Сделаю тебя любимой

Глава 8.

Я внимательно наблюдаю за малышом, целиком забираясь под воду.

Она не просто теплая, она почти обжигает, как и взгляд, которым мой похититель скользит по телу от самых босых ног, до живота и груди. Отворачиваюсь, не хочу чтобы он смотрел на разъехавшуюся талию, пусть лучше любуется той частью тела на которой я упорно работала в тренажёрном зале. Когда было плохо, когда было больно, когда было обидно за игнор Сережи, я просто брала кроссовки, натягивала лучший комбинезон и шла в зал качать железо.

Я знаю, что на меня и там смотрели, но я была в своем лучшем облике и взгляды мужчин скорее принимала как помеху. Их было слишком много. И никто не мог понять, что творится у меня на душе, чего я на самом деле хочу и желаю.

Да и этому бугаю по сути все равно, он просто давно не видел сиськи. Но его внимание словно в вакууме, единственное в этой темной лесной зоне. Может даже показаться что мы с ним единственные на этой земле люди. Мужчина. Женщина. А дальше чисто инстинкты, потому что опасность все ближе, а его огромные руки уже на моем теле.

– Я даже помыться не могу? – спихиваю его руки с себя, а он усмехается. Протягивает мне мыло.

– Это то самое, которое ты ронял в тюрьме?

Булат усмехается в бороду.

– Сейчас главное тебе самой его не уронить. А мыло тут давно. Оно неплохое, хотя, наверное, далеко до тех штук, которыми ты мажешь волосы каждый день.

– Главное не чем, а как, – забираю мыло и намочив волосы, намыливаю их. Пахнет приятно. Что – то лимонное. От близости банщика не по себе. Кажется, что он вот-вот нападет на меня. Он и дышит часто, прерывисто, вцепившись в край деревянной душевой.

– Долго еще? – басит он рядом с ухом, пока я смываю мыло с волос. Тщательно, не торопясь. – Васяя…

– Откуда я знаю, когда будет еще возможность так помыться, – пожимаю плечами, стараясь отодвинуть неизбежное. Как вдруг он взмахивает рукой и вырубает воду, оставляя меня мерзнуть с каплями воды на теле. Резкий толчок и я оказываюсь прижатой грудью к стене. Я могу смотреть на ребенка, но двинуться на могу.

– Мне холодно….

– Потерпишь. Надо посмотреть, как ты заживаешь.

– Шутишь? Ты гинеколог что ли, – вскрикиваю, когда он пинком раздвигает мои ноги, касается ладонью промежности. Не давит, просто прижимается всей ладонью. – Булат, мне нельзя…

Возбуждения нет и в помине, ничего нигде не пульсирует, но сложно не признаться самой себе, он умеет удивлять. Каждый раз он делает что – то такое, от чего дыхание спирает. Либо от возмущения, либо от восторга. А может я просто уже получила чертов синдром стокгольмских дурочек и готова продаться за элементарный комфорт?

– Я просто проверю. Родила ты нормально. Без разрывов.

– Булат, пожалуйста…

– В туалет начала ходить?

– Ну и что. Это не значит, что я готова трахаться. Я читала, срок сорок два дня.

– Это если с разрывами, – он давит средним пальцем, удерживая мою шею в одном положении, не давая двинуться и лишний раз вздохнуть. Я знаю, что если Юрка проснется, он меня отпустит, но тот как назло спит как ангелок. И маму ему не жалко.

Средний палец нажимает на мягкие складки, чуть раздвигая их, протискиваясь внутрь… Я стискиваю зубы, терпя дискомфорт, между ног, но всем своим существом осознавая, что ничего плохого это животное мне не сделает.

– Так ты гинеколог?

– Военный врач, – шепчет он где – то у уха, упираясь лбом в мое плечо. Я чувствую его дубину спиной, она влажная и горячая, опасная, словно факел светящийся перед лицом. – Скоро заживет.

Он вытаскивает палец, давая мне вздохнуть спокойно, но тут же накрывает ягодицы, протискиваясь между ними ребром ладони.

– Булат, нет!

– Я просто проверю, нет ли разрывов там.

Я часто дышу, пока он протискивает средний палец в заднее отверстие. Сжимаю губы, реально боюсь, что он не сдержится, просто ворвется туда, куда проще.

– Тут все отлично, – хмыкает он, толкая палец все дальше. От боли вскрикиваю, задницей отталкиваю его. Он упирается спиной в противоположную стенку душевой, а я резко разворачиваюсь. – Да не волнуйся так, я сначала как следует вылижу твои дырочки. Мне так-то тоже больно будет.

– Меня это успокоить должно? Давай я руками. Завтра. Сейчас спать охота.

Он врубает душ снова, поливая нас обоих теплой водой, но которая все равно не спасает от ночного сквозняка.

– Будешь спать хоть до обеда, но сейчас хочу минет. У меня от тебя яйца лопаются.

– Ты просто извращенец если тебе нравится мое тело сейчас…

– Если думать так тебе удобнее, – хватает он меня за шею, тенят вниз. – Давай, Вась, я и так два дня терплю.

– Несчастный… – фыркаю, но ноги под давлением подгибаются. Я поднимаю руки, чтобы совершить вчерашний маневр, но Булат головой качает.

– Без рук, лиса. Рот твой хочу. Быстрее начнешь, быстрее закончишь.

Я последний раз, с мольбой смотрю на похитителя, но сейчас в его взгляде нет нежности. Освещаемое костром, его лицо кажется хищным, безжалостным, а рука, давящая на затылок стальной…

Еще пара попыток увернуться, бесполезных потому что сминает мне губы большим пальцем, вынуждает раскрыть рот, толкая большую головку прямо туда. Я возмущенно мычу, чувствуя пульсацию плоти, что грубо скользит внутри.

Булат запрокидывает голову, сжимая челюсти, но не отпуская мой затылок и подбородок, удерживая в одном положении. Скотина. Жестокая скотина. Но это хотя бы не противно. Судя по запаху, мы мылись одним мылом.

– Язычком поработай, Василек, знаешь же как нужно.

Я вздыхаю острый запах его тела, душистого мыла и начинаю втягивать плоть в себя, сжимая плотным кольцом. Он прав, чем быстрее, тем лучше. Только он не дает мне двигать головой быстрее, все время тормозит процесс на самой грани, словно расстягивая удовольствие. Все время толкается сам, не давая мне руководить процессом и даже поднимать рук.

Пока в один момент, он вдруг не накрывает второй рукой голову, вынуждая не просто вобрать плоть в себя, а коснуться носом его паха. Я мычу от возмущения, толкаю его кулаками в бедра, но он не реагирует, почти лишая воздуха, пока мой рот не орашает обильное горячая спермы. Я захлебываюсь слюнями, водой из душа, слезами и спермой, пока он наконец не отпускает меня, удерживая и смотря в лицо.

– Ублюдок! – кричу хрипло. – Ты чуть не убил меня!

– Не ной, это просто минет, – усмехается подонок, вырубая воду и выйдя из душа. Просто минет. Это просто изнасилование рта! – Держи, завернись.

Хватаю тряпку, заворачиваюсь, хочу наступить, но понимаю, что кроссовки он забрал сушиться. Иду босиком по траве. Беру ребенка и не сказав больше ни слова, прохожу в дом. Ложусь там, где он меня поднял, заливаясь слезами.

– Ревешь что ли? – заходит он в комнату, оставляя керосиновую лампу на входе, освящая помещение оранжевым свечением. – Твой Сереже минет не ценил?

– Да пошел ты!

– А что я такого сказал?

– Я на курсы ходила, понял? Сюрприз ему сделать хотела, а ты его украл!

– А курсы на живых членах?

– Дурак что ли? На резиновых.

– О, прикольно. Видео есть?

– Да пошел ты!

– Чай будешь? У тебя горло хрипит.

– Действительно! А не знаешь почему? Может потому что кто – то запихнул мне туда свой огромный елдак?!

– Так чай принести?

– Принеси! – рявкаю, и он тут же скрывается за дверью. Я поднимаюсь, наклоняюсь к сумке и достаю расческу. Да, без бальзама прямо беда. Но расчесать можно.

Булат приносит чай, ставит на табуретку рядом с моей кроватью. Закрывает двери и уходит спать на свою печку.

– Где мои вещи.

– Если что, голой беги, больше жалости вызовешь.

– Придурок.

– Спасибо за минет. Надо отзыв на те курсы написать. Положительный.

Не выдерживаю, кидаю в печку расческу. Он хохочет, кидает мне ее обратно. Ловлю и продолжаю расчесываться. Хочу уже спать лечь, но в этот момент просыпается Юра. Мокрый и недовольный. Смотрю на свои запасы памперсов. Жалкие, надо сказать.

Встаю на ноги, прикрываясь простынею, словно есть хоть шанс на стыдливость. И почему я думала, что он не станет. Восхитилась мнимой заботой? Думала, мужик просто посмотрит? Дура.

Подмываю малыша, переодеваю его, ложусь и грудь подсовываю. Засыпать боюсь, так что еще держу долго глаза открытыми. Зато Булат храпит как медведь в берлоге. И пока у меня есть время, думаю о том, как все – таки сбежать от этого животного. Что – то я сомневаюсь, что он будет ждать сорок два дня. Что он вообще планирует меня жалеть.

***

Огромное спасибо, дорогие, что остались со мной в этой истории)

Ловите подарочки!

Жестокий муж vLL5t8md

Клеймо бандита ACIrZFFb

Секс – защитник 8S_K8hdW

Секс – майор -A9K610J

Сделаю тебя взрослой jwQaEWGS

***

Пишите еще какие романы хотите почитать, по возможности раздам промики)

Глава 9

На утро меня будит стук. Не плач, а именно стук. Я вскакиваю, испуганная, осматриваюсь вокруг себя.

– Юра! – ребенка нет. Он забрал его! – Юра!

Выбегаю на улицу, осматриваюсь и иду на стук. Один. Второй. Третий. Они отдаются ударами крови в висках. Страхом, что убивает этим самым стуком.

– Юра! – кричу, поднимая с деревьев стайку птиц.

– Что ты орешь? – в сознание проникает голос Булата, разъедает желанием сделать так же больно, как сейчас мне. Подбегаю, начиная молотить по стальной груди.

– Где он! Где мой ребенок! Ты украл его!

Он бросает топор и легко встряхивает меня, резко разворачивая к себе спиной.

– Отпусти! Чудовище!

– Взгляд, сфокусируй, дура! – рявкает это животное в ухо, а я не могу, слезы глаза застилают, но булькающий звук буквально застревает сознание. Дергаю головой, смотря туда, откуда он доносится и замечаю Юрку. Он лежит на куче опилок, накрытых курткой и пеленкой. Не спит, а просто смотрит вверх, пытаясь мотать ножками. Это выглядит так забавно и мило, что у меня вырывается вздох облегчения.

Господи, какой он красивый. А на солнце ясно вырисовывается рыжина его пушка на голове. Сынок Сережи. Он будет счастлив, когда его увидит. Когда я наконец выберусь отсюда.

– Зачем ты его трогал! Какое имел право!

– Хорош вопить, – поднимает он топор и кивает на меня, опаляя нечитаемым взглядом. – И прикрой пизду, если не хочешь, чтобы я вместо рубки дров я занялся чем – то более приятным.

Я вздрагиваю, медленно опускаю голову. Господи! Я же голая выскочила!

Убегаю в дом, но там моих вещей нет. Оглядываю каждый угол пыльного дома, выбегаю снова на улицу, теперь завернувшись в простыню.

– Где мои вещи!?

– За дом зайди, на веревке все.

Так и делаю, бросая на малыша взгляд. Что – то там шипит про себя, булькает.

Добегаю до веревки натянутой на балках домика. Срываю свои штаны, футболку и белье. Все надеваю прямо тут и мигом возвращаюсь к люльке, как раз к тому моменту, когда Юрка начинает плакать. Забираю его из люльки замечая, что он мокрый.

Каждый стук топора заставляет вздрагивать. Торопиться. Дома достаю подгузник, а потом обратно убираю. Тепло, можно пока просто в пеленку завернуть. Хотя у меня их немного.

– А у тебя есть еще такие тряпки, которую ты вчера мне дал? – спрашиваю, когда выхожу, уже покормив Юрку. Он у меня на плече, отрыгивает. Смотрю на этого бугая, на поросль волос на мощной грудной клетке, на стекающий по животу пот. Он пугает своими размерами, а без одежды выглядит настоящим зверем. Да еще и с топором. Наверное, будь я поумнее, не стала бы кричать и перечить ему.

– Полно, все в доме, в кладовой. И начинай убираться, не хочется пылью дышать.

Командир хренов. Если я и уберусь, то только ради ребенка, а не потому что он распространяет свои тестетороновые повадки.

– Мне нужна вода.

– Принесу, – говорит он, разбирая очередное бревно так, словно чертов дровосек, который всю жизнь этим занимался. Военный врач, дровосек, охотник, заключенный. Страшно подумать, сколько еще у него ипостасей.

Честно, я совершенно не знала, с чего начать. Осматривала дом, вспоминая все те паблики, которые рассказывали как создать уют в любом доме с помощью разного рода органайзеров. Только вот никто никогда там не упоминал, как навести порядок в лачуге три на пять. Вообще, если подумать, тут все довольно функционально. Вот печка, в которой может поместиться вполне себе такой хлеб, а вот тут кровать, которую можно занавесить, если примостить на этих петлях шторку. У окна стоит столик, и висят полочки. И тут-то я поднимаю голову. Содрогаюсь от количества паутины. Мне сразу хочется чем-то прикрыть Юрку, которому в открытый рот мог вполне свалиться паук. Так что начать нужно именно с них. Проведя ревизию кладовой. Я поняла, что люди здесь жившие были вполне себе запасливыми. Тут тебе и консервы, и сгущенка, и дрожжи. Это даже заставляет улыбнуться, пофантазировать на тему того, что завтра мой завтрак не будет состоять из батончика. А значит, и молоко для малыша будет весьма жирным и вкусным.

– Повезло тебе, Юр, что тут скажешь, – хмыкаю, взяв в руки метелку. Напевая песню Кипелова "Я свободен", я убирала по углам паутину и пыль, накрыв малыша при этом тонкой тканью, чтобы ему не досталось.

Замираю, когда мой припев подхватывает грубый бас, и тут же закрываю рот. Ладно, минет, но петь с ним так, словно я тут добровольно, я не собираюсь.

Он входит в дом с двумя ведрами воды, ставит их со стуком на пол и долго наблюдает за тем, как я, прыгая, пытаюсь добраться до самых дальних углов.

– Давай я закончу, – отбирает он метелку, а я пожимаю плечами. Всего лишь небольшая хитрость, чтобы передать эту работу ему.

С пылью справиться проще, но когда дело доходит до пола, я начинаю стонать и охать.

– Ты оргазмируешь, или тебе больно?

– Очень смешно. Поясница болит.

– Ладно, займись обедом, я сам пол домою.

Спрятав улыбку, я беру большую кастрюлю, малыша, ставлю кастрюлю на огонь, на котором тихонько греется чайник. Удобно он тут все обустроил. Можно просто поставить посуду на эту решетку и спокойно закидывать ингридиенты.

Интересно, буду я сильно мучаться, если отравлю его? С другой стороны, он, скорее всего, заставит меня съесть тарелку первой. Но это сегодня. А через неделю его бдительность угаснет, и он начнет мне доверять.

Суп, да. Иду за консервами с тушенкой, набираю в ковш гречки, в другой соли.

– А тут есть погреб, более холодное место? – выглядываю из кладовой, смотря на то, как лихо Булат моет пол. Даже застываю, рассматривая, как напрягаются ягодицы, пока он скользит тряпкой по полу. Наверное, во время секса они тоже бы так напрягались.

Охренеть. О чем я вообще думаю!?

– Булат?

– Шторы открой и под ногами посмотри. Или тебе нравится больше на мою задницу пялиться?

– Было бы на что пялиться. Вот мой Сережа – спортсмен. У него задница, что надо.

– Какой спорт?

– Он футболист, – не рассказывать же, что он бросал и вернулся только из-за девчонки, которая стала моей соперницей.

– И до сих пор в России живет? Значит, так себе футболист.

– Ты… Просто ничего в этом не понимаешь, – фыркаю я и смотрю под ноги. И правда, люк квадратный. Пытаюсь открыть, но он не поддается. Я и так его, и так.

– Иногда можно просто попросить помощи, – смотрит Булат за моими потугами. Отодвигает бедром вглубь кладовой и легко открывает дверцу. Спускается вниз по лестнице, погружаясь в темень. – Держи. Больше ничего не сохранилось. Даже мука в насекомых.

Он протягивает мне банки. Варенье. Соленье.

Поднимается сам, закрывает люк.

Хочу пройти мимо, но он такой огромный, что своей тушей загораживает весь проход.

– Там довольно прохладно, суп можно хранить, – поворачивается ко мне лицом, нависая сверху. Сюда еле попадает свет, а из-за его огромного тела и вовсе пропадает, оставляя нас в полной тени.

– Отлично, мне нужно суп сварить, – пытаюсь не трогать его в этом тесном пространстве, не вдыхать запах пота, который блестит на его теле. Старался, пол мыл. И главное, не смотреть в глаза, которыми, я знаю, он уже раздел меня и выебал пря

мо у этих полок, гремя банками и консервами.

Я почти слышу их стройный равномерный звон.

– Булат, у меня там Юрка один на улице…

– Ты меня вынудила пол помыть, теперь я должен вынудить тебя кое-что сделать.

– А, то есть, у нас бартер?

– Нет, просто не люблю, когда мною манипулируют, – отрывает он руку от полки над моей головой, находит в полутьме губы.

– Эй! У тебя руки грязные! – пихаю его руку, и она тут же находит мою шею, чуть сдавливая.

– Зато губы чистые, – приближается он к моему лицу, обдает горячим дыханием, вжимая меня в полки своим огромным телом, членом, что буквально давит на мягкий живот, трется об него.

– У меня грязные… Я же тебе минет вчера делала, а зубы так и не почистила.

– Люблю грязные рты, – усмехается этот черт и нападает. Вдавливается в губы, раскрывает их, толкаясь тяжелым языком. Почти не дышу, переживая и это насилие. Но это не больно, особенно, когда он ласкает, вынуждает участвовать в этом. В голове стучатся его слова, что никто не узнает. Главное, чтобы Сережа не узнал, что я вот так запросто целовалась с криминальным элементом, давала трогать себя, да еще и ощущала тепло из-за этого. От его рук. От его дыхания. Главное, чтобы он никогда не узнал, что насилие над моими губами от Булата ощущается в несколько раз острее тех быстрых рваных поцелуев, которые давал мне Сережа с барского плеча. Главное, чтобы никто не узнал, что это навязанное внимание заставляет меня ощущать себя желанной, живой, настоящей.

В этот момент до слуха доносится звук плача, и я силой отталкиваю Булата, который легко отходит в сторону, пропуская меня к ребенку.

На улице я стряхиваю странное наваждение, лепечу с Юркой, который снова оказывается мокрым. Меняю ему пеленку, заворачивая малыша так, чтобы ручки были свободными. Потом быстро кидаю в кастрюлю гречку и сажусь покормить малыша.

– Булат, открой банку тушенки, – кричу я. Помня, что можно и просто попросить.

–А ты быстро учишься, – появляется он с грязной водой. Моет руки в чистом ведре и достает охотничий нож. Наверное, именно им он отрезал пуповину. Именно им охотился на куропаток. – В следующий раз, кстати, куропаток отварим. Мясо жесткое.

– А мне нравится. Люблю зубами поработать, – клацаю ими, в надежде испугать бугая, потому что сегодня он точно полезет ко мне со своей крупной, выделяющейся из штанов проблемой.

– Не испугала, – хохочет Булат, открывая тушенку и ставя ее на столик рядом с огнем. Я только сейчас его заметила. Он сделан так хорошо и без гвоздей.

– А это тут было? Я не видела.

– Сам сделал.

– Ого, – поднимаю глаза, смотря, как он выливает грязную воду и снова бросает туда тряпку, намереваясь еще раз помыть пол. – А что еще можешь?

– Смотря, что надо, и смотря, как сильно тебе это надо.

– И что это значит? Мне заплатить минетом за кроватку для малыша?

– Кроватку я еще не делал, но попробовать можно.

– Просто так? – в надежде спрашиваю, поглаживая большой носик Юрки.

– Сосать я тебя и так заставлю, так что думай, чем можешь еще меня порадовать.

– Козел! Ничего мне от тебя не надо! – кричу в открытую дверь, а он хохочет, расстраивая меня еще больше. И заставляя подумать, чем в полевых условиях я могу порадовать мужика, не включая интимной стороны.

Глава 10.

Солнце довольно быстро скрылось. Радует, что мы успели поесть и отнести кашу в погреб, потому что вскоре начался дождь. Он бил по листьям, создавая белый шум, расслабляя и даря некое успокоение. В домике, где теперь пахло чистотой, я сразу легла в свою постель, прижав малыша к груди. Его держал сон, а вскоре и меня взял в свой плен. Я лишь краем уха слышала, как ходит по дому Булат, а потом и его шаги стали совсем неслышными.

Проснулась в сумерках, слыша стук и мат. Покормила Юрку, поменяла пеленки и пошла посмотреть, чем занят мой похититель. Он что – то делал под навесом. Я кутаюсь в свою простынь, смотря как ладно его руки создают из деревяшек нужные детали. И судя по форме, для кроватки.

– А я еще не придумала чем отплатить.

– А ты только оральные курсы посещала? – поднимает он тяжелый взгляд, быстро оглядывая мое замершее тело. – В печку дров подкинь. Вон они, сзади тебя.

– Еще кулинарные, – вспоминаю я, взяв парочку полен и относя их в дом. Вкладывая в печку. Смотрю на шевелящего ногами и руками Юрку, которому очевидно совсем не холодно в своем комбинезоне. Возвращаюсь к Булату, невольно любуясь тем, как работают его руки, как напрягаются вены. – Я бы пирог приготовить могла, или блины. Но нужна мука.

– Сгоняю как дождь кончится. И для кого ты старалась? Для сыночка Самсоновых.

– Вот опять. Ты знаешь это из соц сети?

– Конечно. Ты же отмечала его.

– Для него да. У них очень влиятельная семья. Так что, если хочешь остаться в живых, то лучше отвести меня к дороге и отпустить.

– А как же пирог? Кто мне тогда его приготовит? Или отсосет так, что в ушах звенеть будет?

– Что, прям звенело?

– Конечно.

– Есть такие девушки, которые делают это за деньги.

– Мне ты нравишься. Да и пихать письку в мусорное ведро мне не улыбается.

– А ты лицемер.

– Немного.

– А если у меня тоже мусорное ведро! Ты же не знаешь, может я каждый день меняла парней?

– Любой кто в это поверит, полный придурок или слеп, как крот.

– Это еще почему?

– Потому что видно, что ты слишком ценишь себя и свое тело, чтобы пускать туда левых мужиков. Только избранный может посетить этот храм.

– Вот именно! – шиплю, а у самой по венам патока растекается. Еще никто не говорил мне столь приятных вещей. Каждый был уверен, что я чуть ли не с каждым вторым сплю. – А ты в этот храм вламываешься без разрешения!

– Еще не пытался даже, так заглянул на пол шишечки.

– У меня от твоей шишечки горло до сих пор болит.

– Да? У меня есть лекарство от боли в горле.

– Держи свою сперму при себе, понял? – тут же тычу пальцем, а он хохочет. Да так завораживающе, что у меня щекотит в животе.

– Я про чай с медом. Будешь?

– Буду, – бурчу, чувствуя себя извращенкой. Отхожу к Юрке, лаская его животик, смотрю как Булат чай делает. Оглядываю комнату, замечая в углу шкаф с книгами. Иду туда, рассматривая корешки.

– Садись, пей.

Одни детективы. Пара ужастиков. Даже классика имеется.

Беру детектив. Бросаю на кровать и иду к погребу.

– Давай поедим, может.

– Тогда в печку надо поставить, а то уже остыло.

Каждый делает свое дело. И что удивительно, мы почти не сталкиваемся в узком пространстве.

Едим тоже почти в полной тишине, сопровождаемой тихим гулением Юрки. Я иногда рассматриваю его, такой он красивый.

– Ты бы правда его продал? – спрашиваю, смотря в темные глаза Булата. – Или просто пугал меня. Мне просто кажется, вся твоя агрессивность напускная и на самом деле ты никого обидеть не можешь.

Он улыбается. Это хороший знак, да?

Есть ли шанс, что он отпустит меня, доведет до дороги…

– Ого, а курсы психологов ты не посещала?

– Еще не успела. Так что?

– А вот если бы ходила, то знала бы, что у мужчин отсутствует материнский инстинкт, даже отцовский, если это не касается их ребенка. Но я вполне спокойно могу ухаживать за младенцем, опыт был. А продать я его могу тем же Самсоновым, которые за внука отвалят приличную сумму, а тебя убить. Судя по тому, что ты была одна на трассе, никто даже не расстроится особенно.

– Да пошел ты! – вскакиваю задетая его словами. – Ты ничего обо мне не знаешь!

– Зато знаю, что твой парень, ради которого ты так старалась, уже давно влюблен в другую, а это, – кивает он на ребенка. – Жалкая попытка его вернуть. И как, получилось?

– Получится! – рявкаю я, опрокидывая кружку. – Не тебе меня судить, ты вообще уголовник! Где твоя жена, про которую ты говорил! Она здесь должна быть, а не я. Позвони, пусть приедет и сама будет тебе отсасывать и пироги готовить!

– Все сказала? – отодвигает он тяжелый стул. – Прибери, что разлила.

– Сам убирай! – отворачиваюсь я и тут же вскрикиваю, когда он дергает меня за волосы и к столу лицом прижимает, макая щеку в сладкий чай. – Отпусти, больно!

– Я добрый, Вася, когда мне это выгодно. Как в принципе и все люди. Не надо мне рассказывать про своих друзей и родственников. Здесь нет никого, кто тебе поможет. Только я и моя доброта, которую нужно заработать.

Он дергает меня наверх, слизывает чай с щеки и толкает меня на пол.

– Булат, тут малыш, давай в другом месте…

– Не еби мне мозг, Василина, ему сейчас плевать, что с его мамой происходит. Но ты ведь не хочешь, чтобы ему было плохо? Чтобы он, например замерз или промок на дожде. Не смотри так, рот открывай и соси, – сдергивает он штаны цвета хаки и пихает мне головку члена в губы. – Вася…