– Твоя очередь, ми эрманито37.
Алекс отшатнулся. На него смотрела только половина лица Амелии: закрытая до этого его часть покрылась алеющими ожогами, в некоторых местах вместо кожи он видел обугленное мясо, а на скуле зияла закоптевшая кость. Ресниц и брови не было, как и век – глаз вертелся в черной дыре, иногда сокращаясь, словно пытался моргнуть. Амелия улыбалась, и от этого ее обожжённые губы растягивались и пускали по коже множество кровоточащих трещин, расползающихся блестящей на солнце плотью. Две независимых половинки лица. От которых Александру хотелось спрятаться.
– Мистер Куэрво!
На этот раз голос старого слуги раздался слишком громко и рядом. Вздрогнув, Александр подскочил и ударился лбом о дно автомобиля – забравшись под него, он даже не заметил, как задремал, выронив из рук инструменты и позабыв о технике безопасности. Машина угрожающе нависала над ним, шея затекла, а ноги дворецкого маячили, закрывая рвущийся с улицы в гараж свет.
– Ай! – Александр потёр ушибленный лоб и, оттолкнувшись, выкатился из-под машины. Старый дворецкий навис над ним, как всегда ухоженный и больше походящий на владельца дома, чем измазанный в масле и грязи Алекс. – Что еще? Если это очередная глупая просьба мамы, то, пожалуйста, только после того, как я напьюсь. Воспринимать всерьёз ее идеи на трезвую голову становится уже сложно.
– Нет. – Старик поджал губы и выпрямился. – К вам посетительница. Говорит, что ей нужно очень срочно с вами поговорить.
– Да? И что же ей нужно? – прокряхтел Алекс, поднимаясь на ноги и схватил с крыши машины грязную порванную в нескольких местах тряпку.
– Она не сказала. Только уточнила, что это очень, – хмыкнул дворецкий, – срочно. Она ждёт в гостиной.
Гости к Александру в дом Куэрво приходили довольно редко: с друзьями он предпочитал встречаться в клубах, с клиентами в офисе, а коллеги доставали его везде, кроме родных стен. Поэтому в гостиную он практически бежал, не оставляя дворецкому шансов догнать его – длинные ноги почти двухметрового Алекса несли его, подгоняемые адвокатским любопытством и наследственной надменностью и самолюбием.
– О нет, – едва зайдя в комнату протянул Александр и уже занёс было ногу, чтобы развернуться, но все же остановился и посмотрел примостившуюся в одном из кресел Мэри-Кейт Калверт. – Прошу прощения, но я предпочитаю женщин постарше.
– Что? Я… – девушка подскочила с дивана, замешкалась, а затем ее щеки заалели. – Нет… Мистер Куэрво, прошу, мне нужна ваша помощь!
Так заинтересовать Алекса еще никому не удавалось. Недолго помедлив, он подошёл к Мэри-Кейт, жестом пригласил ее сесть обратно на диван, а сам развалился в новом кресле матери под недовольные взгляды дворецкого и горничной. Наверняка его одежда оставит после себя масляные следы на дизайнерской ткани в огурчик, которую сам Алекс считал верхом безвкусицы.
– Моя помощь? – закинув ногу на ногу и вытирая руки порванной тряпкой, он посмотрел на Мэри-Кейт. – Не представляю ни одной ситуации, в которой ты могла бы ко мне обратиться. И советую звать меня Александром, если, разумеется, ты не хочешь получить двойной счет за меня и за некоего «мистера Куэрво».
Мэри-Кейт мялась, перебегала взглядом с Алекса на дворецкого и обратно. Ее покрывшееся пятнами лицо побледнело, отчего румянец на щеках казался искусственным, нанесённым толстым слоем детской краски на лицо куклы макияжем. Она медлила, раздражая Алекса, и снова подскочила, когда он опустил ногу на пол и привстал, словно боялась, что потеряет его внимание. И это было отчасти правдой.
– В общем… – Мэри-Кейт нервным движением заправила за ушко рыжую прядь. – Я знаю, что у вас есть знакомые частные детективы. Мои родители наверняка будут против и…
– Ближе к делу. У меня есть еще дела. – Алекс бросил тряпку на стеклянный столик перед собой и откинулся на спинку кресла, съехав пониже и практически ложась в нем.
Мэри-Кейт отвела взгляд и робко прошептала:
– Помогите мне найти сестру, ми… Александр.
Алексу показалось, что ему немного послышалось. Он приосанился и поджал губы.
– Прости, что?
– Моя сестра, – намного уверенней повторила Мэри-Кейт. – Я хочу найти ее.
– Да, это я понял. А дальше что? – Алекс рявкнул несколько раздражённой, чем это должно было быть, но заметил это только по дёрнувшейся и тут же скукожившейся на диване Мэри-Кейт. Глубоко вздохнув, он сжал пальцами переносицу и уже мягче продолжил: – Я адвокат, Мэри-Кейт, а не полицейская ищейка, чтобы идти по следу аромата грязных носков. Максимум пороюсь в грязном белье клиентов, если потребуется. Остальное – увольте.
– Прошу. – Мэри-Кейт вскинулась, вытащила из-за дивана рюкзак и, затрещав молнией, вытащила кипу разноцветных бумаг, фотографий и справок. – Я собрала вот здесь все, – она положила ее на столик рядом с тряпкой, – что смогла найти сама. Вдруг то как-то поможет.
– Как, например? – едко отозвался Алекс, все же подтянув к себе выложенную Мэри-Кейт папку.
– Я… Я не знаю. Попросите кого-нибудь побольше разузнать. Я знаю, что моя сестра жива и она в этом городе. Я видела ее с вами. Иногда.
– Со мной? – он вопросительно вскинул бровь.
Изумление далось ему нелегко. Смотреть же на запыхавшуюся от разрывающих ее эмоций Мэри-Кейт было больно.
Он знал, что она знает.
Он знал, что она знает.
Но согласиться, сказать ей правду и втянуть себя в очередную бесполезную работу, он просто не мог. Ему хватало проблем с Аланом Маккензи, чтобы добавлять к нему еще и поиски мертвецов и давать надежду Мэри-Кейт.
– Мэри-Кейт…
– Я видела ее! – обиженно вспыхнула девушка, топнув ногой и хлопнув себя ладонью по колену, но тут же ойкнула и втянула голову в плечи. – И с вашей сестрой. И… – Мэри-Кейт шмыгнула покрасневшим носом, – с мисс Эйлин. Поэтому я и прошу вас помочь. Это важно не только для меня, но и для моих родителей.
Алекс ядовито хмыкнул.
– Боюсь, ты не можешь позволить себе оплату моих услуг, Мэри-Кейт. Час моей работы стоит сто пятьдесят долларов. – Он сжал ладонь в кулак и разогнул большой палец. – Следователь берет девяносто. – Теперь разжатым оказался указательный. – Итого – двести сорок долларов за то, – он закончил умственные подсчёты оттопыренным средним пальцем, – чтобы потратить свое и моё время на бессмысленную работу. И это еще не считаю непредвиденных расходов.
– Значит, мы будем работать всего один час! – не унималась Мэри-Кейт. – Но один очень плотный и продуктивный час. Я устроилась на работу в магазин и откладываю карманные деньги. Я смогу заплатить за вашу работу! Прошу, – она с надеждой заглянула ему в глаза, сведя свои светлые рыжие брови к переносице с такой силой, что на коже пролегла глубокая морщинка.
Видимо упрямство было отличительной чертой Калвертов.
Сев в кресле, Алекс прикрыл глаза. Согласиться помочь Мэри-Кейт он не мог. Нет. Это было против адвокатской этики, которой он и так с трудом придерживался, соглашаясь на все авантюрные дела или же смиренно принимая их из рук начальства. Выгнать девушку из дома ему не позволяло воспитание – и с чего же он вдруг о нем вспомнил? – и направленные на него пристальные взгляды прислуги. Смотреть ей в глаза он не мог: слишком она напоминала Джанет. Все в ее жестах, мимике и поведении всколыхивало в памяти надоедливую подружку Амелии, доставившую ему столько неприятностей и… Висок пронзило болью – он снова не мог вспомнить, что-то важное, что-то, о чем ему твердили все окружающие.
Но только он не понимал, в чем была его вина.
– Ты несовершеннолетняя, Мэри-Кейт, – наконец выдохнул он и открыл глаза. – Я могу работать только с твоими родителями или по их просьбе. Будем считать, что этого разговора не было и ты не заняла моё свободное время. Я не возьму с тебя денег. Считай это подарком. Но не строй иллюзий. Моя сестра, – слюна стала вязкой, как патока, и он с трудом заставил язык ворочаться и выплюнуть ненавистное слово: – мертва. Твоя – тоже. Я не буду тебе помогать не потому что не хочу твоих денег, нет. Просто я, – Алекс горько усмехнулся, – не волшебник. У меня нет волшебной палочки. И я не могу воскрешать мёртвых.
Пусть ему и очень хотелось это сделать.
Грудную клетку пронзили разряды боли. Они прокатились между рёбрами, сковали лёгкие и не давали Александру сделать вдоха. Он не был в больнице у сестры уже несколько месяцев. Он избегал разговоров о ней, как и все в доме Куэрво, и начинал понимать позицию родителей: отпустить было проще, чем продолжать верить и надеяться, что все наладится. Семейного счета было достаточно, чтобы обеспечивать существование Амелии, пока ее органы медленно отключаются один за другим – никто не хотел брать на себя ответственность за ее судьбу, предпочитая отмахиваться и уповать на волю божью и врачебные ошибки.
В детстве Александр никогда не понимал, как старшие так легко забывают других людей. Бабушки, дед, несколько друзей-подростков – их уход впечатывался в маленькое сердечко Алекса, покрывая плёнкой обгоревшей плоти. Он не спал по несколько дней, ворочался в постели и ждал, что откроется дверь и они войдут. Он винил родителей в чёрствости и безразличии, но сам сейчас ничем от них не отличался. Работа захватила его, Александр грыз себя каждый вечер, проведённый вдали от Амелии, проклинал коллег, начальство и клиентов за нерасторопность и потерянное время, а затем забывался с друзьями и алкоголем. Он крутился в водовороте повседневности и рутины, вытесняющих из памяти лицо Амелии, ее голос и горечь произошедшего.
Взрослые не забывали никого из ушедших. У них просто не было времени на страдания и сожаления. Иначе они были бы следующими в этом бесконечном списке вычеркнутых имён в приглашении на праздник жизни.
Горький комок подобрался к горлу Алекса, царапая изнутри солёными слезами. Мэри-Кейт смотрела на него, и от этого взгляда ярких карих глаз хотелось спрятаться. Маленький оленёнок в капкане – он не был сейчас охотником и это не была его добыча.
– Мисс Калверт уже уходит. – Алекс посмотрел на дворецкого. – Будь так добр проводить ее. Хотя нет. – Он жестом остановил двинувшегося старика и только негромко усмехнулся под нос на послышавшееся ответное бурчание. – Я сделаю это сам, чтобы убедиться, что она не спрячется у нас в подвале и не проберётся ко мне посреди ночи, приставив к горлу нож.
– Ваша сестра не была такой… – дрожащим голосом протянула Мэри-Кейт, забирая собранные бумаги, и поджала трясущуюся выпяченную нижнюю губу.
– Моей сестры нет. А я, увы, не она, – холодно парировал Алекс, сдерживая неровно бьющееся при мыслях об Амелии сердце. – Поэтому, пожалуйста, иди домой и забудь об этом разговоре.
– Но!..
– Никаких «но», Мэри-Кейт. Всего хорошего. Передавай привет своему отцу и напомни, что мы очень скоро встретимся с ним в суде. Надеюсь, он подготовится к этому лучше, чем в прошлый раз.
Алекс оскалился – обычно этот жест срабатывал и собеседник старался побыстрее уйти от направленной на него агрессии. Но Мэри-Кейт только упорно продолжала смотреть на него, пакуя папку в рюкзак. Она нервно запихивала документы, не сводя с Алекса взгляда, который практически заставил сдаться и уступить. На несколько дней уступить в этой маленькой игре и найти доказательства, что Джанет Калверт действительно мертва. Или же опровергнуть мнение Мэри-Кейт в том, что Лана Блейк была ее сестрой. Оба варианта казались достаточно привлекательными и непыльными, разве что…
– Александр.
Он вздрогнул от прогремевшего с верхней ступеньки лестницы голоса отца. Все мышцы натянулись, и Алекс, повернувшись, сглотнул и посмотрел на Диего. Даже Мэри-Кейт замерла, так и не застегнув свой распухший от втиснутой в неё папки рюкзак.
– Да?
– Зайди ко мне, нужно… – старший Куэрво запнулся, -нужно обсудить несколько семейных вопросов. Касательно твоей сестры.
– Когда?
– Сейчас.
Хуже безразличия членов семьи Куэрво, была только их заинтересованность в тебе, как в потенциальном вложении средств.
И это Александр выучил еще в детстве.
Глава XVIII. Гавайи
Июль, 2012
Палящее летнее солнце слепило глаза, аромат ярких цветов дурманил разум, а невыносимая жара не позволяла нормально спать, несмотря на расставленные вокруг кровати вентиляторы и выкрученный на максимум кондиционер. Удушающая же влажность забивалась в лёгкие, заполняла собой каждую клеточку и лишала возможности дышать.
Уильям предпочёл бы сейчас купаться зелёных водах Мичигана, а не жариться до состояния «аль денте», лёжа на одном из многочисленных гавайских пляжей.
– Ну же, Уилл, неужели тебе настолько здесь не нравится?
В голосе Алана привычные насмешливые нотки, на которые Уилл уже давно прекратил обращать внимание, а на губах едкая язвительная улыбка, вызывающая у примерно столько же боли, сколько и каждое неловкое движение, напоминающее Уиллу, что намазаться солнцезащитным кремом стоило еще в салоне самолёта, не замечая косые взгляды других пассажиров, прежде чем ступить на трап.
– Нет, – Уилл хотел было отвернуться в другую сторону, но вспомнил, что он вообще-то обгорел, а смотреть на Алана всяко приятней, чем на распластавшегося жиром по двум шезлонгам бородатого байкера.
Предложение Алана слетать в отпуске на острова показалось Уильяму весьма заманчивым и интересным, но он снова забыл маленькую деталь изменившуюся в жизни обоих мужчин – у Алана появилась дочь. Поэтому большую часть времени Уильяму приходилось слушать рассказы о том, кто из братьев Сальваторе круче и почему стоит посмотреть «Аббатство Даунтон». На последнее Уилл обычно мягко улыбался, мученически вздыхал и терпеливо смотрел с Эйлин очередную серию, стараясь не цокать недовольно языком и не комментировать все подряд.
– Ну же, улыбнись, – Алан поправил съезжающие с носа солнцезащитные очки и закинул ногу на ногу. – Сегодня последний день, когда ты можешь насладиться этим прекрасным солнцем.
– Если бы я не знал тебя, я бы подумал, что ты мне угрожаешь, – сквозь сводящие от боли мышцы пробормотал Уилл.
– А кто тебе сказал, что я не угрожаю? – приспустив очки, Алан скептическим взглядом посмотрел на друга и рассмеялся бархатным голосом.
Две недели в Раю, как обещал Алан, действительно были не самым худшим в жизни Уильяма, – ему было с чем сравнивать, и в отеле хотя бы была мягкая кровать, – а расслабляющая атмосфера смогла заставить хоть ненадолго, но погрузиться в свои мысли, отправиться по течению отдыха и достигать берегов наивысшего блаженства…
…каждый раз когда он видел накрытый шведский стол.
– Мы слишком давно знакомы, чтобы я поверил в то, что ты действительно собираешься меня убить, – Уилл распластался по своему шезлонгу, наконец найдя положение, в котором ему не хотелось молить Алана о смерти, а небеса о хотя бы одном маленьком облачке. – Кто тогда будет выслушивать твои пьяные разговоры в три ночи?
– Эйлин? – Алан изящно приподнял светлую бровь. – Для чего-то же я ее растил.
Уильям усмехнулся и поправил ставшие за две недели активного поглощения пищи маленькими шорты.
– Так я и поверил, что она будет слушать, как ты развлекался с барышнями в Версале или с Кайзером в Германии накануне Первой мировой, – Уилл покачал головой, а затем немного приподнялся на локтях и немного осмотрелся в поисках обычно вездесущей дочери Алана. – Кстати об Эйлин. Куда она делась?
Маккензи неопределённо отмахнулся, продолжая наслаждаться теплом островов, которого было недостаточно в Чикаго, несмотря на достаточно мягкий климат и тёплое, а иногда и жаркое лето.
– Скорее всего снова с этим, как его там… – Алан замялся, делая вид, что вспоминает имя, хотя Уильяму было хорошо известно, что Маккензи помнит все. Иногда даже с излишком. – С Лиамом. Вот.
– Я слишком много знаю, чтобы ты сейчас делал вид, будто не в курсе, где твоя дочь, – покачал головой Уилл. – Ты Идеал или кто? Не ты ли говорил мне, что видишь каждый уголок этой вселенной каждую секунду? Или кто-то растерял хватку?
Алан оскалился. Его черты заострились, и он приспустил очки, посмотрев на Уильяма взглядом полуслепых, затянувшихся розовато-молочным туманом глаз.
– Конечно, вижу, – хрипло отозвался Маккензи. – Но в данный момент я предпочитаю оставить ее без присмотра. Это не совсем то, что я бы хотел видеть в своей жизни. Не сейчас.
Алан вздохнул, нацепил очки поглубже и начал напевать под нос, выстукиваю кончиками пальцев отрывистый ритм. Уильям удовлетворился ответом Алана и уже было хотел вернуться к тому, чтобы продолжить превращаться в варёного омара, – серьёзные последствия ему в любом случае не грозили из-за лежащего рядом с ним Маккензи, – как маленькая мысль назойливым колокольчиком прозвенела в его голове.
Уилл тут же вскочил и практически не взвыл, прикусив щеку, из-за пронзившей все тело боли.
– Подожди, что? – Уилл во все глаза уставился на безмятежного Алана. – Ты же не хочешь сказать, что…
– Уилл, ей пятнадцать. Она уже взрослая девочка.
– Ей всего пятнадцать!
– Ты слишком старомоден, – скривился Алан.
Уильям насупился и опустился обратно на шезлонг, медленно, без резких движений. Порой Алан становился слишком невыносимым, а его методы воспитания детей хоть и вызывали у Уилла довольно много вопросов, но держать их он предпочитал при себе, позволяя Алану делать все так, как он хочет. В конце концов Эйлин была дочерью Маккензи, а не его, и принимать столь активное участие в ее воспитании Уильяму не было никакого смысла.
Поэтому Уилл промолчал и решил оставить Алана один на один со взглядами на жизнь.
– Ну давай, – спустя несколько минут пляжной тишины не выдержал Алан, – скажи это. Я же вижу, как тебя распирает.
Уилл повернул голову в его сторону, приспустил солнцезащитные очки и смерил Алана удивлённым взглядом синих глаз.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Что вот в твоё время детей воспитывали по-другому, – язвительно ответил Алан, цокнув языком и покачав головой. Его голос стал немного писклявым, и Маккензи явно кого-то передразнивал – не сложно было догадаться кого: – Вот в моё время девочки в пятнадцать лет еще с нянечками ходили и учились отдельных школах для девочек. – Алан зашёлся кашлем, и его голос тут же упал не несколько тонов вниз, снова становясь привычно бархатистым и грудным. – Да у тебя это на лице написано. Думаешь, я не вижу?
– А зачем мне это говорить, если ты и так это знаешь? – рассеянно пожал плечами Уилл.
Взгляд, которым наградил его Алан, наверняка бы заставил многих похолодеть от ужаса, но только не Уилла, за долгие годы общения с Маккензи повидавшего, испытавшего и узнавшего столько, что материала хватит не на одну книгу, способную стать бестселлером. И Уилл знал, что сейчас Алан ничего не сделает, потому что его и так уже жизнь наказала, заставив находиться под огромной оранжевой звездой большую часть времени.
– Да, в моё время детей воспитывали по-другому. Меня воспитывали по-другому, и я прекрасно это помню, – устало вздохнул Уилл и прикрыл глаза. – Я знаю, что сейчас не тысяча девятьсот двадцатые, но и не считаю, что стоит столь легкомысленно относиться к тому, чем занимается Эйлин.
– А кто сказал, что я отношусь к воспитанию Эйл легкомысленно?
Уилл не видел, но слышал улыбку Алана. То, с какой интонацией мужчина произнёс имя дочери, заставило все внутри Уильяма сжаться от болезненных воспоминаний: с точно такими же нотками к нему обращалась его собственная мама, когда Уилл болел испанкой, а она день и ночь проводила у его постели, боясь самого худшего и все время бормоча под нос молитвы.
Уильям выжил и выучился на врача.
Но он не всегда был уверен, что это было к лучшему.
– Я просто надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь.
Не то чтобы Уильям переживал об Эйлин или же боялся за ее жизнь. Нет, конечно, он не беспокоился по-отечески о том, жива ли она или же ее уже съела акула, потому что младшая Маккензи неловко соскользнула с доски для сёрфинга в море. Конечно, нет. Уильям не был ее отцом, и беспокоиться должен был Алан, а не он, Уилл. Ему вообще было все равно на то, что творится между единственными двумя членами семьи Маккензи.
Или же Уильям безуспешно пытался себе это внушать.
Его беспокоило многое с тех пор, как вся его жизнь начала крутиться вокруг Алана Маккензи, а затем и его дочери.
Уильяма беспокоило, как состояние Алана, так и то, что происходит с Эйлин. Он с нетерпением изо дня в день ждал, когда она заглянет к нему в кабинет после занятий в школе, чтобы обсудить последние сплетни или же получить от лучшего друга отца совет. И каждый раз переживал, если Эйлин не приходила: сознание начинало рисовать страшные картины того, что могло произойти с ней в огромном шумном мегаполисе, но затем Уилл делал пару глубоких вдохов и вспоминал, кто отец Эйлин.
Правда иногда Уильяму начинало казаться, что он беспокоится об Эйлин больше, чем Алан.
В человеческом понимании этого слова.
– Почему ты мне сразу не рассказал о том, что у тебя теперь есть ребёнок? – вопрос давно крутился на языке у Уилла, но с самого приезда Алана в Чикаго он так и не решался его почему-то задать.
Алан пожал плечами.
– Хотел сделать тебе сюрприз, – с улыбкой ответил Маккензи.
Сюрприз ворвался в жизнь Уильяма неожиданно парой голубых глаз, ехидной ухмылкой несмотря на вывих лодыжки и слишком знакомыми чертами лица в приёмном покое. А вскоре появился и сам Алан, вишенкой на торте завершив сложившуюся в голове у Уильяма картину. В тот день он еще долго не мог вытолкать соскучившегося за десять лет Алана сначала из кабинета, а затем и из квартиры.
– И что дальше? Что ты будешь делать, когда она вырастет?
– Расскажу ей все, – отмахнулся Алан, даже под темными очками жмурясь от яркого солнца. – А затем, она составит нам компанию в этом увлекательном путешествии под названием «Вечность». Будет жить где-то рядом со мной, – задумчиво протянул он и зевнул. – Нет, разумеется, не прям рядом со мной, – тут же, словно спохватившись, добавил Алан и всплеснул руками. – Моё бедное старческое сердце этого не вынесет. Рядом, но… где-то в пределах этого мира. Возможно, найду ей кого-то, кто сможет выдержать ее характер. Как меня выдерживаешь ты, Уилл.
Он лучезарно улыбнулся Уильяму, и тот поморщился: еще пара приёмов у стоматолога и Алан сможет пускать своей улыбкой солнечных зайчиков. И почему-то Уилл был уверен, что Маккензи именно этого и добивается – характер у Алана был не сахар, но вызвать тяжёлые для организма болезни вполне мог.
Уилл вздохнул и поправил все время съезжающие на кончик острого носа очки.
– Ты говорил, что дети предают…
– И я все еще не отказываюсь от своих слов, – Алан вскинул вверх указательный палец и с видом мудрейшего из мудрейших учителей воззрился на Уилла. – Я учёл ошибки прошлого и сделал из них определённые выводы. Эйлин меня не предаст. Потому что ее воспитываю я, – он ткнул себя пальцем в грудь.
В скромности Алану никогда не было равных, однако даже он не всегда приходил к верным решениям. Или же просто заставлял все свои решения быть верными и исключительно правильными, идеальным, потому что по-другому просто не могло быть.
Уилл ловко увернулся от пролетевшего мимо волейбольного мяча и бросил в сторону играющих детей осуждающий взгляд, сопроводившийся тихим мягким смехом Алана. Уилл обернулся к другу и поджал губы.
– То есть ты решил, что все дело в воспитании? – скептицизм сочился из каждого звука, слетавшего с губ Уилла, но он даже не пытался этого скрыть.
– Ну разумеется, – едко усмехнулся Алан.
Два слова, интонации которых хватило, чтобы Уильям не стал задавать оставшийся ворох крутящихся на кончике языка вопросов. Взгляд сквозь тёмное стекло, в молочно-розовом тумане которого читалась скрытая за несколькими толстыми слоями угроза. Улыбка, которая до сих пор приходила к Уильяму в его ночных кошмарах, подёрнутых сизым дымом остывающего оружия и надрывными криками полицейских сирен.
Но один вопрос все же проскользнул мимо пристального надзора.
– Кстати, ты так и не рассказал мне, – осторожно подбирая слова, начал Уилл. – А другие родственники Эйлин?
– Они мертвы, Уилл, – беспечно повёл плечами Алан. – Все до одного.
Маленькие мурашки пробежали было по коже Уильяма, но тут же растворились, оставив после себя в напоминание лишь лёгкое немеющее покалывание в кончиках пальцев и чувство расползающейся глубоко внутри пустоты. Уилл знал, какой получит ответ и все же спросил, все же рискнул узнать, чтобы в очередной раз убедиться, что перед ним сидит самый настоящий Алан Маккензи.
Который не будет размениваться на сантименты и фамильные ценности.
– Но…
Уильям хотел бы что-то возразить, но тут же был прерван прижатым к губам длинным и изящным пальцем Алана.
– Никто не сможет претендовать на Эйлин, – понизив голос до заговорщицкого шёпота и растягивая каждое слово протянул Алан. – Она моя дочь. Она моя.
Алан скользнул кончиком языка по потрескавшимся губам и отстранился от него, мазнув пальцем по красной от ожога коже, – Уилл не оценил этого и обиженно зашипел. Маккензи лишь язвительно усмехнулся, снял тёмные солнечные очки и, резко изменившись в лице, приветливо помахал кому-то с тёплой улыбкой. Уилл тут же проследил взглядом за Аланом и практически подскочил на месте, когда его глаза заметили мелькнувшую неподалёку фигуру в знакомом розовом купальнике и смешных глупых нарукавниках с уточками, которые они выбирали втроём перед поездкой. Сквозь боль он смог поднять руку и помахать радостно подпрыгивающей, чтобы привлечь к себе внимание, Эйлин.
В последний раз подпрыгнув, Эйлин послала им воздушный поцелуй, и запрыгнула на спину стоящего рядом с ней высокого смуглого парня, что неловко покачнулся, но устоял на месте и понёс ее куда-то в сторону, послушно выполняя роль человеческого пони. Короткие светлые волосы Эйлин слиплись от воды, и издалека младшая Маккензи слишком напоминала Алана.
Уильям любил Эйлин, как собственную дочь. И не всегда был уверен, что так и должно быть. Были ли виной тому золотистые волосы и яркие васильковые глаза, так напоминавшие Уиллу об его сестре, или же все лишь потому что Эйлин проводила с ним слишком много времени? Уилл не знал ответа.
Он просто любил этого маленькое и беззащитное создание, как хотел бы, чтоб любили его.
– Она идеальная дочь, Уильям, – с гордостью произнёс Алан. – И в этом её главное отличие от всех остальных детей.