Прах человеческий

Глава 12
На Картею

Мы покинули Несс до конца года. Элькан дал добро на перелет, и Венанциан не стал тратить время на приготовления – он был рад наконец избавиться от меня. Олива вновь вернулся к роли Харона, перевозящего полумертвых, спящих в ледяном плену нас с Валкой. По моему настоянию из форта Горн были направлены солдаты, которые собрали и перевезли из поместья Маддало на пересадочную станцию, а затем на «Ашкелон» все наши вещи. На этот раз я лично следил за транспортировкой, чтобы не пропало ничего ценного, вроде филактерии Валки или сердечника меча Гибсона. Мы взяли с собой больше вещей, чем на Падмурак. Я не оставил ни одной книги из библиотеки, распорядился собрать все приборы и документы из кабинета Валки, не забыл и сувениры с трофеями, которыми был завален дом: знамя Мариуса Вента, помятый мирмидонский шлем, умывальная чаша Джинан – все это и многое другое было также упаковано и отправлено на корабль.

В глубине души я знал, что уже не вернусь сюда.

Сейчас я понимаю, что думал, будто отправляюсь из одной золоченой клетки в другую. В конце концов, как бы со мной поступил император? Весь мой отряд погиб, я потерял «Тамерлан» и более не представлял ценности как боевая единица. Мои дипломатические навыки после провальной экспедиции к лотрианцам тоже представлялись более чем сомнительными. Я ожидал, что меня отошлют на Форум и усадят на место Кассиана Пауэрса в Имперском совете, заставят занять должность, которой я много лет избегал. Однажды распрощавшись со мной, император не рискнул бы потерять меня снова. Я оставался крайне важной и опасной фигурой на шахматной доске. Сириани Дораяика продолжал охоту за мной, был готов достать меня даже из-под земли, чтобы, с одной стороны, отомстить за унижение, что я причинил ему своим побегом, а с другой – разорвать причинно-следственную связь между нашим временем и далеким будущим Тихого. Пресечь этот кратчайший путь.

Но, встречая свой последний серый рассвет на Нессе, я ни в чем не был уверен.

Несс так долго был моей тюрьмой, но он также стал мне домом. Мы с Валкой прожили здесь почти семьдесят лет, дольше, чем обычно живут плебеи, и, несмотря на ограниченную свободу, эти годы стали одними из самых счастливых в моей трагической жизни. После Эуэ меня словно окутал сумрак, начался закат моей души. На Нессе был рассвет, но звезда этой планеты, как и моя собственная, заходила. Вскоре здесь снова достанут белые простыни и накроют ими столы и диваны, и никто больше не явится, чтобы их снять. Пыль осядет на все в поместье Маддало и останется лежать, пока… пока на Несс не обрушится огненный дождь.

А он обрушится.

Вы наверняка знаете о том, как сьельсины пришли на Несс и сожгли его холмы. Слышали, как до последнего держали оборону Линч и Карцинель, как горели огромные верфи, как была опустошена и сровнена с землей Сананна, а ее жители и башни перемолоты, словно зерно жерновами. Кто-то из вас, возможно, увидит запись: армаду верховного вайядана Вати Инамны и самого вайядана, водружающего на ступенях дворца магнарха черные знамена. Вы услышите истории об отважном капитане Гекторе Оливе, который бросил вызов врагу, когда все казалось потерянным.

А также услышите, что Адриан Марло не откликнулся на зов Империи, когда та больше всего в нем нуждалась.

Но все это дела грядущих дней. А в тот день, когда серый рассвет зазолотился в лучах солнца и я в последний раз увидел зеленые холмы Несса, стояла яркая светлая осень. В лесу было свежо, трава зеленела, а стройные кипарисы во дворе поместья Маддало покачивались и нагибали макушки на ветру. Будущее казалось… не особенно светлым, но открытым – как бледное чистое небо.

– Даже не хочется уезжать, – сказала Валка, отыскав меня в портике у мощеной подъездной дорожки.

Она взяла меня за восстановленную руку. Я не ответил, лишь посмотрел на покрытый лепниной навес и обернулся на круглые двери с мозаичными стеклами. Позади стояли Каффу и семейство старшего смотрителя Грена – все, что осталось от прислуги.

Один из детей Грена помахал мне. Я играючи отдал ему честь, и мальчуган широко улыбнулся. Его сестра прятала лицо в материнской юбке.

– Понимаю. Но сам я хочу уехать, – сказал я Валке.

В тот момент я твердо это решил. Я был готов уехать, готов избавиться от слежки и давления Венанциана. Я был не менее решителен, чем тем утром у могилы Гибсона на Колхиде. Хотел начать жизнь заново. При мне не было меча, но я все равно сунул пальцы за пояс, где должна была быть застежка.

Взяв Валку за руку, я вышел из портика.

Не оглядываясь.

– Лориан дал сигнал с орбиты, – сказал я. – Говорит, весь багаж на борту.

– Он уже на корабле? – покосилась на меня Валка.

– Ты же его знаешь. Зачем лететь, если можно воспользоваться лифтом?

Лориан отправился на орбиту вместе с грузом, предпочтя медленную ночную поездку на лифте, а не высокие перегрузки, которые ему пришлось бы испытать в шаттле. Он приехал на космодром прямо из форта Горн в сопровождении нескольких солдат Оливы, которые получали там новое обмундирование. Мой собственный доспех был восстановлен, тщательно отремонтирован техниками из форта и отправлен вместе с последней партией багажа.

– По словам Лориана, все готово к вылету.

– Хорошо, что он с нами, – сказала Валка.

– Еще как! – воскликнул я и подхватил ее под руку.

В конце дорожки, между аббатством и внешней стеной, нас ждал флаер. Его черные крылья были сложены, как у бумажной птички. Рядом копошились двое солдат в белой имперской форме с фиолетовой символикой магнарха – наверное, проводили предполетный осмотр. На каменной дорожке, среди тисовых аллей и кипарисов четкие геометрические линии корабля и черный металл его обшивки казались неуместными.

– Все хорошо? – спросила Валка, заметив, что я замолчал.

– Да.

Разговор о Лориане всколыхнул в глубинах моего сознания воспоминания о Паллино и Эларе, Корво и Дюране, Бандите, Айлекс и обо всех остальных. О Сиран и ее могиле на Фессе, неподалеку от кургана Гибсона.

– Просто… Красный отряд снова пускается в путь, – с ноткой горечи произнес я и почувствовал, как сжалась рука Валки, словно передавая мне свою силу. – Втроем.

Валка прижалась ко мне, и мы прошли так десяток с лишним шагов.

– Saam mang vae racka, – произнесла она на пантайском наречии тавросианцев, которое давно уже стало языком нашего личного общения.

«И троих хватит».

Повернув на прямую тропинку, ведущую через лужайку к внешним воротам, я поднял лицо к безоблачному небу.

На щеку упала одинокая капля дождя.

Какой-то солдат окликнул нас, и Валка махнула ему рукой в ответ.

– Адриан?

Увидев пилота в черной форме и красном берете, спустившегося по трапу из шаттла, я выпустил ладонь подруги и остановился. Валка прошла на шаг вперед.

– Адриан? – повторила она, указывая мне на лицо.

Я поднял руку, нащупал каплю и сразу понял, чем она была на самом деле.

– Просто дождь, – сказал я, вытирая ее, и вспомнил о словах Оливы, сказанных в ту ночь, когда мы спарринговали.

«Для меня смена обстановки в радость. Даже дождь».

Наверное, я чувствовал надвигающиеся перемены, ощущал тьму, скрытую под тусклым светом этого осеннего дня. Нессианский год подходил к концу, наступала зима – как и для всех нас. Во мне как будто проснулось полузабытое воспоминание. Я не увидел, а словно почувствовал тень, протянувшую к нам руки, тень, навстречу которой мы стремились. Быть может, вы, читатель, тоже ее чувствуете.

Вам известно, чем все закончится.

Но мои новые пальцы дрогнули, а улыбка Валки развеяла окутавший меня туман, и я вспомнил, что снова цел, что жив, несмотря на пустоту в груди и жуткую усталость, которая уже давно не покидала меня. Живы были и Валка с Лорианом. Стояло тихое осеннее утро, а под ногами у меня была зеленая трава планеты людей.

Это было здорово.

– Все хорошо, – сказал я, пытаясь не описывать действительность, а быть ее творцом.

Пригладив тронутые сединой волосы, я напоследок оглянулся на островерхие крыши и круглые окна поместья Маддало. Вот окна кабинета Валки! А вот, едва заметные с такого угла, макушки деревьев английского сада. А выше всего – старая колокольня, построенная еще монахами. Она, словно указательный палец, подманивала меня, просила вернуться.

Но меня ждал лабиринт, замаскированный под трап флаера. А передо мной был не пилот, а минотавр в новом обличье.

– Ты идешь? – с ноткой лукавства спросила Валка, снова протягивая мне руку.

Я, Тесей, взял ее, и на этот раз беспрекословно последовал за Ариадной.

– Только вперед! – воскликнул я, а про себя подумал: «Только вниз».

Ни налево, ни направо.

Глава 13
Отъезд

Я не ложился в фугу. Ни в первый год, ни во второй. Меня напугало предупреждение Элькана о криоожогах, и я проводил дни в маленьком тренировочном зале «Ашкелона», бегая и занимаясь на тренажерах, чтобы как можно лучше разработать новые мышцы и улучшить кровоток. По прошествии нескольких месяцев мы с Оливой расчистили для спаррингов место в трюме, и я постепенно – но крайне медленно – достиг прогресса. Поначалу я побеждал его от силы раз из десяти, затем два-три раза. В конце концов я перестал считать, а Олива и не начинал, но, думаю, что мне удалось сравняться с ним по числу нанесенных ударов.

Но этого было недостаточно. Любые удары, любые уколы, любые взмахи меча не удовлетворяли меня. Затем смена Оливы подошла к концу, и командование приняла выведенная из фуги худенькая лейтенант Магарян. Олива улегся спать на ее место. Неделю спустя я последовал за ним, поддавшись на убеждения медицинского техника. Тот утверждал, что в дальнейшей терапии нет необходимости и риск криоожога минимален. Таким образом, меня положили в ясли рядом с Валкой до конца нашего путешествия на Картею.

Это было последнее межзвездное путешествие, когда мне довелось достаточно бодрствовать.

В молодости я предпочитал проводить без фуги по нескольку лет в начале каждого долгого странствия. Лишь так я обретал покой среди бесконечных сражений и испытаний. Но молодость прошла, и теперь в зеркале я видел стареющего человека. В оглушительной тишине «Ашкелона», да и любого другого корабля, мне теперь не было покоя. Одиночество грозило свести с ума.

Как и юному Оливе, мне хотелось дождя, ветра, хорошей компании и простых удовольствий той жизни, которую мы с Валкой и Гибсоном вели на Фессе.

Но эта жизнь теперь мне только снилась.

Из трюма донеслась живая музыка, которую было хорошо слышно через открытую дверь нашей каюты. Я нарядился формально: в старую черную тунику, белую рубашку, черные брюки с красным кантом и начищенные сапоги до колен. Впервые за несчетные годы я надел полагающуюся мне по званию белую накидку-лацерну, застегнутую на правом плече золотым кольцом.

– Он все играет? – спросила Валка, выходя из уборной и на ходу проверяя, на месте ли бронзовые заколки.

Она решила не наряжаться по случаю, ограничившись красными кожаными сапогами в тон сюртуку, приталенной рубашкой и своими любимыми тавросианскими галифе. С головы до пят она была в своем стиле, и с заколотыми волосами очень напоминала ту женщину, что я впервые встретил на Эмеше, как будто с тех пор не прошло несколько сотен лет.

– Что? – удивилась она.

Я сам не заметил, как заулыбался, и покачал головой.

– Я думала, все уже высадились, – сказала Валка. – Нам пора?

– Пора.

Я сверил время по терминалу. Император ожидал нас.

– Олива еще не собрал людей. У них новые задания. Когда мы вернемся, здесь никого не будет.

– Так давай проводим их, – предложила Валка, подбоченившись. – Чего сидеть?

Раздался стук, и в круглом дверном проеме появилась голова Лориана.

– Мы идем?

– Идем, – ответил я, одернув накидку, и жестом пригласил Валку выйти первой.

Мы приземлились на Картее среди ночи, спустя три дня после того, как вся команда Оливы проснулась. Впервые за путешествие все двадцать четыре члена экипажа бодрствовали. Почти все из них занимались укладкой багажа и приготовлениями к высадке в лагере императора.

Основная часть императорской флотилии осталась на орбите, но сам кесарь распорядился разбить лагерь на поверхности, у развалин старой столицы – Ротсмура. Охраняли его двадцать фрегатов и несколько сот истребителей.

Следом за Валкой и Лорианом я вышел в коридор, вполуха слушая их светскую болтовню. Мы подошли к узкой лестнице, соединявшей три основные палубы «Ашкелона». Нам предстояло спуститься всего на один пролет. Наши ноги стучали по ступеням в такт бренчанию мандоры. Спустившись, мы прошли через дверь в тесный коридор, протянувшийся через всю нижнюю палубу корабля. При нашем появлении один солдат уступил нам дорогу, а сам поспешил в главный трюм справа от нас.

Пока мы шли за ним, к музыке присоединился звучный голос.

 
Пусть звезды погасли и дорога темна, Не думай о жертвах, хоть жизнь тяжела. Куда ни посмотришь, везде ждет нас враг… Поднимемся, братья! Ни шагу назад!
Остались еще те, кто дома нас ждут… Кто дома нас ждут… Кто дома нас ждут… Остались еще те, кто дома нас ждут. И мы поклялись охранять их покой. Так встанем, ребята, и выйдем на бой!^[5]
 

– И выйдем на бой! – подхватил за певцом хор голосов.

Пение продолжилось, удивительно бодрое по сравнению с нежными, грустными переливами лютни.

– Его светлость прибыл!

Когда мы вошли в трюм, солдаты прекратили работу. Некоторые так и застыли с ящиками в руках, другие поспешили отдать честь. Гектор Олива перестал петь, но тихо сыграл еще пару аккордов. Это его голос звучал в трюме, высокий тенор с хрипотцой, скорее присущей плебеям, чем палатинам.

– Милорд! – воскликнул он, опуская ногу с ящика, которым пользовался вместо табурета. – Мы почти готовы!

– Прощальный концерт? – спросил я.

– Такая у нас традиция! – ответил коммандер. – Но все по графику!

Он встал, держа лютню за гриф, и раскинул руки:

– Докладываем старшему офицеру разведки в тринадцать ноль-ноль. Говорят, нас направляют на Иду.

– На Иду? – переспросил Лориан. – Это же на самой окраине Вуали.

– Именно так, – сказал Олива и прислонил мандору к ящику, на котором ранее сидел. – Говорят, экстрасоларианцы что-то затевают. Хотят поживиться остатками Маринуса.

– Вас посылают воевать с экстрасоларианцами? – уточнил я.

– Непонятно, – ответил Олива. – Какой-то князек собирает армию на Латарре. Согласно первичным отчетам, он захватил Монмару и восстанавливает старые верфи.

– Латарра?

Название планеты показалось знакомым, но я не смог вспомнить откуда.

– Кален Гарендот, – напомнила обладавшая идеальной памятью Валка.

– Он самый! – подтвердил Олива. – Его прозвище – Монарх. Говорят, императором себя возомнил.

– А Иду тут при чем? – спросила Валка.

– Если б я знал, – ответил сэр Гектор, уперев руки в бока. – Но наши с вами пути расходятся.

Он шагнул к нам, опустив взгляд, как будто искал что-то на потертом металлическом полу.

– Вы на аудиенцию у императора?

Я не сразу ответил. К горлу подступил ком.

Император ждал нас.

Сколько лет, сколько десятилетий прошло после нашей последней встречи в часовне дворца магнарха в Сананне? Я успел побывать на Падмураке, на Эуэ… и вернуться. Круг замыкался, я возвращался к тому, с чего начал.

Отправной точкой, краеугольным камнем, вокруг которого вращалась вся человеческая вселенная, был император и его трон. Он один среди звезд небесных и констелляций палатинской крови оставался недвижим. Через несколько часов мне предстояло вновь склонить голову перед его престолом и увидеть, что он остался собой, что годы не изменили его, в то время как я изменился радикально.

– Да, – ответил я, пресекая мысли.

– Рад был знакомству с вами, милорд, – искренне, без усмешки сказал Олива, протягивая ладонь. – Надеюсь, ваши новые сражения будут подобны нашим спаррингам.

Я пожал ему руку и невольно улыбнулся:

– Хотите, чтобы я проиграл?

– Вы не проиграли! – рассмеялся молодой офицер. – Если бы проиграли, сейчас бы со мной не разговаривали!

Отпустив мою руку, он хлопнул меня по плечу и повернулся к своему отряду, возобновившему работу, пока мы беседовали.

Не успел он задать вопрос или отдать приказ, как подошла светловолосая лейтенант Магарян с вещмешком за спиной.

– Гектор! Мы готовы выступать.

– Слышали? – спросил коммандер, вытаскивая из кармана туники помятый берет и ухмыляясь почти как сьельсин. – Нам пора!

Он напялил берет, закинув косичку за левое плечо, и скомандовал:

– Лорас! Аллеман! Сворачивайте тюфяки! Остальные за мной!

Повернувшись к нам спиной, Олива нагнулся, ловко подхватил лютню и убрал в футляр. Не успел я опомниться, как он уже забросил футляр за спину, а левой рукой поднял чехол с луком.

– Пошевеливайтесь, ребята! За Каррасом!

Снаружи шел снег, но белым было лишь небо. Земля внизу трапа – здесь не было ни асфальта, ни бетона – казалась черным грязным водоворотом, вздыбленным множеством ног, колес и гусениц военных машин.

– Надо бы послать за паланкином, – предложил Лориан, – а то предстанем перед императором грязными.

– Нам бы его прислали, если бы захотели, – ответил я. – Придется идти пешком.

Я осторожно ступил на землю, и та с хлюпаньем просела под подошвой.

Новая планета.

Картея.

Картея серьезно пострадала. Крупнейший город лежал в руинах в десяти милях отсюда. На месте некогда прекрасных башен, превращенных в уродливые развалины, зиял черный обожженный кратер. Другие города тоже сгорели дотла, а их жители либо погибли, либо были захвачены сьельсинами. Мне казалось, что я до сих пор чую гарь. А может, это было от снега. От мокрой земли и тишины.

Маленькая колонна бойцов коммандера Оливы быстро маршировала вперед, задержавшись лишь перед наспех выстроенной оградой, окружавшей крошечную посадочную площадку. Солдаты перепроверяли содержимое вещмешков, пока высокая Магарян общалась с часовыми у ворот.

– Сэр Гектор! – окликнул я, на прощание взмахнув восстановленной рукой. – Берегите себя!

Услышав свое имя, Олива отвлекся от разговора и помахал мне в ответ.

– И вы, лорд Марло! – крикнул он, сложив ладони у губ. – Не теряйте голову!

Лориан тихо рассмеялся, а Валка заметно напряглась.

– Пусть идет, – сказал я.

Пусть последнее слово останется за ним.

Я еще раз помахал ему.

Он сразу повернулся к Каррасу и Магарян, что-то скомандовал им. Я помню, как они стояли в грязи у края площадки, среди густых хлопьев снега, не таявшего в их волосах. У них был свой путь. На Иду. На Таранис. И обратно на Несс.

К славе и крушению надежд.

Мы шли разными, но похожими путями. Валка была права – как и всегда, когда дело касалось меня.

Мы с Гектором были похожи.

Солдаты повернули налево, на слякотную дорожку между судами из свиты императора. Когда мы достигли ворот, я обернулся и проводил взглядом их вещмешки и носилки на воздушной подушке, пока они не скрылись среди снующих от корабля к кораблю людей.

А мы повернули направо.

Император ждал.

Глава 14
Солнце и пепел

Трижды опустились ликторские фасции, и огромные двери беззвучно распахнулись.

Где-то в углу невидимый глашатай возвестил:

– Лорд Адриан Анаксандр Марло-Викторианский, главнокомандующий имперским Красным отрядом, рыцарь-командор Королевского викторианского ордена, обладатель Травяного венка, кавалер ордена «За заслуги», Герой Империи, со свитой!

Когда мы с Валкой и Лорианом пересекли порог, к нам повернулись напудренные лица. Тронный зал фрегата «Лучезарный рассвет» как будто переместился сюда с Форума. Шахматная плитка на полу была из порфирового и белого мрамора с золотыми прожилками, а три ряда колонн по обе стороны этого внушительного зала сияли золотом и рыжим сердоликом. В зале могли бы поместиться несколько шаттлов – очевидно, с этой целью он изначально и проектировался, – но здесь не было места, не тронутого имперскими художниками и скульпторами. Их рука была видна в мозаиках, украшавших ниши за спинами придворных и марсианских стражников, во фресках, покрывавших сводчатый потолок и панель над арками колоннады, в хрустальных созвездиях, которые несведущий человек назвал бы просто люстрами.

И в самом Соларианском престоле, и в человеке, сидевшем на нем.

Это был не тот же самый трон, что стоял в зале Короля-Солнца на Форуме, а идентичная копия. Голову его величества, словно нимб, окружал красный бархат, а золотые стрелки, расходящиеся от алого круга, блестели так, что сам кесарь как будто сиял. Позади трона стояла скульптура из бледного мрамора: кольцо, на которое взбирались мускулистые мужчины и изящные женщины, как бы помогая друг другу вскарабкаться к солнцу, расположенному в высшей точке кольца. Под этими целеустремленными изваяниями сидел император в снежно-белой мантии и рыжих, в тон волосам, перчатках и туфлях из жатого бархата. Его чело венчала золотая диадема. Золотые церемониальные цепи – символы власти – скатывались по широким плечам, повисая под руками, а на пальцах – всех, кроме одного, – блестели золотые перстни.

Я сразу почувствовал, как бесчисленные глаза уставились на меня и мои шрамы. Каблуки Валки клацали слишком громко. Лориан, отставший на пару шагов, неуклюже шаркал. Мы миновали череду придворных и подошли к трону, где стояли марсианские стражи в красно-золотых доспехах с алым плюмажем. У самого трона несли караул рыцари-экскувиторы в зеркальных доспехах и белых имперских плащах. В их руках тихо гудели мечи из высшей материи, отбрасывая блики на маски.

Отважившись посмотреть по сторонам, я увидел мужчин и женщин всех возможных мастей; напудренных, разрисованных. Серых логофетов и зеленых схоластов. Черных офицеров легионов, придворных в пышных разноцветных нарядах, напоминающих оперение певчих птиц. Были здесь и джаддианцы: мужчины – в составных керамических масках, женщины – в прозрачных шелках и золотых цепях. Особняком стояли директора консорциума в серо-синих костюмах и высоких цилиндрах. Были среди публики и знакомые мне лица. Легат Сендил Масса и сэр Грей Райнхарт, глава Разведывательной службы легионов.

И Бассандер Лин.

Покрытый шрамами трибун встретился со мной взглядом и коснулся своего белого берета.

Я ответил легким кивком и преклонил колени перед троном.

Молча.

Император заговорил первым:

– Лорд Марло, мы испытываем крайнее облегчение, видя, что вы по-прежнему среди живых.

При звуке голоса его величества я склонил голову, не сводя глаз с гладких порфировых ступеней перед Соларианским престолом.

– Наверное, нам давно следовало привыкнуть к тому, что слухи о вашей кончине оказываются преувеличены. Но вы продолжаете нас удивлять.

Мне показалось или в голосе императора промелькнула ирония? Я почувствовал некую веселость в его тоне, и, кажется, кто-то с галерки тоже усмехнулся.

Посторонние взгляды давили на меня, словно камни кургана Гибсона. Мне было интересно, что эти люди слышали, о чем шептались, что знали. Какова была официальная версия моего исчезновения? Какие слухи просочились к придворным, как вода сквозь песок пустыни? Уже стоя на коленях, я вдруг осознал, как странно было то, что перед аудиенцией меня не наставлял лорд Никифор, императорский гофмейстер, или кто-то из младших андрогинов на службе его величества. Слуги, которые перед входом на корабль надраили наши сапоги, лишь рекомендовали нам отвечать коротко и любезно.

По их словам, это был всего лишь официальный прием. Публика должна была увидеть, что Адриан Полусмертный снова обманул смерть и вернулся с того света, чтобы служить своему повелителю.

Запоздало сообразив, что мне пора что-нибудь сказать, я приподнял голову.

– Ваше величество, – прохрипел я внезапно пересохшей глоткой, – вы оказываете мне слишком большую честь.

– Это так, – согласился император Вильгельм Двадцать Третий и вскинул руку в красной бархатной перчатке, выставив два пальца, словно древний иерофант в молитве. – Однако… однако мы крайне обеспокоены, милорд. Обеспокоены известием, что вашего Красного отряда больше нет.

Это публичное заявление вызвало в толпе волнение. Я оглянулся на Бассандера Лина, стоявшего у крайней колонны сразу за марсианами, и увидел, что его лицо как будто превратилось в маску. Мне было знакомо это пустое выражение. Оно было сродни тому немому ужасу, чьи пальцы до сих пор сжимали мое усталое сердце.

Он не знал.

– Это правда? – спросил император.

Ему было прекрасно известно, что это так. Он читал наши с Валкой и Лорианом показания. Как говорил Гибсон? «Актер знает, что он на сцене». Тут был театр, политический театр, со своим режиссером и сценарием, призванным произвести впечатление на публику. На джаддианцев, на консорциум, на придворных и на иностранных послов, присутствующих при этом передвижном дворе.

– Это так, ваше величество, – ответил я.

По протоколу от меня требовалось бить челом и каяться, но плевал я на протокол. Во мне разгоралось пламя старого марловского гнева. Мне претила вся эта показуха, и поэтому я встал.

– Сьельсины, верные Бичу Земному, захватили нас в плен на Падмураке.

Чего от меня хотели? Чтобы я пересказал историю своего позора перед всеми этими дамами и господами? Чтобы я заново пережил все ужасы своего пленения и свой отчаянный побег? Я уставился на кесаря, не отводя глаз ни вправо, ни влево.

– «Тамерлан» погиб со всем экипажем, за исключением здесь присутствующих, – жестом указал я на Валку и Лориана.

Не оглядываясь, я знал, что Лориан стоял на коленях, а Валка и не думала кланяться. Невзирая на отношение к собственной персоне, Аристид был имперцем до мозга костей и не имел чести быть настолько близко знаком с императором, как я.

Я почувствовал, как тихо стало в зале. Все замерли.

Я знал, чего от меня ожидали… какого приказа толпа ожидала от императора.

Самоубийство.

Я подвел его величество. Подвел Империю… и все человечество. Не исполнил служебный долг и, как тысячи, десятки тысяч других офицеров за долгую историю Соларианской империи, должен был покончить с собой. Расправив плечи, я гордо посмотрел на императора.

– Погиб… – повторил он мое слово, как будто разглядывая на ладони кусок шрапнели. – Вас направили в Содружество для заключения альянса. Вам это не удалось. Лорд Марло, подобное неисполнение обязанностей непозволительно.

Что ему было нужно? Чтобы я распластался перед ним? Умолял о пощаде? Если так, то он сильно во мне заблуждался. И не должен был позволить Валке прийти со мной.

Я почувствовал, как она коснулась моей спины, и мои колени разом лишились всякой гибкости.

– Вам нечего сказать? – спросил император, не дождавшись ответа.

После Дораяики Вильгельм не внушал мне ни капли страха.

– Ваше величество, я выполнил свои обязанности, – сказал я.

Напряженная тишина в зале стала гробовой. Все затаили дыхание. Я возразил самому императору. Высказался ему в лицо перед всеми придворными.

К моему изумлению, император лишь прищурился в ответ.

Тогда я продолжил:

– Ваше величество, Содружество уже не один десяток лет прислуживает сьельсинам.

Я взял паузу. Императору и это было известно. Быть может, меня вызвали сюда, чтобы я объявил об этом публично? Или все-таки ожидалось, что я покорно склоню голову и уползу?

– Лотрианский Великий конклав продает свой народ Бледным. В рабство. На корм. Они убеждены, что сьельсины помогут им установить господство над звездами. В союзе со сьельсинами они рассчитывают захватить наши планеты и территории…

Услышав это, толпа снова всколыхнулась. Кое-кто – например, сэр Грей – уже знал о предательстве лотрианцев, но для большинства это было новостью. И какой!

– …но они лишь выиграют время. Сьельсины съедят их напоследок.

Я остановился, позволив зрителям впитать эти слова, но ненадолго. Лишь терпение императора позволило мне столь красноречиво выступить в свою защиту, но оно было на исходе.

– Ваше величество, моя заслуга в том, что вы узнали об этом предательстве, об этом преступлении против священной человечности. Мой отряд пожертвовал собой, чтобы я смог вернуться и известить вас, – сказал я, после чего все-таки преклонил колени и опустил голову. – Они с честью исполнили свой долг.

Толпа за спиной как будто превратилась в ивовую рощу: раскачивалась и тихо шелестела, пока император обдумывал мои слова. Я не отваживался поднять голову, считая крошечные плитки, которыми была выложена нижняя ступенька помоста, чтобы отвлечься от внезапно усилившегося биения сердца.

На меня упала тень, и на ступенях передо мной появился подол белой мантии императора и его алые туфли.

– Это так, – произнес кесарь вполголоса, sotto voce.

Затем император Вильгельм Двадцать Третий повысил голос, обращаясь к собравшимся:

– Лорд Марло говорит правду! Лотрианцы предали нас.

Подняв голову, я увидел, что император встал на нижних ступеньках, сложив руки за спиной. Его снежная мантия вытянулась за ним.

– Мы располагаем информацией, что они собираются пойти на нас войной. Пересечь Пояс Расана и ударить в сердце Империи, пока их хозяева грызут нас по краям. Это недопустимо, – сказал он и поджал губы. – Кроме того, замечание лорда Марло справедливо. Без него, без той жертвы, на которую решился его отряд, это предательство могло застигнуть нас врасплох.

Император сумел предвидеть, что я буду защищаться? Неужели, проявив неповиновение, я сыграл свою роль так, как он и ожидал? Я искал на его лице подсказку, но оно было непроницаемо, как маска из слоновой кости. Гофмейстер Никифор с таким же непроницаемым видом стоял за Соларианским престолом рядом с архиприором Леонорой.

– Скажите, лорд Марло, – обратился ко мне император. – Вы по-прежнему служите мне?

Что я мог на это ответить?

– Я никогда не покидал вашу службу, – сказал я и услышал, как позади зашуршал Лориан.

Бесстрастная маска кесаря растянулась в одобрительной улыбке, и он спустился ко мне. Перед глазами возникла бархатная перчатка с массивными блестящими перстнями. Я потянулся поцеловать ее, но император развернул руку ладонью вверх и поманил меня пальцами.

Я взял его величество за руку, и он помог мне подняться. На виду у сотен людей Защитник детей человеческих и Слуга слуг Земли обнял меня, как брата. Я не шелохнулся. Я даже не отваживался вдохнуть. Сколько экскувиторов в этот миг нацелили на меня свои клинки? Любое неосторожное движение могло означать смерть.

Кесарь отстранился на длину вытянутой руки и, положив ладонь мне на плечо, произнес:

– Вы молодец, что принесли нам эти известия. Мы снова перед вами в долгу.

– Что это, черт возьми, было? – прошептала Валка, хватая меня за руку.

Под хруст снега мы покинули наспех заасфальтированную площадку перед императорским фрегатом и вышли на знакомую грязную тропу, которая тянулась вокруг лагеря.

«Лучезарный рассвет» стоял в центре города из кораблей. Громадная обтекаемая черно-золотая стрела, увенчанная покатым зиккуратом, нависавшим над малыми судами и шаттлами. На западном краю лагеря рядами сгрудились лихтеры. Земля повсюду была поделена на участки траншеями, заборами и котлованами. Легионеры в красном и белом стояли на постах или группами передвигались с места на место. Офицеры флота в черных мундирах и зеленые схоласты торопливо выполняли поручения государственной важности. Однако императора сопровождала в этом путешествии лишь малая часть огромного придворного аппарата. Я не видел с земли его флотилии, но она была там, на высокой орбите, и телеграфы денно и нощно передавали и принимали послания, чтобы его величество оставался на связи с советом на Форуме.