Леонид Машинский
ЖЁЛТАЯ ДОРОГА
(Кинотрагедия в 4-ёх частях* по детской народной страшной истории. Примерное время действия** – середина 90-ых годов ХХ-го века.)
Посвящается Ирине Бяковой
«…нет воли Отца Вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих».
Мт.18:14
«…ядовитая вода застыла подобно ишаку, бегущему из огня и стала льдом,
и когда окреп тот лед и перестал течь, яд выступил наружу росой
и превратился в иней,
и этот иней слой за слоем заполнил Мировую Бездну».
Младшая Эдда
Песенка «Куратовские страсти»
(вместо пролога)
[Исполнять на 3/4, бодренько, но не спеша, хорошенько проговаривая фразы.]
C G
Профессор Куратов был очень умён,
Am E7
Но, будучи навеселе,
F C
Он церковь заметил, с неясных времён
G7 C
Стоявшую в неком селе.
F G C
Стоявшую в неком селе.
Вернувшись из командировки домой,
Собрал он семейный совет,
Где единогласно признали тюрьмой
Две комнаты и туалет.
Семья, на раздумья не тратя минут,
Вспорхнула с насиженных мест;
И вот уж в той церкви они – тут как тут –
В три дня совершён переезд.
С трудом разместились на первый ночлег,
И в эту же ночь – кто бы мог
Подумать, ну разве больной человек! –
Профессорский помер сынок.
Ввели заморозку, поставили гроб,
И ждут… Во вторую же ночь -
Ну вот, если вру, провалиться мне чтоб! -
Скончалась профессора дочь.
А третьей по счёту – пропала жена,
Четвёртый – Куратов погиб.
И бедная тётя осталась одна –
Как в дачном лесу белый гриб.
Бесстрашная дева пошла на прорыв
Со шваброй, и духам отпор
Дала бы. Но те посмеялись, убив
И тётю… И с тех самых пор
Проклятая церковь мерцает во тьме
Огнями нечистых очей,
И может лишь олух в нетрезвом уме
Коснуться её кирпичей.
Несчастье за ним побежит по пятам,
Нагонит его на пути,
И, где бы он ни был, найдя его там,
Заставит из жизни уйти.***
*Автор подразумевает приблизительно 6-часовой (в целом) минисериал из 4-ёх полуторачасовых серий (в полном соответствии частям сценария) или, в крайнем случае (если это окажется необходимым для ТВ), из 8-ми серий, каждая – около 45-ти минут.
**Впрочем, действие может быть легко перенесено в любую современность.
***Исполняться всё это может как каким-нибудь бардом под гитару, так и настоящим трагическим хором.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Летняя Москва полна машинной и человеческой суеты. Проезжают легковушки, старые грузовики, мотоциклы. Рычание множества моторов сливается в монотонный и навязчиво-тошнотворный гул – от него так и разит выхлопными газами. Но чахлая и пыльная зелень дворов не сдаётся.
Из всего этого словно материализуется на пороге собственной квартиры Владимир, хорошо сложённый мужчина лет сорока, представитель бывшей технической интеллигенции. На лице его расплывается торжествующая улыбка,
– Ну как? – спрашивает, ответно улыбаясь, Светлана, его жена, симпатичная представительница бывшей технической интеллигенции, немного за тридцать.
– Завтра едем, – выдыхает муж, разувается и надевает шлёпанцы.
– Дети! Идите есть! – зовёт Светлана.
В маленькой кухоньке уютно. Вся семья в сборе сидит за круглым пластмассовым столом под низкоопушенным круглым жёлтым абажуром, который, как спелая ягода, наливается светом, глядящего в окно, ещё высоко стоящего июньского солнца. Детей двое: очень изящная девочка лет двенадцати, по имени Мая, и шестилетний мальчик с глубокими грустными глазами, его зовут Виталик.
– Ну, рассказывай! – прерывает Светлана слегка торжественную тишину, во время которой никто не решается толком приступить к трапезе.
– Ну… отпустил хозяин, – выдыхает Владимир. – Чёрт побери , чтобы я ещё хоть раз покупал билеты раньше, чем получу отпуск!
С. Но у тебя ведь все было заранее рассчитано?
Вл. У меня да, но кое у кого расчеты были совсем другие. И потом… Человек, который должен был меня заменить, попал в больницу.
С. А как же?..
Вл. А так.
Вступает Мая: Просто у папы хорошие отношения с начальством.
Вл. Просто, должен я хоть раз в жизни как следует отдохнуть?
С. А у тебя не будет неприятностей?
Вл. Да нет. Через два дня, которые выходные, выходит из отпуска еще один хороший человек. Я думаю, он способен попахать за меня две недели?
С. Ладно, ешь.
Вступает Виталик: Мама, а мы Миньке забыли положить.
В кухне показывается ещё один полноправный член семейства, лохматый, чёрный, неопределённой породы, всеобщий любимец кобелёк Миня.
Вл. Миня, Миня! (подзывает) Ты чего меня не встретил?
С. Он какой-то хворый, ходит как пришибленный.
М. Мама, он просто спал.
Миня, виновато виляя хвостом, наконец, приближается к хозяевам.
– Сейчас-сейчас, – говорит Светлана и наполняет собачью плошку.
Но Миня, едва понюхав, не ест, а вместо этого, столь же виновато повиливая, отходит в дальний угол и там ложится.
М. Совсем плохой.
Виталик вскакивает из-за стола, подходит к Мине, гладит его, тащит к миске и пытается заставить поесть.
С. К ветеринару бы надо.
Вл. Ничего. Возьмём с собой – на травках поправится.
С. Ты его намерен взять с собой?
Вл. А ты разве договорилась, с кем его можно оставить? (Пауза). Миня! Завтра ты отправляешься в свое первое путешествие. Миня скулит.
С. Ничему не рад, бедняжка. Виталик, да отстань от него, иди доедай!
B. Мам, посмотри, какие у него глаза грустные.
C. Знаете что, ребята! Давайте выпьем, – она достаёт из
холодильника бутылку сухого вина, наливает мужу и себе.
Вл. А Майке?
М. Папа, ты же знаешь, что я не пью, – она наливает себе сока.
Вл. А, забыл: «Новое поколение предпочитает Пепси!»
С. Ви-та-лик!
Он с неохотой оставляет собаку и возвращается за стол.
Вл. (поднимает бокал) За добрые чудеса, которые, черт побери, ещё иногда случаются!
М. Нет, папа, это судьба. Вот у твоего коллеги была судьба попасть под машину, или из-за чего он там заболел? А у нас судьба – тащиться вслед за тобой к чёрту на кулички.
С. Не слишком ли часто поминаете чёрта?
Вл. (крестится) С Богом! Чокаются и выпивают.
С. Майка напоминает насчёт вашей намечавшейся поездки на юг.
Вл. Да. Но теперь это уже следующий год. Обязательно.
М. Этот раз тоже было обязательно.
С. Она боится вырасти из купальников, которые ты ей купил.
Вл. Купим ещё… Ребята! Вы не понимаете! У вас теперь – свой собственный дом. Настоящий, деревенский! В экологически-чистейшем, живописнейшем месте.
С. Только что-то уж больно далеко.
Вл. (Мае) Загорать, кстати, можно и там.
М. Ну конечно, второй Дагомыс.
С. Не дерзи отцу. Давайте лучше выпьем, – доливает Мае сока в едва отпитый стакан, хочет налить Виталику.
B. Мама, я боюсь, что Миня умрёт.
C. (зовёт) Миня! Миня!
Миня подходит и лижет ей руки.
С. Вот видишь, он не такой уж и больной. Просто у него сегодня настроение плохое. Может, поешь, Миня?
Миня делает вид, что ест.
С. Вот видишь? Ну! – поднимает она свой бокал, к этому времени наполненный Владимиром.
Чокаются и выпивают.
Вл. А вещи собраны?
Светлана пожимает плечами.
Вл. Сейчас доедим, и начинаем собираться.
В. (опять сидя на полу, рядом с собакой) Папа! Он ест.
Слышен звонок телефона.
М. Ой, это наверно меня!-
Слышно, как шуршит по полу шнур, она убегает.
Вскоре кухню покидает Миня, а за ним – Виталик. Супруги остаются вдвоём. Светлана смотрит на дожёвывающего мужа со слегка покровительственной нежностью, гладит его по редеющим волосам.
С. Дурачок ты мой! Зачем тебе этот дом?
Владимир, поперхнувшись, откашливается, Светлана стучит ему по спине.
С. Знаю, знаю… Успокойся. Ну что, пошли собираться?
2
Вечер. Светлана заходит в комнату детей. Мая, в красивой ночной сорочке, перестилает себе постель. Виталик возбужденно возится с игрушками.
С. Мая! Сколько раз я тебе говорила – не клади подушки на стол!
М. Мамочка, куда их ещё класть?
С. Виталик, немедленно в постель!
Виталик вдруг пулей вылетает из детской. Мая демонстративно позёвывает, изучая не то белизну простыни, не то обложку цветастого журнала, лежащего рядом на тумбочке.
– Не злите меня, дети, – говорит Светлана и, взявшись было за подушки, бросает их и выходит.
А в родительской комнате, где среди прочего на стене висит хорошая репродукция ботичеллиевской «Весны», Виталик в это время допытывается у набивающего рюкзаки отца: А река там есть?
Вл. Есть, но маленькая.
В. А лес?
Вл. Лес большой.
B. А мы пойдём в поход?
В приоткрытую дверь заглядывает Светлана.
Вл. (не замечая её, Виталику) А как ты думаешь? Пойдём. Разумеется, пойдём.
C. А комары?
Вл. (вздрогнув) Комары? Слава Богу, что ты напомнила! У нас есть репеллент, только… (он рыщет взглядом по комнате)
Светлана быстро находит на шкафу два аэрозольных баллончика: Оба возьмём?
Вл. Как бы мало ни было – самое комариное время, – кладёт баллончики в карманы рюкзаков.
Вл. Слушай, сваргань чего-нибудь – пожрать в поезде.
С. Угу. Виталик, марш спать!
В. Пап, а змеи там есть?
Вл. Что? Не знаю. Надеюсь, что они нас не ужалят. Противозмеиной сыворотки, к сожалению, нет.
Светлана, выразительно посмотрев на Виталика, уходит на кухню.
В. Пап, а Миню в рюкзаке повезём?
Вл. Да нет, так, на поводке.
В. А-а.,. Ну я пошёл.
Вл. Да, а то мама будет ругаться – завтра рано вставать.
Виталик, пятясь и оглядываясь, уходит. Владимир, оставшись один, задумывается, потом достаёт из глубины шкафа некий прибор и упрятывает на дно своего рюкзака.
Из детской доносится телефонный звонок. Владимир настораживается.
– Кто там? – спрашивает он, выглянув в коридор.
– Это меня, – говорит взявшая трубку Мая. – Виталик, выйди пожалуйста на минуточку, – она притворяет за братом дверь.
Виталик, уже раздетый, возвращается к отцу. Из кухни к ним подходит Светлана. Все стоят у дверей.
– Да, – слышится голос Маи, затем её шаги. Далее – неразборчиво.
С. Кто-то звонил?
Вл. Майку ухажёры замучили, – он вновь приступает к упаковке вещей.
– Я там яйца поставила. Хорошо бы колбаски купить, – говорит Светлана с порога,
Вл. Об этом надо было раньше думать.
Светлана, обиженно хмыкнув, удаляется.
В. Па, а какие там есть животные?
Вл. Животные? Посмотрим. Но какие-нибудь – точно есть.
B. А вдруг там медведи? У нас же нет ружья.
Вл. Ну, если мы его не тронем, он нас скорее всего тоже не тронет. И потом, мы не станем слишком далеко забираться в лес… А ты что, боишься?
C. (вновь появившись) А вдруг, правда, медведи? Ладно, может быть, завтра, по дороге, купим.
Вл. Что? А-а…
Отстраняя мать, в комнату заходит побледневшая Мая.
С. Что случилось?
М. (помолчав) У Ирки маму в больницу увезли.
С. Господи, что с ней?
М. Не знаю, что-то с животом.
С. Может, ей чем-то помочь нужно?
М. (не смотря в глаза матери) Нет, она сказала, что папа
дома.
С. Что ж такое делается?! Все болеют…
Вл. А мы, несмотря ни на что, едем в свой собственный дом, купленный, кстати, на честно заработанные деньги… Мая, ты со мной согласна?
М. Да, папа.
С. (Мае) Иди спи. И ты, Виталик, тоже. Немедленно. И отключите телефон.
Вл. Кстати, деньги… – он чешет голову. – Где же они, чёрт подери! – приглядывается, ищет.
Мая, а затем Виталик, уходят спать. Светлана, иронично махнув рукой, – на кухню. Она делает потише огонь под кастрюлей и заходит в ванную. Долго смотрится в зеркало, как будто хочет что-то выспросить у своего отражения, но остаётся не совсем довольна и, отвернувшись, включает воду. Ванна наливается. Светлана выходит и гасит свет. В темноте слышен шум падающей воды.
3
Ночь. Владимир лежит в постели. Светлана заводит будильник.
С. Всё собрал?
Вл. Кажется.
С. Минин-то поводок нашёлся?
Вл. Вон валяется. Иди сюда, – он прижимает к себе сладко охающую жену и выключает бра.
Миня, лежащий в той же комнате у балконной двери, приподнимает уши, прислушиваясь к постельной возне супругов. Когда звуки приобретают устойчивый ритмичный характер, Миня осторожно приоткрывает дверь лапкой и выходит на балкон. На дворе самое тёмное время короткой июньской ночи, но всё освещено яркой голубоватой луной с небольшим левосторонним ущербом. На небе нет облаков, но звёзд из-за лунного сияния почти не заметно. Миня, созерцающий этот небесный фонарь, поднимает грустную мордочку, словно собираясь завыть, но не воет, а, медленно пятясь, заходит обратно и снова ложится, зарыв блестящий нос между передними пушистыми лапами. Под окном раздаётся кошачий крик, уши у Мини вздрагивают, но не встают и сам он больше не поднимается. На столе, в лунном пятне, тикает жёлтый будильник. На ковре, драпирующем стену у кровати, мерцает серебром подвешенный кавказский рог для возлияний.
4
Вот всё семейство с пожитками выходит из лифта. Миню ведут на поводке попеременно, он непрестанно путается под ногами. Вот они в троллейбусе, вот в метро (Миня сидит на руках у Виталика). Вот они на вокзале, и пытаются высмотреть на табло номер и время отправления своего поезда. И вот, наконец, вся
компания – по лавкам в общем вагоне. Владимир и Виталик сидят за столиком, образованным нижней боковушкой, Мая – за столиком у окна напротив, у задней по ходу поезда полузагородки, Светлана – на той же койке, ближе к проходу, Миня выглядывает у нее между ног. Светлана читает книгу, Владимир – газету, Виталик ест мороженое, Мая смотрит в окно на ещё не успевшие скрыться из виду городские пейзажи. В вагоне не стихает бормотание разносчика газет:
– Политика, эротика, мистика, кроссворд, программа на следующую неделю…
Маины визави, два мужика, один постарше, другой помложе, уже закусывают водку бутербродами. Под лавкой, задевая Миню, перекатывается пустая пивная бутылка. В соседнем алькове с одной стороны плачет полуторагодовалый ребенок, с другой – то ругаются, то смеются темпераментные восточные люди. Всю эту какофонию поглощает нарастающий стук вагонных колес. Виды за окном мелькают всё быстрее – уже никакого намёка на город, полустанки, деревушки, поля, лес, да лес, да лес, да лес… Постепенно темнеет, зажигается электричество…
Светлана спит на верхней полке, под которой сидела, Мая – на нижней, Виталик – на верхней боковушке. Зачитавшийся Владимир, так и не разобрав свою койку, задрёмывает сидя. С его расслабленных колен, толчок за толчком, сползает толстая газета со статьёй под бросающимся в глаза заголовком «Параллельные миры». Перед ним на столе раскачивается в стакане недопитый мутный чай. Мужики-пьяницы, оставив после себя пустую посуду и объедки, куда-то надолго удалились. Кавказцы за стеной похрапывают. Поезд, делая небольшой вираж, выезжает на открытое пространство. Из-за высоких деревьев выпархивает уже почти совсем полная луна, такая же, как давеча, яркая и синеватая. От этого неожиданного света Владимир морщится, но не просыпается. Газета, шурша, окончательно съезжает на пол, это будит Владимира. Он протирает глаза, потянувшись, встаёт и начинает устраивать свой ночлег, при этом толкает, но вовремя ловит, почти не расплескав, не замеченный им стакан. Мая несонными глазами наблюдает за манипуляциями отца, затем переводит взгляд на пляшущую в районе его головы низко стоящую луну. Поезд опять въезжает в лесную тьму. Мая отворачивается к стенке. Миня поскуливает, не способный отвязаться от назойливо толкающей его в бок бутылки. Темнота. Колёсный стук.
5
Семья выгружается из разухабистого газика с видавшим виды военным фургоном. Вышедший из кабины, Владимир помогает остальным скинуть вещи и самим спуститься на землю. Шофер тем временем заинтересованно посматривает на бьющуюся перед ним у стекла недогадливую муху – боковое окно и даже дверь открыты. Последним из кузова вынимают, истерично взвизгивающего Миню.
– Всё. Спасибо, – говорит Владимир высунувшемуся водиле.
Машина натужно заводится и, сделав широкий разворот, ковыляя на травянистых ухабах, уезжает прочь. Судя по обилию растительности, непомерно широкая деревенская улица нечасто посещается автотранспортом. Перед стоящими вокруг рюкзаков и сумок героями, метрах в двадцати, чёрный, чуть покосившийся, рубленый дом средних размеров, в три окна на улицу. Перед домом – маленький палисадник, огороженный доживающей последнее деревянной оградой. Земля в палисаднике, контрастируя с уличной зеленью, черна и почти лишена растительности, в одном месте едва угадываются полузатоптанные старые грядки. Только на самом переднем плане, в левом углу, пышнейшим цветом цветёт, вдвое превосходящий по высоте ограду, куст лиловой сирени. Еще какие-то древесные насаждения, скорее всего, толком не расцветшие по неизвестной причине чахлые яблони или вишни, лишь еле-еле проглядывают на задах. Дом находится на небольшой пологой горке и поэтому обозревается несколько снизу. К нему едва ли можно отыскать прямую тропинку в густо украшенной одуванчиками траве. Соседние строения по обе стороны отстоят своими оградами от ограды дома не менее, чем на тридцать метров. Столь обширные прогалы, заросшие бурьяном и кустарников, ведут в гору и, вероятно, переходят в окрестные поля.
Около двенадцати часов дня. Светит солнце, но не особенно жарко. Время от времени по зеленеющим неровностям грунта прокатывается порывистый ветерок. Сообразуясь с торжественным настроением, наконец созерцающего желанную цель главы семейства, все выдерживают паузу. Даже Миня молчит, не сводя глаз с напыщенного лица хозяина и не в силах понять, для чего он устраивает этот дурной театр. В тишине толстый оранжевый шмель успевает сесть на цветок у ног Маи, напиться нектара и не спеша отправиться дальше.
Немую сцену разрушает Светлана: А что бы было, если бы мы не поймали попутку? Сколько ты ему, кстати, заплатил?
Вл. Не разоримся.
С. Здесь пятьдесят километров, не меньше.
Вл. Тридцать, не больше. С. И мы бы что', их топали?
– Папа, пойдем! – нетерпеливо вступает Виталик.
Вл. Ладно… – он взваливает на плечи самые тяжелые вещи. Миня неуверенно забегает вперед.
С. (надев рюкзак) Ладно – так ладно. Нет, Виталик, это я понесу, – отбирает она у сына объёмистую сумку.
Последней к отвалившейся на верхнюю петлю калитке подходит Мая. У неё на спине – кокетливый желтый рюкзачок, в руке – лёгкая сумка. Привалившись к калиточному столбу плечом, она с холодным любопытством следит, как отец, чертыхаясь, возится с навесным ржавым замком, а Светлана с Виталиком напряжённо ждут у крыльца; затем оборачивается и оглядывает деревенскую улицу, теперь уже сверху. По улице, покудахтывая, проходит белая курица, с общипанной до розового спиной. Затем с той же стороны, появляется босоногая чумазая девочка, ровесница Виталика. Она останавливается напротив калитки, оставленной Маей полуоткрытой, смотрит вслед Мае, уходящей и исчезающей за дверью дома. Опять налетает ветерок, калитка покачивается и поскрипывает. Девочка делает к ней несколько шагов, но не дойдя замирает и вдруг, резко сорвавшись с места, стремглав убегает под горку. Курица, чуть не сбитая с ног, возмущённо причитает, взмахивая немощными крыльями.
6
Владимир, стоя на допотопной табуретке, вокруг которой так и крутится Миня, ввинчивает специально захваченную лампочку в одиноко свисающий с потемнелого потолка патрон. Светлана в нерешительности остановилась перед покрытым облупившейся белой краской допотопным кухонным столом в загородке у печки.
– Ну что, будем обживаться? – ищет она поддержки у мужа.
– Как видишь, я уже, – вещает сверху Владимир. Светлана выгребает на стол привезенные продукты и только теперь замечает перед собой малюсенькое, покрытое несколькими слоями запылённой паутины, почти уже непроглядное оконце.
– Есть тут какая-нибудь тряпка? – спрашивает она Владимира .
– Вон, кажется, – говорит тот, указывая сверху на печку, и слезает на пол. – Пойду схожу за водой.
С. Вёдра-то есть?
Вл. Одно видел.
С. Слушай, ты вообще здесь был или нет?
Вл. Ты же знаешь, что это было давно и неправда. Два года назад.
С. А тогда вёдра были?
Вл. (вкрадчиво) Свет, ну я ж тебе говорил: мы сюда заехали только на минутку, на машине. Сюда и обратно. Сам хозяин живет в райцентре, здесь, жила его мать, ну… Смешные же деньги! Я не мог отказаться. Всю жизнь мечтал забиться в какую-нибудь берлогу.
С. Доволен?
Вл. Очень.
С. Ступай за водой.
Вл. (после короткой паузы) Во! У нас есть канистра, можно ее использовать, – он пытается как можно быстрее извлечь канистру из тесного для нее рюкзака.
Светлана, не удостаивая больше супруга вниманием, продолжает осмотр помещений. Взгляд её падает на широкую кровать в тёмном углу. Эта кровать покрыта порванным в нескольких местах лоскутным одеялом, на самом её краю, сложив руки на коленях, сидит сонная Мая. Встретившись глазами с матерью, она залезает на кровать целиком, не снимая одежды и обуви. Престарелые пружины немилосердно трещат под ней. Мая брезгливо отряхивает отсыревшую матерчатую поверхность и наконец решается возложить на неё свою тщательно вымытую голову. Светлана щёлкает выключателем, и Мая, лежащая на спине, зажмуривается от внезапно вспыхнувшего яркого света. Свет гаснет, Мая облегчённо вздыхает и, сопровождаемая неотвязной канонадой пружин, переворачивается на бок. За краешек кровати слегка выступают ее легкие ноги в новёхоньких фиолетовых кроссовках.
Светлана, против часовой стрелки, отступив от кровати с дочерью, идёт по периметру избы, осматривает и ощупывает бревенчатые стены. На них – ничего кроме паутины, и только в одном месте, как раз на уровне Светланиных глаз, притороченный четырьмя кнопками чёрно-белый фотографический портрет, сантиметров 15 в длину и 10 в высоту. Светлана приглядывается – почти вся стена в полумраке, но бо'льшую часть фотографии высвечивают лучи из далёкого окна. Это молодая, довольно привлекательная женщина со светлой косой, обёрнутой вокруг головы, старомодное платье подчёркивает грудь, женщина улыбается несколько натянутой, но всё же вполне приятной улыбкой, впрочем «приятность» улыбки заметно меняется, если смотреть на её лицо под немного разными углами. Светлана одним движение удаляет с портрета нависающую над ним прядь паутины с засохшими мухами и вздыхает. Кого-то ей это лицо очень напоминает, хотя – по всему – оно должно принадлежать бывшей хозяйке. Светлана всё никак не может оторваться от этого лица, вдруг решает оторвать карточку и уже берётся за уголок, но тут раздаётся голос Владимира:
– Свет, ты где? Я воду принёс.
– Принёс? Хорошо, – Светлана, ещё раз вздохнув, отрывается от созерцания и идёт навстречу мужу.
Фотография остаётся на своём месте. Всё-таки это лицо сильно похоже на лицо самой Светланы.
Виталик выходит из полупровалившейся в землю уборной, которую отыскал на задворках. На его лице плохо сдерживаемое отвращение, он сильно выдыхает воздух, отходит от сортира подальше и глубоко дышит. Его внимание привлекает бабочка, дневной павлиний глаз. Повитав возле самой Виталиковой головы, она садится на опорный столб ветхого забора. Виталик, крадучись, подходит, тянет руку и пытается сомкнуть пальцы на бабочкиных крыльях, но в самый последний момент она вспархивает и увеличивающимися кругами набирает высоту; в конце концов, бабочка вылетает за ограду, где, доцветая и соря лепестками, в одну линию стоят несколько старых развесистых черемух. За ними начинается неширокое поле сорняков, за полем голубеет лес.