Стилягам, битникам, панкам, рокерам, металлистам, готам, байкерам…
Всем тем, кто не боится быть другим.
Я родилась и выросла в Пентагоне.
Я – девочка из Пентагона.
1984-1986 гг.
Мое детство прошло в старом сталинском доме, расположенном в самом центре Новосибирска. Шесть подъездов, семь этажей, высоченные потолки, огромные окна. Большой, просторный. Рядышком три четырехэтажки. Всё вместе – один большой двор.
Тогда считалось хорошим тоном знать не только своих соседей по площадке, но и вообще всех в округе, как в деревне. Имя, род деятельности, семейное положение, хобби. Особенно хорошо были знакомы друг с другом мы – дети.
Нас, детей, в те времена вообще было много, самых разных возрастов! И все мы учились либо в 99 школе, либо в 421. Совсем мелкие, вроде тогдашней меня, ходили в один садик, расположенный неподалеку.
А ещё в те годы не так далеко была собачья площадка, где выгуливались все окрестные псы больших и малых пород.
В общем, и взрослые, и дети, действительно, неплохо знали друг друга.
… Они появились где-то в 1984 году, может чуть раньше. Почему-то выбрали наш дом. А мы почему-то их не прогнали.
И взрослые, и дети отнеслись к ним, таинственным пришельцам, настороженно, с опаской, но при этом с любопытством.
Выглядели неформалы тех лет совсем не так броско, как например, современные, но на общем фоне всё-таки сильно выделялись. Никаких идейно выдержанных полубоксов, нарочитая небрежность в одежде. Цвета в основном темные – синий, черный. У парней длинные челки, у девчонок – лак на ногтях.
Фенечки, банданы, многочисленные заклепки, пирсинг и замысловатые разноцветные прически появятся позже. Все-таки на дворе 84 год, и чтобы выйти на улицу с ирокезом, нужно быть по-настоящему сумасшедшим.
Вели они себя тихо. Никаких драк, никакого мусора. Крепко держались друг друга. Но, не смотря на внешнюю общность, их внутренние коалиции были заметны, хотя и не понятны наблюдателям со стороны. Они строго поделили между собой подъезды: панки обитали в третьем, металлисты – в четвертом, в моем, пятом, – рокеры.
В тёплое время года ровно в восемь вечера они дружной толпой выходили на улицу и терпеливо ждали, когда родители уведут нас, малышей, с площадки. Стояли спокойно, тесными группками, издалека похожие на большие чёрные тучи. У многих – гитары, у некоторых – приёмники. Переговаривались.
Тогда казалось, что неформалов ужасно много! На самом деле – не так уж, раз их всех сумел вместить всего лишь один дом, который они метко прозвали Пентагоном.
Кто они? Откуда? Зачем они? Никто не знал. В диалог с местными они вступали осторожно, в основном с ребятами их возраста – школьники старших классов, студенты. Для взрослых – лишь вежливая улыбка, как будто говорящая: – «Ты не знаешь, кто я. Не понимаешь. А разве ты хочешь понять?» Может и не так. Но что-то горькое было в той вежливой улыбке.
* * *
В школу я пошла в 1986 году. В ту, что поближе, то есть в 99-ую. Вместе со мной в первом классе «Б» оказались мои дворовые приятели – Машка, Вовка, Толик, Сашка и ещё один Сашка. Согласно молчаливой политике тогдашней директрисы – первые классы формировались по географическому принципу. С чем соглашались и педагоги, и родители. Во-первых, так проще организовать доставку детей из школы: кто-то один из взрослых доводил стайку ребятишек до дома, и там уже они разбегались по подъездам. Во-вторых, не нужно искусственно налаживать отношения в классах, укреплять, стимулировать – какие-то отношения уже есть. Если дружеские, то просто отлично! Нет – так нет. Впрочем, школы это уже не касается – ребята как-нибудь разберутся сами.
Новая жизнь несколько отвлекла моё внимание от таинственных пришельцев.
Первоклассница! Как это гордо звучало!
Новое платье, два фартука – чёрный и белый, ленты, портфель, азбука, прописи, счётные палочки. Всё свеженькое, хрустящее.
Я казалось себе ужасно взрослой.
Весь август во дворе мы хвастались друг перед другом обновками, портфелями, лентами. Обсуждали наши будущие школы, строили планы. Каждый уже мысленно приволок домой целый ворох «пятерок». В общем, прощай, детство! Здравствуй, новая взрослая жизнь!
Первого сентября мы – первоклассники Пентагона – пришли в школу тесной кучкой, слипшись друг с другом. По пути успели обменяться цветами, обсудить, кто с кем будет сидеть, вновь помечтать о новой, пока ещё неведомой, но, конечно же, совершенно взрослой жизни! В общем, над головой сияло солнышко, солнышко сияло внутри нас.
В тот столь возвышенный для нас шестерых день, родители обсуждали не менее важный вопрос – кто будет забирать нас всех из школы? Добровольцем вызвалась Машкина мама, тётя Зина. На том и порешили.
Школа, в которой нам предстояло учиться, – стандартное четырехэтажное здание с небольшим садом и спортивной коробкой. Во дворе хаотично столпились ученики, родители, учителя, отдельной стайкой – первоклассники вперемежку с цветами.
Наконец, на крыльцо вышла директриса и начала говорить речь, пафосную и непонятную, щедро сдобренную фразами в духе «светлое будущее», «победа коммунизма» и прочее. В общем, я быстро заскучала и начала оглядываться.
Конечно же, в толпе моих «товарищей по учёбе», увидела множество знакомых лиц, например: соседку по площадке Иринку, Кеху с пятого этажа, Лёньку из второго подъезда. Все откровенно скучали, переговаривались. Наконец, директриса умолкла, и нас, первоклашек, согласно древней традиции пионеры повели в класс.
Кабинет моего первого «Б» находился на втором этаже, в самом углу. В дверях стояла пожилая женщина с умным, морщинистым лицом, как у черепахи.
– Заходите и садитесь, где нравится, – сказала она. – Цветы кладите на стол.
Мы зашли, дружно положили букеты на стол, и небольшая стайка детей Пентагона устремилась в угол кабинета, поскорее занять свободные места. Тут же на всякий случай достали из портфелей все имеющиеся в наличии тетрадки, книжки, ручки. Что делать дальше, мы не знали.
С любопытством огляделись. Хотя, честно говоря, ничего особенного здесь не оказалось. Пара скучных шкафов в углу с книгами, коробками и ещё чем-то. Несколько портретов людей с умными лицами. Кто все они такие, я понятия не имела. Но вот что действительно потрясло моё воображение – так это доска. Такая нереально большая, нереально чёрная! «Интересно, – подумала я, – её ваксой начищали или как? И какими гвоздями её приколачивали?» Нет, правда! Как такая громадина держится?
Когда все более или менее угомонились, пожилая женщина с умным, морщинистым лицом, как у черепахи, сказала:
– Пока сидите так, потом я вас пересажу. Дети! Меня зовут Людмила Михайловна, я ваша учительница.
Мы дружно закивали: учительница так учительница.
– Я буду учить вас читать, писать и считать.
Мы опять закивали: собственно говоря, именно за этим мы сюда и пришли.
– У нас будет много общественной работы. Мы сформируем отряды. И во втором полугодии, если вы будете этого достойны, то станете октябрятами, а в третьем классе – пионерами, а потом и комсомольцами! Дети, вы знаете, кто такие комсомольцы?
– Знаем, – не слишком уверенно ответили мы.
Людмила Михайловна нам всем широко улыбнулась и продолжила. Правда, я её уже не слушала. Я смотрела в окно. А в окне была веточка дерева, сплошь покрытая зелеными листочками, по ней прыгали птички, что-то щебетали.
– Девочка, ты меня не слушаешь!
Я очнулась.
– Девочка, как тебя зовут? – Людмила Михайловна склонилась ко мне.
– Жека, – ответила я и тут же поправила: – Женя Левадная.
– Женечка, почему ты меня не слушаешь?
Я насупилась: терпеть не могу, когда меня зовут Женечкой!
– Я в окно смотрела.
– Нехорошо! Ты должна слушать то, что я говорю, и только тогда ты станешь коммунисткой, достойной продолжательницей дела Ленина. Ты ведь знаешь, кто такой Ленин?
– Нет, – честно призналась я.
Людмила Михайловна сердито поджала губы.
– Дети, а вы знаете, кто такой Ленин?
Никто не знал. Только один мальчик – бойкий, вихрастый – крикнул с места:
– Это памятник!
– Если хочешь что-то сказать, мальчик, то сперва подними руку.
Мальчик стушевался, но руку поднял.
– Как тебя зовут? – спросила Людмила Михайловна.
– Коля Щёлкин.
– Хорошо, Коля! – Морщинистое лицо расплылось в черепашьей улыбке. – Расскажи, что ты знаешь о Ленине.
– Это памятник, – повторил мальчик. – А ещё так называется улица, на которой я живу.
Мы все с уважением посмотрели на Колю: какой умный! «И красивый», – шепнула мне Машка.
– Дети! Вы живете в удивительной Стране Советов! Это самая удивительная страна в мире! – торжественно сказала Людмила Михайловна.
Сразу стало скучно. Впрочем, недолго. Прозвенел звонок, и тут-то я узнала, что самое лучшее в школе – это перемены!
А когда уроки закончились, тётя Зина отвела нас домой.
* * *
На своей площадке седьмого этажа я вдруг увидела Лёньку. Он стоял, переминаюсь с ноги на ногу, и поглядывал на лестницу, ведущую на чердак. Школьную форму уже успел изрядно измять, вывозить рукав мелом, а из кармана свешивался уголок пионерского галстука.
– Привет, – сказал он, увидев меня.
Внимание Лёньки мне польстило. Так что я набралась смелости и пискнула в ответ:
– Привет.
– В школу пошла?
– А то! – Я гордо подбоченилась.
– Ну, давай, давай! Успехов тебе.
– Спасибо.
С Лёнькой я никогда раньше не говорила. Он находился на высоте для меня недосягаемой: восьмиклассник, хулиган. В доме на него косились, его выходкам старались улыбаться, а выходок у него было много. Например, в прошлом году он к ужасу своей матери и директрисы обрезал штаны чуть ниже колен. А ещё он категорически отказывался стричься! Ходил с пышной кудрявой шевелюрой, которой ужасно гордился, потому что «как у Макаревича».
– Чего проходили сегодня? – продолжил разговор Лёнька.
– Ленина.
– И как? – Лёнька усмехнулся. – Знаешь, кто такой Ленин?
– Знаю. Он вождь рабочих и памятник.
Лёнька рассмеялся.
– Ладно, Жека, иди. Я тут Ирку жду.
И я поплелась домой – до прихода родителей предстояло сидеть одной.
* * *
Родители пришли после работы, как обычно, уставшие. Мать покидала сумки на стол, забрякала посудой. Отец залез в тапки, спрятался за газетой. Заработал чёрно-белый телевизор в пошарпаной деревянной коробке.
– Мама! Папа! А вы знаете, кто такой Ленин? – решила похвастаться я приобретенными знаниями.
– Не лезь к отцу! – буркнула мать.
– Когда мы, наконец, купим цветной телевизор? – вставил отец.
– А учительница на черепаху похожа.
– Женя, ты не съела котлеты. Опять не обедала? – И мать снова отвернулась к плите.
Я вздохнула. Эх, родители, родители!
* * *
Первый месяц пролетел незаметно.
Каждое утро мы дружной стайкой бежали в школу, тянули за руки родителей, после занятий – точно также тянули домой тётю Зину. Класс нам нравился, уроки – не очень. На переменах наша первая параллель перемешивались в общей куче – мы менялись бутербродами, яблоками, показывали друг другу книжки, играли. То и дело приходили вожатые, пионеры-пятиклассники. Каждый раз мы им радовались, прыгали вокруг них. Они рассказывали о том, какую интересную общественную работу нам предстоит сделать в этом году, мы сгорали от нетерпения! Все мечтали стать октябрятами. Завидовали второклассникам – те уже носили пятиконечные значки с портретом маленького кудрявого мальчика в центре; они, в свою очередь, завидовали пионерам-третьеклассникам.
А вечером я с балкона наблюдала за чёрной стаей таинственных пришельцев. И однажды, к собственному большому удивлению, увидела среди них знакомую кудрявую голову.
В один из дней Людмила Михайловна сказала, что нам нужно развивать таланты, и все просто обязательно должны ходить в какой-нибудь кружок. Только в какой? Это выбрать нам нужно было самим, исходя из наших талантов и способностей.
Я задумалась. Покосилась на Машку Кислицину. Она сидела рядом и мечтательно смотрела на Колю Щёлкина. Вот Машка – точно талант! Конечно, она некрасивая: ручки-ножки похожи на длинные кривые палочки, с которых предварительно кто-то срезал зелёную кожицу, косичка тоньше мышиного хвостика. Зато она умеет так рассказывать, так рассказывать! Просто ух как рассказывать! Слова вылетали из её рта разноцветными облачками, собирались в мозаику-картинку. Всегда добрую, всегда весёлую. Как мы все обожали её за это!
Накатывало на неё обычно внезапно. Она могла вдруг посреди игры или же на перемене взмахнуть длинными тощими руками, вытянуться на носках и сказать громким голосом:
– Слушайте! А вчера было такое! – При этом смешно таращила зелёные глаза. Открывала рот, чтобы побольше вдохнуть воздуха для слов-облачков. И начинала рассказывать.
Мы тут же бросали свои занятия и кучкой собирались вокруг неё. Теперь уже мы таращили глаза, разевали рты. А она, размахивая ручками-палочками, выпускала в небо разноцветные облачка.
Мы верили всему, что она говорила! И про вчерашний карамельный дождь, и про то, что цветы на окне вдруг расцвели разноцветными звездочками, и про то, что её кошка решила стать артисткой! В общем, про всё.
Да, Машка была талантом.
Вовка Шадрин тоже талант. Он занимается плаванием, и тренер считает его перспективным. Низкорослый, рыжий, с щедрой росписью веснушек, он отличается от всех нас степенным характером.
Толик Рублёв играет в шахматы. Тоже талант. Правда, в шахматы он играет в основном с отцом: в шахматный кружок первоклассников почему-то не принимают.
Сашка Купцов этим летом ходил с родителями в поход на целый месяц. Наверное, для этого тоже нужен талант. Приехал выгоревший, повзрослевший и жутко важный. Во дворе потом показывал какие-то черепки, говорил, что это остатки посуды древних людей. Мы верили.
Ещё один Сашка – Сашка Калачиков – медлительный, лопоухий мальчик – часто раздражал взрослых своей медлительностью, они считали его ленивым. На самом деле он очень любит корабли и знает о них всё. Тоже талант.
А я? Я – просто Жека.
* * *
В тот же день на собственной площадке я столкнулась с троицей заговорщиков.
Стоило дверцам лифта открыться, как меня тут же из кабины вытащили Ирка и Кеха. Я так растерялась, что даже не успела испугаться!
– А это ты! – обрадовалась мне Ирка. – А я-то думала, кто-то из взрослых.
Старшеклассницы меня отпустили.
– А вы чего тут? – спросила я.
Как всегда! Испугаться толком не успела, а уже любопытно! Спрашиваю. Хотя прекрасно знаю, что не скажут. Взрослые не берут малышей в свои игры. Обидно.
– Иди домой, Жека. – хмыкнули девочки. Они в ряд выстроились у лестницы, ведущей на чердак, заслоняя её своими спинами; оттуда доносились странные металлические звуки. – Ну, иди же!
Я переступила с ноги на ногу, помахивая портфелем и невинно хлопая глазами. Конечно, лучше уйти, а то могут и по шее дать. Но происходит явно что-то интересно! Я даже вытянулась на носках, но все равно ничего не увидела.
– А там что?
– Жека! – прикрикнула на меня Кеха.
– Ой, да расступитесь вы! – вдруг из-за их спин раздался голос Лёньки. – Мне ж не видно ни черта!
Девочки вздохнули, но всё-таки отошли, и я увидела, что Лёнька пилит амбарный замок на двери чердака!
– Ой, вы чего? – пискнула я. Испугалась. Тут уж не только старшеклассники могут по шее дать – ещё и родители.
– У нас тут клуб будет, – доверительно сказал Лёнька. – Новый замок врежем, ключ дадим тете Клаве, обустроим. А что? Мы – не люди что ли? Будет у нас свой клуб.
Я совсем притихла.
– А вас пустят?
– Пустят! Мы же местные.
– Лёнь… – я снова переступила с ноги на ногу. – А вы теперь с ними, да?
Лёнька выпрямился и гордо стукнул себя в грудь.
– Мы теперь неформалы!
– Здорово! – выдохнула я. Вдохнула, набралась храбрости. – А я тоже на чердак хочу!
– Мала ещё, – отрезал Лёнька и снова занялся замком. Ирка и Кеха его тут же загородили своими спинами.
Ну, почему маленьких никогда никуда не пускают? Эх!.. А если подмазаться?
– А у меня бутерброды есть, – выпалила я, ухватившись за первую спасительную мысль, которая пришла мне в голову.