Призыв – дело серьезное. Огонь моих крыльев

Ошалевшие, мы обнимаемся и радостно делимся впечатлениями, пока во внезапно наступившей тишине не раздается храп. Переутомившийся Рыжий отключается прямо на слишком маленьком для него диване. Согнутые колени ведуна трогательно свисают над краем, а под голову он совсем по-детски подложил ладошки. Вряд ли ему удобно, но на его лице царит безмятежная улыбка.

Решив последовать этому весьма заразительному примеру, прощаемся и разбредаемся по комнатам, обнаружив, что уже глубокая ночь. Последний экземпляр спас-амулета я забираю с собой.

– Ир-р-рис! И-и-р-р-рис? – нежно поет ворон, разрушая какой-то на диво приятный сон. – Вставай!

Скажете, бред? Да чтобы ворон и нежно пел? Но мой фамильяр – темный дух, который может принимать любой облик. Образ экстравагантного ворона не более, чем блажь, но предпочитает Птиц именно его.

Нехотя разлепив веки, вижу черный с алым отблеском в глубине зрачка выпуклый глаз на расстоянии ладони. Хриплю:

– Птиц, если ты снова разбудил меня на час раньше, чем нужно, я за себя не ручаюсь!

Мой голос от недосыпа звучит похуже вороньего карканья. Намного. Если бы кто-нибудь сейчас вздумал устроить между мной и Птицем соревнование на благозвучность, победила бы точно не я.

– Не на час. Всего-то на полчасика, – оправдывается несносный фамильяр. Поднимайся, лентяйка, тебе еще бр-р-раслет делать!

На всякий случай Птиц неуклюжими прыжками, точно гигантский воробей, перебирается на подоконник – подальше от меня. Деловито прохаживается там совершенно по-птичьи.

– Какой еще браслет? – хмурюсь, не слишком хорошо соображая спросонья.

– Тебе же нужно куда-то пр-р-риспособить эту штуковину? – Почему бы не использовать бр-р-раслет? Кажется, у тебя как р-р-раз есть подходящий. Ты на четвер-р-ртом кур-р-рсе в нем экзамен по пр-р-ризыву сдавала. Помнишь?

Птиц ловко перепрыгивает на тумбочку, где лежит полученный с таким трудом спас-амулет и… Склевывает его, как какого-нибудь червяка!

– Птиц! – в ужасе подскакиваю на кровати. – Что ты наделал?!

Сон слетает в момент. Я хватаю первое, что попадается под руку, и запускаю в несносного ворона. Как всегда, это подушка. Старая и тяжелая. Настоящую птицу прибило бы, но фамильяру все нипочем. Он превращается в эфемерное облачко тьмы, и амулет с характерным звуком падает обратно на тумбочку.

– Хана тебе! – запускаю в него универсальным развоплощением.

Все равно увернется, гаденыш. Темного духа таким не проймешь. Требуется что-то посильнее простого защитного заклинания, которое изучают еще на первом курсе. Но… Издав невнятный шипящий звук, ворон исчезает!

Темный дух развеялся, точно обычный призрак.

– Ой…– растерянно таращусь на то место, где только что был мой фамильяр и смеюсь: – Нет, ты меня не проведешь! Хватит прятаться, Птиц! А ну, вылезай, негодник!

Да как я могла его развоплотить? Это же невозможно!

Птиц – мой первый фамильяр, и я не могла его так легко уничтожить. Для этого необходимо провести сложный ритуал. Да и повод должен быть весомый, ведь разрыв связи и на призывателя негативно подействует. Но я сильная магесса, к тому же наша связь с Аресом могла как-то повлиять на мои способности. Неужели сгоряча я влила больше магии, чем требовалось?

 Да нет же! Я бы почувствовала, если бы Птица не стало.

Прислушиваюсь к себе, но ничего не ощущаю, кроме недосыпа. С другой стороны, раньше я не теряла фамильяров и не знаю, как это.

– Птиц, миленький! Ну ладно тебе! Выходи, я уже все поняла. – жду, но никакого намека на то, что Птиц прячется в комнате. – Ну прости дуру! Я не хотела. Я больше не буду! Птиииц! – канючу, уговаривая капризного и обидчивого духа, а в груди зреет нехорошее предчувствие. – Ну, Птиц! Птиц…

Пальцы против воли подрагивают, когда вывожу малый круг призыва. Ворон, конечно, смертельно обидится за то, что испорчу ему всю игру, но сейчас не до сантиментов. Зато узнаю точно, в порядке он или нет.

Символы в воздухе вспыхивают алым, но ничего не происходит. И кажется, что я действительно больше не чувствую связи с фамильяром. Совсем…

На мгновение у меня опускаются руки.

– Нет… Как же так? Почему? Глупо-то как вышло и не вовремя…

Стиснув зубы, выдергиваю из письменного стола ящик и вываливаю содержимое на постель. Выбираю нужные ингредиенты и отшвыриваю в сторону старенький прикроватный коврик.

Нельзя творить такое в общежитии… Плевать! Никто ни за что баллы больше не снимет. Выпускной экзамен сдан на отлично, и диплом у меня в кармане. Бояться больше нечего.

Линия. Линия. Линия…

Пальцы чертят идеальные прямые даже на дощатом полу – сказываются годы тренировок. Два треугольника – один над другим. Вершина навстречу вершине. Вписываю гексаграмму в окружность. Вывожу хитрую вязь символов мертвого языка. Схема универсальная с одним защитным контуром, зато зов усиленный. Шесть свечей на каждый луч. Взмах руки, и призванный огневик проносится по кругу, зажигая фитили…

– Онтро. Урус. Экзао! – слова звучат четко и правильно.

Завершающий символ в центре вспыхивает первым. Алое свечение расходится по линиям, симметрично зажигая каждую. Загорается круг, озаряя маленькую комнату зловещими алыми всполохами. Выпрямляюсь и щедро вливаю в схему призыва магию. Ее уже столько, что хватило бы призвать еще одного Ареса, да только ничего не происходит…

Круг пуст. Никакого темного марева в центре. Нет ни ворона, ни даже полудохлой ощипанной вороны на худой конец. Мой фамильяр… Мой самый первый близкий друг так и не является.

Можно сколько угодно пытаться снова. Чертить разные схемы так и сяк, он не придет. Отныне это бесполезно. Я сделала все, что могла, но Птица просто больше нет…

Бессильно падаю на колени, ощущая, как сухие рыдания с болью прорываются сквозь осипшее горло…

– Ирис, ты проснулась? – Гейл стучит в дверь моей спальни. – Завтракать пойдешь?

Нужно ответить, а горло словно придавили ногой в тяжелом ботинке.

– Нет, мне сейчас кусок не полезет. Иди без меня…

Для столь длинной тирады требуется серьезное усилие, но я не хочу нагружать подругу своими проблемами перед испытанием.

–Уверена?

– Да.

– Волнуешься?

– Очень.

– Прихвачу что-нибудь для тебя. Вдруг передумаешь.

– Хорошо, спасибо.

Проклятийница уходит, а я так и остаюсь сидеть на полу в полной растерянности. И даже не сразу реагирую, когда рядом вспухает ослепительно-белый шар света, внутри которого проявляется мужская фигура.

Арес. Уже собранный. На лице тревога.

– Дайири, что с тобой? Снова метка?

Яростно мотаю головой.

– Тебя кто-то обидел?

Его глаза лучатся искренним сочувствием, и в этот момент меня прорывает. Издав горестный всхлип, заливаюсь слезами. Светлый тут же подхватывает меня на руки, обнимает. Гладит по спине и целует в макушку, а я реву, как пятилетняя девчонка, – в голос. Комкаю его футболку, щедро орошая слезами.

Минут через десять меня отпускает, и я тихонько переползаю с колен Ареса на кровать. Сажусь рядом, глядя в пол, мне жутко неловко. Светлый не задает вопросов, просто приносит мне стакан воды. Ждет, пока успокоюсь.

– С-спасибо, – выдаю еле слышно. – Прости, я испачкала тебе футболку.

Арес только отмахивается.

– Я могу чем-то помочь?

– Вряд ли, – качаю головой. Он не спрашивает, но я чувствую потребность выговориться: – Я убила Птица, Арес! Уничтожила собственного фамильяра! – голос срывается на мышиный писк.

Чувствую, что сейчас снова разрыдаюсь и спешу к шкафчику у входа. Там под зеркалом в выдвижном ящике хранятся разные снадобья. В том числе и успокоительные. Высыпаю тройную дозу в остатки воды. Принимаю залпом.

– Пойду умоюсь. Побудешь здесь?

Я не привыкла выражать эмоции на людях и стесняюсь этого. Тетушка считает, что это неприлично, а иногда даже оскорбительно для посторонних, но сейчас мне не хочется, чтобы светлый уходил. Чувство утраты возрождает во мне невесть откуда взявшуюся фобию – меня снова бросят, и я останусь одна.

Я боюсь потерять и его тоже. Боюсь больше не увидеть этого, внезапно ставшего мне таким дорогим, мужчину!

Арес глядит исподлобья, улыбаясь одними глазами, а я вдруг ловлю себя на том, что застыла на пороге ванной комнаты, и смотрю на него так, словно хочу запомнить каждую черточку. Каждое пятно от моих слез на его футболке. Каждую точку темной щетины на мужественном подбородке. Выражение глаз, беспорядок в волосах. Его всего…

– Ирис?

Но как же неловко! Светлый совсем меня за дурочку примет: то реву как раненый заяц, то застываю в пространстве, уставившись в одну точку.

– Ничего. Сейчас вернусь!

Пока принимаю душ, успокоительное действует, замораживая наглухо все чувства и эмоции. Состояние вселенского равнодушия стремительно овладевает мной. Закрадываются подозрения, что доза «Спокухи» далеко не тройная, но так даже лучше. Дыхание выравнивается, сердце стучит медленнее, и больше не тянет рыдать. Отлично! Значит, мне будет не до истерик в ответственный момент. О том, как стану проходить испытание без Птица, не хочу даже думать. Как-нибудь…

С такими мыслями и возвращаюсь в комнату.

– Ирис, ты…

Арес медленно поднимается, не сводя с меня растерянно-ошалевшего взгляда. Сглотнув, он вдруг резко поворачивается ко мне спиной.

Чего это с ним?

И тут понимаю, что «слегка» забыла одеться. Совсем! Полотенце на голове ведь не считается, да?

– А… Ой, извини. Вот же казус, – вот вроде и верные слова, но звучат совершенно без эмоций.

Так, будто мне все равно, что я голышом перед мужчиной разгуливаю. Нет, головой я понимаю, что это не так, но внутри мне действительно все равно. По крайней мере, пока…

Ладно. Стесняться и страдать стану позже, когда действие снадобья выветрится. С этой мыслью подхожу к платяному шкафу и подбираю белье. Выбор останавливаю на черном кружеве. В честь Птица…

Но даже эта мысль меня не пронимает. Ни слезинки. Внутри лед.

Как хорошо! Значит, смогу продержаться хотя бы до обеда. Надеюсь, испытание не слишком затянется.

Еще несколько минут трачу на то, чтобы определиться с одеждой. Вчера как-то совсем не было времени об этом подумать. Наверное, стоило с Гейл посоветоваться, да что уж. У меня не так чтобы много вариантов. Справлюсь как-нибудь.

Форму отметаю сразу. Надевать ее во дворец кажется глупым, а вот этот черный пиджак приталенного кроя и темные простые брюки в обтяжку – то, что нужно. И к ситуации подходят и под настроение.

Под пиджак надеваю форменную белую блузу. Ничего, что белье черное, все равно никто этого не увидит. А вот повседневные ботинки совершенно не годятся. С мысленным вздохом надеваю туфли на невысокой шпильке. Равнодушно отмечаю: почти новые, ноги натру…

– Можешь поворачиваться, – ровным тоном уведомляю светлого, посчитав себя готовой.

Арес далеко не так безмятежен, как я.

– Ирис, ты…

– Не обращай внимания. Это все «Спокуха».

– «Спокуха» это?.. – глядит на меня вопросительно светлый.

– Успокоительное снадобье, что я приняла, – демонстрирую маленький квадратный конвертик, совершенно пустой. – Но я переборщила, кажется… На деле мне ужасно стыдно за все, что я тут устроила.

– Ирис, это не опасно? – Арес забирает пакетик из моих рук.

Нюхает его и пожимает плечами.

– Никто не умер ни разу, – шучу, но смеяться даже не тянет. – Адепты принимают «Спокуху» перед экзаменами, думать не мешает, а нервы держит в узде.

– Ладно, верю. Ты прости, что я так уставился. Оторопел от неожиданности, – светлый ерошит волосы на затылке, и этот жест кажется мне таким родным и правильным.

– Давай просто забудем об этом?

Арес не успевает ответить, в дверь снова стучат, и я открываю.

– Ирис, ты готова? – Гейл окидывает взглядом комнату, отмечая беспорядок и мое бледное лицо. И, похоже, делает неверные выводы: – Чистой ауры! Дарро, ты ночевал здесь?

– Чистой ауры, Гейл. Нет, я только что пришел, – вежливо отвечает ей светлый.

– Ирис, собираемся у главного входа. У тебя десять минут, чтобы съесть бутерброд или булочку, – подруга сует мне два бумажных пакета.

Несмотря на успокоительное, испытываю приступ благодарности. Никакие слова сейчас не помогут мне выразить эмоции, поэтому заключаю подругу в объятия:

– Прости…

– Что это с ней? – интересуется у Ареса Гейл.

Ее еще более невозмутимый, чем обычно, тон наводит меня на подозрения.

– Гейл? Ты тоже принимала «Спокуху»? – отвечает вопросом на вопрос светлый.

– Немножко.

Арес сдавленно усмехается, за что мы одариваем его невозмутимыми взглядами, веселя еще больше.

– Ладно. Так понимаю, есть ты не будешь? – слова Гейл звучат утвердительно.

– Не смогу. Извини, передаю пакеты Аресу.

– Тогда выходим, – командует Гейл.

Кивнув Аресу, следую за ней и вдруг вспоминаю:

– Ой! Я едва не забыла спас-амулет. Не жди, встретимся на улице, – возвращаюсь в свою комнату.

Темно-зеленый камешек неправильной формы по-прежнему лежит на тумбочке. Он перевит серебряной проволочкой с петелькой на конце – хочешь на цепочку вешай вроде кулона, а хочешь – к заколке или еще куда-нибудь цепляй.

«Поднимайся, лентяйка! Тебе еще бр-р-раслет делать», – звучит в голове хриплый голос Птица.

Украшений в моей шкатулке не слишком много. Перебираю их в поисках того самого браслета, о котором говорил Птиц. Вынимаю, разглядывая серые и черные камешки, совершенно не волшебные. Они свободно болтаются на серебряной основе, словно ягоды на ветке. То, что надо!

 Нанизываю туда же спас-амулет и принимаюсь сражаться с застежкой, вспомнив, почему я так редко ношу эту вещь.

– Давай помогу, – в комнату входит Арес.

Его теплые пальцы касаются моего запястья, легко справляясь с тугим замочком. Закончив, светлый отступает, а я смотрюсь в небольшое овальное зеркало над туалетным столиком, по привычке то вставая на цыпочки, то приседая, чтобы вместиться. В отражении строгая и немного бледная девушка с равнодушным взглядом и растрепанными волосами поправляет пиджак.

– Может, косу заплести? Как считаешь? Только я сама не справлюсь…

Зная свои способности, понимаю, что переплетать придется раз десять, я точно опоздаю. А болтушек-фей звать и отвечать на неудобные вопросы насчет Птица не хочется. Что из меня за хозяйка такая, которая фамильяров развоплощает ради забавы? Узнают, тут же разорвут контракт. Я им обязательно во всем признаюсь, но только не сейчас, не перед испытанием…

Светлый без слов меня понимает.

– Можно? – касается моих волос, собирая их пальцами.

– А ты умеешь? – хоть сейчас по мне и не скажешь, но я удивлена.

– Посмотрим, – улыбается Арес.

Глядя в глаза моему отражению, он тянется за щеткой для волос. Миг, и его пальцы ловко разделяют мою непокорную шевелюру на несколько частей. Усмиряя, по каждой проходятся расческой. Разгоняя приятные мурашки от затылка и вниз вдоль позвоночника. Даже мои вредные волосы с удовольствием отдаются в его надежные руки. Когда он заканчивает, нигде ничего не вылезает и не торчит. Ни одна прядка, ни один завиток.

Словно в некоем трансе я забываю обо всех горестях от его осторожных, но уверенных прикосновений. Это даже интимнее, чем мой выход в неглиже из душа, а через несколько минут голову уже украшает аккуратная коса.

– Что-то да вышло, – Арес выглядит немного смущенным.

– Спасибо! Я бы так сама не сумела, – звучит слишком сухо, совсем не отражая моих истинных эмоций.

– Дайири, – светлый порывисто разворачивает меня к себе. Долго смотрит в глаза. – Может, откажешься от этой затеи?

Улыбаюсь. Точнее, изображаю грустную улыбку:

– Арес, какое это имеет значение? Для Птица оказалось небезопасно быть рядом со мной, со своей хозяйкой. Наверное, во всем Тенидаре нет такого места, где можно считать себя защищенным полностью, – качаю головой.

Я сейчас даже злиться толком не могу из-за своей безэмоциональности. И это раздражает. Но и раздражение выразить не получается! Замкнутый круг какой-то!

– А еще мне кажется, что я подведу императора, если не приду сегодня. Это будет выглядеть как оскорбление.

Светлый, помолчав, соглашается с моими словами. Его пальцы ловко заправляют за ухо тонюсенькую прядку – одна все-таки выбилась.

– Ирис, идем? – зовет Гейл.

Она все еще здесь, а вместе с ней в гостиной ждут Гас Тамбертон-Экрю и Жак Даманн.

– Мы с Дарро останемся здесь на всякий случай. Если используешь амулет, вернешься именно сюда, а мы пока покумекаем, что делать дальше, – говорит Рыжий.

– Не поубивайте только друг дружку, – поддевает их некромант.

– Мы с Аресом поладили еще вчера, – отмахивается ведун.

– Я их провожу и вернусь. Ты идешь? – спрашивает у него светлый.

– Не, лучше здесь посижу. Мало ли что Гейл на дверь подвесила, а я еще от вчерашнего не отошел, – с опаской косится на выход Рыжий. – Ни чешуи, не эктоплазмы!

– К йархам! – нестройным хором отвечаем.

Утро солнечное, но прохладное. У подножия статуи Хрюстона толпятся адепты. Народу много. Здесь и счастливчики, которым предстоит испытание, и те, кто пришел их проводить. А еще деканы всех факультетов с невозмутимой мистресс Войси-Лауди во главе. Скольжу по ним равнодушным взглядом, сухо отвечая на приветствия.

– Эй, Дарро? А ты что здесь делаешь? – это Ульрик Горн. – Разве тебя не вышвырнули из высшей лиги?

– Меня – да, а мою невесту – нет. Она в нашей паре красивая и умная, а я только красивый, – Арес мгновенно переключается в режим «адепт-боевик» и хищно скалится в ответ типичной «боевической» улыбкой.

В том, что светлому Горн на один зуб, я даже не сомневаюсь. Совместная работа над артефактом показала, какой Арес искусный маг, знания его разнообразны и обширны. Они не упираются во что-то одно. А ведь наедине со мной он совсем не такой, как с другими адептами. Даже с друзьями, стоит вспомнить их перепалки с Рыжим.

Интересно, может, боевики на деле нормальные парни, когда друг перед другом не рисуются?

К нам подходит Люсиль Берки. Она одета в элегантный белый брючный костюм. Интересно, это она в знак верности императорскому дому так вырядилась? Привычные кудряшки куда-то подевались, вместо них на плечи ниспадают мягкие волны. Легкий магияж придает лицу свежести. В отличие от обычной косметики, он почти незаметен. Не краска, тонкая иллюзия, безвредная для кожи. Даже если Люсиль не спала всю эту ночь, по ней и не скажешь. Один минус: артефакты для магияжа стоят недешево и требуют определенного таланта в обращении.

Блондинка Номер Один приветливо здоровается с нами и встает рядом. По толпе проносятся шепотки, на нас косятся, но ничего не спрашивают. Люсиль бросает ровно один взгляд на Гаса и больше ничем не выдает своей симпатии к некроманту. Ни намека на то, что их связывают какие-то отношения.

Меня отвлекает легкое покалывание в запястье, а вскоре у всех помеченных выпускников песочные часы на запястьях вспыхивают золотом. В тот же миг ворота академии распахиваются, и в них один за другим степенно вплывают длинные черные магикары с песочными часами на борту. Яркое солнце блестит на округлых лаковых боках и нестерпимо слепит, отражаясь от хромированных ручек и крыльев.

– Ирис, – Арес разворачивает меня к себе. – Если что-то пойдет не так, я приду за тобой. Помни об этом.

– Спасибо.

Наши взгляды встречаются, и вдруг светлый порывисто притягивает меня к себе, целуя прямо в губы.

Глава 4. Испытание для каждого

Раадрим. Академия Шан-Дарах

Аресса́ндро Дарро́ Вэлло́р, правитель Фриденвелта

Я наблюдал за Ирис и думал, как же так вышло, что за короткое время эта девушка стала мне настолько дорога? Она ведь против воли выдернула меня из родного мира, покусилась на мою свободу, насильно привязав к себе древними брачными узами, и нарушила все мои планы, вынудив вернуться в Раадрим.

Ее мир не такой, как мой. Здесь магия имеет терпко-пряный вкус и пьянит похлеще крепленого вина. Я чужой в Раадриме и вынужден притворяться кем-то другим. Мне не будут здесь рады, если узнают, кто я такой на самом деле. И я их понимаю, болотный червь меня проглоти! Но… Я счастлив.

Действительно, давно я не чувствовал себя таким цельным. Словно обрел то, о чем грезил с самого детства – с тех самых пор, как остался без родителей. А теперь у меня будто появилась семья.

Совсем недавно я искренне считал, что мой удел – Фриденвелт. Моя земля и люди, признавшие меня господином. Вот то, ради чего я живу, и так будет всегда.

Когда-то еще была Лалла, мы нежно любили друг друга, как только можно любить впервые. Мы мечтали, строили совместные планы, фантазировали о том, как состаримся вместе…

С тех пор как Лаллу погубил предатель, мое сердце окаменело. В нем больше не осталось места для чувств, слишком много их было тогда. Слишком тяжело оказалось с ними справиться. Слишком болезненно и разрушительно для меня все закончилось, я едва выплыл из этой губительной трясины. Я даже не мечтал о новых отношениях, но в моей жизни внезапно появилась дайири. Ею, сама того не желая и не подозревая, стала Ирис Кроу – адептка магической академии из другого мира.

Дайири – идеальная пара. Крылья для огнекрылого. Так говорят древние тексты, но только теперь я понимаю истинное значение этого выражения. Само ее существование меня вдохновляет, заставляет задумываться о будущем, подталкивает к свершениям. И я уже предвкушаю изменения, которые ждут ослабленный предателем Фриденвелт и… мою личную жизнь.

Довольно думать о войне, она в прошлом. Пора позаботиться о мире и процветании, о собственной семье. Я сделаю так, чтобы ни одна сволочь больше не вздумала покуситься ни на мое королевство, ни на моих близких.

Ирис… Пока она ничего не знает обо мне, не хочу шокировать ее своим высоким положением. Всему свое время. Пусть полюбит не Арессандро Дарро Вэллора – законного правителя Фриденвелта и прилегающих земель, да еще и огнекрылого, а простого адепта Ареса Дарро. Так ей будет проще меня принять таким, какой я есть.

Ирис умная и целеустремленная девушка, из нее выйдет замечательная королева, я уверен. Отличница и скромница, но иногда это играет против нее самой. Порой она слишком много думает. Может додуматься до того, что она мне не пара, что простая баронесса не годится в королевы. Начнет нарочно дурить, а ночами лить слезы в подушку. Так было и с Лаллой, не хочу, чтобы с Ирис случилось что-то подобное, поэтому признаюсь ей, когда уже будет поздно идти на попятную. Тогда она не натворит глупостей.

«Да! Я – само коварство!» – усмехнулся мысленно.

Нечестно поступаешь, Арес. Дал девушке выбор, но не желаешь, чтобы она выбрала кого-то кроме тебя? Есть такое. До сих пор чувствую ревность и желание выкинуть в окно Бледного, когда парень крутится рядом.

 Что ж, я достаточно терпелив и великодушен. Готов подождать. Меня не расстроило, что Ирис не ответила на мое предложение сразу. Слишком много забот свалилось на хрупкие девичьи плечи. Вдобавок она боится императора и не хочет, чтобы он залез ей в голову и узнал обо мне. Только вот она упускает одну деталь: ни один менталист не сможет этого сделать. Если ее блок грубо взломать, от наглой призывательницы ничего не останется.

Интересно, кто и зачем поставил столь оригинальную защиту? Это еще предстоит выяснить. Наши отношения еще слишком свежи. Они, как едва пробившийся сквозь землю росток чертополоха. Побег совсем маленький, но корни уже крепко держат его и питают, и скоро он превратится в сильное и выносливое растение, которому не страшны никакие невзгоды. А затем расцветет, пусть если и не самыми пышными и красивыми цветами, то самыми дорогими сердцу.

Впервые в жизни я задумался о детях.

Кто будет первым? Мальчик? Или маленькая принцесса с непослушными черными волосами и огромными, как у мамы, глазами необычного цвета?

Мне вдруг вспомнилась Ирис в тот вечер, когда я сделал ей предложение. В маленьком черном платье, открывающем худенькие плечи и острые коленки, она не могла похвастаться пышностью форм, но была в тот миг для меня самой желанной из женщин. Смеялась, шутила, рассказывала о себе, и я чувствовал, как ухожу в нее все глубже, срастаюсь душой. Начинаю думать, что знал ее всегда…

Поддавшись порыву, притянул Ирис к себе и поцеловал. Мне это было жизненно необходимо. Прямо здесь и сейчас на глазах у адептов и преподавателей. У всех. Я целовал ее так, словно мы уже стояли у алтаря Раэссы.

Она моя и только моя!

Рейдл на груди отозвался теплом. Запульсировал, подтверждая правильность моих действий. Требуя обрубить все пути к отступлению и завершить ритуал. Я был готов плюнуть на все и перенести нас куда-нибудь в красивое и уединенное место, где я мог бы ее долго и неспешно соблазнять, но она не ответила на мой поцелуй…

Ирис словно превратилась в мраморную статую, и это меня отрезвило. Отстранившись, наткнулся на расстроенный взгляд и испытал неловкость. Я ее смутил своим порывом или даже напугал?

Вот же дурак! Для себя все решил и успокоился?

– Прости, родная, – погладил дайири по щеке. – Иногда мне очень сложно сдерживать себя рядом с тобой.

Образ Ирис в одном полотенце на голове не покидал мои мысли, то и дело вставая перед глазами. В тот самый первый миг мои штаны как-то резко убавили в размере, и даже почудилось, что жалобно скрипнула плотная кожа, из которой они были сделаны. В тот самый миг от решительных действий меня удержало лишь одно – ее удрученное состояние. Ирис не планировала меня соблазнять. Это не было хитрым маневром или женской уловкой. Ее дезориентировало горе. Такое, что мне самому стало больно и жалко нахального темного духа.

Вот что она сейчас испытывает на самом деле, а я с поцелуями лезу, придурок!

– Ничего, ты ведь уже объявил всем, что я твоя невеста. Вряд ли они смогут о нас плохо подумать, – Ирис изобразила натянутую улыбку, от которой у меня онемело сердце.

– Прости…

Дайири едва заметно кивнула, затем мотнула головой. Кажется, она хотела заплакать, и это было бы правильно, но проклятая «Спокуха» не позволила слезам пролиться, ее глаза остались сухими. Лишь лихорадочный блеск вишневых зрачков выдавал сдерживаемые чувства. Жаль, что в свое время я не догадался что-то подобное использовать. Может, тогда и не грохнул бы сгоряча Гарлифа…

– Удачи, дайири. Пусть все сложится, как должно, – пожелал от всего сердца.

Это только ее битва, и я не имею права вмешиваться.

– Спасибо, Арес, – Ирис едва заметно запнулась, словно хотела добавить что-то еще, но передумала.

Девичья ладошка чуть стиснула мне пальцы, и Ирис вместе со своими друзьями направилась к первому в череде черных магикаров. Перед распахнутой дверцей дайири обернулась и бросила долгий нечитаемый взгляд в мою сторону, который я так и не смог расшифровать. Сердце неприятно ёкнуло.

Не хочу ее отпускать! Не могу не отпустить… Слишком хорошо знаю, что такое долг.

После того как проводили «счастливчиков», мистресс Войси-Лауди собрала присутствующих и объявила общий сбор через час, велев адептам разойтись и заняться делами: сдать учебники в библиотеку и артефакты в хранилище академии. Должникам, закрыть долги – на это и отводилась последняя неделя. Тем, кто готов съехать, освободить комнаты и сдать их кастеляну.

Войси-Лауди собрала целую свиту из деканов и преподавателей, наверное, надеясь, что прибудет кто-то важный. Но во дворце ее проигнорировали, прислав лишь магикары. Как же мне все-таки нравится эта идея с местным транспортом! Обязательно внедрю у себя что-то подобное.

Распустив адептов и свиту, Войси-Лауди сошла с трибуны. Ее прикрытые темными очками глаза тут же зацепились за меня взглядом.

– Адепт Дарро, как ваши успехи? – поинтересовалась ректорша, и в ее пальцах что-то хрустнуло.

Суставы? Терпеть не могу эту дурацкую привычку!

Но пряный запах концентрированной раадримской магии, окутавшей нас плотным облаком, намекнул, что дело совсем не в этом.

– Визуальная и звуковая иллюзия, – пояснила Войси-Лауди. – Теперь никто и не догадается, о чем мы беседуем.

Она увлекла меня в маленький сквер, разбитый по правую сторону от статуи местного хранителя – того самого Хрюстона. Остановившись прямо на дорожке, положила руку мне на грудь и погладила, удовлетворенно хмыкнув.

Это что еще такое?!

Ошарашенный столь откровенным поведением мистресс Войси-Лауди, как бы невзначай отодвинулся на полшага.

– Кхм… Вы желаете знать, как обстоят дела с моим заданием?

Нужно вести беседу правдоподобно, но себя не выдать. Сложнее было сдержаться и не отбросить навязчивую даму подальше, точно гигантского болотного слизня. Непростая предстоит задачка.

– Не переживайте так, Дарро. Для остальных мы просто чинно беседуем, – по-своему поняла мою заминку ректорша. – Неужели вам незнакомо действие «Прикрытия»? Я удивлена, – Войси-Лауди сняла темные очки, убрав их в карман мундира.

Кожаный наряд обтягивал ее так плотно, что, казалось, вот-вот треснет на выдающихся формах. И почему при взгляде на эту женщину у меня возникают мысли об айосанрийских борделях?

Самому там бывать не доводилось, но от гвардейцев всякого наслушался. Особенно от того самого, что любит веселить всех россказнями о женских романах. Ох, он и развратник! Тролль наполовину, но девки его любят, страсть! Так вот он рассказывал такое: якобы есть там специальные комнаты, куда клиента запирают, а специальные куртизанки, в кожаные одежды наряженные, до утра его чем ни попадя по разным местам охаживают. Тот гвардеец все мечтал там побывать и попробовать, как это? Понять, в чем же радость? Над ним за это смеялись всем полком, предлагая свою помощь, но он отшучивался весьма неприлично.

Я опасливо покосился на хлыст, висевший на поясе у Войси-Лауди, заподозрив ее в подобных пристрастиях. И тут мои мысли перескочили в иное русло: «А не тот ли это хлыст, что использовал мальчишка, чтобы подчинить фарреха на арене?»

Пока думал, как бы выяснить это невзначай, наткнулся на плотоядную улыбку ректорши. Она откровенно разглядывала мои губы, и я на миг растерялся. В ответ на мое невольное внимание, Войси-Лауди облизнулась напоказ.

Клянусь Раэссой, впервые в жизни мне настолько неловко рядом с женщиной! Наверное, так же себя чувствует невинная девушка, когда чересчур навязчивый поклонник неожиданно переходит грань приличия, а тебе и сбежать толком некуда.

Вид озабоченной самки, убежденной в собственной неотразимости, вызывал во мне брезгливость и желание малодушно ретироваться. Так паршиво не было даже в таверне после битвы под Хлябью. Тогда я лежал раненый, а ко мне пробралась дочка тавернщика. Девушка решила, что самое время оказать господину милость, подарив невинность. Мягко говоря, она была не в моем вкусе, и пришлось притвориться, что я едва ли не при смерти.

Мысленно передернулся, вспомнив ширину плеч «красавицы», двухметровый рост, «соблазнительный» басок и бюст такого размера, от которого тролль-гвардеец пришел бы в полный экстаз. В тот же день я снова начал ходить и даже научился весьма прилично бегать.

Так вот, мистресс Войси-Лауди была хуже. Намного. При всех ее довольно привлекательных внешних данных, она вызывала у меня иррациональное омерзение.