Цена невинности

Глава 6. Сомнительный план

– Что-то не так, дядя Питер? Мне нужно работать, у нас большие проблемы с нормативами. Сами знаете.

– Да, Ари. Знаю. И даже поделюсь тем, что удалось добыть.

– Перестаньте! Я вижу ваш индикатор. Вам и самим мало.

– Так-то оно так, Ари, но на полях больше ничего не осталось. Проклятый Меддин встал до света и смел все подчистую. Не зря хвастался, что у его новых харвестеров контейнеры повышенной емкости. Сегодня все уши прожужжал, что нас скоро всех уволят за ненадобностью. С той техникой, что он закупил, одной его семейки будет достаточно, чтобы собирать весь урожай.

Ругаюсь мысленно. Такой расклад грозит голодной смертью половине поселка.

– Мы с мужиками кое-как поделили то, что после него осталось. Где-то даже по второму разу прошлись – собрали подранков. Сойер и Финн даже перемахнулись за последний участок, а я плюнул и назад… В общем, на сто пятьдесят третьем больше делать нечего.

Я тут же вывела на экран карту участков.

– А сто пятьдесят четвертый?

– Та же история. Там все отработали, вплоть до сто пятьдесят девятого. На восьмой только не вздумай соваться, там ядовитые испарения. Гейзер вышел, как я и предсказывал. Даже Меддин не рискнул туда заехать, а на нашей с тобой рухляди, вообще, без шансов.

Плохо. Очень плохо.

– Понятно. А что тогда, насчет сто шестидесятого? – спросила, теряя последнюю надежду.

– Далеко он слишком. Я даже не смотрел, что там, но уверен, овчинка не стоит выделки, как говорили на Терре. Знать бы еще, что за овчинка такая… Разворачивайся, Ари. Только горючку зря пожжешь.

– Смешной ты, дядя Питер, – грустно отмечаю я.

– Стараюсь, детка!

Распрощавшись с Питером Элидом, упрямо продолжаю двигаться вперед вопреки всем советам. А что делать?

Выделенные нашему поселку участки и правда собраны подчистую. Я проезжаю один за другим, и меня охватывает паника. Повсюду только серая острая, точно стальное лезвие, листва и ни одной «чесночной» головки, размером от куриного яйца до мужского кулака.

– Чтобы тебя злой понос прохватил, Шон Меддин! Тварь поганая! – рычу, в сердцах прибавляя еще несколько крепких слов.

Мама все равно не услышит, как я ругаюсь. Мама…

Останавливаю машину и принимаюсь вертеть карту так и эдак. Сто шестидесятый участок располагается у самой границы двадцать седьмого округа, к которому принадлежим мы. Дальше начинаются поля смежного с ним тридцатого, где холмы сменяются ровными и ухоженными полями – это владения сенатора фон Аделхарда. В отличие от нашего хозяина Цю Синя, который за блохастый кредит удавится, там не скупятся ни на удобрения, ни на полив, ни на коррекцию ландшафта. И хакс там растет как на подбор. И не дичка, как здесь, а дорогой сорт.

Да там с одного только участка можно набрать четыре харвестера, а то и больше, я видела…

В голову вдруг приходит совершенно безумный план.

А что? Может, и выгорит. Я снова обращаюсь к карте и увеличиваю покрытое зеленой сеткой объемное изображение. Сердце стучит так быстро, точно бьется под ладонью пойманный жук-постригун. Только бы все срослось. Только бы память меня не подвела. Только бы Аделхарды не выгладили и это место тоже…

Есть! Вот этот холм! Целый и невредимый. Он по-прежнему отлично загораживает участок тридцать точка два от всей остальной местности. Да, риск. Да, безумство. Да, нарушение закона, но у меня просто нет иного выбора.

Чтобы сэкономить джет-кристаллы, снижаюсь. Дальше лучше по старинке на колесах. Ожидаемо шасси клинит, но с третьей попытки мне удается привести их в рабочее положение. Переключаю подачу топлива с гравитационного на обычный двигатель. Харвестер недовольно фыркает и ревет, выпуская из выхлопных труб клуб черного дыма. Скряге Цю Синю насрать на экологию.

Замираю, прислушиваясь к работе дряхлых механизмов. А затем, снимая стресс, принимаюсь традиционно ругать работодателя, удивляясь, как только он до сих пор не заболел и не помер, от такого количества проклятий. Жаднее, чем Цю Синь, землевладельца не найти на всей Кантре! Сдает в наем рухлядь, ставит бесчеловечные нормативы и еще более бесчеловечные штрафы. Экономит на всем и на хорошем топливе, и на своевременном ремонте техники. Даже участок не удосуживается привести в порядок! Как результат рабочие грызутся между собой из-за нормативов и живут впроголодь, а то и травмируются на работе. Куда только сенатор Аделхард смотрит?

Немного поорав в кабине и выпустив пар, выкручиваю тяжелый руль и медленно сползаю с наезженной колеи прямо на поле, осторожно выводя машину на прямой курс к сто шестидесятому участку.

Еще почти час трясусь в кабине, слушая непрерывный шелест жестких листьев хакса и глохну от рева двигателей, то взбираясь на гребень очередного холма, то спускаясь с кручи и помогая машине гравидвигателем, чтобы не перевернуться.

В кабине ужасно жарко, и руки немилосердно болят и трясутся от постоянного напряжения. Пот течет градом по лицу и спине, одежда противно липнет к телу, а за окном тянутся однообразные серые пейзажи, усугубляя чувство безнадеги.

Зря мы с мамой не переехали на Лотру, когда была такая возможность. Там хотя бы растут фрукты, все утопает в зелени, а рабочие довольны и счастливы, если верить рекламным роликам. А от серой бесконечности Кантры меня уже подташнивает. Куда ни глянь сплошь хакс, хакс, хакс!

Сорняк, из которого производят грубое промышленное полотно, стропы, ремни безопасности. Все, что должно быть прочным, не обходится без хакса. Даже моя видавшие виды серая роба, с отпечатанной на рукаве цифрой двадцать семь, наполовину состоит из его волокон. Поговаривают, что и в нашем округе раньше собирали богатые урожаи. Хакс собирать не успевали, как за ночь он отрастал в прежнем количестве, работали в две смены, а теперь рабочие поселки стоят полупустые, да и те, кто остался, вынуждены бороться за выживание.

Наконец-то сто шестидесятый!

В кабине невыносимо жарко, система кондиционирования давно не работает, сломалась еще задолго до нас. И топливом воняет сильнее прежнего, но я все равно довольна. И все же, запах мне не нравится. Вернусь, попрошу Питера глянуть, что не так с нашим харвестером. Пусть это будет подарком в честь моего дня рождения.

Останавливаюсь и выбираюсь из машины, чтобы проветриться и глотнуть свежего воздуха. Заодно осматриваю поле, с неудовольствием обнаружив, что и здесь уже кто-то побывал, причем второпях. Прошелся, гад, на скорости, собрав головки хакса через одну. Оставшиеся сиротливо торчат абы как на длинных стеблях.

Хуже нет, когда вот так по одной добирать приходится. Времени тратится уйма, а результат – пшик. И это уже что-то, только вряд ли я наберу хоть четверть контейнера, даже если останусь здесь за полночь. Снова зло ругаюсь, используя одно из тех словечек, за которое от мамы можно и по губам получить. Но какой у меня выход? Разве что заночевать прямо здесь и спозаранку собрать урожай на сто шестидесятом и на прилегающих участках?

За ночь вырастут новые стрелки, такая у хакса особенность, а ранним утром появятся спелые головки. А ведь это выход! Да и ничего страшного в ночевке на поле тоже нет. Есть в моем плане только один существенный минус – я не могу оставить маму одну. Ее странная болезнь прогрессирует, и обычные головные боли уже несколько лет как переросли во что-то большее и пугающее. Что, если ей снова станет плохо и понадобится моя помощь?

До обморока, до слабости в животе я боюсь потерять маму…

Морщусь точно от боли, а взгляд, как нарочно, падает туда, где через кромку разделительной полосы, густо растет хакс совсем другого сорта. Высокие с голубым отливом стебли возвышаются ровной стеной, и даже отсюда на фоне серого неба отлично видны тугие и крупные как на подбор “чесночные головки”.

Одна только проблема. Это чужие владения. Поле принадлежит к тридцатому округу, владелец которого сам сенатор Кантры фон Аделхард…

Взвесив все, решила, что не стану рисковать и обойдусь тем, что смогу собрать в своем округе, но когда приехала сюда и увидела поле Аделхардов…

Хакс растет густым покровом и ровными рядами, не то что у нас – вкривь и вкось, словно канис поссал. Побеги растений отливают благородным серебром. Головки на стрелках все как на подбор крупные и ядреные. За один проход только с краю наберу полный контейнер, а то и пару, а к утру уже вырастет новый.

Точно! Никто даже не заметит, что здесь произошло. А если кто-то и разглядит мой харвестер, то с такого расстояния не определит, на каком именно участке он находится. Подняв голову к свинцовым облакам, убеждаюсь, что в небе нет ни одного дрона-наблюдателя. Обычно они делают облет только один раз за сутки – с утра.

Новый план стремительно складывался, и душа встрепенулась радостной птичкой. Да я здесь не то что один, даже два бака наберу запросто! Все, что сверх нормы, оплачивается отдельно, смогу если не подзаработать, то покрыть часть долга. А если не сдавать все сразу, а разделить на два дня…

Преисполнившись энтузиазма, вновь забираюсь в харвестер, и после относительно свежего воздуха снаружи в нос бьет острый химический запах. Недовольно морщусь, не представляя, как дышала этой дрянью столько времени и откидываю дверцу, чтобы проветрить в кабине. Но отчего же такая вонь? Разве что крышка топливному распределителю?

Хотя нет. Мама бы сказала мне. Но с другой стороны, Дебора не слишком в этом разбирается, и вряд ли представляет, как переключаться между двигателями.

Догадка омрачает поднявшееся было настроение, и я вывожу на панель управления статистику и проверяю расход джет-кристаллов. Так и есть, серьезное превышение нормы расхода. Ругаясь, как старый работяга, выбираюсь наружу. Злость придает сил и, рыча от натуги, я откидываю тяжеленный кожух моторного отсека с первой же попытки. Вонь ударяет в ноздри с такой силой, что я поначалу отшатываюсь.

Прикрывая рукавом грязной куртки нос, осматриваю механизмы. Ага! Вот и пробоина. Ядовито-зеленая пузырящаяся жижа намочила все шланги и соединительные трубки. Отдышавшись в очередной раз, снова лезу в кабину и ищу там ремонтный комплект. Дерьмо каниса! Осталась последняя универсальная заплатка. Если ничего не выйдет, это полный провал.

Осторожно, точно сапер на задании, отдираю защитную пленку и прикладываю к поврежденному месту.

– Ай!

Глава 7. Наказание для воровки

Заплатку роняю, а на ладони надувается пузырь. Вот же дура! Совсем забыла, что пошел перегрев. Мало того что сама обожглась, так еще и последнюю заплатку потеряла. Та упала и моментально приклеилась к чему ни попадя внутри моторного отсека. Естественно, намертво…

Тряся рукой, в попытках унять боль, и утирая выступившие от обиды слезы, достаю аптечку и заливаю пораженное место клеем-анитсептиком. Ладони и без того безбожно дергает от натертых рулем мозолей, и я трачу на них остатки средства. И даю себе несколько минут отдыха.

Все. Хватит прохлаждаться, Ари. Урожай сам себя не соберет. Со вздохом закрываю кожух, надеясь, что если не переключаться снова на колеса, то система еще какое-то время продержится на остатках топлива. Забравшись в кабину, отмечаю, что вонять все же стало меньше, а значит пока мне не грозит свалиться от удушья. Мотор взревывает, и я трогаю харвестер с места, прикидывая, сколько у меня осталось времени.

И все же, прежде чем пересечь границу поля Аделхардов, прохожусь по самой кромке нашего – сто шестидесятого участка, и лишь потом цепляю краем соседний, благо никаких заборов здесь нет. Если меня сейчас кто-то видит, всегда можно оправдаться неисправной машиной, или тем, что в моих детских ручках не осталось сил, чтобы нормально развернуть сельскохозяйственную громадину, которой давно пора на свалку.

Точно голодный жук-переросток жвалами, харвестер вгрызается резаками в густорастущие стебли хакса. Раздается радующее душу и сердце постукивание головок хакса по дну пустого контейнера. Малейшее мановение руля, и оно усиливается. Становится похожим на град. Все. Я решаюсь. Выравниваю машину и на максимальной скорости иду вдоль самой кромки. Цветовой индикатор стремительно меняет цвет с красного на оранжевый, а потом и на желтый. Цифры говорят, что треть контейнера уже заполнена, а ведь я даже не добралась до намеченного места.

Может, все-таки мне наконец повезло, я наберу полные баки быстрее, чем рассчитывала и успею вернуться? Радоваться я уже опасаюсь, поэтому сосредотачиваюсь на работе и когда оказываюсь у намеченной точки за холмом, действительно набираю полный урожайный контейнер и даже половину резервного. Если проехать часть пути в обратном направлении, он тоже будет под завязку, но я решаю, не жадничать и возвращаться прямо сейчас.

Да, не стоит рисковать. И без этого все выглядит подозрительно, после того как прочие сборщики пришли полупустыми. С Цю Синя станется проверить статистику и повысить норму выработки. Тогда нам не жить, особенно если ее повысят всем сборщикам хакса в нашем округе.

Размышляя, во сколько лучше вернуться, чтобы все ужинали и пялились в визоры, а не следили за дорогой, разворачиваю харвестер. Машина старая и неуклюжая, круг разворота получается больше, чем нужно. Вместо того, чтобы выбраться на свой участок, я углубляюсь в чужой, оставив за собой заметную скошенную полосу.

Недовольно выругавшись, надеюсь, что и этого завтра к утру уже не будет видно, устремляюсь обратно, и в этот миг случается то, чего я совсем не жду. Издав характерный свистящий сип, гравидвигатель отключается, и неуклюжая махина, больше ничем не удерживаемая в воздухе, с размаху падает на землю. Высоты тут всего ничего – неполный метр. Жесткие стебли и мягкая почва смягчают удар. Панель управления, мигая красными символами оповещений, исходит на понос и, заикаясь, сообщает, что все – приехали. Точнее, долетались…

Ругаясь почище местного ассенизатора, выскакиваю наружу. Снова откидываю крышку моторного – так и есть. Разрыв топливного шланга. Еп… Это же из-за перегруза возросло потребление, а с ним и давление. Как я об этом не подумала?

– Мать твою! Чтобы тебя канисы сожрали, металлолом поганый! Дерьмо паршивое!

Продолжая незамысловато ругаться без остановки, пинаю тяжелым ботинком потертую шину так и не убранных шасси. Все. Это конец. Без посторонней помощи мне теперь отсюда не выбраться. Но хуже другое – теперь я гарантированно попадусь, и что тогда будет? Что скажет мама?

Вытирая злые слезы, заскакиваю в кабину и врубаю передатчик:

– Питер! Прием! Питер?

– Ари? – сонный голос Питера Элида раздается в переговорнике почти сразу, но его очень плохо слышно.

Передатчик у меня слабенький, с трудом на такое расстояние добивает.

– Питер, мне очень нужна помощь! Мой харвестер сломался. Разорвало джет-шланг, а у меня закончились ремкомплекты! – ору я, словно пытаясь перекричать разделяющее нас расстояние.

Доносится приглушенное ругательство, перемежаемое помехами.

– Понял. Где ты, Ари?

– На сто шестидесятом. Точнее… На тридцатом.

Пауза.

– Где?! Ты сдурела?! Какого хрена ты делаешь в округе Аделхардов, паршивка? Знал, что тебя нельзя одну отпускать. Ты знаешь, как это называется? Воровство, Ари! Я все скажу твоей матери, когда она проснется, так и знай. Нет! Сначала я собственноручно тебе зад выдеру так, что ты неделю сидеть не сможешь!

– Хорошо, Питер. Выдерешь обязательно, – покладисто соглашаюсь я, глотая слезы и стараясь говорить ровным голосом, как взрослая. – Только вытащи меня отсюда, пока никто не заметил. Пожалуйста, Питер, миленький… – я все же не выдерживаю и, несколько всхлипов вырываются наружу.

– Уже еду, маленькая. Ты где конкретно застряла?

– С краю, у самой границы. У меня перегруз, и…

– Что, Ари? Встряла да? – вклинивается в наши переговоры противный голос Шона Меддина. – Хочешь, я тебе помогу? Я ближе. А за это ты…

Недослушав идиота, отключаю связь и холодею. Вот же я дура! Как можно было использовать общую волну, чтобы сказать такое?! Через несколько минут весь округ будет знать о том, что именно я натворила. Даже два округа! Наш и Аделхардов. Мамочки…

Паника душит, и мне так фигово, что хочется на воздух. Выпрыгиваю из кабины, и подошвы бот глубоко тонут в мягкой почве. Чтобы нормально передвигаться, следует использовать встроенный гравитационный модуль, но я решаю обойтись силой собственных ног. Энергия может понадобиться, когда мы с Питером будем вытаскивать машину.

Мозг работает стремительно, соображая, как разгрести все, что наворотила. Я все еще надеюсь, что Питер придет мне на помощь первым. И остается шанс, что кроме него и Шона Меддина, никто больше не слушал эфир.

Если до утра никто не сообщит Аделхардам, то, возможно, удастся замять это дело. Но как заткнуть Меддина? Разве что предложить ему часть собранного урожая. Если этот придурок поведется, то окажется запачканным и будет молчать. Или не будет? Он же придурок?

В любом случае попытаться стоит и как можно скорее, пока он не успел ничего никому растрепать. Шон лентяй, и если предложить ему всю мою сегодняшнюю выработку, то, может, он даже поможет с эвакуацией. Хоть до тошноты не хочется иметь с ним никаких дел, потом ведь не отвяжешься.

Я было собираюсь лезть обратно в кабину, чтобы связаться с Меддином, как вдруг раздается насмешливый голос:

– Вы только посмотрите на это!

Вокруг харвестера кружат на гравиконах мальчишки. Один, другой, третий… Всего шестеро. Моего возраста, младше и старше. Сделав несколько кругов на своих бесшумных летающих досках, они спрыгивают на землю и обступают меня полукругом.

– Воровка, а еще и девочка! – возмущается рыжий пацан с приплюснутым носом.

– Гравиконы? Серьезно? – сплюнув сквозь зубы, я морщусь, как бы говоря им всем своим видом: «Пока вы прохлаждаетесь и играете в детские игрушки, я управляю настоящей техникой».

– Кто такая? – интересуется высокий худой парень со смуглой кожей и крашенными в синий цвет волосами.

Про себя я его мгновенно нарекаю Синевлаской.

– Это Ари Раскел. Дочка больной Деборы, мне кузен про нее рассказывал, – сдает меня с потрохами здоровяк, отдаленно похожий на Шона Меддина. – Похоже, она тоже того на голову, как и ее тупая мамаша.

– Прав был твой кузен, Гарри. Она совсем того, раз сунулась на участок Аделхардов. Давайте накажем воровку, чтобы было неповадно. Как считаете, парни, а?

Мальчишки делают суровые лица. Силы явно не равны, да и воришек никто не любит. Сомнений никаких, быть мне битой. Мгновенно проанализировав ситуацию, бросаюсь к кабине харвестера. Заскочить, закрыться изнутри и ждать Питера, а эти дебилы пусть хоть лопнут от злости. С удовольствием их ошметки на дворники намотаю.

Беспокоило то, что они тоже лишние свидетели моего преступного замысла, но кто поверит этим шалопаям? Кто, вообще, здесь верит детям?

Резко срываюсь с места, и мне почти удается задуманное. Почти.

Никто не ожидает от меня подобной прыти, но защитные боты слишком тяжелые для тринадцатилетней девочки. Чья-то рука хватает за щиколотку. Дергает резко. Я срываюсь и падаю. Задеваю подножку и разбиваю об нее губу. На меня тут же наваливаются толпой. Чей-то кулак больно бьет под дых. Слезы брызжут из глаз, но я не сдаюсь, отбиваюсь. Молочу руками и ногами, как могу. Хорошо хоть эти дурни друг другу только мешают.

Драться мне не впервой. Стиснув зубы, терплю удары, прикрывая живот и голову, и старательно шевелю пальцами, пытаясь запустить гравитационный модуль на ботинках. Наконец у меня получается, и я, не глядя, со всей силы впечатываю ногой во что-то мягкое. Бью сильно, без жалости, и вопль боли звучит для меня музыкой.

– Сука! Тебе конец, Раскел! – угрожает неверным ломающимся голосом мелкий прыщавый дрищ.

Один на один я бы легко его уделала.

– Держите ее за руки. Крепче! – командует Синевласка. – И за ноги! Ноги держите, мать вашу!

Кажется, я умудрилась еще кого-то приложить. Синевласку, судя по тому как он морщится, потирая голень.

– Она же брыкается! – жалуется кто-то.

– Ясное дело! Ты бы тоже брыкался на ее месте, – комментирует кто-то мне невидимый, и незатихающее подвывание моей первой жертвы перекрывает громовой хохот.

Мальчишкам удается со мной справиться. Я лежу перед ними растянутая за руки и ноги, испытывая ужасное чувство беспомощности и страха, но слизываю солоноватую кровь из разбитой губы и презрительно улыбаюсь, хотя хочется плакать навзрыд.

– Шестеро на одну девочку, да? Так у вас в тридцатом округе принято? Трусы! – я снова пытаюсь плюнуть.

Слюна слишком вязкая от страха, а разбитая губа не способствует меткости. Плевок не достигает цели, повисая противной соплей на рукаве Рыжего. Он и Гарри на вид постарше остальных и здоровей – лет по пятнадцать-шестнадцать, наверное, поэтому именно они держат мои ноги. Парни нехорошо переглядываются:

– А что? Распечатаем ее, Гарри, – негромко предлагает Рыжий, который сидит на моей правой ноге. – Посмотрим, что там внутри под этой робой.

Гарри, крепкий верзила, чем-то похожий на Шона Меддина, с предвкушением меня осматривает и интересуется, у товарища.

– Уверен, что мелюзга не разболтает?

– О чем болтать? Нам тоже интересно, – живо отзывается прыщавый дрищ, который только что зубами не вцепился в мою левую руку, чтобы ее удержать.

– Мы тоже посмотрим немного, – отзывается очередная шестерка Синевласки, с еще более петушиным голосом, чем у клона-Меддина.

– Все же это девка… Бить ее и правда как-то стыдно, а так… – словно сам себя уговаривает Рыжий и мерзко облизывает пересохшие губы.