Домой он не хотел возвращаться, чтобы не расстраивать мамочку. Надо будет ей сказать, что он якобы отнес пакет с «Роллтоном» на работу. Он шел по тому же пути, к киоску, поддевал снег прохудившимися сапожками, ощущая пальцами мокрый снег. И вдруг в пару метрах от себя в грязной луже заметил что-то похожее на бумажку. Он подошел, посмотрел по сторонам, нагнулся, поднял грязный предмет. И подумал, что это его сторублевая купюра. Но нет, эта было не сто рублей, а целых тысячу рублей! Пусть и грязные, мятые, противные – но тысячу рублей! И он, веселый как малое дитя, побежал к киоску. Прибежал, а тот закрыт. Да и тысячерублевая купюра настолько изуродовалась за эти минуты, что стало непонятно, что она из себя представляет. Однако Кузьма Кузьмич все равно положил ее в карман – вдруг пригодиться!
Домой он все еще не хотел возвращаться. Чтобы как-то скоротать время, зашел к своему однокласснику Николаю Николаичу Благородному, с которым все школьные годы просидел за одной партой. Да, у него такая была фамилия – Благородный. Кузьма Кузьмич так уважал Николая Николаича, что еще в школьные годы уступил ему любовь всей своей жизни – фигуристую, хохотливую, хозяйственную и очень добродушную Ксению Михайловну.
– Друг мой сердешный! – встретил его крепкими похлопываниями по спине Николай Николаич, который уже лет как двадцать съехал от своей любимой мамочки. – Садись за стол, угощать буду! Поговорим о том о сем.
Кузьма Кузьмич сел и смотрел, как Николай Николаич наливал в глубокую большую тарелку рисовый супчик с крупными фрикадельками, приготовленный золотыми ручками Ксении Михайловны.
«А где твоя женушка?» – хотел было спросить Кузьма Кузьмич, который очень любил рассматривать хорошо сохранившиеся формы этой женщины, как его друг определил:
– Моя Ксюшенька пошла на маникюр.
– Да, да, да, – закивал понимающе, как профессор, Кузьма Кузьмич, – Маникюр – дело важное.
Николай Николаич поставил перед другом супчик и сам стал расспрашивать о обо всем на свете в пределах своего не очень широкого кругозора.
Слушай, я вот, что хотел у тебя попросить… – наелся досыта Кузьма Кузьмич. – Ты это… не мог бы мне одолжить сто рублей, а то я свои потерял.