Властолюбивые ведьмы

Глава 1

Его Величество Фридрих, король Западного Королевства, лорд-протектор Заповедного леса, хранитель Истинной Веры, хозяин Свободных гор и прибрежных владений Короны, находился сегодня в прескверном настроении.

Налетевшая, словно из ниоткуда, явно магическая буря испортила традиционный Весенний Бал, на который съехались гости из стран Севера, Востока и Юга. К тому же, объявившийся недавно дракон продолжал разорять королевские угодья, замки вельмож и селения крестьян. Но самое ужасное – наследный принц Генрих пропал.

Последнее было хуже всего. Фридрих уже смирился со своенравностью сына. Король закрывал глаза на вылазки принца за реку, которая кольцом окружала королевский дворец и быстро текла вдоль столицы Королевства в направлении Окраинного моря на западе. Между тем, ранее чудачества Генриха не заходили столь далеко, чтобы отец начинал всерьёз тревожиться за его судьбу. Теперь было иначе.

Перед королём стоял капитан королевской гвардии, лорд-командующий Альберт Олдландский. Он докладывал:

– Ваше Величество, мы провели скорое расследование и вот что обнаружили.

– Рассказывай, капитан!

Король нахмурился и сдвинул корону на лоб, внимательно взглянув на лорда-командующего. Альберт вздрогнул, услышав обращение короля, и понял, насколько тот гневается. В моменты особого благоволения Его Величество называл лорда-командующего по имени или по наследственному титулу. Упоминание придворной должности не сулило ничего хорошего.

– Его Высочество весь вечер был в Бальном зале, танцевал с новой избранницей, принцессой Островов.

– Помню! Сам приказал пригласить эту…, как там её?

– Х’Рани Н’Гони, Ваше Величество!

– Да, эту самую Х’Рани и Негони

– Н’Гони, Ваше Величество!

– Пусть так. Чёрт бы побрал этих островитян с их именами! Ты ещё меня поправляешь, сколько можно? И прекрати «ваш-величествовать», капитан. Забыл, что твоим предкам дарована милость обращения к монархам по имени?

– Никак нет, Ваше…э…Фридрих! Мои предки славно служили Короне вот уж несколько веков, так и я стараюсь…

– Оставь! Говори по делу. Сын пропал, мне не до учтивых речей. Что дало расследование?

– Опрос гостей, их слуг, придворных вельмож и их слуг…

– Боже, сейчас дойдёшь до магистрата и его служащих и горожан с их прислугой, а там… Прекрати, в самом деле! Говори уже наконец, что ты узнал конкретно?

– Его Высочество… Вижу, вижу, Фридрих. Взмах Вашей руки ясно даёт понять, что и тут можно без лишних титулов.

– Именно!

– Тогда я буду прост и по возможности краток.

– Наконец-то!

– Генрих встретил гостей, присоединился к ним в Бальном зале, весь вечер танцевал с принцессой. В один из моментов принцессе стало дурно, принц сопроводил её во двор, дабы…

– Ты опять за своё? Проще, будь проще! Мы тут одни, не считая Карла. Молодец, мой верный камергер, ты словно тень. Обычно ты справлялся с поисками Генриха. Увы, нынче и ты не справился. Что склонил голову, стыдно тебе? Ещё меня ведь вылавливал из садов герцога Уишляндского, когда я пробирался к его дочерям. А тут сплоховал, упустил сына. Стареешь? Второй промах, считая тот, с Генриеттой!

Воспоминания всколыхнулись в душе короля.

***

На охоту отправились ранним утром, как только королевский ловчий убедился, что зверь облежался на днёвке. Вышли налегке, взяв лишь самое необходимое. Выстроились в линию и начали погоню, с азартом размахивая изготовленными к стрельбе луками.

Фридрих не отличался меткостью, хотя его рука была достаточно тверда. Обычно на охоте кто-то из свиты поражал загнанного зверя, но все лавры благоразумно отдавали королю. Ему нравилось видеть, как после выстрела кабан или косуля закружатся на месте, пронзённые смертельным «подарком», закричат и упадут прямо к ногам подъехавшего к ним удачливого охотника.

Придворные хорошо знали о королевских пристрастиях и имели представление, насколько точны выстрелы короля. Во время охоты монарха сопровождали несколько гвардейцев, которых рассредотачивали по кустам по обе стороны от пути загонщиков. Их луки и стрелы не отличались от оружия короля, поэтому сложно было понять, кто на самом деле поразил цель.

В тот день Фридриха охватил азарт охоты, как никогда раньше. Король мчался вперёд, вонзая шпоры в бока любимой кобылы изабелловой масти. Она нервно вздрагивала и сдержанным фырканьем выражала негодование по поводу такого обращения, но никаких иных действий не предпринимала.

Король не зря любил свою Ласточку. Она сочетала в себе грациозность форм, легкость хода и терпеливость нрава, в отличие от того проклятого вороного Ветра, которого навязали Фридриху Властители Юга. Но не стоило вспоминать о прошлом, ведь ссадины уже затянулись, а страхи, которые поселились в сердце короля и отодвинули очередную охоту чуть ли не на полгода, почти отступили.

Лошадь перешла в аллюр. Король, как обычно, наклонился вперёд, слегка привстав в седле. Поймав себя на ошибке, которую допустил, Фридрих чертыхнулся. Он попытался усесться обратно, но одновременно потянул поводья, давая сигнал к сокращённому галопу. Опять ошибка, ну что же делать!

Король увлёкся борьбой с лошадью и не обращал внимания на происходящее вокруг. В это время спутники двигались прямой линией и уже успели продвинуться вперед, оставив монарха чуть позади. Это заставило участников загона замедлить ход своих коней и привело к нарушению линии. Вдалеке слышалось визжание кабана, который успешно уходил от загона в сторону Заповедного леса.

Сумятицу королевской охоты нарушил громкий звук горна. Словно подгоняемый этим звуком, наперерез линии загонщиков мчался гонец. Известие не могло быть пустяковым: все знали, насколько опасно прерывать королевскую охоту без причины. Имелись случаи резких вспышек гнева монарха, заканчивавшихся многодневным заключением гонца в подвалы Молчаливой Башни, самой страшной тюрьмы Западного Королевства.

– Ваше Величество! – кричал вестовой против всех правил. – Беда, Ваше Величество!

Король попытался укоротить бег лошади, но запутался в поводьях и окончательно потерял контроль над Ласточкой. Громкое ржание и недовольное мотание головы обычно послушной кобылы вскоре сочетались с попытками короля выровнять движение и повернуть лошадь в нужном направлении. Ласточка сбилась с темпа, меняла направления и, казалось, готовилась то ли перекусить удила, то ли сбросить наездника на землю.

Рассыпавшаяся линия загонщиков старалась сгруппироваться и перенаправить лошадей, чтобы прийти на помощь повелителю. Со стороны сцена выглядела ужасающей. Все замерли в тревоге, наблюдая, как король борется с Ласточкой, готовясь вылететь из седла.

Вестовой уже спешился, взяв лошадь под уздцы, и с опаской наблюдал за суетой спутников вокруг короля. Молодой парень и так нёс не самую добрую весть, чтобы рассчитывать на расположение Фридриха. А теперь, вмешавшись в действия загонщиков, он чувствовал себя едва ли не причиной настоящей катастрофы.

– Что, чёрт тебя побери, ты вытворяешь?

Вестовой прижался к шее лошади, когда увидел несущегося на него капитана гвардейцев. Альберт развернул лошадь, чтобы удобнее было ударить вестового стеком. Со свистом кончик стека пронесся рядом с головой молодого человека, и его лошадь, со ржанием, рванулась в сторону, пружиня задними ногами и перебирая в воздухе передними.

Подручным удалось перехватить и успокоить кобылу короля. Монарх, с оханьем, позволил помочь спустить себя на землю и стоял там, опираясь на плечо одного из придворных.

– Спросите уже, что нужно этому идиоту! – попросил Фридрих.

Голос его звучал сдавленно; в нём сейчас не слышались столь привычные окружающим властные нотки.

– Ваше Величество, – проговорил вестовой, – меня прислали из дворца с неотложной вестью.

Всё это время юноша старался успокоить лошадь, напуганную действиями капитана гвардейцев.

– Королева, сир!

– Да что там такого с королевой? – спросил Альберт. – Она в положении, но ещё утром с ней был полный порядок!

Капитан гвардейцев снова замахнулся стеком на вестового.

– Всё ужасно, Ваше Величество! – говорил вестовой.

– Насколько?

Король оторвался от плеча придворного и с усилием повернулся в сторону вестового.

– Просто ужасно, сир! Начались роды и …

– Что?

Лицо короля побелело.

– Что случилось?

– Беда, государь. Королева разрешилась принцем, но сама…

Вестовой поник головой.

– Как такое может быть? Куда смотрел Карл? Что Вы все стоите? Почему все ещё не во дворце? Карету мне! Карету!

Оглушённые известием придворные – участники охоты в полном молчании стояли поодаль, держа лошадей под уздцы.

***

В другое время, в другом месте две дамы шли по лесу.

– Долго нам ещё идти? Куда ты вообще меня завела, ведьма?

Высокая блондинка сморщила носик, подобрала пышные юбки и с опаской смотрела на лесную тропинку, стараясь поставить ногу так, чтобы не оступиться. С громким кваканьем в кусты прыгнула большая жаба.

– Боже, да верно ли мы идём?

Спутница блондинки шла чуть впереди. Она обернулась, с трудом разворачивая горбатую спину, приподняла капюшон ветхого плаща и проговорила скрипучим голосом:

– Дорога трудна, я предупреждала Вас, Ваша Светлость. Кареты в Заповедный лес не ездят. Надо потерпеть. Скоро мы будем на месте.

– Что вы вообще о себе возомнили, раз решили издеваться над герцогиней Уишляндской?

– Мы ничего не «возомняем», – ответила старуха. – Мы лишь служим своим умением тем, кто просит во славу Того, Кто Не Называется.

– Опять эти намёки и старушечьи бредни! Всего-то раз тогда обратилась, чтобы Фридрих почаще заглядывал в отцовский сад, теперь вынуждена идти чёрте куда.

– Не поминайте всуе.

– А то что?

Старуха вздрогнула.

– Много чего может быть рядом с Заповедным лесом. Ещё больше бед возможны в самом лесу.

Словно в ответ на её слова, вдалеке завыл волк. Герцогиня вздрогнула, подняла юбки и засеменила вслед за своей спутницей в сгущающихся сумерках. Они вошли в лес и прошли чуть более сотни шагов, пока не оказались на небольшой поляне.

– Вот мы и пришли, – сказала старуха.

– Что? Где? Как? – удивилась герцогиня.

Она недоумённо крутила головой, рассматривая пустую поляну.

– Ты насмехаешься надо мной? Эй, где ты, старая?

Герцогиня пыталась увидеть свою спутницу, которая стояла перед ней всего минуту назад. Но теперь впереди никого не было.

– Сейчас всё сама увидишь!

Голос раздался из-за спины, и в нём не было ничего от дребезжащего старушечьего голоса. Герцогиня испуганно обернулась и словно наткнулась на колкую насмешку, которая исходила из глаз высокой молодой женщины в чёрном плаще.

– Не пугай её, Зельда!

Голос донёсся с левого края поляны. Герцогиня вздрогнула, обернулась и заметила силуэт женщины в плаще. Голову женщины покрывал высокий островерхий колпак. Она выходила на поляну из-за деревьев на краю.

– Как всегда эффектно появляешься, Белинда! – ответила преобразившаяся «горбунья». – Касильда с нами?

– Я здесь!

Голос раздался из-за деревьев справа от поляны. Герцогиня испуганно взглянула туда и заметила невысокую, сильно полную женскую фигуру, облачённую в чёрный плащ. На голове женщины виднелся низко надвинутый колпак.

– Приветствую тебя, сестрица, – сказала Зельда. – Привела вот гостью. Она говорит …

– Стой, дорогая! – ответила Касильда. – Пусть сама скажет за себя. Мы не в её дворце сейчас.

Над поляной раздался смех.

– Да, да, – сказала Белинда, – пусть малость растрясёт «своей светлости».

– Что вы о себе возомнили, ведьмино отродье?

Герцогиня уже взяла себя в руки. Она гордо стояла у входа на поляну и свысока посматривала на своих собеседниц.

– Давно не знались с кнутом палача?

– Не тебе судить о том! – откликнулась Белинда.

Она вздрогнула при словах о кнуте: по лицу пробежала тень, и на мгновение облик ведьмы изменился. Красивое лицо пересёк огромный шрам, а одна из рук – левая – оказалась без кисти. Белинда махнула культёй, словно угрожая благородной посетительнице. Та вздрогнула, с испугом глядя на мимолётное преображение ведьмы.

– Ты того же желаешь? – спросила Белинда.

– Я хочу короля! – ответила герцогиня.

– Так стой и молчи.

Белинда уже вернула былой облик красавицы. Она раскинула руки, подняла голову вверх и отчётливо проговорила:

Леший, брось-ка все дела,

Прибегай, нас обогрей.

Пламя вздёрни в небеса,

Зелье ты в котёл налей!

В тот же миг на поляне раздался громкий хлопок, и появилась лохматая фигура с ворохом дров. Она быстро сложила дрова, поставила большую ёмкость сверху и зажгла костёр. Всё это заняло лишь пару минут, и в котле закипело варево.

– Удобно, – проговорила Касильда.

Она вышла из лесной чащи и быстро приблизилась к костру.

– Да, люблю, когда мне помогают, – ответила Белинда. – Впрочем, червяков и пауков со змеями, как ты любишь, просить бы не стала. Пусть я уже и не так молода, как раньше.

Касильда проигнорировала выпущенную шпильку. Зельда же поспешила заверить сестру:

– Ты всё так же юна и свежа, не прибедняйся.

Ведьма обошла герцогиню и приблизилась к костру.

– Мне как быть? – спросила герцогиня.

– Стой там! Мы поняли, ты хочешь стать королевой, ведь так? – ответила Белинда.

– Да, таково моё желание.

– Готова заплатить? – поинтересовалась Касильда.

Отблески костра падали на её полное лицо, делая его похожим на маску из древних трагедий.

– Я могу себе позволить самую высокую плату! – сказала герцогиня.

– Самую высокую? – проговорила Зельда. – Значит, заплатишь!

Она ухмыльнулась, переглянулась с сестрами, но ничего больше не сказала.

Глава 2

Начатое капитаном гвардейцев расследование привело к допросам подозреваемых и свидетелей. Допросов же без применения пыток в Западном Королевстве традиционно не проводили. Нужно было обратиться к палачу; за ним незамедлительно послали.

Палач отдыхал у себя дома, не ожидая каких-либо дел, которые могли бы бросить вызов его мастерству. Рука палача дрожать не могла, а потому ни азартных игр, ни возлияний, он не приветствовал, да и женского общества избегал. Столпу власти мягким, до поры, быть не пристало, а о наследнике стоило задуматься чуть позже. Между тем отдых требовался, и для того оставался лишь один проверенный выход – предаться воспоминаниям.

***

– Опять пацанёнок прибежал?

– Да, вижу его каждый раз, как мы получаем новый товар.

– Странный он. Все нас сторонятся: вонь, грязь, труд тяжёлый. А он прибегает, смотрит, интересно ему…

Два дубильшика вышли на крыльцо, чтобы передохнуть. Один, повыше и худее, сел на лавку у входа, налил себе ячменной настойки и с блаженством потягивал напиток из кружки. Второй, низкорослый и кряжистый, не любил рассиживаться. Он стоял напротив напарника, заложив руки за пояс и слушал друга, наклонив голову чуть на бок.

– Вон, стоит, – сказал первый. – Привет тебе, Иосиф!

– Можешь не махать и не кричать ему, – ответил второй. – Всё равно не ответит.

– Странный он, приходит, подглядывает, как мы разводим раствор квасцов с солью в чане, опускаем туда шкуры, перемешиваем…

– Что тебя удивляет?

– Ну как, процесс-то длительный, выделения всякие.

– Не такой длительный, как при ином способе.

– Ты про «красное» дубление? Да, оно подольше будет. Зато кожа не в клей обращается, как при квасцевании, а натурально дублёная выходит.

– Натурально-то натурально. Только нашему цеху это не по карману.

– Да уж! При «красном» способе кора ценных деревьев нужна: дубов, сосен, елей…

– Не забудь каштан и кору ивы вспомнить!

– Куда уж без них. Только всё это в Заповедном лесу или у реки рядом обретается. А туда…

– Туда не просто попасть, согласен.

– Точно! В Заповедном ведьмы и прочая «живность». Один леший чего стоит. В реке водяной жертв требует…

– Веришь в бабушкины сказки о леших и водяных?

– Скажи ещё, ведьм не существует.

– Не скажу. Ведьмы есть. Знаешь тут…

– Чего это на шёпот перешёл? Крамолу какую сказать хочешь?

– Почти… Говорят, королева Генриетта не просто так померла.

– А что с ней было?

– Ведьмы ей помогли короля окрутить.

– Ну ты загнул! Ведьмы? Короля? Куда ж епископ смотрит?

– Известно куда! Пузо, как у хряка. Всё по харчевням, да по борделям.

– Ты это, язык-то попридержи. А то вон паренёк-то, может, не только за обработкой кожи наблюдает.

– Зачем же ещё?

– Забыл, чей он сын?

– Чей же?

– Эй, паренёк! Да не бойся! Подойдя сюда. Подойди, подойди, не обидим. Твой отец в добром здравии? Отлично! Как вообще поживаете, тебя-то к делу привлекает? А, привлекает, да ты не очень в восторге. Чего ж так? Грязное оно? Наше тебе нравится! Наше, стало быть, чистое? Ну, не красней, не красней. Подрастёшь, разберёшься, что и по чём. Беги, беги! Отцу поклон.

– Да кто же его отец?

– Эх ты, деревня! Это ж сын королевского палача.

***

Отец основательно готовил маленького Иосифа. Он брал его в свой рабочий подвал, показывал разные приспособления, объяснял, что надо применить и для чего.

– Ты вот что, сынок, – говорил Иосиф-старший. – Никогда не используй дыбу, если нет прямого указания следователя. Бери сапог, вот это устройство, ну, ты знаешь: запихиваем в колодки ноги по одной и начинаем болты подтягивать. Кость сначала держит, но потом обязательно крошиться начинает. Адская боль заставит всё сказать. Дыба же что? Ну потянешь на колесе, ну заорёт обвиняемый…

– Разве не то надо? Чтобы закричал, да рассказал?

– Крик разный бывает. Не всякий со смыслом. В сапоге обвиняемые скажут раньше, чем ног лишаться. Конечно, ноги тоже придётся потом раздавить. Это, увы, не избежать! Но сначала-то, сначала мы речь послушаем. А дыба – она почти сразу мучает так, что не то, что в вине сознаешься, а расскажешь о том, что у тебя дети рождались, как у женщины какой. Или, напротив, что от тебя зачала не одна женщина, как от суккуба.

– Отец, разве дыба и сапог – это единственные средства?

– Главные, но не единственные. Есть щипцы. Вот смотри: эти кости дробить, эти рёбра раздвигать, когда кожу взрезал и внутрь зашёл. Но с щипцами глаз да глаз нужен! Обвиняемые могут не выдержать и умереть. Так не должно быть!

– Почему, отец?

– Как же? Смерть обвиняемых, если прежде времени, – это ошибка! За неё нас накажут. Ведь в ходе следствия и суда главными являются не мы, а следователи и судьи. Это потом, когда преступников осудили, они опять наши, и мы, ну, пока что я, а позже и ты, как мой наследник, с ними работаем.

– Что ещё, отец?

– Смотри, вот иглы: толще, тоньше, длиннее и короче. Много раз говорил тебе, что для чего. Как-нибудь посмотришь в деле, когда случай представится. Чего приуныл?

– Грязно всё это. Людям же больно! Мне отвратительно причинять кому-либо боль, мучать людей.

– Запомни, сын, человеческая боль – наша работа. К любой же работе надо относиться по-мастерски. Понимаешь, что это значит?

– Что?

– А то, что нельзя любить своё дело, как любит начинающий или фанатик. Так обязательно перепутаешь что-либо и навредишь всему делу! Вот тебе, что из работ нравится?

– Дубление кожи…

– Не смущайся, не красней. Дело достойное, как любое полезное людям свершение. Не хуже это, чем кузнечное дело или обжиг горшков. Может быть, хлеборобы ещё ценнее, ибо от них мы еду получаем, а от неё – силы для жизни и работы. Но к нашему делу…

– Вы считаете, отец, что хороша моя нелюбовь нашей цеховой принадлежности?

– Конечно! Не любя боль, жалея человека, в разумных пределах, естественно, ты только и сможешь и пользу следствию принести и людей излишне – до казни – не истязать. А дубильное дело, хотя бы как увлечение, – это хорошо, очень хорошо!

– Значит, одобряете, отец?

– Одобряю. Да, ты вот что …

– Что, отец?

– Вечером возьму тебя на допрос, как раз одного такого дубильщика допрашивать будем. Представляешь, утверждает, что королева наша, упокой Господи её душу, спуталась с ведьмами и потому умерла, родив сына и наследника королю. Ну, не чепуха ли?

***

Следователь сидел на надломленном деревянном стуле, который постоянно норовил окончательно развалиться и упасть. Вместе со стулом на залитый кровью пол упал бы и следователь. Поэтому приходилось поддерживать туловище ногами, отчего поза становилась неестественной и оттого неудобной, как если бы следователь сидел на корточках.

В дальнем углу расположился священник. Его привлекали для облегчения душевных мук подозреваемых, нуждавшихся в духовной поддержке и в случае раскаяния, и при отрицании своей вины. Особую роль священник играл в делах о колдовстве, а также при пресечении еретических учений. Тогда священники становились ещё и следователями. Во всяком случае, так обстояло в Западном Королевстве.

В воздухе кружились здоровенные жирные мухи, отъевшиеся на жидкостях, изливающихся из тел допрашиваемых. Результатов допроса без пыток не принимали, поэтому пищи для мух здесь оказывалось до чрезвычайности много. Хватало работы и у следователя, а через него – у палача. Поэтому никто не жаловался, кроме, пожалуй, допрашиваемых. Но к их жалобам не прислушивались.

В центре комнаты располагались пыточные устройства, которые использовал палач. Без него никакое дело двигаться просто не могло. Что за показания без пыток? Верить таким показаниям в Западном Королевстве отказывались.

Вместе с тем палач служил лишь рукой правосудия. Мозгом же на предварительном этапе был следователь. Именно он формулировал вопросы и записывал ответы, которые потом уходили судье для справедливого приговора. Адвокаты тоже числились, но в момент допроса их не привлекали.

На присутствие здесь же маленького Иосифа никто внимание не обращал. В конце концов, дети гончаров с малых лет привлекаются отцами к делу, и кожевенники привлекают своих, а кузнецы – своих. Ничего удивительно поэтому не было в том, что сын палача, готовясь в будущем занять место отца, уже с детства набирался опыта.

На дыбе застонал обвиняемый, который лишился чувств в ходе допроса. Потому ведь следователь и заскучал, что допрос он вынужден был прервать. Теперь стало возможно продолжение начатого дела:

– Итак, милейший, Вы утверждаете, что не говорили крамольных слов своему другу при отдыхе? – спросил следователь.

Обвиняемый открыл затекшие глаза, посмотрел на следователя и с усилием ответил:

– Нет, я никакой крамолы не говорил, одну лишь только правду…

– Так, так. И в чём же правда состоит?

– Королева сговорилась с ведьмами, и из-за того она погибла при родах.

– Значит, ведьмы? Вам, милейший, не кажется странным, что Её Величество, упокой Господи её душу, получила странную помощь от ведьм?

– Почему же странную?

– Ну как? Что за помощь такая, которая привела к смерти? Вот вы бы сами, в своём дубильном деле, стали просить, чтобы ведьма подарила Вам гнилые шкуры?

– Зачем – гнилые?

– Как же иначе? Вы идёте к ведьме за помощью, говоря ей: «Дай мне богатство и власть!» – «Хорошо, – отвечает ведьма, – дам всё тебе, но за это всё отберу, то есть получишь гнилые шкуры». Ну, не бред ли?

– Я говорю только то, что слышал сам.

– Всё-таки творил крамолу…

– Нет! Это правда, сущая правда!

– Вижу, обвиняемый, Вы упорствуете. Ваше Преподобие, пойдёмте-ка отужинаем. А Вы, милейший палач, пока поработайте с подозреваемым, да поработайте от души!

Священник, обрадованный возможностью уйти из этого пропитанного болью подвала, с радостью вскочил со своего места и побрёл к выходу вслед за следователем. Иосиф-старший вздохнул, кисло улыбнулся и взялся за рычаги дыбы.

***

Прошлые годы пролетели у Иосифа перед глазами. Время пробежало быстро: он вырос, отец отошёл от дел. Теперь подозреваемые в преступлениях против Короны поступали к нему.

В последние годы, правда, король как-то размяк, подобрел, потерял хватку. Поток обвиняемых тёк маленьким ручейком, грозясь совсем пересохнуть. Не то, чтобы Иосиф переживал по этому поводу. Он и в зрелые годы не приобрел привычки мучать людей без причины.

Между тем уроки отца молодой палач затвердил крепко. Никак было нельзя терять мастерство. Но, как не растерять навыки, постоянно лишаясь практики? К счастью, скоро предстояло восполнить этот досадный пробел.