5. Славик. Живое
За полчаса до съёмки Славик подготовил площадку. Передвинул кровать с кованой спинкой в центр комнаты на втором этаже, натянул на матрас серую простыню на резинках. Поставил в углах две лампы, закрепил на штативе смартфон и gopro, подключил к планшету контроллер, проверил кадр. То, что нужно.
План был такой: доснять материал – и в отпуск. Хорош уже: десятый выезд за три года. Пора отдохнуть. От Кении, от Уганды. От мастеров куньязы. От литров сквирта. С каждого гонорара Славик откладывал: закидывал понемногу в банк в Эмиратах. Теперь всё, хорош. Уедет в Азию, во Вьетнам, ещё куда-нибудь, где тепло и дёшево. Фрукты, ром, чистое море. Никаких автоматчиков в конце улицы. Денег хватит надолго. Заказчики… ну что заказчики. Подождут.
Ткнул в пульт кондиционера, добавил мощности, на ЖК-дисплее всплыло слово МАХ. Из-под пластикового крыла потянуло гнилыми тряпками, внутри задребезжало, как гвоздей насыпали, – долго на таких ходах кондиционеру не протянуть, хорошо, если хватит охладить комнату перед съёмкой, хотя бы час без жары.
Без четверти семь Славик выглянул через жалюзи наружу – в дальнем конце улицы снова стоял армейский джип с пулемётом. Позади у заросшей лопухами стены двое пацанов лет семи пинали консервную банку, автоматчик в камуфляже передавал водителю косяк.
В семь к дому подъехал микроавтобус. За рулём сидел сам Иди. Из раздвижной двери вышли трое – парень и две девушки. Одна была похожа на сомалийку, тощая, с маленькой головой, с выступающей верхней челюстью. Вторая, красивая, высокая, очень тёмная, обритая налысо. У обеих губы контрастно отсвечивали розовой перламутровой помадой. Парень мало чем отличался от утренней добычи перепончатых подруг, только косичек у него не было и вместо баскетбольной майки – обтягивающая футболка.
Иди довёл тела до двери, постучал, дождался, когда Славик внутри нажмёт кнопку электрозамка, вернулся в машину и оттуда помахал рукой: развлекайся, мистер.
Трое поднялись на второй этаж. Три стакана с армейским амфетамином, разведённым в горячем апельсиновом соке, Славик поставил возле кровати, на ящик с игрушками. Сомалийка и парень вопросов не задавали – видно было, что не в первый раз. Выпили, начали раздеваться. Славик проверил кадр. Красивая стояла посередине комнаты, как будто ждала чего-то.
– Пей, – сказал Славик.
Она едва заметно повернула голову и полсекунды смотрела, как он возится внизу с камерой. Высокая, широкие плечи, сильная спина, мощные бёдра. Талия узкая, и скулы красиво поднимаются. Славик подошёл к кровати, взял с ящика стакан, поднёс ей.
– Пей.
Лысая была выше его на голову, и пальцы у неё были длинные, такие, что, обхвати она ими шею Славика, тут ему и конец, поминай как звали.
Она приняла из его рук стакан, выпила.
Амфетамин подействовал через десять минут.
Сомалийка трахала парня длинным двойным дилдо, пока лысая сидела у него на лице (Славик сделал зум на её зад и поснимал так минуты три). Другим концом дилдо сомалийка имитировала куньязу. Она уже кончила два раза и вот-вот готова была выплеснуть третий фонтан. Иди не обманул, воды было много.
Трое не замечали Славика, как львы в саванне не замечают джипов с туристами. Он включил второй смартфон, проверил сигнал с контроллера – схема работала, сигнал шёл через планшет на спутник, оттуда в облако. Вышел из комнаты, спустился на первый, постоял, прислушиваясь: тела наверху стонали, мерно стучала о стену спинка кровати. Обычный вечер в Восточной Африке.
Через чёрный ход Славик вышел из дома в узкий проулок. Дорожка утоптанной красной земли между домами, две канавы слева и справа, забитые пластиковыми бутылками и жухлыми листьями. Солнце уже село, в воздухе пахло горелым мясом, выхлопом и тлеющей мусорной кучей.
Чёрный седан такси перегораживал дорогу неподалёку от выхода из проулка. Когда Славик появился в просвете, водитель мигнул аварийкой. Славик пробрался между корпусом машины и стеной дома, пролез в щель двери, кинул на сиденье рюкзак с вещами.
– В аэропорт?
– По длинной дороге.
Водитель посмотрел в зеркало заднего вида – два мутных белых пятна в темноте – ни о чём не спросил, молча завёл двигатель, поехали.
В путеводителях по Африке пишут: не носите с собой крупные суммы денег, не пользуйтесь на улице дорогими телефонами и фотоаппаратами, не надевайте крупные украшения, не выходите из отеля после наступления темноты. Избегайте ночных дорог. Любой ценой избегайте ночных дорог. Нарушение правила может привести к последствиям, несовместимым с жизнью. В этой части мира слишком мало работающих светофоров. В этой части мира разумнее верить в удачу, чем полагаться на исправные тормоза.
Навстречу чёрному седану неслось разбитое кенийское шоссе: в кузовах грузовиков бились друг о друга баллоны со сжиженным газом, подлетали на колдобинах бензовозы, мусорные самосвалы выпускали облака пыли, песок мелкой дробью колотил по крыше и капоту. Тонны ржавого металла, сажа выхлопа, темнота и грохот.
Славик проверил картинку. Сигнал сбежавшего спутника был таким же разбитым, как шоссе, изображение на экране двоило, лагало, но мощности хватало, канал держался, запись шла, гигабайты живого укладывались цифровыми штабелями в массив защищённого сервера в Эмиратах.
Славик ждал финала – и дождался. Дверь в комнату вынесла обутая в армейский ботинок нога, шестеро в камуфляже без знаков различия раскидали по углам тела – парню с дилдо в анусе прилетело прикладом китайского калашникова в лицо – и потом money shot, ради чего он всё затеял. Непостижимая чёрная дыра калибра 9х19 посмотрела прямо в камеру и кончила в лицо Славика короткой вспышкой. Финал, оргазм, моментальная смерть, африканский шик. Гонорар можно умножать на два.
Когда изображение пропало, Славик выключил телефон, вынул симку и выбросил её в темноту кенийского шоссе.
6. Чёрная. Коворкинг
Если бы не окна во всю стену, здание коворкинга на окраине парка выглядело бы один в один как сортир при шашлычной на шоссе под Казанью, деревянная обшивка поверх типового каркаса из шлакоблока, матовая металлочерепица цвета сырой печени. А так, с окнами, пряничный домик из андерэйдж-нейро. На этом месте до Перехода была конюшня, за ней чёрный кованый забор и немного подальше смотровая над мостом, где сейчас ходят электрички. Со смотровой открывался вид на закат и на закатный Сити в облаке смога. Я вставила в один из скриптов воспоминание об этом месте. Это моя фишка, вставлять в скрипты свои воспоминания, реальные истории, чтобы потом незнакомые люди под них кончали.
Я была здесь с любовником, даже не любовником, так, случайным мужиком из тиндера. Был такой, тиндер. Мне нравилось, что у мужика кабриолет и усы, рисковое сочетание, но мне нравилось. Мы пили мартини из бумажных стаканчиков, потом я пошла под мост пописать, он за мной, хотел посмотреть, и я ему быстро подрочила, прямо там, пока писала, на корточках, задрав юбку, с трусами на лодыжках. Под мостом пахло мочой, мужик повернулся спиной к любителям закатного Сити и кончил за минуту. Я сначала расстроилась, а потом подумала, хорошо, что под мостом, а не в постели и не в кабриолете. Кабриолет был красивый. Закат был красивый. Мартини я не особенно люблю, с этим мужиком мы больше не встречались. Может, там и сейчас такое случается, но только уже не на закате, а по ночам, потому что на закате никому особо не подрочишь. Среднее время прибытия патрульных Комитета семь минут.
Сквозь окно коворкинга бликовала большая эспрессо-машина, как в настоящем баре. Над машиной висел ретропостер с первым послевоенным фем-президентом, слоган Vote Shulman и старая афиша Morgenshtern. Под потолком после Нового года остался моток белёсого дюралайта, снаружи над дверью мелкая надпись белым по чёрному, коворкинг. И логотип объединённых городских сервисов. Видишь такой, значит, можно смело заходить, внутри точно будет не меньше трёх камер наблюдения. Ну и семь минут, не забывай.
Открыла дверь, зашла.
Некрасиво постаревшая барная стойка из IKEA, кресла-мешки с пенокрошкой возле стены, у стойки рядом с эспрессо-машиной парень, с виду лет двадцать, может, двадцать пять, крупные тупые губы, тестостероновый прыщ на лбу, очки, на футболке надпись Cycling is my therapy. На стойке нейромаска, прошлогодняя модель, хорошая, только на групповых сценах немного лагает. Сейчас со скидкой можно купить. Возле бокового окна на барном стуле спиной ко мне ещё один, с виду постарше парня, стучит двумя пальцами по клавишам, спина грустным колесом, свитер с оленями.
Говорю губастому, привет, у вас компьютер свободный есть на час или два? Очень нужно, у меня ноут сломался.
Улыбается, смотрит как на идиотку. Ямки на щеках.
Переспрашивает, в каком смысле компьютер?
Как будто я шприц с героином прошу. Компьютер, любой, мне текст дописать и отправить. Можно планшет.
Говорит, у нас нет гостевых. Не по санитарному протоколу. Бесконтакт же.
Это прекрасно, хорошо, я тоже за бесконтакт, слава протоколу. Но, может быть, на пару часов что-нибудь есть? У меня все сломалось, если текст не отправлю, будет нечем за квартиру платить и есть будет нечего. И потрахаться будет негде, но этого я не сказала.
Улыбается. Ямки. Плечи.
Говорю, ладно. Кофе можно хотя бы?
Берёт бумажный стаканчик и чёрный маркер.
Стоп, давай без этого, хорошо?
Смотрит. Не понимает. Мне, говорит, надо имя написать.
Поставь точку. Не надо имя. Просто точку.
Он погремел кофемолкой, постучал рожком, погудел машиной, протянул мне картонный стаканчик с чёрной точкой на боку. Я села в кресло-мешок с пенокрошкой под постером Morgenshtern.
Спрашивает, что-нибудь ещё хотите?
Я сказала, да, конечно. В первую очередь дом у моря и собаку. Это самое главное. Ещё было бы неплохо кофе нормальный, а то твой жуткая дрянь, просто жижа бурая.
Говорит, знаю, но нам такой привозят. Я здесь просто работаю. Вы же тоже где-то работаете.
Конечно, говорю, я где-то работаю. Morgenshtern, видишь? Я придумала. Не смотри так. Скрипты для него пишу. Порно, если по-старому. Решаю, как там всё у вас будет, при нейроконтакте. На каком диване ты будешь и с кем, что на вас будет надето, сколько раз за сеанс ты кончишь. Я повелительница твоей эрекции, твоего пещеристого тела, госпожа бартолиновых желёз, сверхъестественное кольцо на твоём члене, межгалактический вуманайзер на твоём клиторе, если вдруг окажется, что у тебя клитор. Богиня нейроконтакта. Но сейчас мне нужен работающий компьютер. Не веришь, я понимаю. Я сама не всегда верю, особенно за два часа до фидбэк-сессии.
Улыбается, говорит, кажется, вы нервничаете.
Кто, я? Ну да. Раз уж ты спросил. Потому что, видишь ли, я тебе солгала. Я не настоящая богиня. Ну, может быть, из младшей группы. Повелительница умершей клавиатуры. Надо мной есть совет приёмки, вот они точно боги. У них там исследования, статистика, счётчик уровня дофамина, маркетинговые планы, Morgenshtern, куда они потом всё это загружают, а он тебе выдаёт. Совет точно знает, сколько секса тебе продать, какого и с кем. Если никто не будет покупать совокупления на яхте, я не буду писать сцены совокуплений на яхте. Если в трендах поднимутся овцы, вы вместе с Morgenshtern’ом будете трахать овец, пусть юристы решают с защитниками животных, не моя проблема. Таких, как я, вообще не спрашивают. Мне просто нужно доделать и отправить скрипт, получить немного денег и заплатить завтра за квартиру. Квартира так себе, дрянь, стандартный пенал, но там отличная кровать, я из-за неё эту дыру и выбрала. Вторую такую за те деньги не найти. Дай ноут, а? Любой. Да, я нервничаю.
Жаль ему, говорит.
Разводит руками. Кажется, не врёт.
Ещё, кажется, я вспомнила, что мне напоминает этот коворкинг. Я была в похожем месте, давно, ещё до Перехода. Я и эту историю вставила в скрипт, но приёмка завернула, пришлось переделывать.
7. Инженер. Прототип
Деревянный сарай на краю парка, тропа из каменной крошки, чёрная лужа у входа. Мост через реку грохочет, трясётся, иногда гудит: шестиполосная автострада, рельсы, электричка каждые две минуты. Жидкий кофе. Ни одного посетителя. Последнее место в городе, где к Сети можно подключиться через VPN.
Будет не хватать этой дыры, когда они прогорят и «Старбакс» возьмёт сарай в долгосрочную аренду.
Шейх написал в сикрет: первые деньги – в конце недели.
Вовремя. Прототип готов, осталось допилить код, допаять схемы для второй и третьей маски, и можно начинать. Щелчки, вспышки, присутствие.
Я назвал устройство Ovum. Яйцеклетка.
Хотел смонтировать излучатели внутри старого мотошлема, но не нашёл подходящего. Сделал внешнюю оболочку из обрезков пластика: старых вёдер, тазов, канистр. Прототип вписался в форму овала, божества, яйца. Влез туда головой, сфоткал сбоку, вслепую: огромное смазанное белое пятно. Начало всего. Я сразу решил: так и будет называться. Яйцеклетка. Ovum.
Деньги – в конце недели.
Осталось найти добровольцев. Шейх говорил, пришлёт своего, сталкера, охотника за живым. Будут интересные логи, когда яйцо взломает защиту и доберётся до середины луковицы через слои визуальной памяти.
Нужен ещё один.
Вариантов немного. Можно по объявлению, типа парня за стойкой. Дрочер, скейтер, юзер. Маска предпоследней модели, кнопка форсаж-режима на изоленте, ремешок растянут от частого использования. Вещи хранит в подсобке и спит прямо здесь, в сарае, на старом икеевском диване. В детстве угорал по нейроснаффу: гонял смерти в POV-режиме, вселялся в джихади под стёртым в пыль Алеппо, в пожилого саба, удавленного молодым домом-любовником во время оргии. Замедленная речь, переспрашивает, глаза слезятся. Они все такие, других по объявлению не найти.
Можно взять отработанного базового: осколок чистого бессознательного. Никаких личных границ, животная агрессия.
Плохие варианты, оба.
Видел утром патруль возле дома. Скорее всего, совпадение, но к чёрту такие совпадения. Включили мигалку, медленный строб, редкие вспышки синего света. Я стоял рядом с мусорными баками, в кармане паспорт, в другом кармане ключи, кнопочный телефон, как у дворников, киллеров, курьеров. Жёлтый биоразлагаемый мешок с завязками, в мешке картофельная кожура, обрезки проводов, куски печатных плат. Если я в ориентировках, они должны были заметить. Подождал. Сделал вид, что прикуриваю. Уехали.
В Бутовском лесу долго сохнет после дождя, несколько метров глины, если копать вглубь. Налипает на штаны, не отстираешь. Надо было переодеться. Замаскироваться, слиться с пейзажем.
В сарае хлопает входная дверь, звенит китайская игрушка над дверью, шесть стальных трубок на толстой нитке, разделённых фанерной плашкой. Отвратительный дребезжащий звук, хуже только местный кофе.
Женский голос.
Не оборачиваться. Молчать, сидеть. Закрывать лицо рукой.
8. Чёрная. Зеркальные нейроны
«Уровень допуска: 18+, обладатель ежемесячной подписки.
Жанр: погружающая нейросимуляция.
Серия: «Тайные желания».
Локация: Ретропространство для группового подключения (коворкинг), тип: «Интернет-кафе».
Стимуляция обонятельного центра: запах пластика, пота, нагретой пыли, подгоревшего масла и специй из индийского кафе в соседнем подъезде, нота табачного дыма по запросу пользователя, нота мочи по запросу пользователя.
Звуковой фон: пощёлкивание клавиатуры, гул источников бесперебойного питания, ламп дневного света, кишечная перистальтика.
Сеттинг: светлое просторное помещение, напоминающее процедурную, с большими матовыми окнами по одной из стен. Три другие стены покрыты панелями из белого отражающего пластика. Наборный подвесной потолок из квадратных блоков. Вдоль помещения – одинаковые светло-серые пластиковые столы в пять рядов, по три в ряд. На каждом столе – два стандартных рабочих места, клавиатура и монитор. За разными столами – девять мужских нейропроекций. Спортивная и облегающая одежда подчёркивает атлетическое сложение: камера наводит фокус на дельтоиды, трапециевидные мышцы, медиальные головки трицепсов, короткие стрижки, татуировки, металлические браслеты на запястьях.
За крайним угловым столом – нейропроекция клиента.
Ситуационный костюм клиента: часть офисного ретрокостюма, серые шерстяные брюки и жилетка от тройки поверх белой рубашки с закатанными до локтя рукавами. На правой руке над запястьем – татуировка сердца, пронзённого кинжалом. Лицо из библиотеки Morgenshtern, этническая идентичность по запросу пользователя, биологический возраст по запросу пользователя.
Переход через затемнение.
Крупным кадром – экран смартфона, интерфейс программы-мессенджера, всплывающие окна с сообщениями.
…что на тебе надето?
…на тебя кто-нибудь смотрит?
…хочу, чтобы ты потрогал себя
…хочу, чтобы ты сейчас кончил
Камера от лица клиента переходит на клавиатуру: руки клиента набирают в строке браузера адрес порносайта. Переход, на экране монитора скроллится лента с превью двумерных непогружающих порнороликов. Свободный выбор, клик.
<Разместите нормативное предписание здесь>
<Текст предписания>
«Все модели-нейропроекции в предложенной симуляции созданы с использованием обезличенных данных, любое сходство с физическими лицами – субъектами права является случайным и непреднамеренным. Авторы программы предупреждают: сексуальное взаимодействие с любыми физическими лицами – субъектами права возможно только после заключения формализованного согласия. Нарушение этого правила влечёт наказание в соответствии с действующим законодательством. Нажмите „Принять“, чтобы продолжить».
<Текст предписания завершён>
Необходимый элемент: интерактивный блок «Принять». Активация блока возвращает клиента в поток сцены.
Камера показывает выбранный клиентом ролик. Сцена группового секса: фрагменты тел, ритмичные движения, эякуляция крупным кадром.
Камера поворачивается к стене, поверхность стены отражает нейропроекцию клиента: правая рука поднимается от клавиатуры, тянется вниз под крышку стола, к промежности, к молнии на серых шерстяных брюках.
Крупный план: лицо нейропроекции клиента, приоткрытые губы, тяжёлое и быстрое поверхностное дыхание, переходящее в короткий стон.
Пауза, тишина (полторы секунды).
Общий план помещения: мужчины за столами медленно оборачиваются в сторону камеры, смотрят в объектив. Один из них, тот, кто сидит ближе, улыбается (крупные ровные зубы, ямки на покрытых трёхдневной щетиной щеках), произносит в камеру: ну привет, красавчик».
Я застала последнее интернет-кафе, они потом исчезли, стали никому не нужны. Это было давно, за много лет до Перехода, до войны и даже до Эпидемии. Никаких протоколов социального дистанцирования ещё не придумали, не висели повсюду диспенсеры с санитайзером, там даже убирались не часто, одежда липла к столам, пальцы липли к клавиатуре, поверхности были залиты колой, спермой, сладким соком, всем сразу. Историю посещений в таких местах не вели. Я за этим туда и ходила, потеряться среди дрочеров и геймеров.
Переписывалась оттуда с мальчиком. Я могла делать это откуда угодно, но мне нравилось оттуда. Это было как смотреть порно с телефона в метро в час пик, как мокрый поцелуй в вонючем туннеле под Курским вокзалом. Набирала ему на липкой клавиатуре: ты красивый, хочу тебя трахнуть.
Мне нравилось, как он стонет, когда я сажусь ему на лицо. Он просил придушить его немного, он так говорил, придуши меня немного, а я не сдерживалась особо, душила его всерьёз, он выныривал из-под меня, набирал воздуха, у него слёзы текли из глаз. Я брала его за волосы, тогда все так носили, выбритый затылок, а спереди длинно, ему не шло, зато мне было удобно, снова садилась ему на лицо, он стонал из-под меня, весна, май, липкие листочки, как залитые колой, спермой, сладким соком, всем сразу. У него обгорела шея под городским солнцем, красное ожерелье обожжённой кожи. Как на головке члена. Я писала ему, ты похож на гигантский член. Я писала ему, я вижу, как на тебя смотрят, мужчины, женщины, все. Ты похож на гигантский член. Ты красивый. Хочу тебя трахнуть. Хочу сесть тебе на лицо. Ничего больше не хочу.
Из индийского ресторана в соседнем подъезде пахло куркумой, возле круглого павильона метро пахло мочой, там жил бездомный, спал за ремонтной оградой, днём просил мелочь, вечером его забирали менты, потом отпускали, и он возвращался за ограду, потом менты перестали его забирать. Бездомный исчез, мальчик тоже, провалился в пустоту, во время.
Студийные из совета приёмки почитали, обсудили, попросили всё переделать. Проекции недостаточно идеальные. Не хватает wow-эффекта. Люди с Wi-Fi-чипами в шее никогда не поймут, что такое интернет-кафе. Я переделала, и переделывала ещё пять раз, пока меня не вызвала генеральная лично. Спросила, ты вообще понимаешь, как работает порно? Конечно, я ей ответила, что тут сложного-то? Она сказала, глупости какие. Сказала, запомни, а лучше запиши. Каждый клиент и каждая клиентесса, любая женщина, любой мужчина, задроты, officière, богатые, бедные, старые, молодые, неважно какие, хотят одного, стать объектом. Куклой, куском мяса, кем бы он или она ни были. Оказаться в эпизоде gang bang, под доминантной альфой, с его членом внутри, с головой у неё между ног. Это закон природы, так устроен мозг, так работает возбуждение, зеркальные нейроны, эмпатия, чем жёстче сцена, тем больше гормонов в крови. Это главная ловушка. Всё остальное просто побочный продукт цензуры каналов и местного законодательства. Поэтому делать будем, как я скажу, никакой романтики, только порево, групповые эпизоды. Ты записала?
Я сказала, да, я записала.