Мечтатели Бродвея. Том 2. Танец с Фредом Астером

– К тому же он имеет право. Он ведь мужского пола.

Это был тонкий намек на правило, которое установила миссис Мерл, когда Джослин поселился в пансионе. Никаких женщин в студии. Ни под каким видом. За исключением его матери.

Хозяйка нахмурилась, осознав, что в силу этого закона ей самой не полагалось здесь находиться.

– До вечера, – простилась она.

Он запер дверь и, тяжело дыша, повернулся к окну. Носочков больше не было видно! В три прыжка он взлетел по ступенькам, распахнул дверь на улицу. И чуть не сбил с ног Дидо.

– Она ушла? – дрожащим голосом проговорила девушка, превозмогая испуг и давясь от смеха.

Он крепко схватил ее за плечи, и они поцеловались так, будто не целовались еще никогда в жизни. Хотя вот уже месяц только это и делали.

Задернув занавеску, они упали на кровать, не переставая тискаться, переплетаться телами, обшаривать друг друга ладонями и тому подобное.

– Поцелуй меня! – прошептала она, переводя дыхание.

– Потом я тебя, – отозвался он, отшвырнув подальше галстук.

Из тактичности или просто пользуясь случаем, № 5 отвернулся и как ни в чём не бывало принялся за торт и молоко.

Ни Джо, ни Дидо не обратили на это внимания. На ней снова был шелковистый свитерок, буквально сводивший его с ума… и он как раз дошел до самого долгожданного, самого сладостного момента, когда его пальцы ныряли под него и подбирались к ее груди.

Куда меньше ему нравилось, когда Дидо внезапно и решительно его отталкивала. Что рано или поздно происходило всегда.

Произошло и сейчас.

– Тебе не нравится, – в очередной раз пожаловался он.

– Нравится, – заверила она, сидя на краю кровати и, как всегда, приводя в порядок пуловер и конский хвостик. – Но папа, наверно, уже беспокоится, где это я пропадаю.

Джослин вздохнул. Трудно всё-таки с девушками. Он взял укулеле и снова запел:

– Si les mystères de la vie vous mènent à zero, n’y pensez pas, n’y pensez pas trop! Si vous avez soif la nuit et qu’il n’y ait pas d’eau-ho…

– Нипон сепа нипон сепа нипон сепа т’во! – старательно подхватила Дидо.

– Pourquoi les vaches ont des puces, et les puces pas de veaux-ho? Pourquoi dit-on mon «beau-frère» à un type pas vraiment beau?

– Нипон сепа нипон сепа нипон сепа т’во!

– Et pourquoi le ver solitaire quand il y a tant d’anneau? Bah, c’est dégoutant. N’y pensez pas bah bah…^[17]

Они снова упали навзничь, весело хохоча и забыв обо всём на свете, совершенно счастливые.

– Какие романтичные твои французские песни. Просто мурашки по коже. Эта про что?

– Да так… про банджо, воду, ночь, сказочных животных…

Они поцеловались (это был уже почти рефлекс после двух фраз).

– Папа дежурит сегодня вечером в «Пенсильвании». Будет показывать «Иоланту и вора». Мюзикл с Фредом Астером. Пойдем?

Ах, как бы ему хотелось! Самыми чудными, самыми сладкими часами его жизни были эти киносеансы, на которых ни он, ни Дидо фильма практически не видели.

– Не-воз-можно, ты же знаешь. Сегодня надо отбыть два наказания.

Он немного преувеличивал. На партиях в покер у Артемисии собирались прелюбопытные особы, а побренчать на пианино пару сонат для гостей Селесты Мерл было хорошей разминкой для пальцев. Но всё же жаль упустить случай побыть с Дидо.

– Я пойду, – сказала она, вставая.

И встала. Бросив укулеле на одеяло и сердито пофыркав в потолок, он нехотя последовал ее примеру.

Они снова обнялись на первой ступеньке и поднялись, тесно сплетенные, к двери, где еще добрых четверть часа простояли, привалившись к косяку.

– Bonsoir jolie madame, – промурлыкал он, зарывшись лицом в конский хвостик, – je suis venu vous dire bonsoir… Revenez vite, c’est le printemps…^[18]

– Мурашки, – выдохнула она едва слышно. – Здесь. В сердце. Когда ты поешь по-французски… Хоть ты и испортил мне прическу.

Последний бесконечно долгий поцелуй, последний бесконечно долгий вздох, и она скрепя сердце решилась наконец уйти, а он – отпустить ее.

Он вернулся бегом, чтобы скорее открыть занавеску. Ради удовольствия увидеть, как пройдут мимо окна по улице ее ноги. До этого он прислушивался, карауля их приход…

Белые носочки появились очень скоро. Неожиданно остановились у полукруглого стекла. Раз-два-три… Они отбили на тротуаре степ, коротко, звонко, весело. И, простившись так, удалились вприпрыжку к соседнему дому. Джослин улыбнулся.

Пора было пойти принять душ.

2. I’ll be hard to handle^[19]

Манхэттен взглянула на часы и бросила пьесу «Только не Мортимер» на кровать:

– Гораздо лучше, чем неделю назад. Тельма тебе наконец удалась.

– Угу. Но, мне кажется, я могла бы еще…

– Ты сногсшибательна. Поверь мне.

Пейдж со скептической миной молча крутила кончик косы.

– Не заморачивайся, лучше отдохни. Забудь про сцену. Забудь про завтра. А мне, – добавила Манхэттен, снова посмотрев на часы, – пора бежать.

Пейдж продолжала озабоченно теребить косу.

– Наверняка я могла бы сыграть лучше.

– Ложись баиньки. Тогда сыграешь.

– Мне бы еще уснуть. А где ты сегодня танцуешь?

– Где всегда, – соврала Манхэттен.

На прощание она ущипнула встревоженно вздернутый подбородок подруги.

– Ставлю ужин с Кэри Грантом, завтра все от тебя обалдеют.

Десять минут – умыться, причесаться, надеть туфли, пальто и шляпку. Манхэттен была девушкой разумной и организованной, ей хватило восьми. Уходя, она задержалась в вестибюле и постояла с минуту, не сводя глаз с телефона на стене.

Сняла трубку, набрала три цифры… Подумала и положила на место. С тем и ушла из «Джибуле» в сгущающиеся сумерки и еще более густой туман.

А Пейдж наверху продолжала кружить по комнате и репетировать сцену, забыв добрый совет Манхэттен.

Ее бил мандраж. Ведь предстояло не просто прослушивание, но отборочный тур, пройдя который ей светило стать – может быть – студенткой Актерской студии. О ней мечтали многие, места были нарасхват.

Никто не знал о тайном плане Пейдж. Даже Манхэттен думала, что ее ждет просто очередной кастинг. Пейдж молчала отчасти из суеверия, отчасти из гордости. Если ее не примут, лучше пережить свой провал в одиночку.

– Я тебя не понимаю, Мортимер! – выкрикнула она, обращаясь к наклонному зеркалу. – …Ты выпытываешь у меня правду с коварной надеждой, что я виновата во всём… Ох, пошел ты к черту, кретин Мортимер! – не выдержала она, рухнув всем весом на подушки. – И ты тоже, дура Тельма!

В дверь застучали.

– Какого такого кретина Мортимера вы у себя прячете? – раздался сердитый голос из коридора. – Здесь приличный дом или что?

Пейдж открыла, просияв улыбкой.

– Меня мучит кошмар, Истер Уитти. Возможно, из-за пирога с почками на обед? – подколола она с самым простодушным видом.

– Тогда могу вас обрадовать! – злорадно парировала Истер Уитти. – Сегодня вечером я опробую новый рецепт омлета с требухой на свином жиру.

– О небо… Сжальтесь.

– Ай-ай-ай. Вы и вправду неважно выглядите, – встревожилась горничная. – Постойте-ка, цыпа моя, у меня есть самое лучшее лекарство.

Она ушла, порылась в одном из шкафов в коридоре и быстро вернулась со стаканчиком, наполненным бесцветной жидкостью.

– Медицина не изобрела ничего лучше после кровопускания. Ну-ка залпом.

Пейдж послушно выпила… закашлялась, задохнулась и чуть не упала.

– Высший сорт, отфильтровано через носки Панчо Вильи^[20], – зашлась от восторга Истер Уитти. – Или Троцкого, запамятовала.

– Вы не переоцениваете достоинства текилы, Истер Уитти? – спросила Пейдж, отдышавшись и придя в себя.

– Люди скорее склонны переоценивать достоинства воды, цыпленочек. Только после этого лучше не дышите на вашу юбку или на стодолларовый чек, чего доброго, загорятся.

Она повернулась на сто восемьдесят градусов, потом еще на сто восемьдесят, оказавшись вновь в той же позиции.

– А что, этот Мортимер из вашего кошмара… Он женат?

Пейдж хихикнула. Она обожала Истер Уитти за ее самые неожиданные наития.

– Кажется, нет. А что?

– Да чтобы не осчастливить мерзавца по неведению.

Обе захохотали.

– А теперь, утеночек мой, не поесть ли вам немного?

– Мой желудок никогда не пустует, Истер Уитти. Спасибо.

Закрыв дверь, Пейдж слышала ее смех даже с первого этажа. Ничего, зато Истер Уитти открыла ей новые перспективы. Начинающая актриса встала перед зеркалом и сосредоточилась.

– Ты женат, Мортимер? – простонала она. – That is the question^[21]. Автор об этом умалчивает. О боже! Если ты женат, нельзя сыграть Тельму, как я собиралась…

* * *

Фоном играла виктрола, а Артемисия всё еще выбирала между платьем «чарльстон», отделанным зелеными жемчужинами, чесучевым и черным с кружевами… когда в дверь постучали. Мэй Уэст запрыгнул на этажерку и застыл на полке в позе впередсмотрящего. Дверь открылась.

Еще не обернувшись и не услышав ни слова, Артемисия уловила замешательство сестры.

– Митци, – начала миссис Мерл, тихо кашлянув, – как твое здоровье?

– Понятия не имею. Целую вечность не показывалась врачу.

Она наконец удостоила младшую сестру взглядом и едва не поморщилась.

С тех пор как Селеста овдовела, она носила поочередно три платья, которые трудно было отличить друг от друга: из темного бархата, с вертикальным рядом маленьких тусклых пуговок до высокого ворота.

Они выглядят на ней татуировкой, с грустью подумала старшая сестра и вернулась к своим блестящим нарядам, развешанным перед ней на плечиках из красного дерева. Она так и не определилась с выбором.

– Митци… У тебя есть минутка?

– Мужчине, если он молод, красив, забавен, богат и умен, я подарила бы целый вечер. Просто мужчине в лучшем случае час. Ты всего лишь моя сестра, так что на минутку можешь рассчитывать.

Миссис Мерл обиженно поджала губы.

– В твоем возрасте ты еще мечтаешь о молодом, красивом, забавном, богатом и умном муже?

Артемисия обожгла ее косым взглядом зеленых глаз.

– Чтобы получить всё это, пришлось бы выйти замуж пять раз. Заметь, я говорила о мужчине, не о муже.

Она приподняла за плечики платье с жемчужинами.

– Замужество – единственное, чего я в жизни не испробовала.

Ее пальцы пробежались по жемчужинам. Если бы только один человек попросил ее руки. Но он этого не сделал.

Бюст Селесты выдавал легкую одышку, знак – догадалась старшая, – что она собиралась просить об одолжении.

– Я должна обсудить с тобой одну вещь, которую давно держу в голове, но хотела сначала всё обдумать, взвесить, подождать, пока мистер Макконахи подтвердит мне все преимущества и пользу…

Фраза оказалась слишком длинной. Сестра уже посмеивалась.

– Твой дружок Макконахи не молод, не богат, не красив и не умен. Забавен ли… Да, он может рассмешить. Но, к счастью, сам этого не знает.

– Он мне не дружок! – ощетинилась задетая за живое миссис Мерл. – Что ты выдумываешь? Макконахи женат.

– Ты можешь назвать мне более веский резон? Ладно, ты ведь тоже не забавна. Даже в покер никогда не играешь. Кстати, напомни о времени Истер Уитти и юному Джо.

– Они поднимутся после ужина. Ты меня сбила. Я подумала… я думала…

– Нелегко это, должно быть, тебе далось! – безжалостно перебила ее Артемисия.

Она хихикнула, всё еще удивляясь после стольких лет, как легко ей осадить младшую сестру.

– Ладно, – смягчилась она. – Заткни глотку Бингу Кросби, я хочу сказать, выключи граммофон и выкладывай.

Миссис Мерл повиновалась, по крайней мере в том, что касалось граммофона. Потрогала одной рукой рыжую пену своего шиньона, другой принялась перебирать пуговки у ворота, как будто лущила стручок фасоли.

– Как ты смотришь на то, чтобы поставить у нас телевизор? Это всё равно что радио, обычное радио, только с картинками, и…

– Я знаю, что такое телевизор.

– У всех соседей – почти у всех – уже есть.

На этот раз смешалась Артемисия.

– Ради бога, – взмолилась Селеста. – Не смотри на меня так, будто у меня три головы.

– Одной вполне достаточно. Господи… У всех соседей есть телевизор? Предлагаю самый простой выход: давай переедем.

Младшая сестра молча прошла через комнату к окну и приподняла край занавески. Туман стучал в стекло длинными бескровными пальцами. Она продолжала, не поворачиваясь:

– Можно поставить его в гостиной. Ты живешь затворницей в этих комнатах, не увидишь его и не услышишь. Я прослежу, чтобы он тебе не мешал. Ты и не узнаешь, что он у нас есть.

– Знаешь что? Ты еще способна меня удивить. Это надо запомнить. Селеста… ты серьезно? Тебе хочется, в самом деле хочется иметь такую вещь?

Младшая даже стала выше ростом, будто кто-то тянул ее сверху за шиньон.

– Да, Артемисия. Я в самом деле хочу эту вещь, которая расширяет горизонты, позволяет увидеть моря, джунгли, спуститься в каньон Колорадо, – отчеканила она, словно читала тщательно отрепетированный текст классической трагедии. – Которая даст мне возможность побывать в таких местах, где я никогда не была и уже не буду…

– …Которая показывает фильмы, где женщины целуются с мужчинами по-французски, в ночных рубашонках и чулках в сеточку.

– Ох, Митци, – вздохнула Селеста, вновь обретя обычный рост и голос. – Я целиком оплачу его сама. Даже если на это уйдут месяцы.

– Ты знаешь, сколько это будет в днях? Да эта штука сломается, прежде чем ты выплатишь кредит.

– В витрине висит плакат с предложением специалиста для бесплатной демонстрации. На дому.

Артемисия устало опустила веки. Она напомнила Селесте игуану из книжки с картинками, которая была у них в детстве. Старшая же тем временем недоумевала, зачем сестренке понадобилось ее разрешение.

– Ты совершеннолетняя, не так ли? Делай глупости, не спрашивая меня. Покупай на здоровье свою игрушку. Надеюсь хотя бы, что он окажется красивым мужчиной. Я имею в виду специалиста по ремонту на дому!

Миссис Мерл поправила две-три пуговки, покосившиеся под ее лихорадочными пальцами, и направилась к двери, изо всех сил стараясь не пуститься бегом и не расплыться в улыбке.

– Я зайду в магазин на той неделе. Это на Лексингтон-авеню.

Артемисия отмахнулась с горькой жалостью.

– Ты как маленькая, ей-богу. Сердце за тебя болит.

– А у меня печень от твоих нападок.

Уже закрывая дверь, миссис Мерл бросила через плечо:

– Ставлю ужин с Кэри Грантом, ты тоже будешь его смотреть!

– На Лексингтон-авеню есть и магазины готового платья! – крикнула Артемисия ей вслед. – Купи себе что-нибудь, чего собаке не захочется закопать.

На лестничной площадке, вздохнув легко и освобожденно, миссис Мерл похлопала себя по щекам и обнаружила, что они чуть-чуть горят.

Ну вот. Победа, кажется, одержана, хоть Дракон и не преминул выплюнуть язычок пламени… Ничего, младшей сестренке не привыкать.

Этажом ниже то и дело хлопала дверь. Девушки расположились в своем штабе – наводили красоту в ванной. Интересно, сколько их там?

* * *

Трое. Их было только трое. Шик и Эчика примеряли наряды, украшения, пробовали макияж. Урсула просто случайно проходила мимо по коридору.

– На выход?

– Только через неделю. Сегодня испытательный полет. Тестируем прически и помаду.

– Просочиться в театр планируете?

– Нет, лучше: blind date^[22]!

– Blind date только у меня, – поправила Эчика. – Шик-то знает своего Эрни.

Урсула порылась в памяти.

– Эрни… Эрни… А, тот, кого ты называешь… э-э… Кнопка?

– Пробка, дурища. Эрни из Кентукки. Наследник пробкового короля! – пропела Шик, прильнув к зеркалу. – Который отдавил мне все ноги на танцполе в «Эль Морокко». Будем надеяться, что с того раза он взял пару уроков.

Она пробежалась невесомым мизинцем по нижней губе, выравнивая тон.

– Он пригласил какую-то шишку из нью-йоркского издательства. У них дела. Тот тип один, и Эрни попросил меня найти для него девушку, образованную, красивую и непременно шикарную. «Извини, но я уже занята», – ответила я Пробке. Пробка обожает мой юмор. Я могу его рассмешить как никто. А когда он смеется, его волосы танцуют степ.

– Результат: мне досталась неведомая шишка, тайна, покрытая мраком, – подхватила Эчика, повернувшись спиной к Урсуле, чтобы та зашнуровала ей пояс. – Надеюсь, что он танцует лучше, чем Пробка. А то у меня ножки Принцессы на горошине.

– Если тайна, покрытая мраком, красивее и лучше танцует, оставь его себе, Шик. А Пробку отдай Эчике. Что у тебя с голосом?

– Я сменила зубную пасту.

– Не нужен мне Пробка, хоть обмажьте его кремом шантильи, – фыркнула Эчика. – О черт, эти волосы! Кто бы оплатил мне перманент «У Анри-Жана»?

– Не волнуйся. Незнакомец не будет смотреть на твои волосы.

– Пробка стоит полмиллиона долларов, – мечтательно произнесла Шик. – Ну, то есть его отец. Хорошие деньги – это те деньги, о которых не помнишь, так всегда говорила моя мама. А денег надо много, много, очень много, чтобы забыть об их существовании.

– Продаваться, что ли? – процедила сквозь зубы Урсула, вытаскивая из кармана свитера фляжку.

– Не знаю, о чём ты, но звучит неаппетитно. А ты знаешь, Урсула, что в этом почтенном пансионе до сих пор действует сухой закон?

– Это только для чистки зубов. Потрясающе отбеливает эмаль.

– Деньги, миллионы, состояние… – вздохнула Эчика. – Я-то думала, что эти слова встречаются только в кроссвордах по вертикали и по горизонтали.

– Но все эти богачи, убежденные, что могут купить всё на свете…

– …совершенно правы, Урсула!

Шик отвинтила крышку хрустального флакона размером не больше половины ее мизинца.

– Понюхай-ка. Это называется духи. Двенадцать долларов за вдох. Подарок Эрни. Всего лишь за то, что он обожает меня в красном платье.

– Наша девушка любит яркие цвета, – весело подхватила Эчика. – Ручаюсь, когда Шик выйдет замуж за президента Соединенных Штатов, она первым делом перекрасит Белый дом.

– Кто здесь говорит о замужестве? – ощетинилась Урсула. – Меня увольте.

– В этом, по крайней мере, мы согласны, – заметила Шик. – Замуж? Когда толпы мужчин рвут на себе волосы, надеясь на мой звонок?

Урсула хихикнула.

– Чего же ты ждешь? Перезвони им.

– А ты стала бы перезванивать лысым? Нет уж, мне – Рокфеллера! А себе оставь интеллектуалов, подписчиков газетенок, которые никто не читает… кроме ФБР.

Урсула лишь улыбнулась в ответ какой-то очень личной, мало кому понятной улыбкой, адресованной только себе самой. Улыбнулась и похлопала по карману свитера, в котором лежала фляжка.

– Пойду продолжу отбеливать зубы в обществе хорошей книги, – заключила она и направилась в свою комнату.

* * *

В дверь позвонили. Черити поспешно поставила на стол тарелку с рубленой телятиной, сполоснула пальцы, к которым прилипли кусочки мяса, пригладила торчащий клок волос и кинулась в прихожую. Бросив взгляд в зеркало у вешалки и глубоко вдохнув, она открыла.

– А, это вы.

На пороге стоял рассыльный из «Федерал Раш» с коробкой цветов под мышкой.

– Принимаю это за комплимент, – проворковал он, окинув ее зазывным взглядом и одарив приветливой улыбкой.

– Обычно приходит Билл. Вы новенький?

– Выхожу на замену с Рождества. Меня не гонят, из чего делаю вывод, что ценят. А вы?

– Я?

– Вы меня оценили?

Черити попыталась осадить его надменно поднятой бровью на манер Джоан Кроуфорд в «Милдред Пирс» вкупе с колкостью Бетт Дэвис в «Иезавели».

– Да вы нахал! – фыркнула она.

– Хо-хо-хо. Мисс Айсберг, не иначе? Отлично. Мое любимое занятие – колоть лед.

– Растопить его вам не удастся. Извините, у меня нет сдачи.

– Оставьте себе, – сказал очарованный молодой человек. – Купите штат Массачусетс.

Она хотела взять коробку с цветами. Рассыльный быстро спрятал ее за спину.

– У меня безупречная наследственность, – сказал он. – Мама наполовину шотландка, папа стопроцентный полицейский с 87-й улицы.

– А у меня есть голова на плечах.

– Прислоните ее к моей. Вот увидите, это не больно и даже приятно.

Она оскорбленно повела плечами (движение, почерпнутое у Оливии де Хэвиленд в любом фильме с Эрролом Флинном).

– Это приглашение потанцевать, – самоуверенно добавил, увы, отнюдь не Эррол Флинн, зато записной дамский угодник. – Ужин подразумевается. Я не скряга, боже упаси. Что вы делаете сегодня вечером?

– Не знаю, что я буду делать, но уж точно не с вами.

У него было круглое, до смешного юное лицо и буйная шевелюра, торчавшая щеткой из-под пилотки рассыльного.

Еще вчера могло быть иначе. Вчера Черити, пожалуй, приняла бы приглашение. Но вчера было вчера, а сегодня всё изменилось. Был утренний звонок в дверь. И красавец с ножами.

Она высоко вздернула подбородок, словно заглядывала через невидимую стену, надежно отделявшую ее от молоденького рассыльного.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А по мне, не такая уж плохая. Ну же, скажите «да».

Он всё еще держал букет за спиной и приплясывал, уворачиваясь от нее.

– С какой стати?

– С такой, что мне нравится, как вы дышите, как грызете стебли сельдерея, как…

– Позвольте! Когда это вы видели, как я грызу стебли сельдерея?

– Я часто вижу сны.

– Вам снится сельдерей?

– Мне снитесь вы.

– Ну вы скажете! Мы с вами даже никогда не говорили до сегодняшнего дня.

– Во сне я не раз говорил с вами задолго до сегодняшнего дня. Так, значит, да?

– Так, значит, нет! – отрезала девушка, наконец выхватив у него цветы. – Не в моих привычках встречаться с малознакомыми людьми.

– Вот именно! – крикнул он, когда она уже скрылась за дверью. – Как раз для этого люди вместе ужинают и танцуют. Чтобы познакомиться!

Слоан Кросетти – так его звали – улыбался двери, которую Черити захлопнула перед его носом. Улыбался он довольно долго.

– Ты об этом еще не знаешь, – тихо сказал он, – но я на тебе женюсь.

* * *

Черити принесла коробку наверх, где царила привычная суета в ванной и вокруг нее, и отколола карточку.

– Это вам, мисс Фелисити.

– Пф-ф, букет для бабуси. Пробка как он есть. Сплавлю его миссис Мерл или Дракону.

– Ты этим обидишь и своего воздыхателя, и наших уважаемых хозяек, – укорила ее Эчика.

– Но камелии! Не правда ли, это чудовищно мелодраматично для вечера вторника?

– Простите, мисс Фелисити, – робко вмешалась Черити, – вы случайно не сохранили каталог «Сирс» прошлого сезона? Помните, с красивым голубым платьем на обложке, вы даже подумывали его купить?

На шум из своей комнаты вышла Пейдж, чтобы тоже поучаствовать в разговоре.

– Какой странный у тебя голос, Шик. Злоупотребила нецензурными словами?

– Только произнесла твое имя. Я никогда…

– Простите, мисс Фелисити. Насчет каталога «Сирс»…

– Он где-то валяется, я поищу, Черити. Я никогда не держала в руках банкноту в тысячу долларов. Пробка восполнит этот пробел. Полмиллиона… Ну, то есть его отец, конечно.

– Когда ты рассказываешь про свои вечера с этим парнем, чем-то заслужившим столь изысканную кличку, хочется спросить, как ты сможешь провести еще хоть один в его обществе! – не без ехидства заметила Пейдж.

Под ровной челкой Шик что-то дрогнуло. Решительно, сегодня не ее день. Урсула уже прочла ей нотацию, теперь вот Пейдж. Какая муха их всех укусила?

– Я девушка серьезная, – сухо ответила она. – Амбициозная и целеустремленная.

– Так вы уж поищите каталог, мисс Фелисити, – тихо напомнила ей Черити и ретировалась.

Шик рассматривала свой маникюр, толком его не видя. Себе-то хоть не ври. Прекрати думать о… Дура набитая. Он тебе так и не перезвонил. И… вообще, у него ни гроша. Простой осветитель на Си-би-эс.

– О… Мистер Джо! – раздался на лестнице голос Черити.

Шик вздернула подбородок.

– Джо! Подойди сюда, пожалуйста.

Джослин не заставил себя долго просить. Он пришел за мылом, забытым после утреннего душа. По крайней мере, такое алиби сгодится на случай, если миссис Мерл…

– У тебя найдется минутка? – пропела Шик не в меру сладко. – Нам нужен мужской взгляд.

Две кокетки покружились, взметнув складки платьев вокруг бедер.

– Как мы выглядим? Молчи, Пейдж.

– Так, будто нарушили уже восемь заповедей, – вставила Пейдж. – И смело идете на штурм двух оставшихся.

Джослин задумался, потирая пальцем уголок рта.

– Выглядите… как все девушки в вечерних платьях, – сказал он наконец.

– Как это понимать?

– Как мы выглядим, Джо? Молчи, Пейдж.

– С надеждой и обещанием.

– У кого-нибудь найдется килограмм аспирина? – простонала Пейдж. – У меня чудовищная мигрень.

Она ушла в свою комнату и заперлась наедине с Мортимером.

Джослин с усилием отвел глаза от ноги Эчики, которую та вытянула, положив на табурет, чтобы хорошенько разгладить чулок.

– Вы куда-то идете?

– Не сегодня. Через несколько дней.

– О! Так боитесь опоздать?

– Вот именно, – хихикнула Эчика. – Собираемся спать одетыми и накрашенными до следующей недели.

– Что же такое важное будет на следующей неделе? – полюбопытствовал Джослин.

– Blind date! – выпалили девушки хором.

– Наполовину blind, – уточнила Шик. – Я-то знаю Проб… моего кавалера.

Тут Джослину Бруйяру, неполных семнадцати лет, французу, from Paree^[23], пришлось разъяснять всё про этот диковинный американский обычай: у него в голове не укладывалось, что можно назначить свидание и пригласить на ужин девушку, которую никогда не видел.

– То есть ты не знаешь, как выглядит твой кавалер, Эчика? – ошеломленно спросил он.

– Понятия не имею. Он, заметь, тоже. Не волнуйся, мы сразу друг другу представимся. Это полезно, чтобы завязать разговор.

– А представь, что это окажется… ну, не знаю… Борис Карлофф из фильма про Франкенштейна?

– Очень просто: мы больше не увидимся. Зато я бесплатно поужинаю. А может быть, даже получу подарочек на память.

– По идее, это против ее принципов, – подколола Шик, – но принципов у этой девушки нет.

– Борис Карлофф – утонченный английский джентльмен, – не осталась в долгу Эчика.

Джослин смотрел на них восхищенно и немного растерянно. Ох уж эта Америка, сплошные парадоксы! С одной стороны, здесь запрещается поцелуй в кино продолжительностью больше десяти секунд, с другой, девушка может принять приглашение на ужин и даже подарки от совершенно незнакомого мужчины без ущерба для своей респектабельности.

– Франция поражена целомудренно-распутными нравами Америки, кто бы мог подумать?

Джослин вспомнил про мыло и забрал его.

– А где все остальные?

– Пейдж зубрит Шекспира, а может, Граучо. Урсула отбеливает зубы пивом. Хэдли скоро приведет Огдена от новой няни и убежит на работу. А где Манхэттен… тайна.