– Какие-то претензии? – Уилл скептично выгнул бровь. – Обратитесь к начальству, уверен, вы с лёгкостью сможете уладить все возникшие между нами недопонимания.
– Побойся бога… – побледнев, пробормотала Саша.
– Бога нет, – коротко бросил Уилл, чиркнув спичкой и подпалив кончик сигареты. Он медленно поднял голову, обведя полным безразличия взглядом уставившиеся на него четыре пары глаз. – Как я это понял? Путём долгих и усердных наблюдений и сопоставлений фактов. Бога нет. Ни в этом мире, ни… – он усмехнулся, аккуратно отодвинув металлические лотки, несколько шприцов и банки с мутной белёсой жидкостью, и присел на край медицинского столика на колёсиках, – в других мирах. Если их, разумеется, больше одного. Другой вопрос, как вам удалось скрывать это так долго. Вы столько сил потратили на создание религий, культов и, – Уилл взмахом обвёл помещение вокруг себя, – всего этого, что мне даже интересно, зачем? К тому же, – он выпустил вверх струйку сигаретного дыма, – тот товарищ, руководивший ритуалом, он ведь один из вас. Это предательство, гражданская война или все-таки очень ловкие политические ходы, понять которые мы не в силах? – Уилл почесал отросшую на подбородке щетину, прикидывая, насколько далеко он может зайти в своих размышлениях до того, как его отправят на эшафот или Алан расстроится. – Интересно, если от бога оторвать один из кусков, будет ли он таким же единым, как прежде?
– Замолчи, – сдерживая ярость, процедил Джеймс.
– Я просто размышляю, – пожал плечами Уилл. – Ничего больше.
Он втянул дым, на несколько секунд задержал его внутри, плотно сжав губы, а затем выпустил через ноздри, чувствуя себя огнедышащим драконом. Неожиданно странные сравнения, от которых ему хотелось зарыться в библиотеке с книгами по германским мифам и до утра читать истории про древнее золото и героев. Сейчас же его золотом были знания, а героем – отключившееся чувство самосохранения. То самое, что предательски оставило его в вечер знакомства с Аланом.
Он зашёл уже слишком далеко, чтобы отступать, и теперь у него снова оставалось только два варианта: проиграть или блефовать ва-банк.
– Ты знакома с ним, да? – Называть имя, глядя на Сашу, было бессмысленно. Они оба прекрасно знали, о ком идёт речь. – Это то самое тайное задание, которое ты вела несколько лет назад. Я угадал?
Саша сдержанно кивнула, пуская по телу Уильяма разряды удовольствия от собственной догадливости.
– Что ж, – хмыкнув, Уилл смахнул пепел прямо на пол, – к несчастью, я тоже с ним немного знаком. Думаю, говорить о том, что я не координатор, уже не стоит. Вы и сами догадались, да?
– Продолжай, – все так же холодно процедил, Джеймс, словно общество Уильяма доставляло ему нескончаемые муки.
– Поверь, мне твоё общество доставляет не меньше дискомфорта, заурядный юноша с заурядной внешностью, но очень красивыми глазами. Кажется, он сказал именно так. – Уилл стряхнул пепел на этот раз в ближайший лоток и закинул ногу на ногу, отчего-то наслаждаясь промелькнувшим на лице собеседника замешательством. – Чего скрывать? Мне нужен «Объект 2». Уверен, вы будете рады узнать, что он исчез из поля вашего зрения еще на несколько тысячелетий. Это небольшая плата за спокойствие. Поверьте, мне не доставляет удовольствия находиться здесь и я в принципе не понимаю, почему я сейчас рассказываю все это, но терять мне особо нечего. Если и делать ставки, то только по-крупному, – расплылся в улыбке Уилл. – Не будет ее, вы сможете разобраться со всеми своими… внутренними проблемами. Тяжело сохранять контроль над массами, даже если в руках есть все оружие мира, я угадал?
– У тебя слишком длинный язык и слишком мало мозгов, чтобы о подобном размышлять, – процедил Джеймс.
– Может быть у меня и слишком длинный язык, но я в отличие от вас умею с ним обращаться, – пожал плечами Уилл. – Ну так что? Ваша безопасность в обмен на моё душевное состояния. Идёт?
Джеймс раздумывал настолько натужно, что Уилл видел как из его ушей выходят маленькие белые струйки пара. Буквально. Он жевал щеку, поджимал губы и прожигал Уильяма взглядом, как будто он от этого изменил бы свое предложение. Уилл же продолжал курить, наплевав на все медицинские правила и недовольно копошащихся в стороне знахарей со швабрами наизготовку.
Глаза Джеймс немного посветлели. Теперь они напоминали Уильяму скорее отходы жизнедеятельности, нежели черный, но и до привычного светлого оттенка им еще было далеко. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, затем закрыл его, раздражённо рыкнул и резво повернулся к Уиллу спиной.
– Хорошо. Делайте, как посчитаете нужным.
И исчез. Порывом ветра заставив огонёк на кончике сигареты Уильяма вспыхнуть с новой силой.
Шарль, все это время вжимавшийся в стену, отлип от неё, заученным движением бывалого магистра поправил галстук, зачесал пальцами разметавшиеся волосы и опустился на свое место.
– Нам поступил сигнал о помощи, – негромко прохрипел он, жестом остановив знахарей. – Местный филиал уже не справляется с коррозией Стены. Погибло слишком много наших людей, Саша. Ты знаешь, что в таком случае положено…
– Не нужно мне лишний раз об этом напоминать, – едва разомкнув губы, просипела экзорцист. – Как понимаю, времени на подготовку у нас, как обычно нет.
– Ты абсолютна верна в своих предположениях, Саша. К тому же, – взгляд Шарля на мгновение метнулся в сторону Уилла, – вероятно решить эту проблему вы сможете с помощью «Объекта 2». Ремонтники исследовали Двор Чудес. Количество элементальной энергии там зашкаливает.
– Не удивительно, – пожала плечами Саша. – Там разом собралось несколько сотен элементалистов. Они построили прямо у вас… у нас, – тут же поправилась она, – под носом целый подземный город с собственной инфраструктурой, если это можно так назвать. А мы столько лет не могли на них выйти.
Шарль помрачнел и мотнул головой.
– Нет, Саша. Количества элементальной энергии, обнаруженное ремонтниками, достаточно чтобы обеспечить жизнью еще тридцать таких же подземных городов. Элементалисты не могли оставить после себя такой след. Эта энергия, – он потёр шею сзади, – совершенно иной природы.
Тишина в лазарете давила. Она впивалась в кожу и вырывала из неё куски, причмокивая свежим отчаявшимся мясом. Шарль медленно поднялся из-за стола и подошёл к цифровой доске. Постучав по ней несколько раз, он вывел ее из спящего режима и открыл карту, на которой яркой красной точкой мерцал один из дальних уголков Британских островов.
– И в какую же задницу мира мы должны отправиться теперь? – зевнула Саша.
Они с Шарлем переглядывались, пока Уильям чувствовал, как воздух вокруг него становится слишком тёплым, обжигающим щеки и оставляющим на них красные дорожки от невидимых пальцев, из-за спешно отлившей от лица крови. Он смотрел на прибитую кнопкой точку на карте, задавливая любую возможность засомневаться в том, что видит перед собой. Нет, если это было простым совпадением, то вселенная знала, как послать ему нужный запрос для правильного ответа. Но совпадений не бывает. Уильям слишком хорошо выучил это за проведённые рядом с Аланом Маккензи годы. Каждое действие – всего лишь результат предыдущих трудов. Каждая случайность – точка пересечения всех сделанных тобой выборов.
Медленно разомкнув губы, Уильям облизнул их пересохшим кончиком языка и выдохнул:
– Инвернесс.
Глава XXIII. Ева
Ее отцом был не Алан Маккензи.
Ее отцом был Идеал.
Все еще кажущееся безумством происходящее разбивалось о медленно зарастающую после падения сломанную ногу и здравый смысл, кричащие, что Эйлин не была мертва.
Для Эйлин Алан Маккензи всегда был человеком исключительных способностей и возможностей, ярчайшим и талантливейшим актёром и самым лучшим отцом на земле. Она помнила каждую скрипящую ступеньку в подъезде и привычно споткнулась на самой последней с выпирающим из хрупкого потемневшего от времени дерева гвоздём. Пальцы сами нащупали в темноте дверную ручку, а ключ, все так же покоившийся под ковриком, плавно вошёл в замочную скважину, тремя поворотами открыв заскрипевшую дверь в пустую квартиру. Лёгкий прохладный ветерок невесомым шёпотом пробежал по белёсым стенам и небольшому столику у порога.
Едкий сладковатый запах обволакивал, тянул назад, в воспоминания, и усыплял измождённый безуспешными поисками истины разум.
Его здесь не было.
Застывший в воздухе полупрозрачный дым закручивался в мелкие, едва заметные морщинки в уголках глаз нестареющего Алана Маккензи. Дым закручивался в мягкие волны светлых платиновых волос, очерчивал его подтянутую фигуру и опускался тяжёлым одеялом на дрожащую Эйлин.
Все было так реально и так чуждо сейчас. Казалось, словно бы ей все привиделось, будто бы ничего из того, что Эйлин помнила никогда не существовало, а эта улыбающаяся с фотографии на стене девушка – вовсе не она, вовсе не Эйлин Маккензи, прилежная ученица своего отца и его гордость. Разрозненные кусочки воспоминаний калейдоскопом плясали перед ней. Все произошедшее казалось игрой воображения, плодом бурной фантазии, не останавливающейся ни на секунду.
Дым скрутился в мягкое дыхание у неё над ушком, чтобы в следующее мгновение выдохнуть ее собственное имя, с придыханием, с той самой интонацией, от которой сердце болезненно сжималось в груди, легко перескакивало с одного яркого полного красок и эмоций осколка ее жизни на другой и пропускало удар за ударом.
Медленные неторопливые шаги за дверью подучились лишь на мгновение всколыхнув в сознании картины выжженной земли, увядающих цветов и затянутых бледной пеленой слепых глаз. Резкие движения, искривлённые в такой знакомой усмешке уголки губ, тихий голос, проникающий внутрь тебя, заполняющий разъедающую изнутри пустоту, заставляющий безуспешно метаться в поисках места, где тебя никто не найдёт. И всепоглощающий страх, что высасывает из тебя все силы, а затем заполняет собой все твоё существо.
Это не мог быть ее отец.
Но он им был.
Эйлин оглянулась: вместо квартиры, теперь она бесцельно бродила из угла в угол старого мотеля, иногда останавливаясь и нервно чиркая зажигалкой. Джанет была совсем рядом: она видела ее огненно-рыжие волосы, усыпанное веснушками лицо и яркие золотистые глаза. Она видела, как она, развалившись на кровати, перекидывала между пальцев маленькие огоньки, пускала их по своей коже и сдувала, как пылинки. Или Эйлин казалось, что она ее видит.
Дешёвый номер пах средством от тараканов, нафталином и растворимым кофе. Иней на окнах разрастался из нижнего угла, закручиваясь в спирали, устремляясь маленькими иголочками вверх, туда, где за окном цвела вишня. Старомодные цифровые часы на тумбочке, полинявший ковёр с геометрическим принтом и обитые дерматином кресла на тонких ножках. Пузатый лучевой телевизор и две покосившиеся кровати. Играясь со штангой в языке, прикусывая ее от нервов зубами и упираясь металлическим шариком во внутреннюю сторону зубов, Эйлин даже могла рассмотреть за окном низенькие покатые машины, взирающие на неё своими грустными круглыми глазами-фарами. Она подняла руку, чтобы отодвинуть занавеску и несколько широких пластмассовых браслетов глухо звякнули у неё на запястье.
Эйлин помнила взгляд отца, тёплый, полный заботы, ловящий каждое ее движение, каждый ее шаг. Взгляд, полный гордости и восхищения ее успехами, ее первым маленьким победам в жизни. Она помнила его напряженным, когда она болела. Она помнила его заразительный смех. Она помнила нежную улыбку и мягкие руки отца, трепетно касавшиеся ее волос перед очередным.
Она помнила каждую его деталь.
Идеал – не злодей, пусть окружающие и твердят обратное. Они молчали при ней, но она слышала каждую их мысль, рылась в их воспоминаниях и искала ответы. Вечный герой любовник, вечный студент, распущенный преподаватель. Ей всегда казалось, что она знает своего отца лучше, чем кто-либо другой на земле, возможно, даже лучше, чем он сам. Но чем дольше она думала об этом, тем больше начинала сомневаться в правильности своих мыслей. Сейчас ее отец казался ей загадкой, разрозненными кусочками мозаики, из которой она до сих пор так и не смогла сложить единого целого. Ей не хватало всего одной маленькой детали, которую она упорно пыталась отбросить в сторону, которая казалась ей несущественной и глупой, лишённой права на существование, и столь важная, чтобы наконец принять жестокую и горькую правду об отце.
Идеал.
Едкий дым, практически растворившийся в воздухе и слившийся со всем вокруг, раздражал глаза, протягивал к ней свои руки, утягивал в свои липкие объятья и застилал пеленой полуслепые глаза Эйлин. Идеал был слеп, – какая ирония! сдавленно усмехнулась Эйл, – ее отец был слеп.
Но не так, как все это время была слепа она.
Если бы она только раньше заметила блуждающий порой взгляд Алана, то, как иногда он словно бы искал глазами стоящую прямо перед ним дочь или же слишком медленно, слишком чопорно (Эйлин всегда считала это насмешкой над повадками людей из высшего общества) двигался, то, как раз за разом ему поступали отказы от студий, а режиссёры и операторы сыпались на него проклятьями…
Если бы она только сложила все воедино намного раньше.
– Эйлин, зачем ты спрыгнула?
Маккензи вздрогнула. Комната вокруг неё снова изменилась: вместо причудливых геометрических узоров вокруг неё теперь были знакомые стены мотеля, в который ее притащила посреди ночи Джанет, двуспальная кровать и стойкий запах средств от насекомых. Не будь Эйлин слишком погружена в свои мысли, она бы отвесила несколько едких замечаний насчёт крадущегося вдоль стены таракана, чьи усы-антенны исследовали с интересом ножку кресла и брошенный бумажный пакет с булочками. Ни Эйлин, ни Джанет так и не притронулись к еде.
– Не поздно ли об этом спрашивать?
Эйлин надеялась, что ее тон был не слишком резким для человека в ее состоянии и положении, но все же она и сама хотела бы узнать ответ на этот вопрос. Лететь до земли оказалось не так далеко, и, отделавшись сломанной ногой, парочкой вывихов и испугом, Эйлин уже через несколько часов снова была в комнате-камере. Только теперь под надзором нескольких громил-элементалистов. Эйдан приказал убрать из помещения все, чем она сможет себя покалечить, кроме себя. Его ядовитая кривая улыбка проникала под кожу, царапалась и отравляла все, до чего могла дотянуться. Он пытал Эйлин своей компанией, и это было хуже любого компьютерного вируса, который Алан иногда подцеплял на сайтах для взрослых.
Увы, дяди Уилла, чтобы отчитать их обоих за неподобающее поведение не было.
И Эйлин не поверила, когда услышала за спиной его голос.
– Я должна знать, почему ты задержала всех нас своим опрометчивым поступком, – хмыкнула Джанет, рассматривая немногочисленные книги и журналы в стеллаже.
– Мне просто стало интересно, – пожала плечами Эйлин. – И немного скучно в компании мистера-все-взгляды-на-меня и его гениального плана по порабощению мира. Или о чем он там говорил.
– И все?
– А должна быть еще причина?
Джанет медленно кивнула.
– Да. В каждом твоём решение есть логика. Я в этом уверена, – она пожала плечами, наконец поворачиваясь к Эйлин. – Вероятности, события, прошлые версии произошедшего и то, что никогда не случится в реальности. Все в твоей голове высчитывает каждую деталь, как маленький компьютер, поэтому не пытайся убедить меня, Эйлин Маккензи, что ты прыгнула из чистого любопытства.
– Иногда событие нужно протестировать, чтобы узнать его истинность, – криво усмехнулась Эйлин, заправляя за ухо прядь.
Выпрыгнуть, повернуться или сбежать. Каждое действие привело Эйлин в эту комнату мотеля, где они с Джанет уже несколько дней бесцельно бродили из угла в угол, повторяя, кажется, один и тот же диалог. Бесконечный день сурка наяву, единственным отличием которого был прогноз погоды: аномальные заморозки по всей Европе с понижением температуры до минус десяти. Иронично, учитывая то, что в нескольких метрах от Эйлин сейчас находилась сама тёплая точка всего земного шара.
«Тот человек, что звал тебя, – голос неожиданно вынырнул из глубин сознания Эйлин. – Уильям… Белл.»
«Ты с ним знаком?»
«Мы… встречались с ним пару раз.»
Эйлин парализовало. Она смотрела на Джанет, но вместо неё видела Уилла. Моложе и не такого уставшего от работы и присутствия в доме сразу двух Маккензи. Он смотрел на неё в ответ, опешивший и растерянный, в своём замызганном халате, который хотелось взять и сжечь, чтобы не видеть. Время текло медленно, растекалось патокой по венам, и Эйлин заметила, как ее короткие волосы удлинились и окрасились в насыщенно-рыжий. Она будто парила в воздухе, глядя на пялящегося на неё Уилла, замерев на одной ноге, а затем шагнула вперёд, на неожиданно возникшую ступеньку, за которой пришёл безумный водоворот ярких красок. Воспоминания, отрывки и чужие слова кружились вокруг Эйлин кривым калейдоскопом. Осколки резали, впивались под кожу и растекались кровавыми дорожками вниз.
Ее тело ей не принадлежало.
И это пугало.
«И вам тоже до свидания!»
Чужой голос прорвался сквозь калейдоскоп. Глухой и отдалённый, он тут же потонул в новом потоке, накрывшем Эйлин с головой. Она сидела в мягком кресле, нервно покачивала ногой и чувствовала на себе пристальный взгляд со спины. Мужчина перед ней улыбался, смуглый, белозубый и кудрявый. Все, что Эйлин так любила и ненавидела, сидело прямо перед ней и что-то говорило, пока чужие глаза продолжали изучать ее макушку. Волосы на затылке зашевелились, воздух в помещении стал неожиданно густым и все вокруг потемнело, выцвело на несколько оттенков превратившись в плохое черно-белое кино, пахнущее нафталином и старыми носками. Дышать становилось тяжело, капельки пота выступали на лбу – ей было жарко, но она могла только наблюдать, чувствуя чужого в этой комнате, человека, с которым никогда бы не захотела встречаться.
«Я бы предпочла, чтобы пришёл только… Уильям, да?»
Эйлин качнуло, а в следующую секунду чужая рука с силой сжала ее бедро. Лицо Алана Маккензи оказалось всего в нескольких сантиметрах от ее собственного. Он дышал в ее кожу, вёл в расплавленном танце и заставлял желать только одного: поскорее все это прекратить. Скрип музыкантов прорывался сквозь цветастый вихрь чужих воспоминаний, но его было недостаточно, чтобы перекрыть звук собственного голоса.
«Вы отвратительно танцуете, мистер Кёниг.»
На этот раз внутри все клокотало. Обида смешивалась с миндальным привкусом амаретто и сигарет. Она снова была в кабинете, пялилась на ряд увешанных табличками шкафов и едва ли могла разобрать хоть что-то из этих написанных куриным почерком переученного обратно левши слов. Она горела изнутри, тяжело дышала и смотрела на Уильяма, ощущая покрывающуюся ледяной корочкой ярость, из-за которой видела лишь его темно-синие глаза, глубокие и утягивающие за собой. Он был красив, но что-то внутри заставляло желать их выцарапать, вцепиться и вырвать, чтобы больше никогда не видеть, потому что…
«Это ведь вы были с мистером Кёнигом. Я вас запомнила. Снова пришли донимать меня по указке своего босса?»
Потому что она не знала, почему.
Воздух ворвался в лёгкие с силой, сгибая Эйлин пополам и вырываясь из ее горла хриплым кашлем. Джанет нахмурилась, ее аура задрожала и на секунду ее образ растворился, чтобы тут же собраться воедино, но чуточку выше, с короткими волосами в мужской одежде. Всего на мгновение перед Эйлин стояла мужская копия Джанет. Она смотрела на Маккензи несколько долгих мгновений, а затем усмехнулась, подмигнула и исчезла, оставляя на месте себя знакомую Эйлин девушку, не менее удивлённую и взволнованную резким изменением состояния подруги. Джанет дёрнулась, но Эйлин остановила ее, распрямилась и с силой втянула в себя воздух.
«Что это было?»
Кажется, ее вопрос прозвучал слишком требовательно, слишком громко и надломленно, чтобы быть отвеченным. Голос в голове молчал, долго и театрально, пока не вздохнул, как самый настоящий человек и не выдохнул:
«Прошу прощения.»
Чужие воспоминания. Чужая жизнь, прошитая сквозь твоё тело ненужными отрывками. Чужая ответственность и история, которую никто не должен был нести кроме владельца. Эйлин поморщилась: быть хранителем чьей-то жизни и памяти казалось ей всегда слишком утомительным, слишком напряжённым и ответственным, чем-то, что можно было с лёгкостью скинуть на другого или вообще отказаться, сославшись на здоровье. Она никогда не чувствовала в себе желания запоминать что-то за других, а школьные задания она всегда предпочитала спрашивать у других, не утруждаясь записью или систематическим ведением заметок. Если же речь заходила о работе за другого, Эйлин Маккензи была первым человеком, который исчезал из комнаты еще до того, как ее мнением поинтересуются.
И сейчас, тяжело дыша и приходя в себя от карусели чужих воспоминаний, Эйлин не ощущала ничего кроме раздражения за то, что ее попытались в это втянуть. Ее жизнь только для неё. Ее память – только для ее собственных фантазий. Ничего лишнего.
– Долго мы еще будем здесь торчать? – Эйлин осторожно раздвинула пальцами жалюзи, выглядывая на улицу. – Мне скучно.
Бровь Джанет скептично выгнулась.
– Выпытываешь у меня информацию для анализа? – хмыкнула Джанет и смахнула появившийся на кончиках пальцев огонёк в кулак.
– Нет, – Эйлин привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до единственного не заиндевелого участка стекла, – пытаюсь понять, ждать мне или сразу повеситься в холодильнике.
«Для мыши ты слишком… – мягко хохотнул голос, – крупная.»
«То, что у меня бедра широкие – не делает меня крупной.»
«Увы, мадемуазель, как бы некоторые твои части тела не были привлекательны, я не смогу в полной мере оценить их достоинства, даже если ты сядешь мне на шею.»
«Ты голос. У тебя нет шеи», – буркнула Эйлин.
«А могла бы быть!»
Эйлин вздохнула: спорить с воображаемым собеседником было еще сложнее, чем с Аланом Маккензи. Да и желания особого сейчас не было.
– Чего мы вообще ждём? – Эйлин отвернулась от окна, скользнув кончиками пальцев по створкам жалюзи, как по струнам, и, состроив требовательное выражение лица, уставилась на Джанет. – Сбежали из этого гадюшника, бросили дядю Уилла там одного, а теперь торчим… Где мы кстати? – Клитур. – О, спасибо!
– За что? – несколько удивлённо переспросила Джанет.
Эйлин притихла. Голос в голове не был похож ни на голос ее ставшего привычным за последние несколько недель собеседника, ни на ее собственный. Тихий и механический, он напомнил ей программу для чтения вслух в текстовых редакторах или того самого робота, что зачитывал ей произношение французских слов перед школьными контрольными. Бездушный и отчуждённый, он принёс на блюдечке нужную ей информацию, заискрившись в сознании стремительно увеличивающейся картой Франции. И даже услужливо поставил на нужном городе иглу с красным наконечником, чтобы Эйлин не потерялась в множестве незнакомых названий.
Поэтому объяснить Джанет, что она разговаривала сама с собой, казалось Эйлин слишком сложной задачей.
– За… – мысли бешено метались из стороны в сторону, бились о своды черепа и звенели в ушах, пытаясь найти подходящую отмазку, пока Эйлин не встрепенулась и уверенно не выпалила: – За твою поддержку, да. Большое спасибо, что помогаешь мне, Джанет.
«Браво, – важным тоном протянул голос. – Думаю, этот диалог можно номинировать на парочку премий за лучшую драматургию.»
«Кто бы говорил! Сам сначала бубнишь в моей голове, а потом еще отвешиваешь свои едкие замечания.»
«Вот только сейчас я молчал.»
– Лаконично, – с мягкой полуулыбкой протянула Джанет. – Ничего не скажешь.
– Не пытайся сменить тему, – невозмутимо выпалила Эйлин, чувствуя, как еще больше зарывает себя в и без того зыбучие пески неловкого разговора. – Дядя Уилл. Наш побег. Твоё желание вернуться домой. Для чего я тебе действительно нужна? Чего ты хочешь от меня? Мы никогда не были близки, Джа… Лана. С Амелией, да. Вы были подругами. Меня же ты просто терпела. Маленькая назойливая Эйлин Маккензи, которая все время вертится вокруг и мешает всем жить. Я же видела. Вы именно так все и думали. Так почему сейчас ты пытаешься играть мою лучшую подругу?
Щеки Эйлин горели. Сердце быстро билось в тяжело вздымающейся грудной клетке, а в ушах шумело морским прибоем. Эйлин ломало, голова трещала, а желание высказать Джанет все, что она о ней думала превалировало над разумным спокойным диалогом. Даже внутренний голос казался Эйлин неправильным: он срывался, хрипел и тонул в проносившемся по сознании крике чаек. Она говорила быстрее, чем это осознавала. И боялась этого.
Нога заныла, напоминая о неудачном эксперименте по прыжкам с высоты, и Эйлин неловко проковыляла к обитому дешёвой тканью в цветочек креслу, на всякий случай ощупывая все вытянутой рукой. Комната плыла перед ее взором, то исчезая во тьме разума, то вновь вспыхивая перед ней яркими образами. Иногда картинки подёргивались шумом, как изображение на старом телевизоре, и Эйлин приходилось до боли в слепых глазах напрягаться, чтобы сосредоточиться и найти нужный для неё объект окружающего пространства.
– Потому что без тебя я просто не смогу пройти через Барьер. – Голос Джанет прорвался сквозь шум бурлящего вокруг Эйлин роя. – И к слову, я не пыталась сменить тему, Эйлин. Ты точно сейчас себя хорошо чувствуешь? Твоё поведение… – она негромко причмокнула пересохшими губами, – оно немного нелогично.
«А кто такая Амелия?» – задал еще более нелогичный и неожиданный вопрос голос.
«Мэлли? Моя подруга.»
«Подруга, – как-то странно протянул голос в голове. – Понятно.»
– То есть теперь, – проигнорировав все вопросы Джанет, продолжила Эйлин, – мне нужно не только открыть проход между двумя мирами, что уже противоречит здравому смыслу, который едва начал ко мне возвращаться, так еще я должна взять и провести тебя за ручку?
– Нет. Все… несколько по-другому, – Джанет вздохнула. – Ты… Идеал создал этот Барьер. На разделение миров ушло множество человеческих жизней и огромное количество поглощённой энергии. Энтальпия50 разрушения Барьера будет… слишком неподъёмной для существующей реальности. Эти люди, – она скривила лицо, – элементалисты положили жизни, чтобы исправить ошибку собственных прародителей. Но материя, о, она идентична той, что каждый раз создаёт новое тело Идеала, она идентична той, что сейчас внутри тебя и внутри… дяди Уилла. Раз он здесь. Но не моей. Если я попаду в Барьер, то просто растворюсь в нем. Моё человеческое тело исчезло, а то немногое, что я успела зацепить пролетая между мирами, скоро растворится, выжжется и я снова превращусь в яркое пламя. Увы, такова плата за… – Джанет нахмурилась, словно пыталась что-то безуспешно вспомнить.
«Такова плата за тысячелетия спокойной жизни вдали от Идеала. Бессмертное тело в обмен на свободу. Небольшая цена, правда?» – горько усмехнулся голос в голове Эйлин.
Увы, решение проблем с людьми для Эйлин Маккензи обычно сводилось к добавлению в черный список и активному обсуждению со всеми общими знакомыми в первых рядах, чтобы исключительно ее точка зрения была правильной. Маленький негласный лидер мнений в школе и университете, она всегда стремилась быть в центре внимания всеми способами вызывая на лицах сверстников кислые мины и улыбку у Алана.
– Остальные, как ты. Они в Барьере, ведь так? – Эйлин негромко выстукивала кончиками пальцев ритм по стеклянному журнальному столику рядом с собой. – Что с ними будет, если открыть проход?
– Точно не милые семейные посиделки перед камином с какао, печеньем и долгими разговорами за жизнь. Шутка, – невесело хохотнула Джанет, присев в кресло напротив. – Для прохода между мирами не нужно ничего, кроме маленькой царапины в границе, одного сломанного кирпичика, от которого все равно ничего не изменится. Поэтому не стоит об этом волноваться. Мы вернемся домой, Эйлин.
– Или нет, – негромко выдохнула она. – Ты заключила сделку.
– Ты тоже, – коротко осклабилась Джанет. – Они надеются найти в Барьере источник бесконечной силы, способный сокрушать миры, создавать новые формы жизни и перестраивать само мироздание. Ты спрашивала, что будет с остальными, если Барьер разрушится? Тысячи, сотни тысяч, миллионы существ, поглощённых им, вырвутся наружу в поисках пристанища. Силы, которые были затрачены на его создание, будут нуждаться в новых владельцах. Природа выйдет из-под контроля. Стихийные бедствия, катаклизмы и движения плит – меньшее, что нужно ждать человечеству в этом случае. Духи, – Джанет на секунду замолчала, и Эйлин была готова поклясться, что подруга нахмурилась; ее аура дёрнулась, а образ смазался, – весьма капризны по своей природе. А еще обидчивы. И злопамятны. Как думаешь, на кого они первыми обрушат свой гнев: на человечество, ставшее разменной монетой в их борьбе, или на одного единственного, виновного во всем? – Она с лёгкостью перехватила вскинувшуюся руку Эйлин за запястье у самого лица, обжигая кожу кончиками пальцев. – Разве что их не перехватят в самом начале, еще ослабленных и измождённых веками заточения.
Осознание медленно доходило до спутанного разума Эйлин, пробиваясь острыми кольями сквозь опутывающий ее молочный туман. Когда же маленькие кусочки мозаики встали на свои места, кое-как скреплённые хрупким яичным цементом причинно-следственных связей, тело Эйлин обмякло, стало ватным и неподвижным, и она смогла только медленно сглотнуть, кивая собственным догадкам.
– И в этом их план.
– Да, Эйлин. В этом их план. Открыть Барьер, всунуть в небольшую трещину лом и нажать. Бух. И все погрузится в хаос. Тебе дискомфортно от этой мысли? – Джанет дотронулась до скрюченных судорогой пальцев Эйлин.
– Да, – только и смогла коротко кивнуть Маккензи.
«И мне тоже.»
От тона голоса Эйлин стало не по себе. Мысль о вырвавшихся на свободу Духах заставляла ее дрожать, хотя она никогда в своей жизни с ними не была знакома. Пальцы била мелкая дрожь, во рту пересохло, а комната поплыла, закручиваясь вокруг Эйлин в спираль, как в воронку. Нужно было собраться. Нужно было держать себя в руках, а иначе…
– И что понадобится тебе от меня? – неуверенно и тихо пробормотала Эйлин, выворачивая руку из хватки Джанет.
Но та и не стала ее удерживать, отпустив и позволив развалиться в скрипнувшем от слишком резких телодвижений кресле.
– Кровь. И моральная поддержка. Мы должны успеть до того, как они приступят к своей части плана. К счастью, их ритуал пойдёт несколько не так, как планируется. Все-таки…
– Они идут.
Эйлин резко распрямилась, ощутив как все позвонки встают на место и хрустят. Изумрудные вспышки чужих образов молниями метались по комнате. Будущее смешивалось с настоящим, и, когда дверь открылась, на пороге возникла четвертая девушка с малиновыми волосами на ряду с теми тремя, что уже носились по номеру мотеля. Гостья вошла осторожно. Сначала внутрь просунулась ее голова, затем показались плечи, а следом и сама владелица всех частей тела. Эйлин видела ее, в самый первый день во Дворе Чудес – она обрабатывала ей раны.