– У меня привычный вывих. Такое случается у бывших спортсменов. Не могли бы вы отвезти меня домой? Заодно и обсудим наши дальнейшие действия.
В эту ночь он не пришёл домой ночевать, объяснив детям, что много работы. Совместные действия затянулись… И через ночь тоже. А потом уже приехала мама Маша, и ему пришлось вернуться. И когда он увидел свою Машку, одетую по последнему писку, на высоких каблучках, со стильной стрижкой, у него защемило сердце. Надо сделать всё, чтобы эта малоприятная интрижка не увидела свет. Этой училке рядом с его женой делать нечего, ни внешне, ни в любви. Что это с ним? Вроде ещё не седина в бороду, а бес рёбра ломает. Он поехал в музыкальную школу, нужно как-то закончить это безобразие. А Маша, соскучившись по Вероничке, решила забрать её из этой же музыкалки. И увидела… Она, эта плоскодонка, целовала её мужа, обвив его плечи своими длинными руками. Их головы были как раз напротив друг друга, и Машка почему-то подумала, что целоваться им очень удобно, не надо никого поднимать и никому подниматься на носочки. Как ему, когда он хотел её поцеловать. Как ей, когда она хотела чмокнуть своего любимого…
– Мамочка! – Дочь летела с другой стороны. – Ура, ты приехала. Домой? Ой, и папа здесь. До свидания, Наталья Игоревна. Папа, пошли?
Глаза Натальи Игоревны, ещё с поволокой, не отошедшие от наслаждения поцелуем, голубели счастьем и удовлетворением. Она добилась своего: эта надменная красавица, жена Павла, увидела их. Ну всё, дело сделано. Хоть он и пришёл попрощаться, но теперь это вряд ли. Вон она, эта Маша, уже пошла, а Павлуша стоит около неё, и пойдёт к ней…, но он отмер и помчался за женой и дочкой.
– Пашенька, ты куда? Я тебя жду. Можешь, прямо домой приходить, я теперь от тебя никуда, всё время буду рядом! – Кричала училка музыки, но никто её не слышал.
И уже дома…
– Я сразу поняла, что в этот раз у тебя с твоей профурсеткой дошло до постели. И не ври мне. Единственное, что могу тебе предложить, это сооруди себе длительную командировку и исчезни из нашей жизни на некоторое время. А сейчас иди к сыну, там и переночуешь. А можешь собраться и отвалить, вроде как в срочную поездку. Тебе же есть куда? И я очень надеюсь, что утром тебя уже не увижу.
Как она дошла до дома? Только, потому что рядом была дочка. Как она выдержала этот разговор? Как она ещё живёт? Почему не сдохла тогда, прямо там, в Карпатах? Как перенести такое? Её любовь накрылась медным тазом. А вместе с ней и жизнь, и будущее, и надежда, и вера.
Сейчас придёт Кристина. От неё не скроешь. Что делать? Рука потянулась за стаканом…
Открыла глаза. Сразу поняла, что в больнице. Ничего не болело. Капельница, кислородная маска, руки в синяках. Что с ней? Тихонько позвала кого-нибудь. В палату просунулась голова Кристи. И почти сразу появился высокий доктор в строгих роговых очках.
– Ну, слава богу. Заспались вы, матушка. Третий день пошёл. Зато ваш муж третью ночь не спит. Вы что это удумали? Мы вам не позволим, на ноги поставим, мужу вернём, сильную и здоровенькую. Позвать его?
Маша ничего не соображала. В голове каша, перед глазами всё плывёт, звук как бы издалека. Врач внимательно посмотрел на неё. Снял капельницу, пощупал пульс, уставился в историю болезни.
– Ничего страшного. Просто передозировали немного. Пейте побольше воды, ничего не принимайте. И надо поесть. Ну, хотя бы, кашку или бульон. Я вашу дочь отправил на кухню, сейчас принесёт. Обязательно поешьте, и обязательно пейте много воды, завтра посмотрим, что дальше.
Вошёл Павел. Кристина принесла тарелки, стала кормить маму. Отец забрал, отправил её домой, вернулся. Маша отвернулась, не стала есть с его руки. Он поднял её повыше, поставил столик ей на ноги, положил ложку и тарелку.
– Попробуй сама. Тебе надо для поддержания сил. И не смотри на меня так. Я не уйду. Даже, если ты вызовешь ОМОН. Скажи, ты чего-нибудь хочешь? Врач сказал, что тебе всё можно. Может, шоколадку?
– Я хочу, чтобы ничего этого не было. Я хочу вернуться назад, до твоей измены, и остаться там навсегда. Ты сможешь сделать это для меня? Нет? Ну и на фиг мне твоя шоколадка? И ты мне, на что? Иди домой, там дети, ты сейчас им нужен. Как усатый нянь!
– Я не уйду. Пока тебя не выпишут. А потом, как ты решишь. Но не надейся, что меня не будет рядом, я виноват, и буду просить у тебя прощения хоть до конца жизни. Моё сердце у твоих ног. Можешь растоптать, можешь пожалеть, можешь даже просто выкинуть в помойку. Я приму любое твоё решение, но буду вымаливать простить меня. Ешь, пожалуйста. Я постою за дверью, чтобы не мешать.
Речь не о чём, глас вопиющего в палате лечебного заведения…
Через две недели Машу выписали, посоветовали оставить её в покое где-нибудь в Кисловодске или Крыму. Маша выбрала Алтай. Они с Павлом давно мечтали там побывать, а потом дальше, на Байкал. Но теперь она поедет одна. Мать Маши переехала на это время к ним. Она ничего не знала и поддержала Павла в его желании присоединиться к дочери. Ну хотя бы проводить. Мама никак не могла понять, почему её дщерь непокорная отказывается, она же без своего Павлика никуда. Прямо до противности. А тут, поди ка… Что-то неладно в дочкином королевстве. И не смотрит на мужа совсем, а тот, наоборот, ловит её взгляд, не выпускает из поля зрения, носится как с писаной торбой. Ладно, сами разберутся.
В самолёте Павел решился поговорить. Он понял, что сил у его жены нет никаких. И желания спорить, доказывать, противоречить тоже. Поэтому, очень надеялся, что она его выслушает.
– Маша, простить меня сложно, но можно. Скажи, что мне надо сделать, чтобы ты, хотя бы, разговаривала со мной?
– Не видеть тебя, – лаконично ответила она.
– Но общаться нам придётся, ради детей. Всё равно будут общие вопросы, им ещё расти и расти.
– Наверное, придётся, только не сейчас. Ты понимаешь, что я не хочу тебя ни видеть, ни слышать? Ты понимаешь, что мне больно, что ты убил меня? Без любви люди не живут. Мне надо время, чтобы выдернуть это чувство к тебе с корнем из своего сердца, понять, что я теперь одна. И заменить пустое место на… Я ещё не знаю на что. Ты понимаешь? Ничего ты не понимаешь… Оставь меня в покое, дай уже сдохнуть в одиночестве…
Зря он завёл этот разговор. Душа разрывалась от жалости к жене, убил бы себя, гада. И ненависть, с которой говорила его любимая Машка, уничтожала такую маленькую надежду навести хоть какие-нибудь мосты. Павел сдал свою жену в санаторий и улетел. Пусть она отдохнёт, в самом деле…
Маша позвонила через месяц, попросила её встретить. Одному. Она выглядела посвежевшей, похудевшей и очень строгой. Смотрела на него, как учительница на нерадивого ученика.
– Тебе придётся уехать, Павел. В длительную командировку. Через месяц нас должны развести, тогда и появишься. Я постараюсь объяснить детям, как мы будем жить дальше. Без тебя. Ты будешь с ними встречаться, конечно. Особенно, с Данькой. Но в моей жизни тебя не будет. Я много передумала и поняла – не смогу простить, забыть не получается. Ты вызываешь во мне чувство брезгливости, я даже дотрагиваться до тебя не хочу. До меня, наконец, дошло: ты всю жизнь изменял мне. Наверное, потому что я слишком высоко задрала планку, требуя от тебя неземной любви. Но я так чувствовала, ты был для меня единственным и неповторимым. Сравнить было не с кем. Да и зачем? Я любила тебя, ты был для меня всем. Я даже научилась дышать с тобой в унисон, думать, как ты, делать для тебя тобой же любимые вещи. А тебе это было не надо. Почему ты честно не признался, что просто не любишь? Что тебе нужна свобода, разные женщины, другой секс, в конце концов. Зачем надо было давать жизнь детям, рождённым не в любви? Почему ты молчишь?
– Я даю тебе возможность выговориться. Ты же сама сказала, что целый месяц думала, как не простить меня. Всё, что ты наговорила сейчас – неправда. Какой-то подготовленный заранее текст. Я любил тебя, люблю и буду любить. Этого ты мне запретить не сможешь. И буду рядом, потому что всё время думаю о тебе, переживаю, как ты, всё сама, да сама. Думаешь сама, решаешь сама. Поступаешь, как сама хочешь. Не получится, моя дорогая девочка. И уж если я стал для тебя грязным, и ты мной брезгуешь, придётся построить баню. Дом я уже выбрал, ждал твоего одобрения. Мы ведь мечтали об этом, а мечты должны сбываться. Этот дом для тебя и детей. А мне придётся жить в бане, может, отмоюсь когда-нибудь. Я уеду, тем более что мне действительно надо побывать за Уралом, давно планировалось. Адрес дома Кристина знает. Деньги у неё. Думай, решение за тобой.
И ушёл. Не повернулся, не помог донести до машины вещи…
Через неделю Кристина уже твёрдо настояла на посещении нового дома.
– Мама, я не понимаю, чего ты тянешь? Да-да, нет-нет. Папа же сказал, решение за тобой. Лично мне, очень понравилось. И Верке с Данькой. Там у каждого будет своя комната, кухня большая, гостиная. Ну чего я тебе рассказываю, сама посмотришь.
Район, куда они приехали, оказался рядом с городом. Последняя остановка автобуса, пройти метров двести. И вот, он, красивый, из коричневого кирпича с деревянными окнами в пол на большой веранде и открытой площадкой на крыше этой же веранды, куда можно попасть со второго этажа. И уже посажены голубые ели перед окнами первого. Всё, как она хотела…
В доме пахло ремонтом, но уже всё было готово. Даже стены были покрашены в фисташковый и цвет топлёного молока. На втором этаже четыре комнаты, дожидающиеся поклейки обоев. Видимо, подразумевалось, что их должны выбрать сами дети. Большой холл с выходом на открытую террасу, очень удобно и симпатично. И когда только успел?
– Мамочка, а ваша спальня на первом этаже. Так классно. Окно большое, на всю стену, угловое, с видом на сад. Так что весной будете в цветущих деревьях спать. Красота. Папа ещё просил, если тебе понравится, выбрать забор, образцы на кухне. И к кому обращаться, там же. Мам, ну чего ты молчишь? Понравилось?
Надо что-то говорить. Конечно, дом прекрасный. Как будто она сама его спланировала. Получается, что Пашка учёл все её пожелания, не забыл даже о цвете стен. Они вместе обсуждали дом мечты, всякие мелочи и подробности жизни в нём. И вот. Зачем он ей, этот дом? Как в нём жить? С кем? С детьми? Ответов нет.
– Надо подумать, переспать с этим. Мне не очень нравится район.
– Мам, две минуты от остановки, рядом озеро, воздух, инфраструктура. Многие отвозят детей в отличный лицей. Туда можно на городском транспорте, можно своей машиной. Это пять минут. Там и музыкалка есть, Вероничку переведём. А когда заселятся все дома, пустят школьный автобус. По-моему, папа всё продумал.
Кристине нравилось здесь. У девочки горели глаза. В квартире у них с Верничкой была одна комната на двоих. А здесь у каждого своя. В конце концов, дети не при чём. Да и “Вероничку переведём…”
– Хорошо, моя дорогая, вечером трубим большой сбор. Как решите, так и будет.
Павел вернулся к Новому году. В доме доделали ремонт в детских комнатах, купили мебель, дети быстро устроились. Кухню Маша взяла на себя. Сама выбирала гарнитур, сама всё устраивала. Там и спала на удобном кухонном диванчике. И всё время думала, что же будет дальше. Просыпалась и засыпала с одной только мыслью: “Как объяснить детям новый статус их семьи.” Развод отложили, при наличии трёх детей присутствие отца обязательно. Но это ничего не меняет. Маша изнутри представляла из себя пустую консервную банку – её сожрали, не помыли, крышкой прикрыли и так и оставили… Она жила только интересами детей. В ателье девочки справлялись и без неё, она могла себе позволить ездить на работу не каждый день. И нашла себе хобби. Ей хотелось делать что-то руками. Макраме, вязаные пледы, плетёные коврики, корзинки, даже маленькое кресло появились у них дома в большом количестве. Маше нужна была мастерская. И она обратилась в строительное агентство, адрес которого оставлял Паша. И её там поставили в известность, что банька уже давно готова и оплачена, осталось только привезти и поставить. Это два-три дня, и можно париться. А мастерскую пристроить с задней стороны. Получится дешевле и в одном стиле. Так и порешили. Через три дня сруб стоял, очень украшая сад. А пристройку собирали в цехе строительной фирмы и должны были всё закончить уже после нового года.
Маша сидела в предбаннике и разбирала всякие банные принадлежности. И вспоминала, как обидно поставила своего бывшего мужа на место. Прислушавшись к себе, в который раз призналась, что не чувствует к Пашке сильной ненависти. Скоро два месяца, как она живёт без него. Как ей казалось. Но всё это время кто-то незримо присутствовал в жизни её детей и её тоже. Вероника была переведена в лицей и в музыкальную школу на следующий день после оформления сделки. И Даник тоже. Их, как будто, ждали уже. Строительная бригада работала по свистку, они сами знали, что делать. Или им кто-то подсказывал. Раз в неделю привозились продукты из ближайшего фермерского хозяйства, всё, что они любили. Детей в школу возил водитель фирмы, где работал их отец. Список довольно широк, особенно в мелочах, из которых, собственно, и состоит жизнь. И цветы. Через день. Всякие. В букетах и горшках. Дом, буквально, утопал в разнообразии зелени разных оттенков и форм и в палитре живых красок.
От жены одного из партнёров мужа Маша узнала, что Павел открыл представительство своей фирмы в одном из городов Урала. И купил там квартиру, корпоративную, где и жил, налаживая работу офиса. Много работал, поставил на уши всех уральских партнёров, они его первое время побаивались и недолюбливали. Но когда уже к новому году пошли заказы и деньги, народ благодарил и превозносил своего босса. И самое странное, что жил он один. За это время Пашка не был замечен в бабском обществе ни разу. Нет, претендентки, конечно, были. Командировочные на Руси всегда пользовались успехом у не очень благополучных женщин. Но всё заканчивалось на уровне “пить кофе мы не будем”. Что-то Маша услышала в офисе, когда приезжала за нужными бумажками, что-то рассказывала Кристина, дружившая с детьми коллег отца, что-то сообщали её подруги. И получалось, что Павел, несмотря на предстоящий развод, ведёт себя, как примерный семьянин. Надо же… И надо ли это теперь?
И вот он приехал. Ночью прошёл снег, запорошило до самого крыльца, и Маша с Даником чистили дорожку, хохотали и кидались снегом. А Пашка, неслышно подъехав по снежной колее, вышел и, опёршись на калитку смотрел на них, улыбаясь во весь рот.
– Папа! – Заорал Данила. – Мамочка, папуля приехал. Ура! – И понёсся по недочищенной ещё дорожке, утопая по колени в снегу.
Маша уронила лопату, ноги подкосились, и она уселась в сугроб. Такой реакции от себя не ожидала, не чаяла, не гадала. Пашка, немного уставший с дороги, небритый, в толстом белом свитере, обнимая сына, смотрел на неё своими чистыми, ясными глазами и не мог насмотреться. Маша даже немного смутилась. Ком в горле не давал говорить, она опустила глаза. Неужели эта чёртова любовь не оставит её в покое никогда? Пока его не было, она уже поверила, что сладила с ней. Но вот увидела и…
– Машенька, как я соскучился, милая моя. Как рад, что ты живёшь в этом доме. Можно мне войти? – Он уже стоял рядом с ней, протягивая руку.
– Папа, ну ты что? Пошли уже, я тебе свою комнату покажу. Мам, ну пойдём.
Она попыталась встать. Ноги поехали по снегу, Пашка подхватил её, удержал.
– Какая лёгкая. Ты похудела? Ты здорова? У тебя ничего не болит? Маша, ты не хочешь со мной даже просто поздороваться? Мне уйти?
– Ну, где вы? – Орал уже от двери их сын.
– Ты сможешь сейчас уйти от него? – Еле выдавила из себя Маша.
– Я от тебя не могу уйти, только если ты меня очень об этом попросишь.
Она на деревянных ногах поплелась к дому. В холле ещё не было мебели, пришлось идти на кухню, где уже вовсю командовал Данька. Чайник был включён, в микроволновке что-то разогревалось, а сам мальчик резал сыр и колбасу.
– Папа, мой руки, перекусишь с дороги, и я тебе всё покажу. Я тоже есть хочу. У нас сегодня грибной суп и запеканка… Как её, мам?
А мама никак не могла взять себя в руки. Ей требовались сорок капель валерьянки, но при Павле, ни за что. Показать свою слабость? Она попила водички, потом ещё попила, и, повернувшись, воткнулась лицом в мужской свитер. Пашка стоял перед ней, в глазах плескалась тревога. Он чувствовал, понимал, что ей не по себе. Сколько раз представлял эту встречу, сколько раз проговаривал, что ей скажет, придумывал всякие-разные приятности для неё. Он хорошо знал, что любит его жена, что может порадовать её. Полный багажник всяких подарков и подарочков, вкусностей, деликатесов на новогодний стол, большая красивая уральская ёлка на крыше машины и заваленное всякими бобинами и нитками заднее сидение, материалами для увлечения и работы его жены. Павел знал толк в этом деле, ему нравились вещи, сделанные руками Маши.
Но всё это не имело никакого смысла, пока её испуганные глаза вот так смотрят на него, грустно и безнадёжно, пока в них живёт боль и страдание, пока они не станут опять улыбаться, хоть чуть-чуть, самую малость!
– Мама, ну как она называется, эта запеканка? – Настаивал Данька, возвращая её в реальность.
Надо как-то общаться. И Машка, глубоко вздохнув, подошла, обняла своего маленького хозяйчика, поцеловала его.
– Никак не называется. Просто картофельная с сыром.
Они попили чай, для обеда было ещё рано, и Павел с Даником отправились разгружать машину. Глупо было становиться в позу, всё равно Новый год встречать придётся с папой Пашей, поэтому мама Маша принимала пакеты и свёртки и рассовывала их по местам. А когда её сын припёр первую партию пряжи и ниток, Машка аж задохнулась от восторга. С этим делом у них в стране тогда было напряжённо, и такой дар воспринимался на вес золота. Забыв всё на свете, она стала разбирать это богатство, в голове уже закружились способы применения, модели и модельки. Глаза заблестели, щёчки порозовели, губки что-то напевали… Пашка, втащивший в дом ёлку, не мог оторваться от этого зрелища. Его жена ожила. Как он угадал. Она подскочила к нему, зацепилась за шею и чмокнула прямо в губы. И тут же отскочила, как ошпаренная.
– Ой, извини, это я от переизбытка чувств. Спасибо тебе, ты меня очень порадовал.
Потом они обсудили, что нужно ещё доделать и докупить до нового года, Данька повёл отца показывать, что они уже сделали в доме, а Машка готовила стол к обеду. Вероничка и Кристина должны были появиться с минуту на минуту. Она задумалась и уставилась в окно. Снег всегда привлекал к себе внимание чистотой и свежестью. Вот бы научиться так же таять, а потом опять возрождаться с белого листа, с чистой и свежей душой… Сзади подошёл Павел. Маша ощутила слабый запах мужского парфюма, нового, раньше у него такого не было. Он аккуратно взял её за плечи и повернул к себе лицом.
– Маша, родная моя, – голос сорвался. – Я очень люблю тебя, мне никто не нужен, я теперь знаю это точно. Но если общение со мной приносит тебе боль, я уеду на квартиру. Поживу там. И буду молить простить меня, буду делать для вас всё, что в моих силах. Маша, ну как мне заслужить твоё прощение, что сделать? Может, сдохнуть уже и никогда не появляться в твоей жизни? Что? Всё, что угодно, только скажи. Маша… – И обнял её очень нежно, прижав голову к своему плечу.
В этот момент влетели девчонки. Они поняли по стоящей перед домом машине, что приехал отец. Снимая на ходу шубки, подлетели, расцеловали, повиснув сразу на двух родителях.
– Ура! У нас будет настоящий Новый год! – Вопили уже трое, к ним присоединился и брат. – Папочка, какой ты молодец, что приехал, мы так соскучились. Правда, мам?
– Правда, правда. Давайте мойте руки, будем кушать.
Получился чудесный семейный обед. Для детей. А у их мамы кусок не лез в горло, присутствие коварного изменника вызывало душевную панику параллельно с диким желанием выплеснуть ему в лицо накопившиеся эмоции и закончить уже с этим, балансирующем на последнем издыхании женского сердца, двусмысленным положением дел! Она уже решилась…
– Мама, а когда вы уже с папой сделаете себе спальню? Ну вот где вы будете спать? Валетом на маленьком диване в кухне? – Поинтересовалась Кристина. – По-моему, это первоочередная задача на сегодня. Сейчас в мебельных салонах новогодние скидки, а от папиных денег ещё много осталось.
Родители переглянулись. Заигрались они, надо что-то решать уже. Когда-то же дети должны узнать правду?
– Да дочь, ты права. – Павел опередил свою жену. – Мы с мамой как раз хотели этим заняться. Надо поездить по магазинам, присмотреться. Мы так и сделаем. А сейчас я хочу посмотреть баню. Может, сегодня и испробуем? Пойдём, Маша, девчонки сами уберут.
Она поняла, что он хочет договорить, конкретики хочет, какого-то решения с её стороны. Ну что ж, пойдём, дорогой.
В бане было тепло, своё отопление, очень удобно. Чисто, пахнет древесиной, на столе самоварчик, чашки, салфеточки, шторки. Машка постаралась накануне.
– Здорово! Какая ты у меня рукодельница!
– Мы здесь вдвоём, спектакль в состоянии антракта. И не твоя я, ты ещё не понял? Детей жалко, они тебя любят. А что делать с моей растоптанной душой? Я и так живу как робот, надо – не надо – делаю. – Она, почему то, решила не держать “марку “, он и так знает, что она чувствует.
– Маша, ты моя жена, мать моих детей. Приходит такой момент, когда человек понимает, ради чего он живёт. Я – ради тебя, ради семьи. Я и жил так, просто был дурак, всё мальчика из себя строил. Когда понял, что могу тебя потерять, что-то внутри сломалось, стало болеть и саднить. Ничего не помогало, ведь я сам, своими руками, сделал это. Но я очень тебя люблю, девочка моя золотая. И понимаю твои чувства. Но если нам попробовать вместе справиться с этим? Если я ещё не совсем противен тебе? Если, хотя бы на уровне дружбы, сначала? А, Маш? Я сегодня отмоюсь, выпарюсь, грязь собью с себя. Буду делать всё, что ты прикажешь. Машуня, пожалуйста. Скоро Новый год, надо устроить праздник. У нас корпоратив будет в театре, для семей сотрудников. Говорят, много интересного придумали. Но ведь надо как-то жить, любимая моя. Прости, прости… – Он упал на колени, уткнулся головой в её живот, и затих, почти не дыша.
Пашка никогда так не разговаривал с ней. В ушах звенело от накала страстей, от искренности слов, от каких-то настоящих мужских эмоций. Маша растерялась, ей стало пронзительно жалко этого человека, всё ещё её мужа. Она погладила его по голове, как мать неразумного сына. Он схватил её руки, стал целовать.
– Хорошо, Паша. Давай попробуем на уровне дружбы. Только надо что-то придумать с ночёвками. Вместе мы спать не будем.
– Это очень просто. Мы купим диваны для холла, стол, стулья и что там ещё надо. А со спальней подождём.
Но в большом, только недавно открытом мебельном магазине, куда они приехали вместе с детьми, именно спальня оказалась первой покупкой. Она понравилась всем, а Машке – особенно. То, что надо. И как раз на метраж их комнаты. Холл тоже получил свою мебель, выбранную детьми. Купили даже прихожую и маленькие столики, и полочки, и этажерочки, и что-то там ещё. Всё очень нужное. Добрались домой уже совсем поздно, предварительно поужинав в пиццерии. Дети были довольны, как слоны. Завтра предстоял очень интересный день, они будут обустраивать свой дом уже с папой. Как здорово, все вместе. Маша чувствовала их настрой и в её душе вершилась революция. С одной стороны – весёлые, любимые дети, а с другой – гад и негодяй, её муж. Ну что делать? Об этом она подумает после нового года…
Паша растопил камин. Как у него всё ловко получается: первый раз, и никакого дыма. Маша с детьми переползла к огню, устроившись прямо на ковре, побросав туда подушки. Они улеглись головами к камину, мама, Кристина, Вероника и Данила, и просто созерцали огненные язычки пламени, отдыхали и балдели. А Пашка ушёл в баню, отмываться. Дрова быстро прогорали, а идти за ними нужно было к баньке, там сооружена поленница. И Машка пошла, пожалев своих детей, так уютно устроившихся на полу. Она уже набрала полешек, когда увидела в окошко своего мужа. Совершенно голого. Высокий, подкаченный (она ещё раньше заметила эту перемену, поняв, что муж посещал тренажёрку), широкие плечи с татуировкой скорпиона, узкий таз, длинные ноги… Такой родной, знакомый до каждой клеточки, её любимый мужчина. Хоть вой, хоть плачь, хоть ерепенься и строй из себя недотрогу… Машка любила его, и это совершенно понятно, как дважды два. И не нужен ей никто, несмотря на постоянные ухаживания каких-то мужиков. В санатории она даже попыталась отомстить Павлу, переспать с очень симпатичным и красиво обхаживающим её бывшим военным. Она даже приняла душ у него в номере, флакон французских духов и букет хризантем. Но когда в ванную отправился ухажёр, сбежала, ничего не взяв. И рыдала в подушку пол ночи. И вот сейчас… Всё её естество завопило… Желание бросить всё, отмести все препоны, влететь в эту баню прямо на шею ему и вцепиться в такие родные и желанные губы ошеломило её, и она стала сползать по стенке прямо на снег. Дверь открылась, на пороге стоял Павел, замотанный в полотенце. От него шёл пар, и он напоминал пришельца из космоса.
– Ты чего, Маша? – Он подскочил, босиком, забрал у неё дрова и затащил в баню. – Упала? Ничего не ушибла?
Снял с неё куртку, стал ощупывать руки, ноги. На щеке расползалась царапина, видимо, от острого поленца. И заноза, торчащая прямо из ранки.
– Ну как же ты так? Дождалась бы меня, я бы сам принёс. Тут есть аптечка, ты же сама её сюда определила. Видишь, пригодилась. – Он ещё что-то говорил, а у Машки голова шла кругом от вида обнажённого торса её Павлика.
Конечно, какая же баба откажется от такой красоты, от настоящего мужского шарма. Всё при нём…
Острая боль от вынутой занозы вернула её на грешную землю. Она вскрикнула, кровь струйкой потекла по щеке. Пашка слизнул, налепил пластырь. Обнял, поцеловал в этот пластырь. Машка, уткнувшись в “скорпиона”, почему-то заплакала. Ей было уже не очень больно, а слёзы текли сами собой, как ручейки весной. Ну как он мог? Как мог поступить с ней так? Как бы было хорошо прижаться к нему, обнять и целовать, целовать… Интересно, нет, совсем неинтересно, ну всё-таки, сколько же других губ целовал её муж? Она отстранилась от него, встала и вышла. Собрала дровишки и поплелась восвояси, еле волоча ноги.
Дети ждали на чай. На маленьком столике дымились чашки, стояли тарелочки со всякими вкусностями. А около камина сооружено ложе, прямо на полу.
– Мамочка, мы вам настелили всё, что нашли. От огня тепло, мы проверили. Так что спать будете здесь. Здорово мы придумали? – Данька сиял, как медный пряник. – Папуля сильно устал, а завтра много дел. Пейте чай и ложитесь. А мы пошли.
Они поцеловали пришедшего отца и поднялись к себе. Маша стояла напротив Пашки совершенно без сил. Переносить назад в кухню, на её диванчик постель не было никакого желания. Да и дети очень постарались, настелили для принцессы на горошине и её принца.
– Паша, пей чай и ложись. Надеюсь, ты уже будешь спать, когда я вернусь из ванной. Пожалуйста, ты же устал, засыпай уже скорее. – Раздражённо приказала Маша.
Он и правда спал, когда она вернулась. Маша подбросила дровишек, уселась перед огнём и долго смотрела на своего любимого мужчину. Это же так очевидно, на самого любимого, единственного, такого родного… И ничего она с этим уже не сделает… Проснулась первая, под крылом Павла. Быстро отстранилась от него, полежала немного и пошла на кухню. Совершенно не выспалась, борясь с собой всю ночь. Выстояла. Наивная. Павел срисовал мучения своей жены сразу. Он только делал вид, что спит. Поворачивался к ней всем телом, вроде как во сне, складывал руки и ноги, задевал грудь. Да он чуть не сдох от желания вот прямо сейчас залюбить свою Машку до умопомрачения. Он тоже боролся, но не мог отказать себе в желании прикасаться к ней. И когда она уже устала с ним возиться, пытаясь каждый раз отодвинуть его на безопасное расстояние, и заснула, он нежно прижал её к себе и улетел в царствие Морфея. Какое это было счастье, вдыхать запах её волос, ощущать всю, слышать, как она дышит…
День выдался тот ещё. С утра привезли мебель. Правда, рабочие быстро всё разгрузили и собрали. Но времени на уборку уже не оставалось. Им нужно было не опоздать на новогодний вечер, устроенный для всех членов семьи фирмой, где не последнее место занимал Павел. Одеться, привести себя в порядок, позаботиться о детях, которым очень хотелось побеситься со своими друзьями, они не раз встречались на всяких корпоративных мероприятиях. Маша в зеркале не нравилась себе совершенно: глаза после бессонной ночи впали, щека немного распухла, царапина не замазывалась, ещё и пластырь. Но что это такое? Брючный костюм, последний писк их ателье, только для своих, сидел идеально, послушные волосы не доставляли никаких проблем. Но лицо… Краше в гроб кладут. Она вышла в гостиную.
– Паша, а можно без меня?
Он всё понял. Подошёл, обнял, поцеловал в щёчку с царапиной.
– Ты же знаешь, что ты самая красивая, самая стильная, самая весёлая и самая привлекательная. Подумаешь, царапинка. Это у тебя такой маскарадный костюм. Мы ещё карнавальную маску подберём, и все выпадут в осадок. Нет, Машенька, без тебя нельзя. Можем заехать в косметику, девочки что-нибудь посоветуют для маскировки. Поехали уже, карета подана.
Вечер начался очень удачно. Посмотрели небольшое представление, послушали известного певца и перебазировались в большой холл театра. Все напялили маски, распределились по столам, начались поздравления, шампанское, подарки. Маша узнала, что её муж стал руководителем самого большого сектора, от Урала и дальше. Что он получил большую премию за успехи прошедшего года, и ему подарили туристическую поездку на новогодние каникулы. А уральские коллеги передали в знак благодарности отличный зеркальный фотоаппарат, давнюю мечту Павла Александровича. Он сиял и постоянно улыбался, принимал поздравления, сам поздравлял, и всё время держал Машку за руку. И она расслабилась, решила наслаждаться и развлекаться. Одного бокала шампанского ей бы хватило с головой, Машка любила только красное сухое вино, а всё остальное долбало в голову и не приносило никакого удовольствия. Ближе к двенадцати объявили очередной конкурс на самый продолжительный поцелуй сразу после боя курантов. Машка не была готова к этому, но дети так уговаривали своих родителей, что пришлось согласиться, сама же решила веселиться, и никакой изверг ей не помешает! И тут она увидела её, училку музыки… Расслабилась, Машенька? "Изверг" в очень красивом голубом платье, которое совершенно не шло ей, сидело на квадратной фигуре, как на колоде, сразу всколыхнула уже начинающую опадать взвесь прошлых перепитий. Музыкантша возвышалась над всеми другими женщинами, оказываясь в центре внимания, мимо неё пройти и не заметить было невозможно. Глаза голубые, даже пронзительно голубые, смотрели с вызовом прямо на Машу. Откуда она здесь? Зачем? К мадаме подошёл молодой сотрудник, на голову ниже неё, и повёл танцевать. Значит, эта звезда прошла с кем-то из их фирмы.