Изгнанница на проклятом отборе, или Второй шанс для истинных

Пролог

– Как же вам повезло, госпожа! – восторженно щебетала служанка, поправляя юбку алого, как вчерашняя заря платья.

«Не к добру…» – ещё тогда подумала Аяна, глядя на закатное небо, будто окрашенное кровью… А утром обнаружила на своём предплечье алый узор в форме уродливой лилии, по лепесткам которой золотыми искрами рассыпалась древняя магия.

Цветок Морены – символ истинной пары одного из шаарданов – проклятых драконов Аракена…

– Стать истинной парой старшего сына Повелителя… какая удача, – с придыханием вторила другая, убирая густые тёмные, как смоль волосы Аяны в сложную причёску.

Породниться с великим родом мечтали все. Грезили властью и богатством, словно забывая о том, что драконы запятнаны тьмой, что за своё могущество вынуждены расплачиваться вырождением. И только истинная способна родить для шаардана наследника.

Драконы подмяли под себя весь мир, бросив к ногам людей жалкую иллюзию некой власти и… свободы. Всё живое подчинялось этим проклятым крылатым тварям, от которых даже Боги отвернулись. И лишь Морена… словно в насмешку, связывала их с истинными, не оставляя выбора. Впрочем… выбора не было и у людей.

В свои неполные восемнадцать лет Аяна понимала это лучше многих. Другие просто не хотели понимать, закрывали глаза на правду, страшась её, как божьей кары.

А правда всегда была на поверхности. Драконов боялись, но страх перед их могуществом, перед тьмой выдавали за уважение и восторженно охали, если в семье пробуждалась истинная шаардана.

Какая честь! Какая благодать! Милость Богов… но никто не говорил о проклятье. Никто не говорил о том, что истинные – лишь сосуд для драконьего семени.

Чем такая участь лучше смерти? Уйти из семьи и стать… никем. В чужих краях, окружённых пиками горного массивного хребта. Коротать жизнь в подчинении, безмолвии и смирении… ради единственной цели – вынашивать потомство шаардана. И, по слухам, усмирять тьму в их крови, чтобы те не сошли с ума, не потеряли рассудок.

Аяна тряхнула головой, взяла с трюмо салфетку, стёрла с губ алый цвет помады. В глазах застыла обречённость, вынуждая юную княжну поморщиться.

– Довольно, – бесстрастно вымолвила она, жестом призывая служанок остановиться.

Расправила острые точенные плечи, опустила тонкие изящные кисти на пышную юбку платья. Служанки поспешили распахнуть двери…

Шаарданов принимали в просторной гостиной, где торжественно выстроился весь род великого князя: отец и дед при параде, мать в золоте, не пожалела агатовый гарнитур. Сестры с кузенами оделись, будто на приём к Королю, и Аяна искренне не понимала, к чему такая помпезность. С приданым или нет, красивую или убогую, в роскошном платье или рванье – её бы всё равно взяли. Клеймо на плече – вот пропуск в мир проклятых, запятнанных тьмой драконов, всё остальное не имело значения.

Хотя нет, какой-то смысл в этих наигранных смотринах был. Если избранная понравится шаардану, он щедро одарит её семью. Откупится за то, что забирает их дочь, за то, что они никогда её не увидят. Он откупится в любом случае, но, если невеста угодит глазу дракона, откупится с лихвой. И самое важное в смотринах – убедиться, что знак истинной настоящий. Бывали прецеденты… Но сын Повелителя просто не знает, что даже под страхом смерти, Аяна не стала бы подделывать кровавую лилию…

Он смотрел в упор. Прямо. Пронзая колючим взглядом рубиновых глаз. Неестественных. Нечеловеческих. И лишь внешне напоминал человека, а вот нутро… нутро-то драконье, и кровь, Аяна была уверена, в его жилах черная, как и тьма, окружающая шаардана плотным коконом. Она клубилась вокруг густым сумраком, тихо жужжала. Будто пела. Звала.

За спиной старшего сына Повелителя возвышалась свита. Вряд ли слуги или воины, скорее братья… Все шаарданы братья. Одинаково мрачно-пугающие. Нелюди…

Черные с серебряными нашивками камзолы плотно прилегали к мускулистым, высеченным словно из гранита телам. У всех тёмные коротко-остриженные волосы, но поговаривают, шаарданы умеют меняться…

Ни единой морщинки на гладких восковых лицах, бледные губы сомкнуты, не дрожат крылья носа, будто драконы вовсе не дышат. Не моргают. Только смотрят, вколачиваясь жутким взглядом прямо в душу…

Тонкой струйкой вдоль позвоночника струился липкий страх, но в груди… в груди зрел протест. Закипала тихая ярость. И нервы звенели от напряжения…

«За что ты так несправедлива ко мне, Морена?» – Аяна не желала становиться безвольной куклой в руках шаардана, не желала сдаваться.

Неимоверно злил его направленный с нотками презрения холодный взгляд. Будто Аяна не прекрасная дочь великого князя – а дорожная пыль под его сапогами, начищенными до блеска. Шаарданы принимали истинных, как должное, а не как величайшую награду и благословение. Разве станут они относится с уважением?..

Не было нужды проверять метку, она была на виду: платье ничего не скрывало, но дракон всё равно приблизился. Мягкой бесшумной поступью он сократил между ним и Аяной жалкие крохи расстояния и коснулся ледяными пальцами обнажённого предплечья.

Аяна вздрогнула, как бы не желала оставаться невозмутимо-сдержанной.

Лепестки лилии плавно качнулись, по ним заструилось жидкое золото, смешавшееся с алой кровью, на мгновение завораживая. И Аяну, и всех присутствующих…

– Настоящая… – утробно пророкотал дракон и в гостиной послышался слаженный вздох облегчения.

«Алчные мерзавцы… предатели…» – думала Аяна, едва сдерживая бессильную злость, что уже душила, сжимаясь на горле невидимой хваткой. Пальцы мелко подрагивали, тряслись поджилки…

Шаардан обошёл Аяну по кругу, шумно втягивая воздух, а потом внезапно остановился, приподнял её голову за подбородок двумя пальцами, вынуждая смотреть в глаза.

– Лучше тебе смириться с судьбой прямо сейчас… – его голос вибрировал и эхом разносился по дому, отражался от голубых стен и возвращался, ударяя по ушным перепонкам.

– Я её не выбирала, – глухо отозвалась Аяна, стараясь не дрожать под давлением тёмной силы, что уже «лизала» кожу, холодя её.

Рубиновая бездна глаз затягивала, словно норовя поглотить. Зрачок вытянулся, становясь пугающе вертикальным. Вокруг вспыхнули золотые искры…

– Стать истинной шаардана честь, – насмешливо протянул дракон, но взгляд оставался презрительно-холодным.

– Честь для кого? – поинтересовалась Аяна и дернула головой, устав стоять в таком положении. Шея затекла. Как бы не пробирал до костей страх – она не собиралась его демонстрировать.

– Ты юна и наивна, горда… это твой несомненный плюс, – заключил дракон, смея оценивать её прилюдно, будто племенную кобылу. – Произведёшь на свет здоровых сильных наследников, а с течением времени осознаёшь… – он приблизил своё лицо вплотную, понизив голос до томно-угрожающего шёпота, – как сильно тебе повезло.

Кожу покалывало импульсами чужеродной силы. Она давила. Давила, будто желая сломить, поставить Аяну на колени…

Проверять на практике «как сильно ей повезло», княжна не желала. Противилась отведённой участи всем своим естеством, своей природной сущностью. Она человек, рождённая быть свободной. Она не раб, не игрушка в руках проклятых нелюдей и даже Боги не могут навязывать ей свою волю.

В голове что-то щелкнуло, останавливая поток беспокойных мыслей. На мгновение замерло время и пространство, утихло чувство страха…

«Нужно призвать Морену к ответу или отречься от неё… Отказаться от такой великой «чести» – быть истинной шаардана…» – отчётливая ясная мысль заставила Аяну ошеломлённо моргнуть.

– Давайте уладим формальности… и утром я отправлю за княжной экипаж, – бесстрастно бросил дракон, потеряв к Аяне интерес.

– Я бы не доверял девчонке… – неожиданно высказался один из братьев наследника, вынуждая Аяну дёрнуться.

«Он же не читает мыслей?» – подумала взволнованно, но тут же себя успокоила. Если бы читал… её бы уже связали и унесли на руках, ничего не оставив отцу взамен.

– Ты зря тревожишься, Калем… – безэмоциально отозвался сын Повелителя, снова безразлично взглянув на Аяну. – Стать истинной шаардана – подарок Богов для людей, верно? А кто откажется от такого щедрого дара? Никто, – ледяным тоном закончил он, будто угрожая.

– Пройдёмте в мой кабинет, – засуетился отец, а вот Аяна ещё долго стояла с прямой как палка спиной, боясь пошевелиться, боясь вдохнуть лишний раз. Служанки что-то щебетали, но она слышала только гул собственного сердца и настойчиво-жужжащую мысль…

Нужно бежать…

***

Серам резко подскочил на постели, хватаясь за горящее предплечье. Боль пронзала не только тело, но и разум, словно желая испепелить его.

… по щелчку пальцев в воздухе вспыхнули багровые огоньки. Серам медленно убрал руку… Из горла вырвался глухой рык.

На коже зиял кроваво-пепельный безобразный ожог в форме лилии. У шаарданов не может быть метки, только у истинных, а это означало лишь одно…

… нутро стянуло неконтролируемой тревогой. Замутило…

– Убью… – бессильно зарычал Серам, слетая с кровати, чуть не падая. Казалось, ноги просто не держат. В груди разливалась ядовитая горечь отчаянья и бессилия. – Убью!

На крик в палаты влетели братья. Оба взъерошенные, как воробьи, с обнажёнными торсами и в одних нательных хлопковых штанах.

Калем всё понял первым. Подскочил к Сераму, коснулся пальцами ожога и смачно выругался на шаарданском – древнем языке драконов.

Даррэн застыл в метре от них в полной растерянности, не понимая, что происходит. Горло сдавило болезненным спазмом, такое чувство, что весь воздух разом выбили из лёгких.

– Это… – сипло выговорил он.

– Маленькая дрянь! Да как она посмела?! – яростно прорычал Калем. По его телу пошли раскалённые бугры, заклубилась тьма под ногами… Руки стремительно покрывались багряно-огненной стальной чешуёй. На плечи упали плети отросших волос…

Он громко застонал, рухнув на колени. Обращение было сродни мучительной смерти, и нельзя было позволить дракону вырваться на свободу в этом крохотном помещении.

– Успокойся, – совладав с первой волной гнева, спокойно произнес Серам, сжимая плечо брата. – Девчонка сама себя наказала. Я обещал князю слишком много… Думаешь, он простит дочь после такого… предательства? – на его губах заиграла хищная усмешка.

– Но, брат… – встревоженно возразил Даррэн. – Ты ведь теперь… – в его голосе было столько сожаления и боли, что Серам не удержался и потрепал младшего шаардана по волосам, всеми силами стараясь не выдавать эмоций, что рвали душу в клочья.

– Ступайте отдыхать, я со всем разберусь.

Калем с трудом поднялся с пола, остановив обращение. На лбу выступили крупные капли пота, лицо изуродовала вязь тёмных бугристых вен. Вечное напоминание о том, что драконы прокляты…

– Да, брат, – Даррэн поклонился и вышел первым.

Калем колебался.

– Ты понимаешь, что у тебя больше не будет истинной? А это значит…

– Я знаю, что это значит, – бесстрастно отозвался Серам. Взял с кресла длинный шёлковый халат, накинул на себя и подошёл к огромному полукруглому окну, за которым сияла багряным светом кровавая луна. – Не скажу, что не удивлён… За триста лет ни одна смертная не посмела отказаться от «подарка» Морены, кто бы мог подумать…

Калем налил в стакан воды из графина и встал рядом.

– Истинные и так пробуждаются редко, а в нашем роду и того реже… А без наследника, ты так и будешь топтаться в тени отца…

– Я бы не вёл такие речи в стенах его дворца, – снисходительно улыбнулся Серам. – Как-то я справлялся столько веков без истинной, справлюсь и дальше.

– Тьма сожрёт тебя и не подавится, – угрюмо буркнул Калем, делая глоток живительной влаги. Вода притупляла боль, что причинял внутренний тёмный огонь…

– Посмотрим, – многозначительно оскалился Серам. В свете луны блеснули рубиновые глаза…

***

Проклятье или вознаграждение? Серам не знал наверняка. Тьма была с ним с рождения, неотъемлемой частью его жизни. Со временем она разрасталась, запускала корни в глубины подсознания, всё чаще пробуждала дракона, порой выходила из-под контроля. Тогда… гибли невинные. И только истинная шаардана – девушка, избранная Мореной, способна забрать часть этой губительной силы. Впитать в себя и да… передать потомству. Наследнику, с которым дракон разделит тьму…

Но тьма приносила не только вред. Ещё и пользу, если уметь с ней договариваться. Серам умел. И для того, чтобы преодолеть десятки тысяч вёрст – ему даже не пришлось бы двигаться с места… Астральное тело преодолевало и не такие расстояния…

Он застыл у безжизненного, казалось, тела девчонки, свернувшейся клубком на полу в центре замысловатого узора. Астральное тело не ощущало запахов и не различало цвета: всё виделось в серых оттенках, но Серам, стоящий по-прежнему в своих палатах, был уверен – пахло кровью и цвет узор имел алый. Алая печать Морены – без сомнений, это была она. Серам хорошо знал витиеватые символы и едва различимые буквы древнего языка.

Опустился на корточки, протянул руку и прижал пальцы к шее девчонки. Ощутил слабое биение пульса и облегчённо выдохнул.

– Ты сама себя погубила, – произнёс в своей спальне, а его астральное тело молчало, безмолвно взирая на ту, что убила всякую надежду на прощение. На исцеление. На продолжение рода. Как его, так и своего…

Молочно-белая кожа будто бы сверкала в лунном свете, что заливал комнату сквозь открытое окно. По полу разметались тёмные, искрящиеся здоровьем волосы. Хрупкое тело, но, как выяснилось… гордый непреклонный нрав.

Серам был в ярости. Жаждал мести. Он мог убить даже на таком расстоянии, но… никогда бы так не поступил. Противник должен быть равным ему и схватка… только лицом к лицу.

– Мне даже ничего не придётся делать, глупая человечка… – разочарованно пророкотал он. – Без поддержки, без семьи, когда все вокруг от тебя отвернутся… Посмотрим, как долго ты протянешь и как скоро… приползёшь ко мне… – протянул хищно, касаясь отросшим когтем лица девчонки. Своей бывшей истиной…

Глава первая

Пять лет спустя

Поставив хлеб в печь, я взяла вёдра и отправилась к колодцу за водой.

Солнце только встало, а уже пекло. Снова весь день будет стоять изнуряющая жара. Но в этом были и свои плюсы: бельё сохло быстро, можно в избе прибраться. Вчера я вытрясла одеяла, вынесла просушиться перины и выбила их, а сегодня можно распахнуть окна и вымести пыль как следует, а потом снова идти в горы. За травами…

Старый колодец почти развалился, но вода в нём стояла по-прежнему чистая. Студёная. Притащила два ведра, оставила их в сенях и пошла вынимать хлеб. Формы тяжёлые, чугунные, но я привыкла. За столько времени ко всему привыкла.

И к ожогам, и к мозолям на руках. К усталости и к тому, что вечерами жутко крутило ноги. Привыкла вставать до рассвета…

Поставила на стол горшок с дымящейся кашей, бросила в неё кусочек маслица, достала крынку молока, разломила горячий хлеб.

… из комнаты вышла Марта. Улыбнулась мне, подошла к умывальнику.

– Я собрала корзину, – произнесла, вытирая руки полотенцем. – Настойка жимолости уже готова, разлила по склянкам, можно продавать. Облепиховое масло. Сбор трав разложила по мешочкам, всё подписала. Что и от чего, как заваривать и принимать. И очень прошу… Не отдавайте за копейки. Нам бы до осени крышу починить, прохудилась.

Марта вытерла испещрённое мелкими морщинами лицо, повесила полотенце на крючок рядом с умывальником, взяла толстый гребень с частными мелкими зубьями.

– Ты бы отдохнула, дочка, – ласково произнесла она, расплетая тронутые сединой косы.

Я подошла к ней, обняла за плечи и повела к зеркалу.

– Так я отдыхаю. В горы иду и отдыхаю. Там воздух чистый. Красота, птицы поют, мыслей никаких в голове.

– И дикого зверья полно, – нахмурилась женщина, нехотя садясь на табурет. Не любила она, когда я ей волосы в порядок привожу, а мне нравилось. Сильные, здоровые, густые… С такими возиться одно удовольствие.

– Вот сколько хожу – ни одной кошки не встретила. Только зайцы бегают. А до того тощие… даже похлёбку с них не сваришь, – улыбнулась я, беря гребень. – Лисы иногда встречаются, а змеи… змеи – это хорошо, их кожа и яд сильно ценятся. Жаль редко поймать удаётся…

Марта вздохнула.

– Я тебе к зиме подарок готовлю. Скопила вот… Хочу инструментик прикупить, но не знаю, какой лучше. Ты мне подскажи немного. Сейчас столько видов фортепиано развелось, мастеров немерено, как собак диких.

Я замерла, отложила гребень, гулко сглотнув вязкую слюну, которой наполнился рот. Внутри завозилась тревога, к горлу подкатила тошнота…

– Да зачем мне инструмент? – отозвалась, как можно небрежнее. – Я уже и музицировать разучилась, нот не помню…

Я лгала. Помнила. И ноты, и этюды, и сложные сонаты. Играла во снах и грезила наяву. Часто напевала любимые мелодии себе под нос, когда оставалась одна. В горах, в лесу, на речке за стиркой белья или, когда сети снимать ходила…

– Аяна… дочка… – обернулась Марта. – Ну, не лукавь. Не лукавь. Меня обмануть несложно, но себя-то зачем обманывать? Благородную кровь не скроешь, она всегда даёт о себе знать…

Я закусила до боли губу, развернула голову женщины обратно к зеркалу, взяла с трюмо шёлковые ленты.

– У нас и места-то нет, – произнесла бесстрастно. – И для кого играть, сами подумайте? Для мышей?

– А хоть бы и для мышей, – не сдавалась великовозрастная упрямица. – А может, и для себя. Я же вижу.

– Что вы видите, уважаемая? – насмешливо отозвалась я, ловко плетя толстую косу. – Вас зрение давно уж подводит, вы порой перед собственным носом ничего не видите.

– Вот дерзкая девчонка! – шуточно рассердилась она, шлепнула меня по руке, качнув головой. – Мне не нужны глаза, чтобы видеть, как ты страдаешь. Как зачитываешься до глубокой ночи, как что-то всё пишешь, чтобы только буквы не забыть. Ты не создана для такой убогой жизни… Но я-то свою судьбу сама выбрала, а ты…

– И я сама, – вымолвила жёстко. Сердце подскочило в груди, забилось загнанной птицей. – Вы же не хотите меня прогнать?

– Бог с тобой, болезная! – воскликнула женщина, подскочив на месте. – Где я такую помощницу сыщу? Ты же мне, как дочь родная стала, а дочерей не выгоняют.

– Выгоняют, Марта, – невесело усмехнулась я. – Ещё как выгоняют. Я-то знаю…

Закончив с причёской, я усадила женщину за стол, разложила по плошкам кашу… Налила молока. И осторожно увела тему в другое русло. К грядкам, которые почти высохли несмотря на то, сколько я их поливаю, к вредителям, что пожрали салат и ягоды…

Как бы я не старалась стереть прошлое из памяти, каждый раз я претерпевала полное поражение. Оно так сильно въелось в разум, в моё подсознание, в сердце… ничем не вытравить. А я ведь старалась, но каждый раз будто получала удар под дых. Задыхалась.

Моя жизнь разделилась на «до» и «после», и я поверить не могла, что вообще, когда-то была княжной Аяной Вандерлит – любимой дочерью великого князя. Смешно просто…

До злополучного дня – я верила, что меня действительно любят. У меня было всё. Образование. Наряды по последней столичной моде, драгоценные гарнитуры, завидные женихи. Я блистала на балу дебютанток, и отец с матерью всегда тепло ко мне относились, не скупились даже на ласку. И потому, я так наивно надеялась, что мой поступок всё же поймут.

Не поняли… Я впервые увидела отца таким… Таким яростно-ненавидящим собственную дочь. Как не зашиб только… Вроде, мать уберегла. Старшая сестра вмешалась. Но даже они… смотрели на меня с таким выражением, словно я прокажённая.

Я накликала позор на свой род, обрекла их на жизнь в немилости у шаарданов, лишила отца земель, обещанных драконом, алмазных шахт… И была изгнана. Потому что общество того желало, потому что отец хотел отмыться от «грязи», очистить своё доброе имя.

Я отказалась от щедрого «подарка» Морены, проведя ритуал, а в итоге отреклись от меня. Предпочли забыть о моём существовании, бросили на смерть, но я выжила. Надо же… кажется, это моё призвание – делать всё назло.

Правда, не попадись мне Марта… я бы точно померла. Ужасной, голодной смертью…

Собрала грязную посуду, составила в корыто, поставила греться воду. Марта собиралась в город, но прежде чем уйти, она всегда разговаривала с портретом своего сына. Он погиб, не дожив до двадцати пяти.

Молодой, амбициозный, будущий имперский дознаватель, перешедший дорогу шайке разбойников. Марта любила сына. Долго оплакивала, а потом… продала имение, купила небольшой домик на окраине деревеньки, а оставшиеся деньги раздала приютам. Так и жила с того дня, пока не повстречала меня. Грязную, голодную оборванку, скитающуюся по округе города, в которой уже мало кто узнавал когда-то известную всем княжну…

– Пора, – произнесла, подавая Марте платок, чтобы голову не напекло.

– Береги себя, девонька, сильно не переутомляйся, – напутствовала она, повязывая платок.

– Не буду, – пообещала я и вдруг громко охнула от внезапной резкой боли в предплечье.

В том самом месте, где красовался безобразный ожог – след от метки истинной…

Ожог служил уродливым напоминанием о том дне, когда я посмела отказаться от «подарка» Морены. Богиня хотела, чтобы люди знали в лицо мерзавку. Чтобы я никогда не смогла больше носить открытые платья…

За столько лет я перестала вспоминать о нём, о той боли, что испытала в ту злосчастную ночь. Так почему я испытываю это вновь? Неужели… Морена решила наказать меня вновь?

Я в ужасе и растерянности взирала на Марту, крепко прижимая ладонь к тому месту, что горело огнём. Боялась увидеть метку вновь.

– Ох, дочка… – охнула женщина, бережно обнимая меня. – Ты дыши, милая, дыши. Больно, да? Давай осторожно посмотрим… – её голос успокаивал.

Марта хорошо была осведомлена: у меня не было от моей спасительницы секретов. Наоборот, я с неким садистским удовольствием рассказала, что отказалась от навязанной истинности. То ли я тогда гордилась своим поступком, то ли хотела услышать от чужого человека, что совершила ошибку.

Позже… прокручивая в голове все события, беспристрастно оценивая своё и шаардана поведение… я начала сомневаться. Наверное, я могла бы наступить на горло своей гордости. Ради семьи. Ради людей, что заботились обо мне. Я поступила эгоистично, думая лишь о собственной эфемерной свободе. Но мне хотелось истинной любви, а не навязанной, не принуждения. И то, что я появилась на свет – не моя прихоть, то, что родители вырастили меня – не сделало меня их собственностью, не давало им права распоряжаться моей жизнью по своему разумению.

Я могла пойти на откровенный разговор с отцом… Тысячу раз думала об этом, но всякий раз приходила к выводу, что меня не стали бы слушать. Как только у меня появилась метка истинности – я перестала быть любимой дочерью, превратилась в его глазах в товар, который можно очень выгодно продать. Мне было больно это осознавать, душа рвалась на куски, но я приняла это и смирилась.

Разве я мало страдала? Что вздорной Богини понадобилось от меня вновь? Я заплатила за свой поступок сполна, так неужели нельзя оставить меня доживать дни в глуши и нищете?.. я ведь никому не мешаю…

– Давай, родная… – прошептала Марта, ласково касаясь моей руки. – Нет смысла откладывать неизбежное.

Я глубоко вдохнула, убрала ладонь и опустила рукав, чтобы обнажить плечо, благо широкий ворот позволял.

… на коже клубилась тьма. Грязно-серая, с золотыми всполохами… Казалось, она въелась в кожу и медленно ползла под ней, словно паразит, образовывая печать. Знак проклятых драконов.

– Это не Цветок Морены, – нахмурилась Марта, поднося палец к печати.

– Лучше не трогать, – предостерегла я, осторожно убирая руку женщины.

Моё сердце на мгновение замерло, казалось совсем перестало биться. Я похолодела… Но вот удар… мощный и гулкий – и кровь быстрее побежала по венам. Меня бросило в жар.

– Что это значит, девонька? – тревожно заглядывая мне в глаза, прошептала одними губами Марта.

– Если бы я знала, – усмехнулась невесело, опускаясь на лавку. Ноги не держали, стали слабыми, ватными… – Печать принадлежит шаарданам, сомнений нет. Неужели… он нашёл меня? Но зачем? Зачем я нужна Сераму, если пользы от меня для него и выгоды ровно ноль? Я больше не истинная, не рожу наследников. Я даже не дочь великого князя…

Марта тяжело вздохнула, опустилась на лавку рядом, устроила морщинистые руки на коленях.

– Ты по-прежнему юна и красива… – взволнованно вымолвила она. – Мне сложно судить, я всегда была далека от мира шаарданов, а им не было дела до простых смертных. Но… разве твой поступок не разозлил их? Как ты сама считаешь? Не может ли сын Повелителя жаждать мести? Ты ведь… по сути, лишила его будущего, лишила возможности продолжения рода.

Я поджала губы, лихорадочно соображая.

– Наверное… наверное Серам был в ярости. Но он ни разу не явился после проведённого мной ритуала. Он мог легко лишить меня жизни, давно бы уже отомстил, почему ждал столько времени?

Марта пожала плечами.

– Хотел… чтобы ты страдала?

Да… мою текущую жизнь сложно назвать страдальческой. Не помню, когда в последний раз сожалела о содеянном. Раньше я управляла слугами, сама только с постели вставала… Но смогла познать, насколько тяжёл их труд. Я открыла в себе новые грани, познала себя, узнала, на что действительно способна. Мне нравилось заботиться о Марте, не только о себе. Нравилось делать чью-то жизнь чуточку легче и ярче…

… на оконную раму приземлился ворон. Не просто ворон. Посланник. Его иссиня-чёрные крылья по краям переливались кровавым пламенем. В толстом чуть загнутом клюве птица держала конверт.

Я переглянулась с Мартой, судорожно сглотнула… Вытерла взмокшие ладони о подол хлопкового сарафана и встала. Уверенно пересекла избу, забрала послание и взмахнула рукой, чтобы птица убиралась восвояси.

Ворон издал пронзительный крик, взмыл в воздух и тут же рассыпался огненными искрами. Шаарданская магия… будь она неладна…

Прижала ладонь к груди, ощущая, как бешено стучит сердце и, не колеблясь ни секунды, надломила печать из сургуча. Точно такую же, что теперь красовалась у меня на плече.

Марта приблизилась, встала рядом, плохо скрывая беспокойство. Ничего хорошего ждать от драконов не приходилось. Я наивно верила, что меня оставят в покое… Ведь даже простили мой род (великий князь получил, что хотел, выгнав меня), но, кажется, я заблуждалась.

Нутром чувствовала… ещё ничего не законченно. Всё только начинается…

– Не томи, девонька, – хрипло прошептала Марта, нависая надо мной.

Я поднялась с лавки, подошла к столу, налила из кувшина воды в кружку и протянула её женщине.

– Со мной всё будет хорошо, – тепло улыбнулась, крепко сжимая в руке послание. – Что бы ни случилось. Главное – берегите себя, от нервов все хвори. Лучше я вам чай с травками заварю…

Марта вернула кружку на стол, отрицательно качнула головой, вцепившись сухими пальцами в моё запястье.

– Нет. Давай покончим с этим…

– Вы такая нетерпеливая, – усмехнулась деланно-безразлично. Не хотела показывать тревогу, снедающую меня изнутри.

Развернула сложенный лист мягкой, словно бархатной пепельно-серой бумаги, и пробежалась по витиеватым буквам быстрым взглядом.

… в груди появилась тяжесть. Мысли лихорадочно заметались.

– Не понимаю… – прошептала обескураженно. – Какая-то бессмыслица.

– Дай-ка сюда, милая, – мрачно произнесла Марта, забирая письмо из моих ослабевших рук. – «Аяна Вандерлит была выбрана одной из семи претенденток в избранницы старшего сына Повелителя – великого шаардана Аракена. Отбор невест для Серама Оэрана пройдёт во дворце Долины Ветров. Претендентке необходимо подготовиться и собрать вещи к утру следующего дня, после получения послания…» – деревянным голосом закончила Марта и подняла на меня недоумённо-растерянный взгляд. – Какой такой отбор невест? Тебе предстоит сражаться с другими девушками, чтобы стать женой дракона? Но какой в этом смысл?! Он всё равно не сможет больше никогда иметь наследников!

– Вы ниже прочтите, – дрогнувшим голосом, произнесла я. – От участия невозможно отказаться. Если сбегу – печать тьмы просто убьёт меня. Они обещают награду всем претенденткам, но за неповиновение наказание одно – смерть. Но кто в здравом уме откажется породниться с родом великих шаарданов? Такое чувство, что печать была создана исключительно для меня…

– Полнейшая ересь! – в сердцах выругалась Марта, снова вчитываясь в письмо. – Зачем проклятому жена? Драконы раньше никогда не связывали свою жизнь с недостойными простыми смертными, они ждали истинных. Никто из людей не имел права шагнуть в Долину Ветров и осквернить своим существованием их священное обиталище…

Я утомлённо потёрла пальцами висок.

– Может, дело в том, что у Серама больше не может быть истинной? Я же разорвала связь между нами, а Морена даёт столь щедрый дар лишь раз.

– И поэтому он решил выбрать невесту из смертных? – сомневаясь, протянула Марта. – Почему таким… неординарным образом? Отбор невест… Само слово подразумевает, что из вас будут выбирать достойную…

– Достойную? – усмехнулась саркастично. – Тогда зачем включать в список претенденток меня?! Разве я не самая недостойная из всех существующих женщин в мире? Разве я не изгнанница? – покачала голой и опустилась на табурет. – Нет, Марта… Даже, если Сераму жениться приказал сам Повелитель, он не упустил возможности отомстить мне. Втоптать меня в ещё большую грязь. Видно… по, его мнению, я недостаточно страдала. Теперь он хочет унизить меня прилюдно, на весь свет. Я ведь нищенка и оборванка, как я буду конкурировать с другими невестами? О! Уверена, он постарался выбрать самых-самых! – меня начало колотить. Потряхивать от негодования. Злость кипела и бурлила, прорывалась наружу разрушительными волнами…

Я много раз думала о том дне. Что мешало дракону прийти, как гость в наш дом? Поговорить со мной наедине, проявить немного терпения, внимания и создать хотя бы видимость заинтересованности?

Он явился, как хозяин, будто не за истинной – за своей собственностью. И смотрел на меня, как на пустышку, не более. В глазах презрение, в словах насмешка. Драконы привыкли получать и принимать истинных, как должное. Он был уверен, что любая будет счастлива стать его избранной.

А ведь истинность, которой Морена связывает проклятого шаардана и человеческую женщину, не подразумевает верности и преданности. Только возможность произведения на свет детей. Всё.

Тогда, о каком уважении и высоких чувствах может идти речь?

Готовь меня с детства к такой судьбе, быть может, я и приняла её безропотно, но мне вбивали в голову, что я рождена для любви.

«Ты прекрасна Аяна… – шептала мать, гладя меня по волосам. – Мужчина, что захочет взять тебя в жёны, должен будет как следует побороться за твоё сердце. Не отдавай его так просто…» – и отец с ней соглашался.

Всегда баловал меня подарками и часто повторял, что не отдаст меня первому-встречному, только человеку, которого я сама полюблю.