Обрученная

Пролог

Раньше мне всегда казалось, что просыпаться не от звонка будильника – идеальное начало дня.

Но не сегодня…

Сегодня я подскочила с быстро бьющимся сердцем, резко открыла глаза и тут же их зажмурила, упав обратно на подушку, пережидая, пока пропадут белые пятна, разбежавшиеся под веками.

Странное, страшное ощущение, словно за мной кто-то гонится, я бегу изо всех сил, но все равно не могу сбежать, горячей волной прошлось по всему телу. В венах таяли искрящиеся отголоски ударной дозы адреналина.

Закрыв для надёжности глаза руками, я пыталась унять быстро бьющееся сердце и перестать дрожать.

Тяжесть одеяла, согревающее тепло солнца и общая умиротворяющая обстановка как бы утверждали, что все в полном порядке, и мне ничего не угрожает. Вот только что-то было не так, я это знала точно, ощущая какое-то неправильное несоответствие.

Медленно отняв руки от лица, села в постели и осторожно открыла глаза, желая осмотреться.

Незнакомая комната. Светлая, просторная, с большим резным шкафом, столиком у окна и красивым, но совершенно незнакомым креслом. Пуфик, съехавшее на пол покрывало. Гладкая нежность постельного белья… Это была не моя комната.

И руки, тонкие, белые, совершенно слабые на вид, безвольно лежащие поверх одеяла, тоже не могли принадлежать мне.

Повернув левую руку ладонь вверх, я с непередаваемым чувством, больше всего похожим на недоверчивый ужас, осмотрела узкую ладошку, маленькие, какие-то совсем детские пальчики и неглубокие, совершенно несерьёзные линии. Одна из них которая, если мне не изменяет память, и увлечение хиромантией на втором курсе университета, являлась линией жизни, была изуродована розоватым бугорком, расположившимся не так уж и далеко от начала. Зато дальше линия шла толще, увереннее что ли.

Руки слушались меня, пальцы сгибались по первому требованию, кулаки сжимались и разжимались, все было в порядке. Вот только у меня никогда не было таких маленьких и бледных ручек. И уж точно они не могли быть настолько белыми летом.

Я отлично помнила, была уверена на сто процентов, что засыпала вчера с нормальными, загорелыми руками. На правой ладони красовались мозоли – злорадный привет от лопаты, которой я орудовала все утро, облагораживая клумбы перед общежитием, забив на перчатки.

Мои руки были другими.

Не знаю, сколько я бездумно разглядывала эту неожиданную бледность, но дверь открылась. Тихо переговариваясь, в комнату вошли две женщины. Одна, старая и сморщенная, держалась не по возрасту прямо, гордо расправив плечи и подняв голову. Вторая – значительно моложе, красивая блондинка со сложной прической и синими, искрящимися глазами.

Я точно запомнила их цвет, разглядела во всех деталях, пока мы молча таращились друг на друга несколько долгих секунд.

Первая что-то бросила за спину. Сильный, решительный тон, совершенно незнакомые слова.

Невозможно синие глаза наполнились слезами, женщина пролепетала что-то и сделала ко мне шаг, протягивая вперёд дрожащие руки.

Она вела себя странно, выглядела странно и серьёзно меня напрягала.

Создавалось впечатление, что они пришли навестить смертельно больную, которая внезапно заявила, что она совершенно здорова: напряженное недоверие со стороны той, что старше, и отчаянная надежда обладательницы синих глаза.

Я сидела, не шевелясь и почти не моргая, боясь даже толком вдохнуть. Нереальность происходящего давила на плечи, стальным обручем сжимала виски, заставляла сердце биться быстрее, сбивая его с ритма, разжигая боль в груди.

Это все просто сон, по-другому не могло быть.

Длинный и тощий, очень деловой дядечка, показавшийся в дверном проёме спустя целую вечность тишины, подошёл к постели, растирая ледяные ладони, которые все равно остались холодными, когда он взял меня за кисть.

Очень реальное прикосновение.

Прощупав пульс, он что-то сказал, обращаясь к старой даме.

Со мной никто не пыталась заговорить, и меня это вполне устраивало, я их все равно не понимала и очень боялась, что они об этом узнают.

Ещё пара слов на незнакомом языке, и дядечка, не меняя сосредоточенного выражения лица, полез в кожаный саквояж, что принёс с собой.

Большой стеклянный шприц выглядел устрашающе, и тем страшнее он становился, чем отчётливее я понимала, что этот ужас с длиннющей иглой собираются всадить в меня.

Флакон с желтоватой жидкостью самого подозрительного вида также не внушал никакого доверия, и когда этот странный человек, который, судя по всему, тут за врача был, на четверть набрал в шприц этой гадости, я осознала, что смирно сидеть и дальше не имеет смысла.

Наученная горьким опытом и российским здравоохранением, я давно с опаской относилась ко всем видам лечения. Хватило одного раза, когда мой несчастный пониженный сахар отчего-то приняли за повышенный и взялись с энтузиазмом это исправлять.

До сих пор я так и не поняла, как тогда выжила, но веру в медицину утратила полностью. И сейчас, когда какой-то непонятный мужик намеревался тыкать в меня иголкой, совершенно точно не собиралась сидеть смирно и терпеть.

Тело казалось скованным и слабым, но я была настроена решительно и, скинув одеяло с маленьких тощих ножек, пнула врача в бедро, тот вскрикнул и невольно отшатнулся, не от боли, всего лишь от неожиданности. Я была слишком слабой, чтобы причинить вред, тело, по ощущениям, на восемьдесят процентов состояло из желе и двигалось лишь благодаря вспенившемуся в венах адреналину, еще не успевшему полностью затухнуть и охотно разгорающемуся вновь.

Женщины слаженно охнули, старая что-то возмущенно закричала, но я была быстра и неустрашима, а ещё неостановима. Оттолкнув ее с дороги, я выскочила в коридор, лишь мельком заценив стенные панели из тёмного дерева, идущие понизу, и тканевые обои, начинавшиеся на уровне моей груди и заканчивающиеся уже у потолка.

Я понятия не имела, где я, что здесь делаю и как отсюда выбираться. И самое страшное: я не знала, кто я.

В смысле, конечно, помнила, что зовут меня Снежана Загорная, что я без трёх недель счастливая обладательница диплома бакалавра и оптимистично настроенная девица, планирующая подавать документы в магистратуру, но все эти воспоминания никак не вязались с маленькими пальчиками, батистовой строчкой и богатой обстановкой совершенно незнакомого мне дома.

Я была собой и, в то же время, кем-то другим.

Завернув за угол, который обозначал начало лестницы, я столкнулась нос к носу с поднимающимся наверх мужчиной. Замерев на предпоследней ступени, он с удивлением смотрел на меня.

В первое мгновение он показался мне просто огромным, заполняющим собой все пространство, подавляющим… могучим. Застывшая стихия, усмиренная буря, втиснутая в человеческое тело.

Потом первый страх ушел, и мужчина уже больше не казался огромным, просто высокий дядька, рядом с которым даже дышать тяжело. Хотя, если верить ощущениям, у меня сейчас настолько мелкое тело, что любой, кто выше ста семидесяти сантиметров, для меня уже великан.

– Я вижу, ты пришла в себя, – от звука его голоса хотелось упасть прямо здесь, накрыть голову руками и молиться, чтобы опасность прошла стороной. Сраженная столь сильной эмоцией, я даже не сразу осознала, что понимаю его.

То ли я сейчас такая впечатлительная была, то ли он и правда жуть наводил… хотя, какие тут могут быть сомнения? И я впечатлительная, и он страшный до чертиков, все сразу.

Незнакомец сминал волю, заставлял чувствовать себя беспомощной и слабой, я даже в лицо ему с трудом могла смотреть. Глаза то и дело норовили опуститься. Разглядывать сапоги мужчины казалось куда как интереснее и значительно безопаснее.

Но вот беда, конкретно сейчас безопасность меня мало волновала. Я была отчаянно напугана, сбита с толку и почти невменяема. И старалась удержать взгляд на неулыбчивом, словно выбитом из камня лице.

Резкие черты лица, ровные и четкие, очень хорошо бы подошедшие какой-нибудь статуе, но никак не человеку. Холодные, колючие глаза, черные с легким красноватым, едва различимым отсветом. Преждевременная седина на висках, издевательски хорошо заметная в черных волосах, придавала его облику какую-то зловещую завершенность.

Видимо, я делала что-то не так, наверное, и правда нужно было опустить взгляд, а не таращиться на него во все глаза. Да, я смотрела с ужасом, но все равно смотрела, что мужчину, кажется, искренне удивляло.

– Что-то не так? – он подался вперед, попытался встать на последнюю ступень, стать еще выше, сократить расстояние.

Я все еще мало соображала, что творю, мне просто не хотелось, чтобы он приближался, и я сделала все, чтобы этого не допустить. Растяжки у тела не было, от слов «деревянные мышцы», но поднять ногу достаточно высоко, чтобы хоть в живот его пяткой толкнуть, я смогла. Он не упал, только пошатнулся и отступил на две ступени вниз, потеснив того, кто поднимался вместе с ним.

Невероятное удивление – редкая эмоция на застывшем лице – я уже не видела, неслась по коридору обратно, прямо туда, откуда только что сбежала.

Женщины, как раз спешившие за мной, застыли, растерянно переглянулись и даже не попытались меня остановить, когда я протаранила их на полном ходу.

Странная уверенность, что в конце коридора есть еще одна лестница, вела меня вперед.

Лестница и правда была, только вела она не вниз, как мне бы того хотелось, а наверх, к скромной двери из некрашеного дерева, к которой я бросилась. Выбирать все равно не приходилось: либо я рискую проверить, что скрывается за этой дверью, либо смиренно отдаю себя в руки женщин в странных платьях и жуткого мужика. Мысль о мужике хорошо мотивировала.

Лестницу ступеней в десять я преодолела за секунду и всем телом врезалась в дверь.

Та вздрогнула, но не поддалась. Сердце у меня остановилось и отказывалось биться несколько долгих мгновений, пока я не сообразила потянуть потертую латунную ручку вниз. Замок сухо щелкнул, и дверь открылась.

К тому времени, как погоня добралась до лестницы, я уже надежно спряталась на чердаке, придвинув к двери старый, пыльный стул, которым кое-как заклинила ручку.

Только остановившись и немного успокоившись, осознала, что сердце бьется как сумасшедшее, легким катастрофически не хватает воздуха, а все тело трясет, будто в лихорадке.

Паника накрыла меня с головой, украв свет и на какое-то время оставив в полной темноте. Бюджетный вариант обморока на две секунды, в пакет услуг так же входит испарина, слабость в теле и легкое головокружение.

В дверь постучали.

– Селина, – мелодичный женский голос, дрожащий, с прорывающимися в каждом слове паническими нотками, – открой, пожалуйста.

Мне было плохо, тошно и страшно.

Пощекотав руку, по плечу скользнула длинная, светлая, преступно растрепанная коса.

Коса!

Не мое темное удлиненное каре, а самая настоящая коса.

– Селина! Это не смешно! – Второй голос, более хриплый, требовательный. Голос той пожилой дамы.

Мой затравленный взгляд метался по заваленному вещами помещению. Из путей спасения было только окно, но, добравшись до него, я с грустью вынуждена была констатировать, что спасения нет. Даже в своем собственном теле я бы не рискнула прыгать на булыжную дорожку с высоты третьего этажа.

– Селина, не заставляй нас выламывать дверь! Твой отец будет очень недоволен.

Я была уверена, что как раз-таки моему отцу на это будет наплевать, но промолчала. Я теперь была не совсем я, и эта мысль все крепче вгрызалась в мозг, рискуя лишить меня рассудка.

Вытерев вспотевшие руки о ночнушку, я еще раз оглядела чердак, разыскивая зеркало или хоть какую-то отражающую поверхность, чтобы узнать насколько сильно изменилась внешне. Втайне надеясь, что обретение белобрысой косы – единственное и последнее отступление от моей привычной внешности.

Зеркало найти не смогла, только его осколок. Узкий и не очень удобный, в котором за раз могли поместиться либо голубой глаз, либо маленький, чуть вздернутый нос, или розовые дрожащие губы с таким же дрожащим острым подбородком.

Бледные щеки и гнездо на голове я рассматривать не стала. И так понятно, что от загорелой здоровой брюнетки во мне не осталось ничего.

Я теперь была уже не я, а Рапунцель какая-то.

– Селина!

Мужик пока молчал, и я была ему за это очень благодарна. Мои нервы и так были на пределе, не хватало еще услышать этот рокочущий грохот его голоса.

Медленно опустив осколок на пол, отражающей поверхностью вниз, я обессиленно привалилась спиной к стене под окном.

– Селина!

Я не отвечала, я не была этой их Селиной, я просто хотела домой.

Наверное, уместнее было бы сейчас впасть в неконтролируемую панику, быть может, устроить истерику, упасть в обморок, в конце концов, а не сидеть здесь, чувствуя, как меня с головой затапливает отчаяние.

– Отойдите, – спокойный, ровный голос, от которого волосы на затылке шевелились, прекратил копошения за дверью.

Затишье перед бурей, почему-то решила я и не ошиблась.

Крепкая дверь, надежно сдерживавшая натиск жаждавших со мной пообщаться людей, в одно мгновение почернела, прорезавшись пылающими багровыми линиями, словно венами, и осыпалась на пол скромной кучкой пепла, а в дверном проеме, одергивая черные рукава кителя, стоял хмурый ужас, безошибочно нашедший меня взглядом своих страшнючих глаз.

Спрятав лицо в коленях, я просто надеялась, что это не он папочка несчастной Селины.

Этого я бы просто не вынесла.

Странное, болезненное оцепенение сковало меня, но это было даже к лучшему.

Я не дернулась, не вздрогнула даже, когда этот странный человек поднял меня на руки, не обеспокоилась нездоровой бледностью лица синеглазой женщины и совсем ничего не испытала, когда меня вернули в комнату, уложили на кровать и позволили-таки местному врачу вколоть мне какую-то гадость.

– Она нас не узнаёт, верно? – дрогнувшим голосом спросила женщина, комкая в руках платочек.

– Ни вас, ни, судя по всему, меня, – кивнул мой ужас, не отрывая от меня тяжелого взгляда.

«Не узнаёт»… это было так странно. Я не могла их узнать, потому что никогда прежде не знала, но говорить об этом не спешила. Происходящее казалось таким ненастоящим… фальшивым, что я просто не хотела участвовать во всем этом.

– Выпейте, – велел врач, поднеся к моим губам стакан.

Я выпила. Иногда я могла быть очень послушной.

– Вижу, я вовремя решил вас навестить, – у этого ужаса даже интонации были ужасные.

Обвиняющие, требовательные, пугающие до дрожи.

– Селина пришла в себя, это уже большой прогресс… – начала было престарелая дама, но осеклась, встретившись взглядом с его темными глазами.

– Из комнаты ее не выпускать, одну по возможности не оставлять и… – ужас поморщился, – покормите ее, смотреть страшно.

– Почти две недели без сознания, – с достоинством ответил врач, – не могли не сказаться на ее состоянии.

Я безуспешно боролась с сонливостью, навеянной на меня коварным снадобьем, и лишь вяло удивилась. Надо же, две недели…

Темнота оборвала мысли, стирая удивление и возвращая мне покой.

Глава 1

Ощущение вселенской несправедливости – пожалуй, это было именно то, чувство, что я испытывала уже который день.

Все началось с неожиданной новости: мужик, напугавший меня на лестнице, все же, не был отцом Селины (урааа)… Он был ее женихом. А потом оказалось, что по всем законам, в свое восемнадцатилетие милая девочка Селина должна была отправиться в храм, чтобы служить Мирай – Всевидящей богине, Извечному Светочу, сестре и непримиримой противнице Изначальной Тьмы – Рассах. И отправилась бы, не обрати на нее внимание Даатарский дознаватель.

Ему нужна была жена с даром, родители просто хотели спасти свою дочь от незавидной участи стать служительницей богини, а я теперь должна была из-за всего этого страдать.

Мирай, в отличие от Рассах, не могла ходить по земле, она жила в сиянии местного солнца, пафосно называемого светилом, и нуждалась в жрицах, а одну из них собирались увести прямо у нее из-под носа. И неизвестно, кого это опечалит больше, богиню или меня.

Безнадежную склерозницу из себя я изображала уже третью неделю, заставляла переживать добросердечную леди Эллэри, которую приходилось звать мамой, раздражала суровую и непримиримую леди Хэвенхил – вдову и тоталитарную бабушку, и просто доставляла кучу забот лорду Эллэри, вечно занятому и оттого нежно мною любимому папочке. Он был единственным родственником, при виде которого у меня не появлялось желание куда-нибудь спрятаться, лорд был настолько занятым и погруженным в свои мысли, что мог не заметить человека, пройдясь с ним рядом.

И меня это вполне устраивало.

На самом деле, было бы куда как лучше, если бы все были как он. Возможно, тогда бы я чувствовала себя значительно лучше… и не пряталась бы в саду большую часть времени, не находя в себе сил общаться со всеми этими людьми.

Неоспоримым плюсом являлось и то, что прислуга, которая обитала в этом огромном доме, была приходящей, и хотя бы по ночам я могла почувствовать относительную свободу.

А все остальное время, не считая приемов пищи, которые приходилось отсиживать в обществе родственников, я проводила в саду. В основном с книгами, потому что только они не напрягали меня и охотно делились информацией.

В один теплый, летний день за чтением меня и застал Вэйд Грюнэр, который лорд, дознаватель и та еще проблема.

Голова с самого утра болела нещадно, а тут еще этот.

Как всегда, сумрачный, хмурый, распространяющий гнетущую атмосферу. Ну просто тучка на ножках, а не человек.

А рядом с ним, такой же высокий и весь в черном, только светловолосый и улыбающийся, стоял незнакомый мужчина. И глаза у него были темные и холодные, совсем такие же, как у женишка моего.

– Утро доброе, – пробормотала я, медленно закрыв книгу и поднявшись со скамьи. Очень надеясь, что они сюда случайно забрели, в поисках моего папочки. Ага… случайно, в самую дальнюю часть сада, в которую не было проложено даже нормальной дороги, только утоптанная тропинка, петляющая между кустами и выводящая прямо к этой полуразвалившейся, но все равно очень уютной беседке.

– Доброе, – улыбнулся незнакомец, чуть щурясь на солнце.

– Позвольте представить: Ганэш Гарс, – сухо представил своего спутника Вэйд, значимо добавив, – Отравитель. Глава Департамента Военных наук.

Сказал, а сам смотрит на меня внимательно, реакции ждет. И вот не знаю, как именно я должна была себя повести, но чин этого мужчины мне пока еще ни о чем не говорил, и, если бы не глаза, то я даже ответила бы на его улыбку.

Но взгляд его был холоден и тверд, улыбались только губы.

– Селина, очень прият… – попыталась было представиться я, но меня перебили.

– Даже не вздрогнула, – хмыкнул этот тип, обволакивая меня своим глубоким, теплым голосом, – удивительно.

– А мы были знакомы? – растерялась я, переводя взгляд с одного странного мужика на другого.

– Милая леди, – продолжал расточать улыбки Отравитель, – поверьте, мало кто добровольно решился бы завести со мной знакомство, и до сегодняшнего дня ваш отец вполне успешно ограждал вас от моего общества.

– Я даже не удивлена, – меня раздражали его взгляды, и насмешливая снисходительность тоже раздражала, но больше всего раздражала, прямо бесила уверенность, что он специально сейчас пытается меня напугать, – в последнее время мне зверски не везет. Вы, наверное, слышали, что меня не так давно пытались убить в ходе обряда…

Он чуть склонил голову, изображая просто запредельное внимание.

– Так вот, если вы действительно настолько опасны, как кажется на первый взгляд, то наше с вами знакомство вполне закономерно.

Гарс коротко хохотнул.

– А я выгляжу опасным?

Молча кивнув, я повернулась к Вэйду за разъяснениями, хотя смотреть на него не было никакого желания. Сложно было сказать, кто из этих двоих опаснее, но я, будучи невестой вот этого вот страха, как это ни странно, предпочла бы остаться наедине с Отравителем, чем с собственным женихом.

– Теперь ты понимаешь, зачем мне твоя помощь? – спросил Вэйд, глядя на меня. В первое мгновение даже создалось впечатление, что он ко мне обращается, а потом заговорил Гарс:

– Понимаю. У девочки не просто потеря памяти, это больше похоже на смену личности.

Неприятно похолодели руки, теплые солнечные лучи, проникавшие сквозь крону нависающего над нами клена, больше не согревали, мне решительно не нравилось то, что происходило.

– Не совсем понимаю…

– Руку, – резко приказал Гарс, протянув ко мне ладонь. Заметив, как я невольно вздрогнула от его тона и отступила назад, упершись ногами в скамью, смягчился, – будь так добра.

– А если не буду? Если я сейчас просто развернусь и уйду? – оно мне надо, и дальше с этими психами тут стоять?

– Я бы не советовал, – улыбнулся Гарс, – конечно, многое и дальше удастся списывать на потерю памяти, тайком вынося книги из библиотеки и стараясь понять мир, который ты не знаешь, но очень скоро даже чета Эллэри заподозрит неладное.

Я молчала. Просто стояла и молчала, слыша, как тонко звенит в ушах от натянутых нервов. Все равно же ничего сделать не могу, оправдаться, убедить их, что я это Селина… как?

– О чем вы?

– Манера поведения, речь, характер. Все это можно списать на потерю памяти, – Гарс выдержал паузу, успешно нагнетая атмосферу, и добил меня контрольным в голову, – но твои магические каналы никак не могли так разительно измениться. Возможно, будь ты лишена дара богини, твой секрет и удалось бы сохранить в тайне, но ты должна стать жрицей. При первом же походе в храм Всевидящей Мирай храмовники заметят это несоответствие…

«Свидетели долго не живут» – почему-то подумалось мне. Вот только беда, в сложившейся ситуации если кто-то из нас и был в шаге от смерти, то только я.

– И что вы хотите этим сказать? – как бы ни повела себя в этой ситуации Селина, я ни в чем признаваться не спешила.

– Давай поможем друг другу? – Гарс смотрел на меня с нежностью, и это было так… стремно.

– И чем я могу вам помочь?

– Ты позволишь мне себя изучить, а мы, в свою очередь, обещаем предоставить тебе защиту, – он подался ко мне, не в силах сдержать свой напрягающий энтузиазм, но был остановлен твердой рукой Вэйда.

– «Мы»? – я уже ничего не понимала и готова была расплакаться. Закономерная реакция на царившее вокруг напряжение. И от меня этих самых слез ждали, совершенно точно.

Стояли передо мной опасные такие, мрачные, в черных мундирах, с отличительными знаками на погонах. Стилизованное солнце с кривыми лучами – Дознаватель. Три красные капли – Отравитель.

А я не плакала, очень хотела, но держалась.

А эти ждали истерики или моего ответа…

Гарс в нетерпении хмурился:

– Так что ты скажешь?

– Можно подумать, у меня есть особый выбор, – проворчала я, – что нужно делать?

Отравитель обрадовался, вернул на лицо приветливую улыбку и охотно взялся описывать мое светлое будущее, где для меня отведена роль подопытного хомяка, на котором будут ставить всякие «неопасные для жизни» эксперименты, в обмен гарантировав полную защиту моей маленькой тайны.

Я его почти не слушала, сраженная своим неожиданным открытием.

Вэйд напоминал мне уничтожающий все на своем пути ураган, была в нем какая-то странная сила, а Гарс казался на первый взгляд дружелюбным и очень милым… топким как болото. С виду вроде ничего опасного, но стоит только оступиться, сделать неверный шаг – и уже ничто тебя не спасет.

И вот стою я, обычный человек, жертва обстоятельств, рядом с этими чудищами, и пытаюсь себя убедить, что все будет хорошо.

Хорошо же, да?

***

Хорошо не было. Ни когда Вэйд заявил моим нервным родственникам, что забирает меня к себе, ни тем более, когда Гарс обмолвился, что за моим здоровьем следить будет теперь он.

Мама сидела, едва дыша, и белизной лица соперничала со своим снежно-белым платьем, бабушка была крепче и только поджимала губы, борясь с желанием высказаться. Вэйда она побаивалась, что лично меня в данный момент очень радовало.

– Моя дочь не будет жить в доме с посторонним мужчиной, – собственно, это было все, что смог сказать папенька на столь наглое заявление.

– Лорд Эллэри, – терпеливо заговорил дознаватель тоном, не терпящим возражений, – я жених вашей дочери, не посторонний человек, в начале зимы состоится наша свадьба. Но я понимаю ваше беспокойство и обещаю, что чести вашей дочери ничего не угрожает. Не так давно ко мне приехала племянница, думаю, им будет интересно вместе.

– Девочке нужны положительные эмоции, – значимо произнес Гарс с самой доброжелательной улыбкой, на какую только было способно его худое лицо, – едва ли она получит их, запертая здесь в одиночестве.

Мама судорожно всхлипнула, прижимая дрожащими пальцами платок к побелевшим губам, и это был единственный звук, что нарушил тяжелую тишину после этого заявления. Меня долго не хотели отдавать в ненадежные руки этих темных личностей, признаться, я даже начала восхищаться лордом Эллэри. Такое удивительное упрямство, которое, к сожалению, не смогло выстоять под уверенным напором сразу двух темноглазых чудищ.

В итоге меня послали.

В смысле, отправили собирать вещи, но с таким выражением лица, что я прямо посланной себя почувствовала и гордо удалилась, уже на лестнице позволив себе скривиться.

Просто зверски хотелось поплакать, так было себя жалко. Я тут одна, вообще в непонятном месте, в теле какой-то девицы, счастливая жизнь которой закончится осенью в день свадьбы… как-то совсем не таких изменений я себе хотела.

Девушки, паковавшие мои вещи – от слова «служанки» кололо язык – с опасением поглядывали на то, как я, меряя шагами комнату, нервно грызу ногти.

Были у меня подозрения, что раньше Селина заботилась о своем маникюре… так же, как о прическе и нарядах.

Едва ли я когда-нибудь смогу забыть, как в день, когда мне, наконец-то, позволили покинуть комнату, пришлось просидеть без движения час, дожидаясь, когда на моей голове уже возведут шаткую башню, и я смогу встать.

Это был самый тяжелый день в моей жизни. Платье жало в самых интересных местах, туфельки натирали ноги, а прическа подозрительно шевелилась, в любое мгновение рискуя распасться… ну, было у меня такое ощущение.

На следующий день мне с боем удалось отвоевать свое право одеваться так, как мне того хочется. С трудом отыскав в гардеробной пару брюк, несколько рубашек и даже тунику сложного кроя, я смогла вздохнуть с облегчением.

А домашние со временем привыкли, что их Селина, всегда очень любившая наряжаться, в один день изменила своим вкусам, и предпочла сложным прическам и изысканным платьям простую косу и брюки.

Хотя бабушка так и не смогла понять, почему ее внучка вдруг взялась считать, будто бы дома можно ходить в удобном, забив на красоту.

– Юная леди всегда должна быть безукоризненно одета, – возмутилась она как-то, вдавливая меня своим сильным голосом, тяжелым взглядом и авторитетным видом в пол.

– Полностью согласна, – поддакнула я, пряча руки за спину. Слишком быстро бежала по садовой дорожке, слишком неожиданно упала и в итоге сбила коленки и расцарапала ладони, – пойду, приведу себя в порядок. Прошу прощения.

И вот теперь, наконец-то, я не буду мозолить взгляд пожилой леди своим непрезентабельным видом. Только она довольной совсем не выглядела.

И даже шепнула, церемонно обняв меня на прощание:

– Если по каким-то причинам ты решишь, что тебе там некомфортно, непременно возвращайся.

Чудища стояли в нескольких шагах от нас, у кареты и, по идее, не должны были услышать ее, но Гарс подозрительно весело хмыкнул аккурат после этих слов.

Я на это особого внимания не обратила, но вот бабушка не побоялась одарить его тяжелым взглядом.

– Я вверяю в ваши руки свою внучку, – холодно сказала она, крепко сжимая мои запястья, – хочется верить, что вы в состоянии о ней позаботиться.

– С ней ничего не случится, – пообещал Вэйд.

А мне вдруг резко перехотелось отсюда уезжать. Селину тут любили, о ней заботились, а там меня что ждет?

Опыты улыбашки и хмурый женишок?

Будь я настоящей Селиной, ни за что бы не поехала с ними. А так, лишь неуверенно улыбнувшись на прощание, неловко забралась в темное нутро кареты, где забилась в дальний угол, планируя грустить там всю дорогу до моего нового дома.

Но мне не позволили и этого. Стоило только карете выехать с территории семьи Эллэри, как Гарс вспомнил, что я теперь его подопытный образец:

– Если ты позволишь, я бы хотел задать тебе несколько вопросов, – дружелюбный Отравитель, какая прелесть.

– А если не позволю? – Карета плавно покачивалась, рессоры смягчали ход, но меня все равно начинало мутить. И тут уж я не знала, достался ли мне бракованный вестибулярный аппарат в подарок от Селины, или это родные слабости переселились вместе со мной в новое тело.

– Все равно задам, – беспечно пожал плечами Гарс. В полумраке его волосы мягко золотились, выделяясь в сумрачной обстановке кареты, нутро которой было отделано черной парчой.

В отличие от Вэйда, предпочитавшего короткую стрижку, Гарс мог похвастаться небольшим хвостом, небрежно перехваченным шелковой лентой. И если сам Отравитель меня изрядно напрягал, то продуманная небрежность его прически вызывали зависть.

Селина, любившая таскать на голове сложные конструкции, больше похожие на результат нервного припадка парикмахера, вероятно, и знать не знала, насколько непослушные у нее волосы, зато об этом знала я. Так же, как знала, что вот так же изящно их уложить лично мне не представляется возможным.

– Итак, – подавшись ко мне, Гарс задал очень интересный вопрос, – сколько тебе лет?

– Семнадцать…

– Правда? – приятно удивился он, но быстро сообразил, что не так, и хмуро уточнил: – Хорошо. Сколько лет тебе было в том мире?

– В каком мире? – Судя по его недовольству, один наивный Отравитель решил, что я добровольно ему сейчас все выложу.

А мне было неспокойно и тошно… причем мутило с каждой минутой все больше.

– Селина, – терпеливо начал Гарс, собираясь поведать мне о том, что они знают, что я на самом деле не совсем Селина. И что я знаю, что они это знают. И единственное, чего они не знают – зачем я упрямлюсь, если знаю, что они знают…

Вэйд поступил проще:

– Не будем забывать, что мы можем видеть твои магические каналы. Мы, храмовники и каждый мий-асэ.

Кто такие мий-асэ, я уже успел узнать и потому не смогла не оценить эпический масштаб своих неприятностей. Мий-асэ звались светлые, обладающие искрой, проще говоря, маги, и численность их составляла почти сорок процентов от всего населения местных жителей.

– И что, мне нужно всех бояться?

– Только тех, кто был знаком с Селиной раньше.

– Таких, как вы, – недружелюбно заключила я, силясь разглядеть в полумраке равнодушное лицо Вэйда.

После того, как я пришла в себя, драгоценные родственники не пускали ко мне никого, кроме вездесущего жениха, заворачивая всех друзей прежней Селины, среди которых вполне могли быть и одаренные. Именно благодаря этому тайна моя пока так и оставалась тайной. Но долго это едва ли продлилось бы…