– Если переезжать, то колониями, – посоветовал наш учитель. – Чтобы поддерживать друг друга, общаться. А в одиночку на новом месте даже крупный талант может зачахнуть.
Вскоре наш семинарист действительно отъехал по обмену в Россию, то ли куда-то на Урал, то ли на Волгу.
А года через два вернулся.
Говорил, что там часто идут дожди, а в час пик сесть в автобус просто невозможно…
Семинар посещали и некоторые журналисты из редакции республиканской газеты «Правда Востока», которые с благосклонностью отнеслись к моим текстам.
И вот, спустя какое-то время, неожиданно для себя самого, я, чуть ли не с трассы, попал в штат главной русскоязычной газеты республики.
Бывают же чудеса на свете!
ИЛЛЮЗИИ ФЕРГАНСКОЙ ДОЛИНЫ
Кроме русских и евреев, в редакции работали русскоязычные узбеки и татары, так что проблема межнационального общения особой остроты здесь не имела.
Я снова исколесил всю республику, теперь уже в качестве специального корреспондента.
Довелось побывать и в кабинетах ЦК Компартии Узбекистана, и на ведущих предприятиях, и в лабораториях ученых, и в сельской глубинке…
Несколько командировок было в Ферганскую долину, с которой я познакомился еще в бытность прорабом.
Фергану сами узбеки называли «русским городом», хотя доля русских здесь была существенно ниже, чем в Ташкенте.
Этот населенный пункт под названием Новый Маргилан основал в 1877году «белый генерал» Скобелев, как центр Ферганской области на территории только что присоединенного к России Кокандского ханства.
Кстати, с 1910 по 1924гг. город носил имя Скобелева.
Фергана отличалась от древних городов долины своей четкой радиально-концентрической планировкой, широкими бульварами и проспектами, где ощущалась та же интернациональная атмосфера, что и в столице, звучала русская речь.
В городе проживали представители более ста наций и народностей, в том числе турки-месхетинцы, переселенные в Узбекистан в 1944году из Грузии.
Фергана, как и все другие значительные города этой благодатной долины, находилась в кольце поселков-спутников, колхозов и совхозов.
Сельские усадьбы, где вызревали гранат и инжир, сочные абрикосы и высокосахаристые сорта винограда, казались воплощением рая на земле.
Но это была лишь иллюзия благополучия.
Древняя Ферганская долина столкнулась с острой демографической проблемой.
В отдельных ее районах плотность населения достигала 400человек на квадратный километр и продолжала расти за счет высокой рождаемости.
В иных кишлаках обитало до 15-20тыс. человек, а ведь плодородной поливной земли в хозяйстве больше не становилось.
Главе семьи, простому дехканину, становилось все труднее свести концы с концами.
Республиканские власти пытались сгладить проблему, предлагая сельчанам переезжать на целинные земли, в частности, в Голодную степь.
Однако никому не хотелось покидать родные места, а те, кто все же соглашался на переезд, нередко возвращались обратно через год-другой.
Но работы не хватало на всех, и наиболее незащищенная часть сельского населения Ферганской долины вынуждена была существовать на ничтожные, мизерные доходы (по некоторым сведениям, в пределах 20-30рублей в месяц на душу).
При этом в самих кишлаках ни для кого не было секретом, что свое же начальство жирует, бессовестно обогащаясь за счет взяток и приписок.
Вокруг относительно благополучных «русских городов» накапливался взрывоопасный материал, но за победными рапортами об очередном рекордном урожае хлопка, грозной тенденции до поры не замечали, даже те, кому это полагалось по должности.
Впрочем, не буду забегать вперед.
ЧАЙХАНА В МАХАЛЛЕ
После семи лет работы в «Правде Востока» я перешел в издательство ЦК комсомола республики «Еш гвардия» («Молодая гвардия»).
Коллектив, в котором я теперь оказался, на девять десятых состоял из национальных кадров.
Все заведующие редакциями (кроме русской редакции) были узбекскими писателями и поэтами.
Издательство выпускало 150книг в год, из них более 120названий – на узбекском языке.
Тем не менее, в русскую редакцию шли не только русскоязычные писатели, но и наши узбекские собратья по перу.
Я не могу припомнить ни одного литератора, пишущего на национальном языке, который не мечтал бы издаваться и на русском, сначала здесь, на исторической родине, а затем в Москве.
Поэтому к нам приходили не только с рукописями, но и в стремлении найти через издательство квалифицированного переводчика.
В свою очередь, русские писатели торили дорожку и в узбекские редакции, каждая из которых ежегодно выпускала по две-три книжки на русском языке.
Немало рукописей присылали нам из Москвы, из крупных городов России и Украины.
При этом иные авторы предпринимали сложные обходные маневры.
Еще при жизни Ш.Рашидова, бессменного главы республики на протяжении 24лет, имевшего также реноме крупного писателя, некоторые «пробивные» русские литераторы, проживавшие в России, взяли за правило высылать свои опусы непосредственно на имя руководителя Узбекистана.
Дескать, дорогой Шараф Рашидович, у нас знают, любят и ценят ваши талантливые книги; тут мне удалось недавно найти интересные факты, связанные с вашим пребыванием в наших краях; я включил их в свое произведение, которое, льщу себя надеждой, увидит свет при вашей мудрой поддержке в вашей замечательной республике…
Одна из таких рукописей по наследству досталась мне.
Рашидова к тому времени уже не было в живых, однако рукопись по-прежнему числилась за издательством, причем наши прямые начальники – комсомольцы из центрального аппарата с непонятной настойчивостью требовали ее включения в план.
Поневоле мне пришлось вникать в эту запутанную историю.
Автором сочинения был писатель с юга России.
Свой «кирпич» он направил на имя Рашидова еще года четыре назад.
Из ЦК партии через ЦК комсомола «кирпич» переадресовали в наше издательство с сопроводительным письмом за подписью зам зав отделом.
Бумага не содержала никаких грозных резолюций, окончательное решение отдавалось на усмотрение редакции.
Полагаю, Рашидову даже не докладывали о присылке рукописи.
Само сочинение находилось в папке с едва сходившимися тесемками.
Я добросовестно прочитал сей труд; он был сырым, многословным и малоинтересным.
Оставалось лишь подивиться изобретательности моих узбекских коллег (тематически рукопись проходила по узбекской редакции), которые из года в год находили все новые и новые причины, дабы отбиваться от выпуска «макулатурной» книжки вопреки нажиму ЦК комсомола.
Уже позднее я узнал причину столь странной настойчивости наших командиров.
Оказалось, что автор якобы нашел себе нового высокого покровителя, уже в Москве, и сейчас, намекая на его возможное заступничество, бомбардировал наших комсомольцев письмами.
А комсомольцы, надо полагать, попросту не хотели создавать себе проблем на пустом месте…
Вообще-то работа в издательстве, которая продолжалась для меня более четырех с половиной лет, вместила много поучительных событий.
Остановлюсь еще на одном эпизоде.
Как-то раз, уже на третьем году моей работы, ко мне подошел заведующий одной из узбекских редакций и с таинственным видом сообщил, что у него есть важный разговор.
Дело в том, начал он, что в издательстве существует давняя традиция.
Раз в месяц руководители различных служб, исключая женщин, собираются в чайхане за пловом, который вскладчину готовят сами.
Это такое неформальное общение, маленький отдых для души, никаких производственных разговоров!
Они решили пригласить меня в свой круг, если, конечно, у меня не будет возражений.
Такого рода предложение можно было расценить как выражение высшей степени доверия со стороны моих коллег.
В Ташкенте во все времена имелись обширные районы индивидуальной застройки, где проживали, в основном, узбекские семьи.
Административная единица такого района называлась махалля.
Формально это слово можно перевести как «городской квартал».
Но корневое отличие в том, что в узбекской махалле все люди знают друг друга, связаны между собой определенными нормами поведения и всегда готовы придти на выручку друг другу.
Почти каждая махалля имела своеобразный мужской клуб, вернее, общественную чайхану: обособленный двор, где тянулись в ряд, обычно вдоль арыка, обсаженного розами, несколько айванов (веранд), а в дальнем углу, под навесом, были устроены очаги с котлами, самоварами и запасами топлива.
Здесь можно было собраться компанией, но только своим, махаллинским, предварительно уведомив служителя. А уж тот указывал, какой айван можно занять и каким котлом воспользоваться.
Вот в такую чайхану меня и пригласили.
Конечно же, я внес свой пай, поскольку все продукты закупались на базаре.
Плов уже поспел; как выяснилось, для его приготовления вперед были высланы два повара, которые успели также вскипятить самовар.
Запаслись и водкой, которую для приличия подавали на стол в фарфоровом чайничке, с виду миниатюрном, но вмещавшем ровно пол-литра жидкости.
Водки, кстати, было немного, лишь для оживления разговора.
Разговор же действительно не касался производственных тем и велся, скорее, в духе аскии – состязания острословов.
Есть у узбеков такая застольная традиция: один произносит шутливую, но задиристую реплику, второй, безо всякой паузы, должен остроумно продолжить ее, затем вступает третий, четвертый и так далее. Проигравшим считается тот, кто замешкается с ответом, хотя бы на несколько секунд.
Впрочем, говорили и о Горбачеве, о перестройке, куда же было деваться от жгучих актуальных тем!
За соседними айванами расположились еще две компании. Оттуда тоже доносился смех, там тоже разливали из чайничка отнюдь не чай.
Время от времени во дворе появлялся служитель, как бы удостоверяясь, что все в порядке.
В тот вечер я тут был, кажется, единственным русским.
Но, похоже, мое присутствие воспринималось всеми спокойно.
Кажется, была середина февраля 1988года.
До страшных ферганских событий оставалось еще более года…
ПЕРЕКРОЙКА ГРАНИЦ
24 февраля 1988года в газете «Правда» была опубликована информация ТАСС «К событиям в Нагорном Карабахе». Ее положения как бы подводили черту под весьма тревожным для советского общества конфликтом.
В этой заметке, фактически излагавшей позицию ЦК КПСС, настойчивые требования передать автономию из состава Азербайджанской ССР в ведение Армянской ССР квалифицировались как «безответственные призывы отдельных экстремистски настроенных лиц».
Москва твердо заявляла, что пересмотра существующего национально-территориального устройства страны не будет.
Должен сразу же подчеркнуть, что не собираюсь касаться здесь ни истории самого конфликта, ни аргументации противоборствующих сторон.