дать тебе всё то же самое, что дал ей, поймёшь ты это уже когда-нибудь или нет?!

– Мне ничего не нужно, – девушка, не поднимая глаз, заправила выбившуюся из косы прядь за ухо.

– Сонька, ты совсем идиотка?!

– Мне, правда, ничего не нужно.

Тамара Евгеньевна цокнула языком, проворчала что-то неразборчивое, но вряд ли лицеприятное, и, разжав пальцы, стремительно ушла, наверняка, сетуя про себя на то что связалась с ней – непроходимой тупицей. Узнай она, по какой именно причине Соня всё-таки направилась после их разговора по данному ею ещё полгода назад адресу вместо того, чтобы забрать то, что полагалось по праву рождения, назвала бы другими словами, нецензурными. Только Чистяковой, действительно, было ничего не нужно ни от отца, которого она в последний раз видела семь лет назад, ни от старшей сестры, за которой наблюдала несколько часов назад. Ей просто хотелось посмотреть. Хотя бы одним глазком. Утолить свой интерес раз и навсегда. Может даже, наконец, понять, чем она хуже, раз папа так легко и просто от неё отказался, и перестать думать об этом ночами напролёт. И, конечно, взглянуть на его старшую дочь, чей образ долгое время себе представляла, и сравнить реальность с фантазией. О том, чтобы познакомиться и тем более подружиться, не думала, так как прекрасно отдавала себе отчёт в невозможности этого. Какой взрослый человек примет с распростёртыми объятиями другого ребёнка своего родителя, нагулянного на стороне? Софии хватало и осознания того, что у неё есть родные, пусть и всего лишь по крови, люди. О большем и не мечтала.

Холодный, по ощущениям ещё зимний, несмотря на недавнее наступление календарной весны, ветер ударил в лицо стоило только выйти из переполненной маршрутки. Её путь лежал в частный сектор, находящийся почти на выезде из города, от остановки до которого нужно было пройти пешком ещё около десяти минут. Красивый и чистый коттеджный район, где, по словам всё той же тёти Томы, жили в основном обеспеченные люди. Его не портили ни тяжёлые снеговые тучи, нависшие над городом и грозящие в очередной раз испытать горожан и городские службы на прочность, ни голые деревья, ни скользкие в кое-каких местах тротуары. Соня в своей старой шапке, купленной ещё мамой на распродаже, продуваемом, с постоянно заедающей молнией и большом ей пуховике, также купленном за копейки со стипендии, чувствовала себя здесь лишней. Ещё и осенние, ставшие за неимением лишних денежных средств зимними, ботинки, под которые она надевала две пары тёплых носков, чтобы сильно не мёрзнуть, то и дело скользили, делая её походку крайне странной и неуверенной. Благо все уличные фонари работали исправно и в быстро наступающей вечерней темноте дорожки и таблички на заборах домов были неплохо освещены. Нужный ей дом находился почти в центре этого района через дорогу от небольшого, но очень симпатичного сквера. Большой, если судить по участку, двухэтажный. Из-за высокого каменного забора было сложно разглядеть что-то конкретное и девушка в растерянности замерла напротив, понимая, что её планам не суждено сегодня сбыться. Почему-то она и не подумала о таком исходе событий. Не звонить же в дверной звонок, а потом убегать за угол, чтобы посмотреть на хозяев дома исподтишка, верно?

В этот момент пошёл снег, поднялся новый порыв ветра, бросая колючие снежинки в лицом и следом за ними улицу осветил свет фар, на который Чистякова сначала не обратила внимания, так как решила, что автомобиль просто проезжал мимо, но поравнявшись с домом чёрный огромный внедорожник вдруг повернул к нему и остановился рядом с ней. Соня машинально повернулась в его сторону, разглядела сквозь мокрое от снега лобовое стекло две фигуры – мужскую за рулём и женскую на пассажирском сидении, и тут же резко развернулась в противоположную сторону, пряча лицо.

"Это она! Она!" – вспыхнуло паническое в голове. – "Нужно быстрее уходить!"

Опустив голову как можно ниже, почти бегом бросилась прочь, но ноги совершенно не вовремя заскользили, попытка сохранить равновесие не увенчалась успехом и она, неловко взмахнув руками, плашмя рухнула на спину, ударяясь головой. Перед тем как провалиться в темноту от боли, София почувствовала как с неё слетела шапка и откатилась в сторону сумка, а следом услышала испуганный женский вскрик и раскатистое мужское:

– Твою мать!

Владлен.

Девчонка рухнула на землю так, что даже у него сердце на мгновение замерло. С чего решил, что эта была именно девчонка, не знал, ведь, подъезжая к дому брата, не заметил лица, только краем глаза зацепил невысокую фигуру в тёмной одежде, замершую у ворот. Хотел было спросить у невестки о том, кто это, как фигура пришла в движение, резко отшатнувшись в сторону, а потом, не сделав и двух шагов, растянулась со всего маха на снегу. В одну сторону отлетела шапка, в другую – сумка и её содержимое. Затем фигура подозрительно замерла и Тоня, успевшая к тому моменту выйти из машины, испуганно вскрикнула, невольно наталкивая своей реакцией на не очень хорошие мысли.

– Твою мать! – выругался, выскочив следом.

Девчонка, теперь он точно был уверен, что это была девчонка, лежала совсем рядом и ему хватило всего пары секунд, чтобы оказаться с ней рядом. Первым делом осмотрел пространство рядом на наличие крови, потому что очевидно, что она ударилась головой, и, не увидев искомого, наклонился к ней ближе, всматриваясь в лицо сквозь валящие с неба хлопья. Совсем юная, сливающаяся цветом кожи со снегом, на котором лежала. Единственное яркое пятно – веснушки на носу и скулах.

– Эй, девочка, ты меня слышишь? – позвал её Владлен.

Она не отозвалась, продолжая лежать с закрытыми глазами. Аккуратно проверив наличие у неё дыхания, мужчина сам с облегчением выдохнул, потом для верности нащупал пульс и принялся за осторожный осмотр девичьей головы, шеи и конечностей, не выявивший в итоге никаких ран, уплотнений или припухлостей.

– Так, девочка, давай, приходи в себя, – предварительно окунув ладони в сугроб неподалёку, прижал их к её щекам. – Иначе вызову скорую и попрошу врачей поставить тебе самый большой и самый болезненный укол в пятую точку.

Скорую он и так планировал вызвать. Мало ли. Грозил скорее на автомате, чтобы отвлечься от лишних эмоций и привести в себя жену брата, которая никогда не отличалась излишней впечатлительностью, но сейчас почему-то замерла рядом с вещами девчонки истуканом, шокировано их рассматривая.

– Тоня! – ноль реакции. – Тоня, ты слышишь? Скорую вызови! – невестка даже бровью не повела. – Тоня, твою налево, очнись! Скорую девочке вызови!

Но вместо Антонины очнулась вдруг девчонка. Слабо дёрнулась в его руках и приоткрыла небесно-голубые огромные глаза в обрамлении длинных изогнутых ресниц. Красивые глаза. Даже чересчур. От неожиданности Влад завис на них, словно ничего краше в своей жизни не видел.

– Не нужно… – едва слышно проговорила она. – Скорую не нужно…

– Да я пошутил об уколе, не переживай. Не будут тебе его ставить. Наверное. Просто осмотрят тебя и…

Девчонка, поморщившись, попыталась принять вертикальное положение, но тело её явно не слушалось.

– Стой-стой, куда собралась? – Владлен придержал её за плечи. – А если сотряс или ещё чего похуже?

– Не нужно скорую…

– Врачей что ли боишься? Или у тебя шок?

– Я в порядке, – новая попытка приподняться и на этот раз удачная, не без его помощи, конечно, но всё же. – Я… Пойду…

Ветер бросил ей в лицо вместе со снежинками тёмные прядки волос, выбившиеся из толстой длинной косы, и Баженов, не совсем отдавая отчёт в своих действиях, протянул руку и убрал их в сторону, задевая пальцами девичьи щёчки. Она напряглась, вжав голову в плечи и отведя свои глазища в сторону.

– Ты встать без моей поддержки не смогла. Куда идти-то собралась? Не хочешь скорую, тогда звони родителям. Пусть они тебя забирают и сами разбираются.

Девчонка напряглась ещё сильнее и резко кинулась подниматься на ноги, из-за чего ему пришлось посторониться. Далеко, правда, отходить не стал, так как её немного пошатывало и в целом движения были не совсем уверенными. Боялся, что снова рухнет как подкошенная и в таком случае точно костей не соберёт, а ему потом объясняй её родне и органам почему не оказал помощь.

– Держи, – нагнулся и, подняв валяющуюся неподалёку шапку, протянул ей.

Та, как, впрочем, и сама девчонка, была вся в снегу и он, опять же сначала действуя, а не думая, отряхнул головной убор, а потом и её саму. Она не доставала ему макушкой и до плеча и комплекцией, даже будучи в верхней одежде, походила на соломинку. Того и гляди ветром унесёт или, что ещё хуже, переломает пополам. Стоя рядом с ней, Владлен, и так никогда не отличавшийся в миниатюрности, вовсе чувствовал себя великаном.

– Сп-п-пасибо.

Нахлобучив шапку на голову, она уже хотела было развернуться лицом к Тоне, всё ещё стоящей как вкопанная над раскиданными вещами, но мужчина её удержал за рукав тонкого пуховика.

– Ну так что? Скорую вызываем или родителей? Как себя чувствуешь? Где-то болит? Голова кружится?

Она молча отрицательно покачала головой, не встречаясь с ним взглядом.

– Уверена?

– Да.

– Тогда звони отцу или маме, чтобы они за тобой приехали. Одну тебя не отпущу. Вдруг снова грохнешься, а рядом не окажется никого, кто бы смог помочь.

Жалко же её. Мелкая ещё совсем. Как одну оставить? Да и темно уже, и снег не думал заканчиваться. Всё падал и падал сверху, оседая на волосах, лице, одежде, путаясь в длиннющих девчоночьих ресницах и забираясь под воротник.

– Со мной всё хорошо, – ответила тихо. – Я сама справлюсь.

– Давай только без геройства, – недовольно нахмурился Владлен. – И слушайся старших. Сказал звони родителям, значит, звони. Немедленно.

Она поджала губы и, отвернувшись в поисках своих вещей, неожиданно замерла, испуганно распахнув глаза. Проследив за её взглядом, он заметил, что невестка вроде пришла в себя и теперь стояла не просто так, истуканом, а держа в руках непонятные карточки, издалека похожие на фотографии.

– Тоня? – попробовал снова позвать. – Ты очнулась?

Жена брата шокировано посмотрела на него, затем на девчонку, потом опять на карточки и вдруг прижала ладонь ко рту.

– Да что с тобой такое? Ударилась головой вроде она, а странно ведёшь себя ты. Может, всё-таки поможешь девочке вещи собрать?

Так и не добившись никакого вразумительного ответа и убедившись, что его головная боль на этот вечер крепко стоит на своих двоих, кажется, даже не дыша, Баженов приблизился к Антонине и уже хотел было в который раз за последние десять минут попросить её прийти в себя, как она молча протянула ему карточки, на самом деле оказавшимися фотографиями. Их было всего три штуки, но такого содержания, что Тонина странная реакция стала понятна мгновенно. На первом фото – счастливо улыбающаяся девочка лет пяти в нарядном платье, стоящая между двумя взрослыми – миловидной молодой женщиной, на которую очень похожа, и высоким мужчиной с постным лицом на фоне обычной стены, с красивой подписью на обратной стороне "День рождения Сонечки. Вся семья в сборе". На втором девочка уже старше, с большими белыми бантами, школьной форме и букетом гладиолусов в руках, на этот раз стоящая рядом лишь с мужчиной. Сзади подпись тем же почерком "Сонечка и папа. Школьная линейка". Третье фото не такого хорошего качества, как первые два, но мужчину, обнимающего за плечи повзрослевшую, но по-прежнему милую и улыбчивую женщину, разобрать можно легко. Она смотрит на него влюблёнными глазами, он с отсутствующим видом смотрит в камеру, позади них наряженная ёлка, праздничный стол и всё та же девочка за ним в костюме снежинки. Подписи на оборотной стороне нет, но её больше и не требуется. И так всё предельно ясно. И девочка с мужчиной с фото знакомы. Девочка – та самая, что чуть не убилась, поскользнувшись. Мужчина – Тонин отец. Кудрявцев Борис Петрович – подполковник полиции на пенсии. Хороший человек с твёрдым характером и принципами, на которого всегда можно положиться. Примерный семьянин, обожающий своих жену и, как казалось ещё десять минут назад, единственную дочь.

– Владик, скажи, что я одна это вижу! – выдохнула жена брата, взглянув на него таким взглядом, что внутри всё перевернулось. – Это же не папа, правда? Мне показалось, да? Он же просто похож? Он не…

Владлен терпеть не мог ложь. Всегда был прямолинейным. Порой даже чересчур. Только иногда правда была слишком жестока и в данный момент заключалась в том, что мужчиной на фото был именно Борис Петрович, а не кто-то другой. Вероятность простого совпадения почти невозможна, так как его внешность была достаточно специфичной. Чуть выше среднего роста, крепкий, с характерной его профессии выправкой, большими, как у Тони и девчонки, глазами, кривым после перелома ещё во времена бурной молодости носом и шрамом на щеке, оставшимся с тех же времён и отчётливо виднеющимся на одной из фотографий. На снимках он моложе, чем сейчас, но всё же… Всё же это был именно он.

– Влад, ну что ты молчишь?! – всхлипнула невестка.

Он сжал челюсти, не зная, что ответить. Тоня давно стала для него ещё одной младшей сестрой. Всегда весёлая, улыбчивая, энергичная, громкая и смешливая. Отличная подруга, замечательная жена и прекрасная мама. Сейчас она выглядела потерянной маленькой девочкой, чей привычный мир в один миг разрушился до основания.

– Влад… – новый душераздирающий всхлип и в серо-зелёных глазах заблестели слёзы.

Стоило только ему их увидеть, как внутри что-то щёлкнуло. Резко развернувшись к девчонке, застывшей неподалёку, Баженов взглянул на неё уже другими глазами. Теперь перед ним стояла не юная девушка, за самочувствие которой он совсем недавно беспокоился, а бомба замедленного действия. Стоит ей открыть рот и рванёт так, что никому мало не покажется. А в том, что она точно не будет молчать, Владлен был уверен. Даже в молодости наивным не был и сейчас в тридцать семь тем более видел мир таким, каким он был, без прикрас. Понимал прекрасно, что эта встреча не просто случайность, а тщательно поставленное и продуманное до мелочей театральное представление, направленное на то, чтобы… Чтобы что? Встретиться с Тоней? С отцом? Раскрыть его тайну для всех? Получить от этого какую-то выгоду? В конце концов, расчётливость в большей или меньшей степени была свойственна всем и даже таким невинным, на первый взгляд, созданиям, как эта Сонечка, а учитывая количество козырей у неё в рукавах, то ей вовсе не составит особого труда заставить окружающих плясать под свою дудку. Вот только не на тех малышка напала.

Словно услышав его мысли, она было дёрнулась к своим вещам, но послушно замерла на месте, сжавшись в страхе, когда он рявкнул:

– Стоять!

Нагнувшись, поднял с земли выпавший из сумки вместе с фотографиями, упаковкой салфеток и телефоном студенческий билет, открыл его и быстро пробежался глазами по информации на нём. Чистякова София Борисовна. Второй курс педагогического университета. Факультет начального образования. Девятнадцать лет. На фото – всё те же небесно-голубые глазища и губки-бантиком.

– Выкладывай, София, – не отрываясь от разглядывания студенческого, приказал он. – Что тебе нужно?

– Ничего… Мне ничего не нужно.

Владлен поморщился. Помимо лжи ещё и терпеть не мог людей, которые продолжали нагло пи*деть даже после того как их уличили во вранье.

– Будешь врать или продолжать строить из себя бедную и несчастную, то предупреждаю сразу, я тебе не понравлюсь, – перевёл на неё взгляд, который обычно мало кто мог выдержать. – Поэтому лучше по-хорошему говори зачем пришла.

Она, сглотнув, обняла себя за плечи, вперила глаза на свои документы в его руках и отрицательно покачала головой.

– Я не вру. Мне, правда, ничего не нужно.

– Девочка, ты глухая или тупая? В последний раз спрашиваю, зачем ты сюда пришла и устроила этот спектакль?

В ответ молчание, сказавшее ему гораздо больше, чем слова. Подняв раскиданные вещи, Баженов подошёл к ней, сунул их ей в руки и, взяв за локоть, настойчиво потянул в сторону дома брата.

– Ч-ч-что в-вы д-делает-те? – едва успевая шевелить ногами, спросила девчонка дрожащим от страха голосом. – Отп-п-пустите, п-п-пож… – она снова поскользнулась и начала заваливать вперёд, но Владлен дёрнул её на себя и у неё получилось устоять. – Я… Я… Я н-ничег-го не…

Не обращая внимание на её трепыхания и бормотание, кивнул невестке на двери.

– Тоня, открывай.

– Ты… Что… Зачем?

– Поговорим с ней внутри. Один на один.

Глава вторая.

София

Излишнее любопытство редко когда доводит до добра и к её девятнадцати годам это пора было бы уже понять, чтобы потом не попадать в ситуации, в которые изначально попадать не планировала. Теперь же, сидя перед мужчиной вдвое больше её и, наверное, вдвое старше, с убийственным взглядом холодных серых глаз, не обещающих ничего хорошего, трястись от страха и безуспешно сдерживать слёзы было поздно, бесполезно и… Соня сжалась, когда он вдруг резко поднялся с места и навис над ней скалой, отрезая от внешнего мира и загоняя в ловушку, так как бежать отныне ей было некуда. Позади – стена, справа – стол, слева – окно с жалюзи, напротив – он. Очень высокий, очень большой и очень внушительный.

– Ну, ангелок, долго ещё в молчанку играть будешь?

И вроде бы в этих словах не было ничего оскорбительного или угрожающего, а они всё равно придавили её бетонными плитами к полу. Голос у этого мужчины был сам по себе очень низким, а сейчас, когда он злился, вовсе звучал как рычание хищника. Тихий, вкрадчивый, даже спокойный, но до мурашек и паники, ставшей по поперёк горла, пугающий. И сам мужчина её очень пугал. От него веяло силой, властью и уверенностью. Рядом с ним девушка чувствовала себя никчёмной букашкой. Казалось, стоит ему лишь дунуть в её сторону и она тут же распадётся на мелкие частицы. София, открыв после падения глаза и первым делом увидев его, подумала, что склонившийся над ней человек – галлюцинация. Огромный, почти лысый, широкоплечий. В нём всего было будто бы чересчур и в то же время как раз. Массивное лицо с квадратной челюстью, горбинкой на носу и сталью в глазах. Мощная шея, не скрытая шарфом, несмотря на погоду. Большие ладони, которыми он, кажется, успел ощупать её вдоль и поперёк. Соня ещё ни разу в жизни не встречала таких как он. А потом галлюцинация с ней заговорила, обеспокоилась о самочувствии, приказала позвонить родителям, которых у неё не было. Мамы не стало полтора года назад, а папа…

Девушка невольно посмотрела на свою старшую сестру, сидящую на диванчике в нескольких шагах от них и рассматривающую фотографии. Бледная, потерянная, с влажным блеском в глазах. Одна только её поза заставляла чувствовать Чистякову себя виноватой, а неверящие редкие взгляды и подавно рвали душу на части.

– На меня смотри, – резко одёрнул её мужчина.

София, не выдержав и секунды зрительного контакта с ним, опустила глаза в пол.

– Говори.

– Чт-то гов-вор…?

– Кто такая, откуда и, самое главное, какого хрена здесь забыла? Актрису советую выключить сразу. Я тебе не театральный критик и терпеть пи*дёж, заламывание рук и обмороки не стану.

Она непонимающе моргнула и добела сжала пальцы на плечах. Актрису? Какую? И что значит "выключить"? А обмороки здесь при чём? Пусть у неё всё ещё и побаливало тело в некоторых местах после падения, но не до такой степени, чтобы терять сознание.

– Я Соня.

– Я это уже понял. Дальше.

– Я… – нервно сглотнула, не зная, как объяснить. – Мой…

– Кудрявцев Борис Петрович твой родной отец?

Вздрогнув от тона, которым был задан вопрос, девушка молча кивнула.

– Откуда ты знаешь о Тоне и её адрес?

– Он мне в детстве рассказывал о ней.

Антонина оторвалась от фотографий и посмотрела в её сторону, но встретиться с ней взглядом Софии сейчас было не под силу.

– Адрес где взяла? Только не говори, что также он дал.

– Он… Я не видела и не слышала его семь лет.

Тишина повисла в комнате. Даже электроприборы в ней, кажется, замерли и перестали издавать едва уловимое гудение. Сестра всё ещё продолжала смотреть на неё в упор, как и её… Муж?

– Не уходи от прямого ответа. Как адрес узнала? Не случайно же мимо проходила.

Адрес дала тётя Тома, каким-то образом, узнав, что один из воспитанников сын её старшей сестры, и взяв его из личного дела Ильи, но как об этом рассказать Чистякова опять же не знала. Вряд ли Антонина и её муж будут в восторге, если выяснится, что директор детского сада, в который ходит их ребёнок, раскрывает персональные данные чужим людям. А Тамара Евгеньевна не со зла это делала и не ради своей выгоды, просто хотела ей, Соне, помочь.

– Я… Я не хотела ничего плохо. Просто… Мне было любопытно, – девушка опустила голову ещё ниже, чувствуя, как стыд проявляется на щеках ярко-алым цветом. – Простите… Мне очень жаль, что всё так вышло…

Сверху раздался саркастический смешок, а в следующую секунду мужские пальцы обхватили её подбородок и подняли вверх. Она невольно затаила дыхание, встретившись взглядом с серыми глазами, и почувствовала себя уже не букашкой, а оленёнком, застывшим в свете фар несущейся на него на полной скорости фуры. Столкновения не избежать и шансы на то, чтобы после него остаться целой, катастрофически малы.

– Девочка, ты с какой планеты свалилась, скажи мне? За идиота меня держишь? – процедил мужчина, угрожающе сощурившись. – Заявиться к людям, которые о тебе и знать не знают, очень удачно и как бы ненароком упасть перед их домом, также "не специально" подсунуть им свои детские фотографии, потом с невинным видом сказать "я не хотела ничего плохого" и "мне жаль" – по-твоему нормально? Думаешь, я поверю в этот бред?

– Я…

– Ты должно быть не поняла меня с первого и второго раза, поэтому говорю, персонально для тебя, в третий – хватит пи*деть. Ты этим ничего не добьёшься, ясно?! Какие бы цели ты изначально не преследовала, о чём бы не мечтала и чего бы не хотела – у тебя не получится ничего из этого. И твоя игра в невинного пупсика с крылышками за спиной тебя не спасёт. На возраст не посмотрю и спрошу за всё как с взрослой.

В глазах предательски защипало и запершило в горле. Мгновение и первая слезинка против воли покатилась по щеке, делая её в его глазах, наверное, ещё большей лгуньей, чем прежде, но, как Соня не пыталась сдержаться, слёзы всё равно катились одна за другой. Понимала, что они мало что изменят, что сделают ситуацию только хуже, что для них сейчас не время, и в то же время не знала как их остановить. Ей было больно – и из-за недоверия, и из-за падения, и из-за своей непростой жизни в целом. Плохо, потому что принесла другим людям, незаслуживающих этого, такую же боль. Очень грустно и одиноко. Последнее и вовсе было её круглосуточным состоянием семь дней в неделю, из-за чего она и носила в сумке эти три фотографии, чувствуя себя, благодаря им, не такой несчастной, не такой брошенной и не такой одной, какой была на самом деле.

– Этим, кстати, ты тоже ничего не добьёшься, – мужчина свёл брови к переносице и убрал руку, спрятав её в карман брюк.

Чистякова быстро провела ладонями по щекам, вытирая слёзы, но особого успеха в этом не добилась. Они всё текли и текли из глаз. А он всё смотрел и смотрел на неё сверху вниз. Тяжело смотрел. Строго. Словно ждал развития событий в виде истерики или чего-то подобного. Девушке же просто хотелось отмотать время на пару часов назад, отговорить себя от решения приехать сюда и отправиться в свою комнату в общежитии с панцирной кроватью, громкими соседями и продуваемым окном.

– Расскажи, – вдруг подала голос Антонина. – Расскажи мне всё.

Девушка несмело посмотрела на сестру, подумав, что ослышалась.

– С самого начала, – продолжила она. – Я хочу знать как так вышло, что у моего папы есть внебрачная дочь!

– Тоня, она же тебе сейчас наврёт в три короба, – повернулся к ней мужчина. – О таком надо у отца спрашивать, а не у этой сироты казанской.

– Я и у него спрошу, а потом сравню две версии.

Тоня поднялась с дивана и, подойдя ближе, села напротив. София с детства фантазировала о том, как она выглядит и какой у неё голос, но даже в фантазиях старшая сестра не была такой красавицей как наяву. Высокая, стройная, статная с коротко стриженными тёмными волосами, тонкими чертами лица и большими серо-зелёными глазами, смотрящими на неё сейчас в упор.

– Я тебя слушаю.

– Я знаю немного, – тихо призналась Соня, изо всех сил стараясь контролировать всхлипы, то и дело прорывающиеся из груди. – Со слов мамы…

Чистяковой Анне было всего двадцать два года, когда квартиру по соседству арендовал приехавший в её провинциальный небольшой городок в командировку мужчина. Взрослый, серьёзный, представительный. Сотрудник органов. На фоне других представителей мужского пола, окружающих её и увлекающихся алкоголем, гулянками и прочими "радостями" жизни, он – непьющий, некурящий, работящий, стал своего рода идеалом и мечтой для женщин, с которыми был вынужден общаться по тому или иному поводу. Соседки бегали к нему с надуманными просьбами помочь передвинуть шкаф, подкрутить кран или угостить чем-нибудь вкусненьким. Сама же Аня, не интересующаяся до этого времени противоположным полом, любовалась им издалека, робко здоровалась при встрече и постепенно влюблялась в образ, который придумала себе сама. Подруги, всегда считающие её немного не от мира сего из-за, на их взгляд, инантильной привычки витать в облаках, доброту и простодушность, крутили у виска и наперебой твердили:

– Этот Борис живёт у тебя под боком, дурочка! Давно бы уже охомутала! Сколько можно вздыхать по нему?!

И возможно её влюблённость и ограничилась бы лишь вздохами и взглядами, если бы не вспышка сезонного гриппа в городе, подкосившая многих, в том числе и Бориса. Соседки, занятые лечением себя, детей и нерадивых мужей, прекратили паломничество в его квартиру и он остался совсем один. Аня, сама на несколько дней выпавшая из жизни из-за болезни, слышала через тонкие стены его кашель, беспокойный скрип кровати и редкие шаги и девичья чуткая душа в итоге не выдержала. А потом не выдержало и сердце, окончательно сдавшись без боя, как оказалось позже, женатому мужчине. Как сблизились, как зашли так далеко и как он сам разрешил этому случиться, она не помнила. Очнулась, когда уже было слишком поздно. Командировка закончилась и Борис уехал, не попрощавшись, видимо очень жалея о случайной связи с ней, а Анна осталась один на один с насмешками знакомых, соседей, всё тех же подруг и интересным положением, о котором она узнала спустя несколько недель. Затем об этом узнал весь город, чуть позже сплетни вышли даже за его пределы и каким-то образом дошли до него, вынудив вернуться и убедиться в их правдивости лично. Уходить из семьи он не собирался, но обещал оказать поддержку. Прежде всего финансовую. И обещание своё сдержал. Ей же, всё ещё беспрекословно любящей, не денег хотелось, а его присутствия, участия и, конечно, любви. Особенно после сложных родов. Особенно под косыми взглядами и шепотками за спиной. Особенно во время его редких приездов и скупого общения с дочерью, которой она говорила, что папа очень занят на работе и поэтому появляется дома так редко. Правда стала Соне известна благодаря чужим людям, когда она пошла в первый класс. Пусть смысл слов "любовница", "нагуляла", "внебрачная" ей был ещё непонятен, но не ощущать снисходительного и высокомерного отношения окружающих к себе не могла. Потом в одну из встреч папа рассказал, что у неё есть старшая сестра, у которой другая мама. Её же мама, все эти годы не терявшая надежд на совместное будущее с ним, измученная статусом любовницы и уставшая ждать, обиделась, поставила его перед выбором – либо та семья, либо они. Больше он не появлялся. Появлялись только деньги на счёте, которые со временем стали уходить на мамину борьбу с раком, которому она всё-таки проиграла, после того как София, выросшая в такую же простодушную любительницу повитать в облаках, окончила школу и поступила в университет. Ушла, также, как и папа в своё время, тихо и не попрощавшись, оставив её совсем одну.