– Я тут моюсь, – я повернулась на голос.
– Не дурак, – поднял руки парень. – Я Паша.
– Лена. Лена Соколова. Никифорова, – спокойно ответила я на приветствие.
– Погодь. Вот те на! Тезка, что ли? Ладно, я тут по делу. Потом разберемся, – он засмеялся и пошел в сторону туалета.
Белье выстиралось. Развесила сушиться его тут же. Надо позавтракать. Обозрев свои запасы, решила доесть вчерашний рис не разогревая. К чаю ничего не было. Идти в магазин не хотелось, поэтому пришлось пить пустой чай с сахаром перед телевизором. Я запаковала платье обратно в пакет. Что теперь с ним делать? Я решила опустить его обратно в почтовый ящик по пути в магазин. В магазине я купила пряников, перловой крупы, хлеба, масла сливочного, банку тушенки, взяла одну луковицу, пару морковин, пакет картошки. Нагрузившись всем этим, почапала домой. Выложила покупки в холодильник, взяла все необходимое для похлебки и отправилась на кухню. Взяла со своей полки кастрюлю, налила воды, поставила ее на огонь. Почистила морковь, лук. Нарезала. Налила на сковородку растительного масла, высыпала порезанную морковь с луком. Попассеровала. Вода закипела. Высыпала содержимое сковородки в кипящую воду, убавила огонь, принялась чистить картошку. Картошка попалась вся в глазках и червоточинах – половину выбросила. Забросила картошку, убрала очистки из раковины. Помыла сковородку. Вытерла полотенцем. Поставила ее на полку. Попробовала картошку – сварилась. Бросила две горсти риса. Вытряхнула тушенку в кастрюлю. Бросила в похлебку лавровый лист. Поварила немного, чтобы рис дошел до готовности. Выключила огонь. Оставила похлебку настаиваться. Подошла к полке с посудой, половник висел на крючке рядом с кухонным полотенцем. Налила похлебку в тарелку. Взяла ложку, отломила хлеба от буханки и принялась есть.
– Вкусно? – в дверях показался мужик в майке и обвисших на коленях спортивных штанах.
– Вкусно, – ответила я.
– Может, и мне плеснешь пару половничков? – оскалился мужик. – Моя совсем на меня за пьянку разобиделась.
– Наливайте, – отстраненно ответила я, – я еще сварю.
Мужик подошел к полке, на которой была прибита табличка «Савельевы». Взял большую миску, ложку, походившую на черпак. Налил себе в миску похлебку. Так же как и я, отломил хлеба, покрошил в похлебку и начал есть.
– Неплохо, неплохо, – причмокивая, выдал он. – А ты сама откуда? Кем работаешь?
– Откуда? – подняла я голову от тарелки. – Кем работаю? Не поняла.
– Местожительство твое где?
– Местожительство? Город Новый Уренгой, ул. Зеленая, д. 19, – я еще немного подумала, – комната 29.
– Эм-м-м… – мужик заскоблил ложкой по миске, выедая остатки. – Все с тобой понятно. Шебутная ты. Ну а кем работаешь?
– Кем работаю?
– Что умеешь?
– М-м-м… Шить могу. Шила недавно.
– Ладно, держи, он засунул пятерню в карман спортивных штанов и выудил оттуда маленькую картонку, на которой что-то было приклеено. – Кофе себе возьмешь в «Маке». Все равно мне Васька еще напобирает.
– В «Маке»? – непонятливо мотнула я головой.
– В «Макдональдсе», дуреха. Я около него таксую. Бывает, что и в ночную, – потянулся мужик, – а так Васька мне напобирает этих картонок с наклейками. Я кофе себе бесплатно беру. Акцион вроде еще идет.
Мужик отправился к раковине, сполоснул свою миску с походившей на черпак ложкой под водой и поставил обратно на полку, ушел с кухни. Я тоже закончила есть, принялась за мытье посуды. Моющее средство закончилось, и из флакона полилась мыльная пена. В кухню вошла женщина.
– Прибился к тебе, значит? – прошипела она.
– Простите? – не поняла я.
– Я смотрю, мужа моего накормила? – все так же шипела она. – Пьяницу этого.
– Накормила, – ответила я.
– Ты смотри мне! Все воспитание насмарку пустила, – оскалилась она. – Кстати, теперь твоя очередь покупать моющее.
Я молча домыла тарелку, ложку и половник. Вытерла и положила на полку. Вернулась в комнату, засунула руку в подушку. Вытащила ворох купюр, выудила пятисотку и отправилась в магазин. Прошерстила все полки, но нашла только мыло. Купила хозяйственное, парочку шоколадных батончиков к чаю. Расплатилась, взяла сдачу и пошла обратно. На обратном пути отметила: бумажный пакет исчез. На кухне положила один кусок мыла на раковину, другой положила на мочалку в своей комнате. Включила телевизор. Пошла ставить чайник. Вскипятив чайник, опять закатала футболку, взялась за горячую ручку и понесла его в комнату. Залила заварку в кружке, подождала, пока заварится, и принялась пить, сплевывая чаинки на пол. Отгрызла верх от упаковки батончика, надкусила. По телевизору шел сюжет про митинги, люди настаивали на переселении из ветхого жилья. Надоело: балакают и балакают. Хотя без него было бы совсем скучно. Захотелось в туалет. Из моечной неслись приглушенные голоса.
– Значит, не будешь разбираться? – шипел женский голос.
– Нет, не буду. Не надо это, – ответил ей мужской голос, – может, и хорошо, что она такая шебутная дуреха. Мне легче с ней будет.
– На квартиру рассчитываешь? – просипела в этот раз женщина.
– А то! Как семейным – однокомнатная! – мужской голос выдавал торжествующие нотки в голосе.
Дверь скрипнула. Удаляясь, женский голос потонул в гуле коридора. Я вышла. По пути сняла свое высохшее белье. Не очень мятое, но можно погладить. Старый утюг с доской стояли тут же, в моечной. Прогладив кое-как нагревшимся утюгом болотного цвета майку, я приступила к серого цвета штанам. Штаны были из легкой, но плотной ткани. Утюг скользил по ткани равномерно, но вдруг, проглаживая карманы, я наткнулась на что-то острое. Прощупав карманы и засунув в карман руку, выудила небольшую металлическую капсулу на цепочке. Это мое? Постояла. Посжимала цепочку в руке. Ладно, потом разберусь. Повесила себе на шею, чтобы не потерялась. Поставила утюг и доску на место. Только хотела забрать вещи, как дверь опять скрипнула.
– Готовишься, курва? Готовься, готовься, – цыкнула на меня женщина из комнаты.
– Вы это о чем? – оторопела я.
– Увидишь, – оскалилась она, – ладно, чапай, откуда пришла.
Я вернулась в комнату. Захотелось поужинать. Остались яйца и немного молока. Понесла яйца и молоко на кухню. Масло я оставила на кухне раньше. Разожгла огонь, вбила яйца с молоком в миску. Взбила. Вылила на разогретую сковородку. Пока омлет готовился, я стояла рядом.
– Э-э-э… здорово! – услышала я голос у дверей.
Я начала озираться, думая, к кому было обращено это приветствие.
– Да к тебе, к тебе обращаюсь, – это оказался высокий, стройный, если не сказать костлявый, молодой парень.
– Привет, – неуверенно выдавила я.
– Я спросить хотел: ты мне рабочий бушлат не починишь?
– Починить?
– Зашить в смысле, – улыбнулся парень.
– Шить… Я умею шить, – ответила я.
– Ну вот и славненько. Я тебе занесу после ужина, – отозвался парень.
– Э-э-э… послушай! – но он уже скрылся в коридоре.
Поев и помыв посуду, я отправилась обратно в комнату. На диване меня уже ждал бушлат и записка: «Допришивай. Я в долгу не останусь. Комната 16». На середине спины бушлата неровными строчками в самом начале кто-то пытался длинными, неровными стежками пришить кусок ткани с большими буквами, складывающимися в слово «Полиция». Я вздрогнула. Знакомое слово? Нет. Тогда чего я напряглась? Нерешительно повертела бушлат из стороны в сторону, размышляя, стоит ли начинать. Отложила бушлат в сторону. Включила телевизор на какой-то мелодраме. Но потом нетерпение и возникшая откуда-то нервозность заставили меня взяться за бушлат. Дел тут оказалось ненадолго – закончила шить аккурат к концу мелодрамы. Накатила усталость – пора на боковую. Убрала швейные принадлежности и кинула бушлат на спинку стула. Затолкать такой в почтовый ящик не получится. Ладно, заберет сам.
В комнате было сумрачно. Только какой-то шум шел от окна. Я попыталась зарыться глубже в подушку, но ткнулась носом в подлокотник дивана. Потерла ладонью глаз. Голова была тяжелая. Я проснулась, но продолжала валяться на диване. Шумом оказался дождь. Капли воды тяжело барабанили по карнизу, стеклу. От окна шла ощутимая прохлада. Включила телевизор на местном канале, он показывал время 9:45. Организм потребовал пищи. Встала, оделась. Взяла чайник и почапала на кухню. На кухне Сергей, так вроде его звали, зевая, отправлял себе в рот кусок хлеба с чем-то розовым. Колбаса! У меня должна остаться колбаса. Заглянула в холодильник – на полке колбасы не было. У него моя колбаса!
– Это мое, – сказала я, и в голосе моем таилось упрямство.
– Твое, не твое… в общем, общее. Общак. Понимаешь? – сразу ощетинился мужик. – Моя совсем лютует, а по работе совсем тихо из-за автобусов, пущенных в ночь. Я взял-то всего два кусочка – честь знаю.
Я забрала колбасу, перекинула ее на свою доску, нарезала неровными кусками.
– Кто так режет? – хмыкнул мужик.
– Нож так режет, – ответила я.
– Тю, да он у тебя совсем тупой! Давай сюда, я заточу, – оскалился мужик, – не все же на халяву чужой хлеб есть.
Засвистел чайник. Я налила чай в жестяную кружку, подождала, когда большинство чаинок осядут на дне. Остальные вылавливала ложкой и начала пить чай. Сергей в это время закончил пить чай и, сполоснув кружку под водой, поставил ее на свою полку. Взял с полки какой-то длинный камень и принялся водить по нему острием ножа, перед этим сполоснув его под краном в раковине. Вжик-вжик… В памяти всплыли мелькающие руки, водящие по ремню нож с широким лезвием, рядом на поясе висят тушки птицы.
– Эй ты! Куда уплыла, очнись! – тряс меня за плечо Сергей.
– Ай, горячо! – воскликнула я. – Птица, мертвая птица!
– Вот ты клуша – чай расплескала! Что еще за птица? – он подошел к доске, отрезал тонкий пласт колбасы и засунул себе в рот. – М-м-м. Дичь? Дичь, знаешь, не про наши рты. Ее бизнесмены с политиканами откушивают. Ну, покедова! Дела у меня! – и с этими словами вышел из кухни.
Я в одиночестве допила чай, доела бутерброд. Собралась было унести колбасу в комнату, но потом передумала, взглянув на оставшийся хвостик. Сполоснула чашку, усеяв чаинками раковину. Смыла. Захватила кружку и чайник с собой в комнату. В комнате тихо гудел новостями телевизор. Я села на диван и попыталась порыться в памяти, но тщетно. В голове была одна темнота.
– Есть кто в хате? – раздался стук, и на меня блеснули голубые глаза. – Да чего молчишь? Принимать работу? Мне сегодня в смену надо выходить.
– Работу? Принимай, – я кинула ему бушлат.
Он сгреб меня в руки и начал кружить по комнате со словами: «Деваха, мы с тобой еще повоюем!» Потом его тело вдруг напряглось и он бросил меня на диван и подмял под себя. Тыкался губами мне в грудь, руками шарил на уровне паха. Расстегнув молнию у себя на брюках, сорвал вниз мои штаны и резко вошел в меня. Часто задышал, мгновение, мгновение – замер, но потом продолжил движение телом. Навалился всем телом и прогнулся, обессиленно обмякнув, уткнулся в шею.
– Подмойся. Ты что – девочка? Блядь, вот попал! Ладно, на следующей неделе понесем документы на регистрацию. А сейчас мне надо валить на смену. Да, вот еще держи, – он кинул мне кусок картона. – Я там людей предупредил. Можешь не благодарить – свои, сочтемся.
Он ушел, хлопнув дверью. Я лежала на диване, тело пронзала боль, мысли путались. Опустила руки на лобок, они были в какой-то слизи. Сил хватило только на то, чтобы вытереться кухонным полотенцем. Оно почему-то было в крови. Соображать почему не хотелось. Зарывшись в подушку, я закрыла глаза и попробовала провалиться в сон.
Телевизор тихо гудел, когда я разлепила глаза. Блуждая глазами по полу, остановила свой взгляд на куске картона, он валялся на остатках ковра. Свесившись с дивана и протянув руку, подняла с пола картонку. На ней было написано: «Ателье „Мария“», дальше шел телефон и адрес. А это мне надо?
Засунув руку под подушку, я извлекла всего-навсего пять бумажек по пятьсот рублей. Деньги стремительно заканчивались. После оплаты ЖКХ у меня останется всего одна пятисотка и две сотенных. Может, не стоит упускать шанс устроиться на работу, испытать себя?
– «Мария». Я знаю, где это. Давай, я тебя за сотню отвезу? У меня пока клиентов нет.
Я стояла напротив раковины и пыталась выхватить у Сереги-таксиста визитку. Вода лилась на грязную миску, с которой я до этого счищала скудный обед, оставшийся со вчерашнего вечера.
– За сотню? – мялась я.
– Ты знаешь, сколько нынче бензин стоит? – округлил глаза Серега. – За сотню ей, видишь ли, много! Так сказать, по дружбе. Вообще задаром предлагаю! Сотня – это мое последнее слово.
– Ну ладно, сейчас бомберку надену, и поедем.
– Паспорт взять не забудь!
– Паспорт? – замялась я. – Чей?
– Вот дурында! Свой, чей же еще, – прищурился Серега-таксист. – Ты не работала совсем, что ли? А ладно, поехали.
Я зашла за кофтой. Вынула паспорт из тайника. Засунула визитку в обложку. Закрыла дверь на висячий замок.
Машиной оказалась раздолбленная захламленная «десятка». Я села на переднее сиденье, инстинктивно потянулась за ремнем. Пришлось приложить усилия, но я его застегнула.
– Это хорошо, а то зайцы нынче совсем лютуют, – ухмыльнулся Серега.
– Зайцы? – притихла я.
– Гайцы-зайцы, ну ты деревня!
Оставшиеся десять минут мы проехали в молчании.