Слишком много запросов…
Руки не отпускали ее. Гул накатывал волнами, пока неожиданно не стих, и среди него не раздался тихий язвительный смешок, больше похожий на кашель или фырканье.
«Э-эйлин… Как… Интересно… И бестактно с моей стороны… Вот так вот врываться… Тебе должно быть очень… больно…»
Больно? О нет, ей не было больно. Эйлин ничего не чувствовала. Кажется, ее лёгкие превратились в два маленьких уголька, от которых вскоре совсем ничего не останется. Пальцы не слушались, уродливыми сломанными ветками свисая с кистей. А расширившиеся зрачки мешали сосредоточиться на лице напротив.
В отличие от вновь раздавшегося в голове мужского голоса:
«Ты же можешь это прекратить… Убей его… Ты ведь именно так решаешь все свои проблемы?..»
Еще один болезненный укус губы. Дрожащая рука – Эйлин удалось с ней совладать, – ткнулась алой мантии в грудь. А затем снова вспышка. Спину пронзила боль, на голову повалились куски дешёвой лепнины, и Эйлин поспешила свернуться в калачик. Пол под ней задрожал от ринувшейся в противоположную сторону группы – Эйлин слабо приподняла голову, но и этого было достаточно, чтобы заметить оставшегося около своего трона-кресла серого «кардинала».
«А здесь ничего не меняется…»
– Сэм!
Жёлтая фигура первой подлетела к мужчине в алом, но он отмахнулся от неё, как от навязчивой мухи, поднимая на ноги и отряхиваясь.
– Я в полном порядке. Тупая девчонка. Ненавижу людей.
– Ты слишком резок. Иногда они бывают весьма… – хмыкнула серая фигура, – полезными.
Сэм ничего не ответил, тяжело дыша и прожигая дрожащую на полу Эйлин взглядом. Пальцы продолжали мелко трястись, сердце иногда останавливалось, чтобы затем сбивчиво нагнать упущенный ритм, а кровь медленно собиралась на кончике подбородка, опадая каплями на пол. Да, вид у неё был сто процентов самый привлекательный из всех возможных, – мечта любого подростка на выпускном вечере. Сегодня Эйлин Маккензи определённо была королевой вечера. Или дня? Она только сейчас осознала, что не знает, какое сейчас число и месяц.
Бордовая мантия развернулась, взмахнув полами, посмотрела на Шарля и кивнула в сторону Эйлин.
– Вы свободны. Она абсолютна бесполезна. Уверена, ты знаешь, где ей найдут применение.
– Ты спятила? Она нам нужна.
– Она нам не нужна такой. Это моё решение. Вы получили указания. Так выполняйте.
– Да. Приношу… свои извинения.
Шарль шаркнул ногой в последнем глупом реверансе, и Эйлин вздрогнула, проваливаясь во внезапно обступившую ее темноту, в последний раз увидев перед этим вспыхнувшую в сознании противным компьютерным писком надпись.
Связь с сервером потеряна…
– Шарль, тот греческий артефакт, он у тебя?
Очередной незнакомый голос прорвался сквозь окружившую Эйлин толщу воды, раздражая мягкостью и слишком наигранной вежливостью. Каждое слово незнакомки сочилось льстивостью и фальшью. Звуки складывались в слоги, а слоги сплетались в предложения алыми нитями, за которыми не было ничего. Только отстранённость и равнодушие.
– Не уверен, я не брал его…
– Проверь свои штаны. Наверняка, опять завалялся где-то в карманах. Не понимаю, зачем тебе вообще штаны. Ходи без них. Глядишь, найдёшь себе богатую невесту. Или жениха.
Кто-то подавился воздухом, и следом раздалось несколько размашистых ударов по спине. Веки вздрагивали в такт каждому хлопку, но Эйлин не решалась открыть глаза, прекрасно осознавая, что не увидит ничего дальше своего прямого и надоедливого носа: очков на переносице не ощущалось, а значит она снова осталась один на один с размытым сломанным фокусом миром.
– Почему они отправили ее сюда? – Через мгновение кончики чужих волос защекотали щеки Эйлин. – Говоришь, они были напуганы?
Тяжелый вздох.
– Первый раз видел страх в их взглядах за этими уродливыми масками. У них даже голоса дрожали. Всего секунду, но… – Шарль замолк. Что-то звякнуло, как подброшенная вверх связка ключей. – Она не на шутку их напугала.
– Тогда зачем? Не лучше было бы держать ее где-то под боком и наблюдать?
– Кажется, они не знают, что она такое. И это выводит их из себя. По крайней мере их вспыльчивую часть. А когда ты не знаешь, с чем имеешь дело и боишься этого… ты хочешь поскорее от этого избавиться. Как от назойливого таракана.
– Прихлопнешь – и проблема решена, – понимающим тоном пробормотала под нос женщина, продолжая щекотать лицо Эйлин.
– Именно.
Повисшая пауза напрягла Эйлин. Она изо всех сил пыталась понять, где находится, не выдав вернувшегося к ней сознания. Кажется, идиотская больничная ночнушка-наволочка все еще была на ней. Запястья что-то сдавливало – Эйлин попыталась пошевелить руками, но обнаружила, что они прикованы к поверхности, на которой она лежала. Как и лодыжки. Попыталась слабо повести головой в сторону – острый край кожаного ошейника опасно уперся ей в горло, не позволив двигаться. Оказаться связанной вот в таком положении никогда не входило в планы Эйлин, но и выдать себя, поцарапавшись из-за щекотки, она сейчас просто не могла.
Наконец женщина отступила, в последний раз мазнув кончиками волос по подбородку и открытому кусочку кожи на шее Эйлин.
– Ты ведь знаешь, да? Ну, – незнакомка слегка замялась и значительно тише, понизив голос до едва различимого шёпота, продолжила: – что они здесь делают.
– Теоретически, – неохотным зевком отозвался Шарль. – Информация засекречена, но у меня есть доступ к некоторым данным. И я с радостью поделюсь ими с тобой. Не за просто так, разумеется. Мне не хочется оказаться на эшафоте по твоей неосторожности или из-за слишком длинного языка без козырей в кармане.
– И чего же хочет твоя подлая французская душонка? Поддержки на очередной забастовке? Напомнить, чем закончилась ваша последняя попытка поднять себе зарплату? – не скрывая скептицизма, хмыкнула женщина.
– Ой, ну вот зачем начинаешь опять этот разговор? – в голос простонал Шарль. – Нормально же общались! Нет, приспичило вспоминать этот инцидент. Просто найди информацию по своему напарнику. Координатору. Хочу знать все. Где родился, кто родители, сколько родинок на теле, когда первый раз лишился девственности…
– Первый?
– Ты меня поняла.
– Разве этого нет в личных делах?
Кажется, очевидный вопрос загнал Шарля в тупик. Эйлин слегка повернула голову и приоткрыла один глаз, сквозь маленькую щёлочку наблюдая за размытыми силуэтами фигур. Толку от этого было мало, но определить, где сейчас находятся ее «компаньоны» не составило труда: Шарль восседал на краю стола, качая длинными ногами, на месте которых были просто размытые пятна, а невысока женщина с тугим хвостом расхаживала из стороны в сторону, то и дело останавливаясь и мотая головой. Рядом с собой Эйлин заметила небольшой медицинский столик с несколькими металлическими медицинскими чашками, упаковкой новых шприцев и заполненными жидкостью ёмкостями. Не сказать, чтобы это заставило Эйлин расслабиться: дышать стало тяжело, а соотнести два и два в голове оказалось намного проще, чем она могла себе представить.
Женщина тем временем, наконец, перестала маячить, позволив Эйлин сосредоточиться на своём образе. Шарль наклонил голову набок, вертя на пальце связку ключей, и пожал плечами.
– Я не верю ни единому слову оттуда. Поэтому мне и нужно, чтобы ты узнала про него больше. Ты ведь ведущий следователь. Скоро и до верховного доберёшься такими темпами, Саша. М-м-м, разве это не предел мечтаний для рядового сотрудника? Доступ ко всем знаниям мира, проход во все отделы. Даже… – он сделал многозначительную паузу, – сюда.
– Мне нравится и на моем месте. Ремонтники меня пугают.
Мягкий раскатистый смех Шарля пронёсся по прохладному помещению, укутывая Эйлин в свои объятия, успокаивая и словно говоря, что все будет хорошо. Или ей просто хотелось в это верить, потому что холодные иголки в его голосе впивались в кожу, царапали ее и оставляли после себя длинные разрывы, сквозь которые наружу проступали маленькие багровые капельки.
– Жаль. Ты ведь знаешь, что последнего верховного обезглавили неделю назад. За профнепригодность. И убийство. Второе, разумеется, не столь важно. Жаль, он мне искренне нравился. Трудно найти другого человека, готового посреди рабочего дня запереться в подсобке и читать с тобой личные дела других сотрудников, чтобы найти на них компромат, – рассмеялся Шарль. Саша же с раздражением не то шикнула на него, не то рыкнула, но тон мужчины сразу стал серьёзней: – Шучу-шучу. Не надо испепелять меня взглядом, Саша. Так ты поможешь?
Секундная заминка.
– Да.
– Замечательно! – хлопнул в ладоши Шарль, но Саша тут же подняла вверх руку.
– Теперь твоя очередь. – Она опустилась на стоящий рядом стул, откинулась на его спинку и, сложив на груди руки, оттолкнулась ногой от пола, балансируя на двух оставшихся металлических прутьях стула. – Что за проект так тщательно скрывает Орден? Наших местных ремонтников сорвали с места, и мы их уже полгода не видели. А работа стоит, между прочим. Стену латать надо. Да и в конце концов, вся деятельность филиала оста…
– Медиумы.
– Прости, что?
– Они создают медиумов. Шестёрка решила, что будет неплохо обзавестись собственными кадрами, а не вылавливать их среди элементалистов в надежде успеть раньше, чем им вырежут сердце и принесут в жертву. Это надёжней и определённо практичней. Медиумы нынче мрут, как мухи. Даже не успевают сознание перенести. К тому же, – Шарль соскочил с края стола, – как я уже говорил, мы лишились части сотрудников. Тебе прекрасно известно, насколько медиумы редкие кадры. Найти одного за десять лет это уже большая удача. А вы лишись около десятка. Там даже были старожилы. Видели еще восстановление Штатов в виде колоний Англии в девятнадцатом веке. Это были… сильные медиумы. Очень. Поэтому… – он вздохнул, – проект был ускорен. Всех, кто хоть немного подходит, отправляют сразу сюда. Без разбирательств. Поэтому, красавица, ты оказалась здесь. Прости, я бы хотел тебе помочь, правда. Но долг зовёт.
Эйлин не заметила, как размытое пятно Шарля где-то в нескольких футах от неё неожиданно превратилось в достаточно чёткие плечи, ехидную ухмылку и лицо, склонившееся прямо над ее собственным. На долю секунды в его взгляде проскользнула… жалость? Нет, ей должно быть показалось.
– Шарль, артефакт, – нетерпеливо повторила Саша, встав с боку от мужчины, и протянула руку ладонью вверх, несколько раз согнув пальцы в требовательном жесте.
– Ах да.
Он тут же спешно зашарил руками по карманам, но не успел ничего из них достать: дверь на другом конце помещения распахнулась, и сквозь неё внутрь стремительно влетело фиолетовое пятно. Точно такое же, как Эйлин видела на собрании шестёрки. Следом за этим комнату наполнило несколько подозрительного вида людей: разобрать хоть что-то со своим «минус восемь» она едва ли могла, но голубую медицинскую форму она узнала бы, даже если полностью ослепла. Как и запах латексных перчаток.
Маленький голос внутри ее разума кричал, что это все не к добру, но Эйлин могла лишь следить за фиолетовым ураганом, разносящимся по… операционной? Она только сейчас заметила яркую лампу, возникшую прямо над ее головой, как в кабинете у дантиста, перемигивающиеся длинные палки на потолке, кажется, бывшие еще одним источником освещения, и ударивший в нос запах спирта. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу – она хотела бы закричать, но голос беззвучным сипением застрял в горле. Сухой кашель вырвался из него, царапая когтями слизистую, а кожаный ошейник тут же поцарапал ее кожу. Рядом тут же появилась фиолетовая фигура.
– Отлично! Она очнулась. Можно начинать! Подготовьте все к операции.
Голубые медицинские пятна засуетились за спиной фиолетовой фигуры. Он стоял над Эйлин, нависал над ней, изучал взглядом и кажется… раздевал. Нет, это было бы уже слишком для одного дня. Очнуться в непонятном месте, практически голой, было полбеды. Подвергнуться двум допросам – тянуло на просто плохой день. Но злодей-извращенец было уже из ряда вон выходящим. Читать женские романы Эйлин любила, но всегда предпочитала горячим альфа-злодеям милых и начитанных барышень, с которыми можно было хоть поговорить по душам, а не выслушивать по двухсотому кругу, насколько «он» был сегодня хорош, сколько героев убил, сколько женщин покорил и сколько сыновей у него родится в будущем.
– Маленькая, маленькая глупая пташка в клетке. – Эйлин дёрнулась, уворачиваясь от протянутой руки, но та все равно опустилась ей на голову и, как собаку, погладила по волосам. Голос мужчины был резким, скрежещущим и шипящим. Его рука в перчатке холодила кожу даже сквозь пожирневшие от нескольких дней без душа пряди, а дыхание душило своим зловонием. – Тебе стоило ответить на все вопросы сразу. Зачем ты упрямишься, Эйлин? То, что сделал мой брат, покажется тебе комариным укусом по сравнению с этими ребятами. Они хоть и люди, но… Мы все знаем, что самые ужасные преступления совершаются людьми. Во имя высшего блага. С именем бога на устах. И с абсолютной убеждённостью в непогрешимости тех, кто эти деяния совершает. Так ответь мне, Эйлин Маккензи, – он наклонился ниже, заглядывая ей в глаза, – стоит ли оно того, чтобы продолжать упрямо хранить молчание и отнекиваться? Мы ведь все равно узнаем все, что нам надо. Разница лишь в том, останешься ли при этом нетронутой ты.
«Смею заметить, что отвечать на вопросы незнакомцев в первые пять минут, да еще и привязанной к койке – не самая очевидная и оригинальная идея. Впрочем, это лишь моё скромное замечание, и решать определённо долж…»
– Поцелуй меня в зад. – Эйлин не знала, кому она отвечает в первую очередь: елейному голосу в своей голове или оказавшему совсем близко от неё лицу. Но молча ждали продолжения оба из них. – Сколько еще раз мне нужно повторить, что я ничего не знаю, чтобы вы мне поверили?!
Кожаный край впился в шею, затёкшие позвонки подозрительно хрустнули, а лоб с силой встретился с носом фиолетовой фигуры. Размах был слабый, но небольшого расстояния между лицами хватило, чтобы из носа мужчины хлынула кровь, и он отшатнулся, прижимая ладонь к носу.
«Впрочем, такой вариант ответа вполне подойдёт…»
Мужчина в фиолетовом молчал несколько мгновений, несколько долгих мгновений, во время которых единственным, что слышала Эйлин, было биение сердца в ее груди. Казалось, что даже оно стало звучать тише, замедлило свой ритм, лишь бы подстроиться под замершие фигуры вокруг. А затем резко сорвалось вперёд, врезаясь в ребра. Часы на стене защёлкали секундной стрелкой слишком быстро. И разлившийся поверх этого хохот обжигал кожу на руках невидимыми прикосновениями, – хотелось выть от боли, и, приподнявшись, Эйлин заметила на запястьях расползающиеся пятная пенящейся кожи.
– Сколько страсти. Побереги силы. Они тебе понадобятся, когда они, – он обернулся и кивнул на группу людей за спиной в черных монашеских балахонах и голубых костюмах врачей, – с тобой закончат. Я был любезен, они не будут.
– Это что, хороший и плохой полицейский?
– Считай, что да.
– Тогда боюсь, вы в пролёте, – хмыкнула Эйлин, надеясь, что ее сжатые в кулаки пальцы дрожат не слишком сильно. – Предпочитаю плохих парней.
«Не поверишь, я тоже», – невозмутимо протянул голос в голове.
Интересно, он издевался или серьёзно считал, что это поможет Эйлин продержаться еще несколько минут без накатывающей на неё истерики?
– Чего вы ждёте?! Приступайте! – рявкнула фиолетовая фигура.
Эйлин не видела ничего, но чувствовала суетящихся вокруг неё «сотрудников» , ощущала на коже ветерок от их движений и нервно водила глазами, пытаясь уследить за их торопливыми действиями. Черный круг неожиданно перекрыл свет от ярко горящей над Эйлин лампой, а затем две латексные руки растянули веки на правом глазу. Легкие струйки воздуха и прорывающегося сквозь маски дыхания сушили роговицу и покалывали ее раздражением. Эйлин лежала неподвижно, слабо дёргая руками, словно пыталась вырваться; ее глаза непрерывно вращались, пытаясь уследить сразу за всеми.
Пальцы держали ее веки еще около минуты – так сказали часы на стене, – а затем на смену им пришёл холодный металл. Он царапал глаза, впивался в кожу и растекался по вискам слабой болью. Черный круг исчез. Теперь на его месте снова была яркая лампочка, на которой Эйлин безуспешно пыталась сфокусировать взгляд. Теперь латексные пальцы принялись за левый глаз. Что-то блеснуло в свете лампы, и Эйлин едва успела заметить длинную иглу, впившуюся прямо под правым глазом.
– Что… что вы делаете? – она пошевелила глазами, но к своему ужасу поняла, что может теперь смотреть только вперёд, на идиотскую яркую лампу, от которой вокруг теперь плясали оранжевые круги. Игла снова воткнулась в неё, на этот раз где-то под скулой. Зрачки расширились, и теперь перед Эйлин было уже несколько кружащихся в хороводе ламп. – Нет. Нет, нет, нет. Пожалуйста, нет. Прекратите!
«Какой печальный… конец…»
Бить кулаками по койке бессмысленно – она от этого не развалится, а наручники неожиданным образом не превратятся в пыль. Сердце выскакивало из груди, разгоняло по телу кровь и только иногда замирало, чтобы вновь пуститься в бешеный пляс. Эйлин стало жарко, щеки горели, и по телу прошёл озноб. В районе солнечного сплетения завязывался тугой узел. Мышцы сводило судорогой, каждая клеточка тела напрягалась, готовая в любую секунду взорваться. И когда ей показалось, что сейчас яркая вспышка ослепит каждого в этой комнате…
Ничего не произошло.
Только низкий смех над ухом Эйлин. А затем чужая ладонь опустилась ей на живот.
– Помещение защищено от любых возможных всплесков энергии. Не пытайся вырваться. Это бессмысленно. О, вы еще здесь? – мужчина, кажется, только сейчас заметил Шарля и Сашу. – Жаль, наказание за наблюдение за ремонтниками отменили. А то бы вы последовали за бедняжкой.
Вторая игла прошла совсем рядом от левого глаза и с лёгким уколом вошла в плоть. Эйлин видела, как палец надавил на поршень, чувствовала, как жидкость распирает себе путь изнутри и как ее дёргающийся глаз замирает в ожидании чего-то, о чем Эйлин предпочла бы никогда не знать.
– Нет, – умоляюще захныкала она. В уголках глаз нестерпимо жгло солью, но ни одна слезинка не стекла вниз по носу. – Пожалуйста, не надо!
– Нравится? – мужчина над ней снова посмотрел на замершую за спиной парочку. – Мне безумно. Приятно осознавать, что этот полусгнивший Орден продолжает работать хотя бы на небольшую часть. Наслаждайтесь. Не каждому дано увидеть работу ремонтников вживую и не умереть после этого!
– Прошу. Отпустите. Я ничего не знаю. Ни-че-го. Хватит!
– Знаешь, что самое забавное? – он обернулся к Эйлин, и его троящееся лицо приблизилось, скрывая прожектор лампы. – Элементалисты считают медиумов осквернёнными без права на жизнь. Мы же считаем выродками элементалистов. И вот ирония – чаще всего медиумы рождаются в чистокровных семьях элементалистов, в тех кланах, что ведут свои родословные от самых первых хранителей стихий, от тех, кому, как они утверждают, сами Верховные вручили силы, чтобы управлять стихиями. Смешные, ты так не считаешь? То, чего больше всего боятся элементалисты, пожирает их изнутри. Увы, развязки ты не увидишь – все медиумы слепы, как новорождённые котята. А вот твои милые глазки хоть и близоруки, но все еще прекрасно видят этот мир. Это… несколько усложняет твою связь с другими медиумами. Кто знает, может быть ты станешь первым удачным экспериментом?
– Что вы несёте? – оторопев, пробормотала Эйлин, и вздрогнула, когда крышка бутылька в руках одного из «монахов» отщёлкнула.
Лица людей плыли, их кожа оранжевела, меняла свои цвета за секунду, а затем они все исчезали в цветастом калейдоскопе. Эйлин должна была бежать, все кричало ей об этом, но она могла только хрипеть, умолять и жалко дёргать конечностями, пока ее голос не сорвался на беззвучный плач.
«Нет! Отпустите меня! Прошу! Не делайте этого! Нет!»
«Они тебя не слышат, Э-эйлин…»
Толстая прозрачная капля сорвалась с кончика замершего над ее глазом пластикового бутылька, но прежде чем роговица Эйлин зашипела неощущаемой болью, за спиной мужчины в фиолетовом мелькнул серый плащ, заставляя сердце сжаться.
Джеймс?
Глава XIII. Платина
Декабрь, 2022
– И таким образом, ваша честь, я прошу освободить моего клиента под залог под поручительство… мистера Уильяма Белла. Он согласился обеспечить явку моего клиента на заседание. Кроме того мистер Маккензи проявил себя, как сознательный член общества…
– Мистер Маккензи, не единожды был арестован за езду в нетрезвом виде, но все еще не лишён прав. И даже ни разу не отбывал исправительные работы. Удивительное совпадение, правда?
Начинать свое утро в зале суда уже становилось для Александра Куэрво неприятной привычкой. Найдя место стажёра в одной из чикагских фирм, он к своему неудовольствию обнаружил, что настроение многих судей склонно портиться во второй половине дня. По независящим от Алекса причинам и даже без его непосредственного участия. Александр же, напротив, испытывал необъятное желание членовредительства исключительно в утренние часы и особенно тогда, когда накануне он почти весь вечер провёл с друзьями в баре.
А это утро было ужасным сразу по нескольким причинам. Заседание началось в восемь, судьёй был бывший преподаватель Александра, а его подзащитным – Алан Маккензи.
Вселенная точно ненавидела Александр Куэрво, если допустила подобное совпадение.
– Не поверите, госпожа прокурор, я и сам в шоке от этого, – едко заметил Алан где-то слева от Алекса.
Лицо судьи скривилось в недовольном отвращении, а пальцы с силой сжали деревянный молоточек в его руке. Залог. Александру всего лишь нужно пройти эту формальность. Выплатить любую сумму Алан Маккензи вряд ли сможет – Алекс внимательно изучил его счета и не нашёл на них ничего крупнее трёхсот долларов. Но эта сумма была смехотворной. Ворам и то назначали больший порог для выплат. Здесь же над Аланом Маккензи дамокловым мечом висела угроза загреметь в тюрьму до конца своей жизни и полутора тысячами было не обойтись. Как минимум понадобилось бы три.
– Если ваши коллеги плохо выполняют свою работу, это не мои проблемы, едко отозвался Александр, посмотрев на прокурора. – Сейчас мы рассматриваем незаконный арест моего клиента…
– Незаконный?! Пятьдесят килограммов кокаина…
– А должно было быть семьдесят… – скучающе протянул Алан, закинув ногу на ногу на скамье за дырчатым прозрачным стеклом.
– Который еще не факт, что принадлежит моему клиенту, – поспешил с важным видом заметить Алекс и поднял указательный палец, как будто это должно было произвести на окружающих большее впечатление. – Ваша честь, виновность мистера Маккензи еще должна быть доказана, в иначе…
– Ваш клиент сам признался, что это его наркотики! – вспыхнула прокурор, махнув рукой в сторону безмятежно наблюдающего на происходящим Алана. – И нужно еще выяснить, куда делись оставшиеся двадцать…
– А ну все тихо!
– Зачем ты это делаешь?
– Делаю что?
– Защищаешь Алана Маккензи.
Отец опустился в кресло напротив тихо, почти бесшумно, без привычного кряхтения и ворчания, которым он сопровождал каждое свое действие. Отец появился перед Александром слишком неожиданно и будто волшебным образом – он редко спускался к сыну в гостиную, чаще предпочитая звать его в свой кабинет. Сейчас же Диего Куэрво, в темно-бордовом махровом халате с поясом и таких же багровых тапочках, напоминал не главу крупной ювелирной компании, а любящего дедушку с подарками. Жаль только, подарки отпрыски Куэрво получали не так часто, не чаще, чем выговоры за плохие отметки, домашние аресты и нескончаемые напутствия о «ценностях семьи Куэрво».
Александру до сих пор никто так и не сказал, в чем они заключались. Но продолжали упорно требовать их выполнения.
– Это моя… – поджав подбородок, задумчиво протянул Алекс и взболтнул в стакане кубики льда, прежде чем пожать плечами, – работа.
Работа или обязанность?
Или глупое подростковое желание отомстить мнимому обидчику?
– Да брось, Александр, – отец мягко рассмеялся и махнул на него рукой. – Ты мой сын и я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не видеть: ты что-то задумал. Ну же, расскажи своему старику, зачем тебе было связываться с Аланом Маккензи и его шайкой.
– Его шайкой? – переспросил Александр.
Диего напрягся и тут же выпрямился в кресле. На секунду в отблеске старого камина могло показаться, что его отцу не семьдесят, а всего сорок, пролёгшие на лице морщины – результат бесчисленных бизнес-схваток, и серость его облика, подсвеченная оранжевым огнём, – некачественная плёнка, что пыталась запечатлеть минуты триумфатора. Но нет, стоило Александру моргнуть, как фигура его отца сгорбилась, он обмяк в кресле, утонув в спинке, и, опершись рукой о подлокотник, закрыл ладонью лицо.
– Прости отцу это бессвязное старческое молчание. – Его приглушенный голос был тихим и пугающе холодным, а затем Диего вскинул голову и посмотрел на Александра своими выцветшими глазами. – Так что там с твоей работой. Еще не надумал ее бросить и уйти к нам? Ты же понимаешь, эти ваши фирмы… – он сделала неопределённый жест рукой, – они пустышки. Сколько таких уже вырастало и исчезало у меня на глазах! Я и сам когда-то был партнёром.
Он мягко рассмеялся. Александр засмеялся в ответ, чувствуя от этого странную неловкость, и поспешил скрыть ее в выплеснутом щедрой рукой в стакан виски.
– Дай угадаю, тебя выгнали? – он посмотрел на отца поверх края стакана, следом опрокинув в себя все содержимое.
– Нет, – Диего закинул ногу на ногу, грея подошву тапка об огонь камину, – твой дед подсуетился и выкупил фирму. Теперь она – часть нашего семейного бизнеса. Те самые юристы, которые вытаскивали твою задницу из неприятностей, когда ты об этом даже не догадывался, улаживали все конфликты и обеспечивали тебе место в правлении на случай моей внезапной, хотя как она может быть внезапной в моем возрасте, смерти. – Он смотрел на Александра, увлечённо изучающего перекатывающиеся по дну кубики льда. – А ты теперь даже не хочешь к ним присоединиться. Нехорошо это, Александр. Ой как нехорошо. Подумай. Может твоё решение немного… изменится?
– Мисс Эдельштейн, – судья негромко прокашлялся и оттянул ворот мантии, – я понимаю ваш пыл правосудия и желание выслужиться перед начальством, но умерьте несколько свои аппетиты. Мистер Куэрво… – он обернулся к Александру.
– Да.
– Не перебивайте меня. Мистер Куэрво, – губы судьи расплылись в улыбке от вспыхнувшего на щеках Александра пристыженного румянца, и он продолжил: – я склонен удовлетворить ваше ходатайство. На каком размере залога вы настаиваете?
– Пять тысяч долларов.
– Что?! – прокурор подавилась воздухом от возмущения. – Ваша честь, должна напомнить, что в штате Иллинойс размер залога определяется рыночной стоимостью хранимых наркотиков. Поэтому обвинение настаивает минимум на миллионе трёхстах тысячах.
– А может мне сразу продать все почки присутствующих в этом зале? – громко подал голос из-за стекла Алан. – Или тогда мне предъявят обвинения в незаконной торговле органами? Кстати, если есть незаконная торговля, то должна быть и… законная? Что нужно сделать, что законно торговать человеческими органами на рынке, ваша честь? Зарегистрировать фирму и платить налоги? В этой же стране больше всего боятся прихода налоговых офицеров?
– Мистер Маккензи, – резко повернувшись к Алану и сжав дрожащие кулаки, прошипел Алекс, – держите себя в руках и не мешайте мне вас защищать.
– Да? А мне показалось, Александр, что ты хочешь упечь меня за решётку. Или ты уже передумал?
Упечь Алана Маккензи за решётку? Да, у Александра были подобные мысли. И он сам был бы не прочь раскопать на Алана материалы, от которых суд несомненно пришёл бы в восторг. Но руководство фирмы было несколько иного мнение. Почему-то они цеплялись за дело Маккензи и всячески направляли Александра в русло оправдательного вердикта против его воли и воли закона.
– Ваша честь, – сделав глубокий вдох, Александра схватился за край судейской трибуны, и продолжил: – мой клиент не обязан нести ответственность за халатную работу полиции. Если бы детектив Калверт лучше выполнял свою работу…
О, если бы детектив Калверт лучше выполнял свою работу, Александру Куэрво не пришлось бы портить зрение в опустевшем юридическом офисе, разглядывая мутные фотографии экрана с камер наблюдения гаражного склада. Ему бы не пришлось потеть и спешно ехать домой, удерживая в голове одну единственную мысль: на видеозаписи были не люди Алана Маккензи, а…
…люди его отца. Александр видел их почти каждый день в родительском офисе фирмы, обедал и ужинал за одним столом на званых вечерах, а теперь смотрел на них, выкрашенных в серые цвета и тащащих несколько деревянных коробок в гараж мистера Маккензи.
– Нам нужно поговорить.
Стучаться в кабинет отца Александр не стал: влетел, распахнув дверь, и тут же рухнул на закряхтевшее под ним кресло. Диего только свёл к переносице брови, сжал длинными старческими пальцами-крюками бумажки и искоса уставился на сына.
– Если это может подождать до утра…
– Я видел запись, – перебил отца Алекс. – Гараж мистер Маккензи. Там было несколько твоих… знакомых. И те коробки. Думаю, ты и сам прекрасно помнишь, что в них обнаружили.
Диего промолчал. Он смотрел на сына не моргая, жевал нижнюю губу и растирал под пальцами зажатую в них бумагу. Возможно, Александру не стоило так резко нападать на него, но неожиданность совершенного открытия потрясла Александра Куэрво, как дубинка дикаря Колумба, как только тот высадился на берег. Неизбежно и неумолимо.
– Не понимаю, о чем ты, Александр, – наконец, спустя несколько минут напряженного молчания и переглядок, выдохнул Диего. – Советую тебе меньше работать допоздна. А то может еще что-то привидеться.
– Спасибо, но я в полном порядке. Я знаю, что я видел и чего я, – Александр осёкся и сжал пальцами подлокотники кресла, когда взгляд отца вцепился в него когтями орла, – не видел. Я не видел там мистера Маккензи. Я не видел, как он принимает заказа в обозначенное полицией время. Но я видел, – Александр подался вперёд, – твоих людей, отец. Наших людей, которые…
– Наших людей? – переспросил Диего, с особым напором выделив первое слово, чтобы даже Александру стало понятно, на что намекает отец. – И давно ли ты стал считать себя частью семьи? Помнится мне, ты только и делал, что отнекивался от всего, что мы с матерью пытались дать. То вместо изучения испанского шлялся по барам. То в гараже своём пропадаешь, ковыряясь в машине, как какой-то реднек 23 . То…
– Не думал, что моя любовь к автомобилям может заставить тебя считать, что я отрёкся от семьи. Разве не твой отец коллекционировал машины?