Ты чертовски хорошая мама! Прими хаос, преодолей чувство вины и будь верна себе

Глава 3
К этому нас жизнь не готовила: послеродовой обряд взросления

«Почему вы такая спокойная?»

Подняв глаза, я увидела перед собой женщину, что в ужасе глядела на меня с инвалидной коляски. Мы с супругом как раз подошли к регистрационной стойке в лос-анджелесском медицинском центре, где меня должны были положить в родильное отделение. Было пятнадцать минут шестого, однако спать нам обоим не хотелось вовсе; мы беседовали о том, о чем начали еще в машине (вовсю обсуждали фанатские теории по «Ходячим мертвецам» – сериалу о зомби-апокалипсисе).

Думаю, со стороны я казалась окружающим относительно готовым к пополнению в семье человеком. Я, вот повезло, знала, когда примерно разрожусь, а потому еще прошлым вечером завила волосы – и даже сделала предродовой маникюр (вот такой ерундой мы занимаемся в Лос-Анджелесе). И, в отличие от большинства будущих матерей, я пришла в больницу сама, на своих двоих, а не извивалась от мучительных многочасовых схваток. В общем, я успешно избегала реальности, с которой мне предстояло столкнуться лицом к лицу.

«Не переживайте, – рассмеялась я в ответ на вопрос женщины. – Я просто пока на стадии отрицания».

Вообще, я шутила – вот только слишком уж велика в этой шутке оказалась доля правды. Каков был мой план пережить роды? Очень просто: с порога заявить тренеру, что мне нужен допинг (то есть врачам, чтобы кололи мне эпидуралку). Я до последнего избегала истины о том, как роды вообще проходят. Поскольку не до конца верила в то, что это знание реально поможет мне через них пройти.

О таком лучше знать заранее: подготовка к родам

В отличие от меня, многие будущие мамы тратят ощутимое количество времени на то, чтобы продумать грядущие роды. Чего еще ожидать от ответственных родителей с чутким сердцем? Ради этой книги я как следует расспросила специалистов: гинекологов и акушеров. Почти все из них сошлись во мнении: около 80 процентов всех родов идут не по плану будущих родителей. Около восьмидесяти процентов! Нет, это не значит, что планирование родов бессмысленно. Это лишь значит, что в какой-то момент вам придется подстраиваться на ходу.

Да, продумывать роды заранее полезно, просто помните, что у ребенка могут быть свои соображения насчет того, как именно появиться на свет, и, что еще важнее, будьте готовы к тому, что вам придется проявить гибкость. Начните свыкаться с этой мыслью уже сейчас, а не когда у вас раскрытие на восемь сантиметров и вы выходите на финишную прямую. Когда готовитесь к родам, обсуждайте «предпочтения», а не обязательные к соблюдению «правила».

Вот что понадобится непременно: ваша история болезни; имена и телефоны родственников; сведения о том, какие лекарства и обезболивающие вы предпочитаете. Кроме того, разберитесь с тем, что такое эпизиотомия, как располагают женщину во время родов, стоит ли сохранять плаценту, собирать пуповинную кровь и так далее. Наконец, продумайте, что будет происходить с вами и ребенком после родов (должны ли его как можно скорее положить на вас; как вы будете и будете ли кормить его грудью; где и как вы будете впервые мыть ребенка; какие прививки ребенку сделают в роддоме).

Во время беременности у меня обнаружили преэклампсию. Врачу пришлось следить за уровнем белка в моей моче. В итоге я каталась по Лос-Анджелесу, а вместо пассажира в автомобиле восседал преогромный кувшин с моей мочой. Мне нужно было собирать всю свою мочу в течение суток. А потому куда бы я ни шла, везде меня сопровождал кувшин. Стоит ли говорить о том, сколько писает женщина на девятом месяце? Свой кувшин я пыталась протащить даже в кафе, где мы устраивали с подругой посиделки в честь грядущего пополнения, однако муж решил, что меня выгонят из заведения за нарушение санитарных норм.

Оставалась неделя до родов, а мое состояние не улучшилось. Тогда врач посоветовал: рожайте немедленно. И пришло время выбирать – либо мы вызываем роды искусственно, либо делаем кесарево сечение. Врач предупредил: моя дочь крупнее среднего и до сих пор не просунула головку в родовой канал (другими словами, она слишком большая и слишком упрямая). А значит, искусственно вызванные роды, скорее всего, будут тяжелыми, что я восприняла как «вас в любом случае придется оперировать». Мы с супругом (в основном я) решились на кесарево.

Знаю, такое решение подходит не всем, однако врач так сказочно все расписывал. Дескать, приедете в больницу к пяти утра, а уже в семь у вас на руках будет новорожденная дочка. Всего два часа – да я волосы дольше крашу! Боялась ли я? Естественно! Я была в ужасе от одной мысли о грядущих родах вне зависимости от того, как именно ребенок из меня выберется. А врач тем временем: вы получите ребенка скоростной доставкой, а еще у вас будут качественные обезболивающие. (Хочу заметить, среди моих знакомых есть те, кто решительно против обезболивающих во время родов. Тут каждому свое, и я искренне уважаю отважных мамочек, что выбирают «естественный» ход вещей. Однако я не из отважных и прошу отнестись с уважением и к моему выбору.)

Вот только, как я уже говорила, представление о грядущем мероприятии у меня было довольно смутное. Я знала, что во время операции буду бодрствовать; что нижняя часть моего тела будет за огромной простыней, а потому я не увижу, что творится с моими внутренними органами, пока из моего разрезанного живота достают ребенка. В вечер перед родами мы с супругом посмотрели серию реалити-шоу, в которой одной участнице как раз делали кесарево сечение. Этим моя подготовка и ограничилась. Разузнать о тех подробностях, что зрителям нарочно решили не показывать? Да зачем! Я же не сама рожать буду. Все сделает врач. А я потом несколько деньков полежу в больнице, мне пропишут болеутоляющие и отпустят домой. И все. Даже не верится в то, какой я была простодушной, особенно если учесть, с каким рвением я изучала сведения о безопасных наматрасниках и охлаждающих увлажнителях воздуха. Однако, думаю, желание сохранить душевное равновесие оказалось сильнее жажды знаний.

Во время подготовки к операции мы с супругом занимались тем, что получается у нас лучше всего. Боролись с тревогой шутками. Ахаха, ты в этом комбинезоне будто пришел из сериала «Во все тяжкие»! Ух ты, у меня «убегающие вены» (выяснилось после того, как четыре разных медсестры попытались поставить мне капельницу), а значит, я точно не подсяду на внутривенные наркотики!

«Нам пора», – радостно объявила моя акушерка в 7 часов 35 минут. Она, как выяснилось, с огромным трудом выбила операционную и теперь следовало мчаться туда со всех ног, а то уведут. Медсестра помогла мне спуститься с постели и за локоть проводила к месту назначения.

Когда мы вошли в ту холодную стерильную комнату, я потеряла всякое присутствие духа. В фильмах рожениц обычно везут на каталках, и я была бы не против точно так же покататься (а еще – чтобы меня как следует накачали успокоительным). Медсестра усадила меня на край операционного стола, и я внезапно обнаружила, что рядом нет моего супруга. Догадавшись, о чем я думаю, медсестра указала в коридор: супругу там уже объясняли, чтобы он ждал снаружи, пока не позовут. Пришли еще несколько врачей и медсестер – и позади меня началась очевидная движуха… и мне посоветовали не оборачиваться.

Сердце вдруг подпрыгнуло к самому горлу; ледяной ужас сковал мое тело – я осознала, что именно сейчас будет происходить. Всего через несколько минут эти вот самые люди собираются вскрыть мне живот, чтобы достать оттуда маленького человека. Я испугалась; я поняла, что совсем одна; я почувствовала, что совершенно ничего не знаю. Я и правда понятия не имела, что произойдет дальше. И по собственной же вине!

Кто-то скажет: счастье в неведении. Однако неведение в преддверие кесарева – это и близко на счастье не похоже.

– Эм… а мне кто-нибудь что-нибудь даст? – Я до сих пор не уверена до конца, я это только подумала или все-таки сказала вслух. Как бы то ни было, мне нужен был человек, который выстрелит в меня транквилизатором – и ПРЯМО СЕЙЧАС!

– А расскажите-ка еще раз, как вы познакомились со своим мужем, – будничным голосом спросила у меня акушерка, притопывая ногой в такт регги, стальной ритм которого разносился по операционной. (Я потом еще спросила: «Вы нарочно такую музыку ставите?» Она ответила: «Я обычно выбираю чувственный ритм-энд-блюз, но для утреннего кесарева он был бы чересчур горячим».)

– Что-о? – ответила я, сердитая самую малость сильнее положенного. Мне пришлось на время отказаться от ботоксных инъекций и в ту секунду мое лицо отыгрывалось за годы эмоциональной невыразительности.

– Я забыла, что вы рассказывали, – произнесла акушерка; с ее худого загорелого лица, обрамленного тонкими темными волосами, никак не сходила улыбка. – Где вы познакомились?

– В колледже, – огрызнулась я. Не хватало еще попасться на ее уловку! В помещении было на удивление холодно, и грубая больничная рубашка нисколько не прибавляла уюта. И вот сижу я на краю операционного стола и чувствую, как по пояснице мне размазывают антибактериальный гель.

Я несколько раз глубоко вдохнула; в конце концов, большинство женщин едва ли чувствуют эпидуралку… и плевать, что те же самые женщины испытывают частые, до умопомрачения болезненные схватки!

– Считаю до трех, – произнес мужчина за спиной. Раз… два… тр…

«ОХ ЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!» – я заорала так громко, что стены затряслись (я не шучу).

Я чувствовала ее. Я чувствовала эту чертову эпидуралку! И это всего лишь эпидуралка! Я ожидала, что боль окажется резкой и пронзительной, а мою поясницу в итоге будто плитой придавило. Кажется, зря я сюда пришла.

– Дышите глубже, – указала медсестра, а плита тем временем продолжала давить. И началось. Меня уложили на спину – и вот нижняя половина моего тела уже скрыта за синей тканевой перегородкой. Рядом тут же возник супруг – бледный, как призрак, однако улыбающийся (позже он признался: мой крик так его напугал, что он чуть не выронил телефон прямо в коридоре, – конечно же, он читал новости с футбольного матча).

Я, внезапно слегка ошалевшая, спросила у анестезиолога: «А мне успокоительное дадут?»

– Мы уже пустили чуть-чуть морфина, – прошептал тот. Ответ меня обрадовал; я кивнула и отвела глаза к потолку. И тут на меня накатила тошнота; я тут же поджала губы – не хватало еще наблевать в собственный же рот.

Анестезиолог, кажется, по лицу догадался, что со мной.

– Тошнит? – спросил он.

Я вновь кивнула, широко распахнув глаза. Я и подумать не могла, что от анестезии может тошнить, а это, оказывается, в порядке вещей. Причем, когда во время кесарева у пациентки рвотные позывы, это доставляет определенные неудобства врачу. Ему, вообще-то, живот вскрывать надо – и сделать это труднее, если живот ходуном ходит.

Будто бы сквозь пелену я наблюдала за тем, как анестезиолог колдует над трубочками и мешочками с жидкостью; несколько мгновений – и тошноту как рукой сняло. Постель склонили на несколько градусов влево – чтобы, если меня все-таки стошнит, рвота лилась набок, а не мне в глотку. Укладывали когда-нибудь пьяную в стельку подругу на бок, прежде чем идти веселиться дальше с теми, кто еще стоял на ногах? Ну вот, теперь я была этой самой подругой.

Мой супруг, как и договаривались, держал наготове видео, где наш пес бегал по траве, тщетно пытаясь поймать летающий диск в замедленной съемке. (Пока я была бездетной, светом и сказкой моей жизни был наш пес. Теперь он живет под моей кроватью – прячется от маленьких мучителей. Я только раз в несколько недель проверяю – дышит ли.)

Что делать с любимцами, которые были почти как дети?

Любите свою собаку? Котика? Вы никогда не думали, что сможете полюбить кого-то так же сильно, как это милое, преданное создание, которое целует вас в нос и сопит рядышком, свернувшись клубочком. Во многих отношениях ваш питомец был вашим первенцем и ему заботливо отводилось центральное место на всех праздничных фотографиях (я вот водила свою собаку на встречу с Сантой). Итак, не хочу вас расстраивать, однако после рождения ребенка вы порой вообще будете забывать, что у вас дома есть еще какое-то животное. Мой пес, Арчи, был моим малышом… пока я не завела настоящего ребенка. Сегодня я вижу его лишь мельком, когда он стрелой мчится по коридору из одной комнаты в другую, – лишь бы моя четырехлетка не цапнула его за хвост. Так что же делать со своим пушистым ребенком, едва на свет появится дитя человеческое?

• первую встречу любимца с ребенком лучше всего устроить за пределами дома. Я не совсем понимаю, почему знающие люди такое советуют: наверное, чтобы при первой встрече стороны находились в равных условиях;

• тот, к кому любимец привязан сильнее всего (будь то вы или ваш партнер), по возвращении из больницы должен уделить любимцу время, а именно как следует поздороваться с ним. Потому что наши питомцы тоже способны испытывать ревность;

• говорят, следует познакомить любимца с запахом ребенка до того, как заносить его домой. Я попросила супруга так и поступить. По его словам, пес посмотрел на него, будто спрашивая: «И что прикажешь делать с этой твоей шляпой?» Как бы то ни было, мне после этого стало чуточку спокойнее;

• дело, возможно, не обойдется без ревности и всяких пакостей. Животные понимают, что правила игры изменились и они больше не цари и боги этого дома. Но разве можно их в этом обвинить?

• когда поймете, что в силах гулять, попробуйте взять с собой не только ребенка, но и собаку. Разомнетесь все втроем! Если же у вас кошка, так делать не надо. Кто вообще выгуливает кошек? Тоже мне, придумали – шлейки. Кошки должны гулять сами по себе;

• отложите деньги на новые игрушки, дополнительные лакомства и, если возможно, местного выгульщика собак (или просто ребенка по соседству, который не прочь подзаработать). Хороший любимец – набегавшийся любимец. А заскучавший любимец грызет прорезыватели для зубов и делает свои животные дела на детском коврике.

Врач с двумя медсестрами начали тихо обсуждать что-то очевидно важное.

– Еще несколько минут, – сказал нам анестезиолог с широкой улыбкой (через несколько дней я поняла, чего он все улыбался, – когда получила счет за медицинские услуги и увидела, сколько ему заплатили за то, что он ткнул меня в спину этой чертовски огромной иглой). Я чувствовала, как врач надавливает мне на живот. И думала: наверное, он хочет подтолкнуть ребенка в нужное место, прежде чем делать надрез. «Значит, до самой операции еще пара минут», – думала я и на пару с мужем хихикала над тем, как мой пес, раскрыв пасть, в очередной раз лихо прыгнул навстречу белому пластиковому диску – и, не поймав, плюхнулся на землю в паре шагов от него.

– Так, теперь готовьте камеру, папа, – предупредил анестезиолог. В смысле мой муж должен будет снимать все действо? Такое внимание приятно, конечно, – но зачем снимать саму операцию? Разве не лучше заснять исключительно ее исход?

Однако я не успела и слова вымолвить, как услышала ее. А точнее, этот милый, высокий, отчаянный, прекрасный, преображающий все вокруг крик. Дамы и господа, встречайте – звезда прибыла на площадку.

Мой взгляд метнулся от телефона к тряпичной перегородке – и я увидела ее: рубиново-красную, пухлощекую, с целым пучком темных волос на головке безупречной формы.

– Познакомьтесь – это ваша дочь, – объявил врач.

Я всхлипнула. Она была у него в руках – мое сердце. Только за пределами моего тела. В одно мгновение я полюбила эту девочку больше всего на свете. Я почувствовала это сразу: ради этого ребенка хоть в самую бездну – не глядя… хоть сейчас, даже когда мои кишки, скорее всего, тоже за пределами моего тела… Это не имело никакого значения. Теперь она стала для меня всем.

Так я и стала мамой.

Лишь позже я осознала, что на живот мне давили вовсе не снаружи: врач уже преспокойно хозяйничал внутри меня. Меня уложили на спину, прошло меньше четырех минут – и я уже увидела свою малышку.

Почти сразу ее передали в руки старшей медсестре – черноволосая, с яркой внешностью, она выглядела как Великая Верховная Ведьма. Так, не отвлекаемся! Медсестра переложила ребенка на смотровой стол – и супруг заметался между мной и пластиковой люлькой.

– Иди, – подбодрила я, когда медсестра подозвала его, чтобы перерезать пуповину. Медсестра завернула нашу дочь в мягкое фланелевое одеяльце с узором в виде отпечатков ног и с солнечной улыбкой передала этот безупречный сверточек мужу.

С мгновение я смотрела на отражение моего тела в люльке – однако почти сразу отвела взгляд.

«Люблю фильм “Ведьмы”, – подумала я. – Он же есть на “Нетфликсе”?»

(Ребенка из меня уже вынули, а потому в дело полноценно вступил морфин.)

– У вас все хорошо? – спросил анестезиолог, пока я лежала, уставившись в потолок.

– Все прекрасно, – ответила я.

– Больше не тошнит?

– Не-а, – отозвалась я. И тут я поняла: кажется, его смущает то, что я все смотрю и смотрю на потолок, хотя должна бы глядеть на дочь. «О, это все отражение – начала объяснять я. – В стенке люльки я вижу, как меня зашивают».

Анестезиолог воззрился на меня с ужасом, однако промолчал. Я вновь перевела взгляд на потолок – только бы не лицезреть в режиме реального времени то кровавое преступление, что свершается в тридцати сантиметрах к югу. Люльку почти сразу передвинули.

Когда муж в сопровождении услужливой медсестры поднес дочь ко мне, я наконец могла как следует рассмотреть человека, который до сих пор рос внутри меня. Она была настоящим чудом. Эта малышка массой чуть больше трех с половиной килограммов уже успела перевернуть наш мир с ног на голову. Именно она была виновницей всех тех безумств, с которыми, я сталкивалась последние сорок недель. Она была причиной всех болей, бессонных ночей, реально внушительных отеков и того, что моя задница стала в два раза больше. И все это было мне абсолютно безразлично. Теперь у меня была она. И это все, что мне было нужно.

Первые несколько часов после родов были, наверное, самыми благословенными часами моей жизни. Мы вместе сидели в послеоперационной палате – моя маленькая семья и я, – пока Таллула впервые в жизни пробовала грудное молоко (в девятой главе я остановлюсь на кормлении грудью подробнее). Мы спорили, какую часть лица от кого она унаследовала; спорили, на кого больше похожа, – и сошлись на том, что нос у нее, к счастью, мой. Несколько первых, счастливейших часов нашего совместного утра мы только и делали, что захлебывались в восторгах: в ней совершенна каждая черта!

А затем эффект от морфина кончился. Меня снова начало мутить. А еще я начала осознавать, через что именно прошло мое тело и какие у этого последствия.

Оглядываясь назад, я поражаюсь тому, насколько нам повезло просидеть в блаженном спокойствии целых два часа. Потому что едва действие обезболивающего начало ослабевать, и начался такой ад, будто меня переехал автобус. Мой организм настолько плохо перенес анестезию, что я после операции часов десять не могла сидеть прямо – а как в таких обстоятельствах держать на руках новорожденного ребенка? К счастью, муж и моя лучшая подруга Кристал (которая сама уже была на девятом месяце) по очереди обнимались с Таллулой – а мать тем временем держала мне волосы, пока я блевала в оранжево-розовое пластиковое корыто. В итоге единственное мое взаимодействие с дочерью произошло за пределами послеоперационной палаты, когда специалист по грудному вскармливанию пришла и стала прикладывать рот Талуллы к моим гладким, очень слабо выраженным соскам.

Я знаю, что важно как можно больше обниматься с ребенком в первые часы его жизни. Однако меня слишком сильно тошнило. Кстати, меня даже сейчас раздражает то, что врач вообще не предупредил меня о возможном побочном действии анестезии. Отказалась бы я в таком случае от кесарева? Вряд ли. Но предупреди она о том, что локальная анестезия (которую предлагают в том числе и при вагинальных родах) чаще всего вызывает тошноту, – и я, возможно, в ответ предупредила бы ее, что меня тошнит по любому поводу, после чего бы спросила: не знаете, как сгладить воздействие? Когда я рожала сына, то предупредила врача заранее – и мне прописали противотошнотный пластырь, который лепится за ухо. В итоге вторые мои роды прошли вообще по-другому (и, уверена, моя послеродовая жизнь было более легкой, в том числе благодаря этому).

А теперь – снова о Таллуле. Мы честно три раза пытались добиться того, чтобы она присосалась к моей груди правильно, после чего медсестра предложила мне накладки на соски: мол, чтобы грудь между кормлениями отдыхала.

После операции во мне было столько лишней жидкости, что мой нос на время утроился в размерах, пальцы выглядели как сардельки, а ноги пришлось упаковать в специальные компрессионные чулки, давление в которых то усиливалось, то ослабевало.

Дошло до того, что медсестра и вовсе открыто запретила мне смотреть в зеркало.

«Вам только хуже станет, – уверяла она. – Зачем лишний раз расстраиваться».

Жгучая боль пронзала мой живот, когда я кашляла, чихала, блевала, смеялась.

Через двенадцать часов после операции мне обязательно нужно было встать и пройтись. Мама взяла на руки Таллулу, а я схватилась за пустую люльку и гуляла прямо со столом для осмотров, как с ходунками.

И это был всего только первый день.

Я знала, что роды – это серьезное медицинское мероприятие… но не представляла, насколько серьезное! Первые дни после родов обычно даются нелегко – а от них, между прочим, зависит, насколько быстро и действенно ты вообще восстановишься. И кто бы предупреждал об этом будущих матерей! Я вот знала о том, что происходит в эти дни, лишь по фильмам. И хоть бы одна киношная мама предупредила: мол, ощущение такое, будто у меня между ног взорвалась бомба. Лично я уверена: дело в том, что новоиспеченной матери попросту некогда делиться тем, что происходит в первые дни после родов. Едва к ней начнут пускать гостей, едва ее выпишут, как возникает совершенно новый список обстоятельств, которые выносят ей мозг. В итоге я понятия не имела, как роды повлияют на мое тело, и, как следствие, знать не знала, что мне стоит расценивать этот мой опыт как серьезную травму.

Тем не менее быстро стало понятно, что вернуться к прежней жизни в ближайшее время не удастся.

Я, пока лежала в больнице, едва ли могла толком о себе позаботиться – и это казалось чем-то невероятным. Как женщина, я гордилась своей самостоятельностью, но тут я вдруг оказалась полностью зависимой от окружающих меня людей. Я ненавидела чувствовать себя такой: немощной и бесполезной. Казалось, мое тело и разум могут работать процентов на пятьдесят максимум; мне приходилось звать медсестру, даже когда я хотела пойти в туалет, и это было унизительно. До туалета я добиралась, еле волоча ноги (ладно хоть носки были такие, что не скользили), прижимая подушку к животу – там, где швы, – а потом совершенно незнакомая женщина обливала меня водой из душа, шарилась по мне и держала подо мной пластиковый лоток, чтобы собрать и сдать на анализы мою мочу.

На третий день я устала от того, что к сокровенным частям моего тела получают доступ незнакомцы, и спросила у мужа, не мог бы он мне помочь. Никогда прежде я не ощущала себя настолько уязвимой перед другим человеком. До сих пор помню: я стою в ужасающем свете люминесцентной лампы, приподнимаю больничную рубашку – а муж, встав на колени, моет меня, натягивает на меня нижнее белье из специальной сетки и обрабатывает разрез, пересекающий мое тело поперек. Тогда я не выдержала и разревелась.

Ради меня мой муж сделал вид, что ничего необычного не происходит: как если бы мы делали так каждый вечер пятницы. Когда я была максимально ранимой и хрупкой, он притворился, что не заметил моего стыда. Никогда прежде я не испытывала столько любви и благодарности по отношению к этому человеку.

По глупости я считала свою уязвимость признаком слабости, а свою хрупкость – бессилием; на самом же деле я была воительницей, которая восстанавливалась после грандиозной битвы. Разве стыдим мы раненого бойца, что возвратился с поля брани? Нет, мы зовем его героем и славим его подвиг – он проявил доблесть и самоотверженно сражался! Почему, черт возьми, мы не делаем то же самое для молодых матерей?! Не имеет значение, каким образом женщина родила. Либо у нее только что взорвалась граната во влагалище, либо ее живот только что полоснуло клинком. По мне, это чертовски похоже на войну.

К сожалению, такова культура, в которой мы живем: общество ожидает, что мы покорно и безропотно примем последствия родов.

Недавно я приняла идею о том, что больше не воспринимаю от другого человека слова «нормально» и «обычно». Женщины так часто страдают во время послеродового восстановления, что мы стали воспринимать боль и дискомфорт как нормальный ритуал. Да, это может быть обычным явлением среди молодых матерей, но ни одна секунда этих страданий не должна называться «обычным делом». Все, баста! Машите своими «обычно» и «нормально» в другом месте!

Беременность, роды и первое время жизни с ребенком создают эмоциональный водоворот и полностью перестраивают наш организм. Это самый значительный переходный период в жизни женщины. Вот только мы зачастую даже не догадываемся, насколько тяжело это сказывается на нашем организме. Многие новоиспеченные мамы приходят в ужас, когда обнаруживают, что в одиночку тяжело заботиться не только о ребенке, но и о себе самой. Тело женщины должно оправиться после родов. Но где оно тут успеет оправиться, если женщина вынуждена готовить, стирать и не спать ночами? У молодой мамы должна быть возможность для спокойного восстановления, чтобы иметь прочный фундамент, на котором она построит свой опыт материнства.

«Ничего себе у тебя запросы!» – скажете вы. Однако задумайтесь. Представьте истощенную, обессиленную, почти всегда голодную женщину, которой нужно восстановиться после тяжелых родов и справиться с бытом в одиночку. Разве не трудно ей будет в таких условиях установить близость со своим ребенком? Не будет ли грудное вскармливание более напряженным? Это совершенно естественно: рыдать от чувства полного одиночества, когда вы действительно остались совершенно одни.

Как так вышло, что все эти трудности ускользнули из нашего поля зрения? Не то чтобы у всех женщин до нас это было легкое и беззаботное время, просто большинство женщин решили не делиться своим опытом, и в итоге множество мам, которые ждут своих первенцев, на самом деле плохо себе представляют, что ждет их за порогом.

Они выходят из больницы с ребенком, пончиком, чтобы сидеть в машине, и пакетом подгузников, а медсестра может предложить ей лишь слабое: «Удачи! Спите тогда, когда спит ребенок!» Эм, ладно. Спасибо? Уйти из больницы с малышом проще, чем завести собаку (мне ли не знать – у меня их две).

Превратности материнства не принято обсуждать, а потому у беременных женщин даже нет возможности позаботиться заранее о том, чтобы поддержка у них была в необходимом количестве. А как иначе, если они не до конца понимают серьезность и значимость этого события?

Чаще всего женщины усиленно готовятся к родам по всевозможным памяткам – они решают, просить ли обезболивающие, кто будет присутствовать при родах, какая музыка будет играть, когда их малыш появится на свет. Мы создаем подробнейший план лишь до определенного момента, но план дальнейших дней и недель для нас как в тумане – может, оно само как-нибудь прояснится?

И будто специально для того, чтобы в наших колесах было побольше палок, общественность (это вне моего понимания – и совершенно далеко от того, что вы прочитаете в этой книге) убеждает только что родивших женщин в том, что теперь главным показателем их материнского успеха является то, насколько быстро они восстановились после родов.

Родить ребенка – это не зуб вылечить. Независимо от того, каким образом ребенок выбрался на свет, один факт остается железным – из тебя появился целый новый человек. Это же просто с ума сойти! На то, чтобы замутить все это дело, у нас уходит целых сорок недель, тогда почему же мы, черт побери, рассчитываем, что восстановление после родов будет для нас плевым делом? Что мы из больницы выйти не успеем, но уже станем такими, какими были до беременности, – вернем себе прежние чувства, прежнее тело и контакт с собой? Сейчас я пишу эту книгу и осознаю, что пять месяцев как родила второго, а до сих пор не могу влезть в те джинсы, что носила до беременности (а вот я уже редактирую – и теперь восемь месяцев как родила, но положение дел не изменилось). Завести бы сейчас речь о том, какие ожидания общество возлагает на женщин, да не время и не место.

Возможно, я буду первой, кто заявит вам подобное, однако послушайте: вы чертовски прекрасно выглядите и, надеюсь, чувствуете себя не менее прекрасно. И даже не смейте, вернувшись из больницы, бежать готовить ужин… Вообще весь первый месяц не приближайтесь к плите! Ну и пусть вы не сходили на день рождения к подруге, или забыли загрузить стирку, или три дня не мыли посуду! ВЫ НЕДАВНО РЕБЕНКА РОДИЛИ ИЛИ ДА?! Будьте нежны к себе, мамы!

Вам нужно время. Чем больше, тем лучше. Понимаю: вам хочется почувствовать себя как раньше. Я тоже хотела вернуться к самой себе просто ужас как! Но, пока вы только ищете свой способ держать планку (такой, чтобы вас не расплющило в процессе), разрешите себе быть неидеальной. «Ленитесь» столько дней, сколько можете себе позволить и сколько способна организовать ваша группа поддержки. Не выходите из спальни как можно дольше! Смотрите фильмы, обеспечьте себе вкусную еду по максимуму. У вас должно быть достаточно времени и простора для того, чтобы прийти в себя. Против матушки-природы не попрешь, а потому даже не пытайтесь.

А когда поймете, что набрались сил и готовы к новым подвигам, посвятите полчасика одиночной прогулке или посиделкам в кафе. Ребенок ни капли не пострадает, если вы на тридцать минут передадите его своей маме или подруге. А вот если вы будете страдать, грустить и жить на пределе возможностей, ребенок пострадает определенно. Счастливая мама – счастливый малыш! Ваш ребенок сейчас целиком зависит от вас; первые несколько недель жизни он даже не знает, что является отдельным от мамы существом. И если мама будет вся на нервах, то на нервах окажется и дитя. Если вы кормите ребенка грудью, едва не плача, то с чего бы хорошо чувствовать себя малышу? Любой новоиспеченной матери необходимо прийти в себя после родов, а потому рядом всегда должен быть кто-то, готовый хотя бы полчаса побыть с ребенком, пока вы принимаете душ, спите, смотрите серию «Друзей» или просто сидите в комнате одна.