Алгоритм Чагина

0.2.1. Сознательный выбор

Со мной никто не разговаривал.

Лицо немело, зубы плотно сжимались. Я поискал глазами и нашел свое отражение в темном экране телевизора. И там, среди грязных пятен и в разводах пыли, обнаружил на губах улыбку, дежурное участие в беседе.

Я сделал над собой усилие и разжал челюсти. Но получилось еще хуже. Лицо перекосило, свело судорогой. Казалось, в экране не мое лицо. И вообще не лицо. А страшная маска. Она испугала меня бессмысленным выражением, отсутствием эмоций. Посмотри еще секунду, и изо рта слюна потечет.

Я отвернулся, закрыл лицо руками и глубоко вдохнул. Это не я сидел в стороне от всех, не я медленно пил третий стакан виски, не я высокомерно считал разговор приятелей пустой болтовней. Не у меня мышцы лица немели, а зубы крепко сжимались. И не мое отражение показывал телевизор. Не мое – а Чагина.

Это Чагин, а не я, никого не интересовал. Это к Чагину не подходили. С ним не заговаривали. Каким бы великим ни был его проект и как бы ни старался Антон спасти мир или сделать его лучше, никому Чагин не был нужен.

«А, может, и работа его никому не нужна, – подумал я. – Человечество не нуждается в том, чтобы его спасали. Никто не нуждается. Я, например, – нет!»

Бармен посмотрел на меня, и я жестом попросил повторить заказ.

Другие пили пиво, обсуждали новости, взрывались смехом. Сергей, задирая подбородок, рассказывал о кадровых перестановках на работе. Паша встревал с вопросами и уточнениями. Лысый саркастически улыбался и отпускал пьяные шутки. В одной руке он держал стакан с пивом, в другой – рюмку с водкой. Девушка Лысого сидела рядом и, скрючившись, листала в смартфоне ленту новостей. Иногда отвечала на сообщения. Два незнакомых парня в толстовках тихо спорили о видеоиграх.

Бармен принес мне виски и забрал пустой стакан. Я молча кивнул. Я не мог раскрыть рот. Словно закупорил, сам себя заковал в молчании.

«Я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали», – подумал я и залпом выпил виски.

Захотелось набрать номер Марины. Услышать, с каким удовольствием она на меня ворчит. Я положил на стол деньги, встал и пошел к выходу из бара. В дверях пьяная женщина наступила мне на ногу, обдала смешанным запахом алкоголя и рвоты.

Я снова подумал о Чагине. Антон не искал в мире доказательств, свидетельств или намеков. Ему и в голову не приходило сомневаться в том, что он, Чагин, миру необходим.

0.3. Спасение мира

0.3.0. Спасение человека

Я просматривал статью о реверс-инжиниринге, надеясь узнать из них новые способы расшифровки кода. Но скроллил страницы, не вникая в смысл написанного. Вместо того чтобы читать текст, я вспоминал, что говорил Чагин на конференции.

Докладчик заявляет, что мы все находимся на пороге чего-то важного. Я замечаю свободное место у окна и спешу его занять.

Видимо, мне не терпится узнать, на пороге чего мы стоим. Но было бы смешно, если бы этот худой высокий парень в черных брюках и мятом свитере действительно располагал данной информацией.

– Нейросети могут решать задачи, которые непонятно, как решать, – говорит докладчик.

– Если Вас не затруднит, приведите, пожалуйста, пример, – просит Чагин.

Вроде бы он немного подается вперед, прислушивается. Записывает ответ на смартфон. Точно-точно. Он конспектирует лекцию и постоянно задает уточняющие вопросы. Наверное, тема доклада была ему по-настоящему интересна.

В новой вкладке браузера я открыл книгу по машинному обучению. И тут же закрыл.

– Их можно научить всему, – спикер краснеет. – Даже тому, что мы делаем бессознательно. Или он сказал «подсознательно»? Было бы правильнее, если бы он сказал «подсознательно».

Я зашел в чат робототехники и начал пролистывать сообщения.

– Краснеть, например, – кричит кто-то из бородачей.

Они сидят на заднем ряду – привычное дополнение к каждому митапу. Разливают абсент в бумажные стаканчики из-под кофе, громко перешептываются и смеются. Конференция для них – дринкап, своего рода разминка перед афтепати. Большую часть выступлений они не слушают и приходят просто потусоваться.

Чагин с шумом к ним поворачивается.

– Вы мешаете! – сердито говорит он.

«Может, они, и правда, ему мешали, – предположил я. – Может, он хотел что-то понять, а бородачи отвлекали его от серьезного разговора».

Я посмотрел на пустое кресло Вышинского. На его монитор, после смерти Чагина перешедший из сна в выключенный режим.

Директор не появлялся в офисе несколько дней. Не звонил и СМС больше не присылал.

«Может, он уже передумал расшифровывать код. Или узнал что-нибудь новое о программе. А сообщить мне даже и не подумал. Может же такое быть!» – решил я.

– Например, можно научить их совести, – отвечает докладчик Чагину.

Я покликал мышкой, бездумно переключаясь с одной вкладки на другую, а потом стал переходить с одного на другой чат разработчиков нейронных сетей.

«Кстати, почему никто из нас не спрашивал, можно ли научить совести хотя бы человека? – подумал я. – Неужели никого этот момент не насторожил?»

– Нейронные сети изменяются и, в конечном счете, приобретают характер.

– Вы сказали, – Чагин смотрит на экран смартфона, а затем на докладчика. И как я мог забыть, что он конспектировал лекцию?! – что «нейросети хороши в задачах, которые непонятно, как решать». Все правильно?

Я поочередно вводил в поисковик фразы «neural networks», «deep learning» и «artifical intelligence» и просматривал открытые по запросу картинки.

Докладчик кивает.

– И думаете, они могут проявлять признаки совести, так? Вы уверены, что совести хватит, чтобы все было правильно?

Совести хватит? Или совести нам хватит? О чем это он?

В базах научных работ я искал труды Чагина и гуглил фразу «chagin science publications». И даже «chagin conscience publications».

Чагин выгоняет бородачей из аудитории. Или нет? Может, это потом? И что он имел в виду, когда сказал «чтобы все было правильно»?

– Помогите мне разобраться, – говорит Чагин.

«Может, он действительно хотел разобраться? – спрашивал себя я. – Может, он пытался услышать докладчика и понять его? Может, эта тема – совесть у ИИ – была ему интересна? «Чтобы все было правильно» – но что это все? О чем думал Чагин, над чем он работал?»

Я совершал множество бездумных кликов мышкой и бессмысленно стучал пальцами по клавиатуре, вспоминая ту конференцию. Пока рядом со мной не прозвучали знакомые слова.

– Нет, там что-то про искусственный разум.

Я оглянулся по сторонам. Женщина, что обычно заполняла таблички, болтала по телефону.

– Да, просто кошмар. Нашел какие-то курсы. Говорит, компьютер нужен… Нет, у него есть, просто с ним что-то не так… Не с сыном, с компьютером.

Я состроил гримасу. Стоило сфокусировать внимание на искусственном интеллекте, и о нем заговорил весь мир. Включи я сейчас сериал, открой газету или подсядь к бабушкам на лавочку возле дома, только про нейросети бы и слушал.

– Да, надо. Это вклад в будущее.

Я закрыл лицо руками. «Вклад в будущее» – какая насмешка!

«С другой стороны, – подумал я, – когда мозг занят решением проблемы, он находит ответы повсюду. И все, что нужно знать, у меня перед глазами. Надо только присмотреться».

Я поднял глаза от компьютера и увидел Вышинского.

– Перекурим? – спросил тот.

0.3.1. На своей волне

Вышинский приоткрыл окно, на котором висела наклейка «Не курить», и достал из кармана никотиновую жвачку.

– Как продвигается? – спросил он и положил одну пластинку в рот.

Я пожал плечами. Я не знал, о чем программа Чагина. И в мире не было человека, который знал. Больше не было.

– Когда похороны? – сменил я тему.

Вышинский сел на подоконник.

– Вчера, – ответил он. – Была жена и дети его.

– Дети?

Я не знал, что у Чагина были дети.

– Да, они ничего не знают о программе, я спрашивал. Федор, теперь нужно не только расшифровать, нужно дописать код. Сделать его рабочим. Понимаешь? Я предлагаю тебе полноправное участие в проекте. Предлагаю возглавить проект.

Речь директора должна была вдохновить, но за словами слышалась мольба. Выглядел Вышинский неважно: глаза блестели, руки дрожали.

«Сколько же денег он Чагину отдал?» – подумал я и посмотрел на директора глазами милосердия. Скорее всего, я – не первый, к кому Дима обращался за помощью. Но, возможно, последний. Если я откажусь, Вышинский похоронит проект Чагина, а сам я, Магулов, потрачу себя в поисках задач, более подходящих для такого амбициозного профессионала. В молодом и перспективном коллективе, в котором любому можно только расти и развиваться. Со свободой в лучших формах ее проявления и возможностью писать код с учетом новейших технологий и разработок. Самому-то не смешно?

– Давай сначала расшифруем код, ладно?

В порыве благодарности Вышинский протянул мне жвачку от курения. Настроение было такое отчаянное, что я взял. Много ли мы можем сделать друг для друга? И не все ли, что мы делаем друг для друга, на самом деле мы делаем для себя?

– Я хотел спросить, Чагин с кем-нибудь работал? – спросил я. – Или все в одиночку делал? И сервера сам поднимал?

Вышинский на секунду задумался:

– Был человек. Он с ним вроде обсуждал что-то. По технической части.

Я подумал, что было бы неплохо найти коллегу Чагина и поговорить с ним.

– А зовут его как, знаешь?

– Лисья какая-то фамилия. Лисицев, Лисицын. Не помню, – Вышинский улыбнулся и посмотрел на часы. – Я рад, что ты взялся. Правда. Проект будет очень крутым. Мы его раскрутим, я уверен. Да?

– Я уже говорил, без отладчика мало, что можно сделать. А раз нет никого, кто бы…

Вышинский быстро встал с подоконника и полез в карман.

– Вот, – сказал он и протянул мне флешку. – Совсем забыл. На почту я тебе тоже скинул.

– Это что, отладчик?

Вышинский кивнул.

– Сегодня по электронке пришел, – сказал он.

«Наверное, Чагин запланировал отправку своего письма заранее, – подумал я. – Иначе как это объяснить?»

– Это был код всей его жизни, понимаешь? – произнес директор. – Нужно сделать все, чтобы он заработал!

Вышинский закрыл окно, показывая, что разговор окончен.

– Подожди, – сказал я. – Есть одно условие…

Директор нахмурился. Схватился за поручень лестницы.

Еще один удаленный сотрудник, занимающийся невесть чем, Вышинскому был не нужен. Однако, подумав немного, он согласился на мою просьбу. Точнее пошел на сделку. Принял серьезный, деловитый тон и сказал:

– Ты будешь отчитываться передо мной…, – он поднял глаза к потолку, прикидывая как сильно можно загнуть, и снова посмотрел на меня, – каждый день, понял? Сообщаешь обо всем. Абсолютно. Не сообщаешь – уволен. Окей?

– А когда в последний раз отчитывался Чагин?

Вышинский мысленно прикинул.

– Дней двадцать назад, – сказал он.

– Ну ты, Дима, даешь! Может, он за это время дописал программу, – сказал я и пошел в опенспейс за кружкой и сменными ботинками.

В полдень я отдал пропуск охраннику и вышел из бизнес-центра. На улице не было никого. Никто мне не мешал. Не опережал меня, не наступал мне на ноги.

«Интересно, сколько людей Вышинский привлечет к делу с максимальной степенью свободы прежде, чем научится извлекать опыт из ошибок?» – подумал я.

0.4. Понарошку

0.4.0. В ногу

«Хлюпанье ботинок по мокрому асфальту заглушает рев транспорта, несущегося параллельно нашему с ней движению. Свет редких фонарей отражается в бездонных лужах. А в воздухе пахнет жареными сосисками, пивом и желанием идти бесконечно долго. Идти и никуда не приходить.

Я осторожно ступаю рядом и физически ощущаю ее мысли как попытки вскарабкаться на отвесную гору – она болтает ногами в воздухе, руками стараясь ухватиться за редкие выступы. Увидев это, я пугаюсь и, не успев подумать, с силой хватаю ее за локоть. Она слегка вздрагивает, но смотрит на меня благодарно.

В моем восприятии время, проводимое вместе, не делится на части. И я вряд ли понимаю, где начало нашего знакомства, а где конец. Мы говорим как давние знакомые – вопросы и ответы, ответы и вопросы – о том, что происходило с нами раньше, о том, что произойдет потом. Кажется, мы много лет вели разговор – каждый сам с собой – и остается лишь материализовать его в присутствии друг друга.

Возможно, при этом мы чертим границы, которые в будущем много раз заставят нас пожалеть о возникшей близости. Представляем то, что потом задушит нас в присутствии друг друга. Но так ли важно это потом?»

– А отчего он умер?

Играя в молодежной сборной по футболу, Чагин получил сотрясение мозга. Травму колена – при самостоятельных прыжках с парашютом. Вывих плеча – во время тренировок по боксу. Он постоянно падал со скейта и несколько раз – с велосипеда. А однажды в детстве, прямо при мне, его сбил трамвай.

– Инфаркт, – сказал я.

Антон говорил, что думал, но не думал, кому это говорил. Делал резкие замечания. Шел на конфликты. Нарывался на отморозков с ножом в кармане и как будто специально провоцировал их на драку. Стучал по колесам не по правилам припаркованных автомобилей и хватал пули из пневмата разозленного водителя. А однажды в юности прыгнул в холодную воду за провалившейся под лед собакой. Чтобы потом отчитать хозяев за безответственность и забрать животное себе.

– В таком возрасте… Сколько ему было?

Я посмотрел на Марину. Она вполоборота сидела на диване: нога положена на ногу, локоть – на спинку дивана, указательный палец упирается в висок.

Не знаю, как долго она так сидела. Сколько времени скользила по мне оценивающим взглядом. И какие эмоции прочла на моем лице, пока, я забывшись, вспоминал категоричный характер Чагина.

– Может, бросишь уже эту работу? – спросила она.

– Вышинский хочет, чтобы я дописал код.

– Так ты будешь главным? Ты будешь главным в проекте, который решает проблему всего человечества?

В голосе Марины слышалась насмешка.

– Ну, положим, сначала мне нужно расшифровать код. К тому же, я еще ни на что не соглашался.

– Нужно погуглить его в соцсетях.

– Чагина нет в соцсетях, – сказал я. И почувствовал, что это не может не радовать.

– А его помощника?

– Вышинский не помнит фамилию. Говорит, какая-то, – я поднял руки и показал знак кавычек, – лисья.

Марина потянулась за планшетом.

– Ты так и не сказал, сколько лет было Чагину.

– Мы одного года рождения, – не подумав, сказал я.

И тут же напрягся. Мне совсем не нужно было, чтобы Марина раскапывала информацию об Антоне.

Чагин был своего рода звездой IT-сообщества: всегда на шаг впереди, с завидными связями, избалованный лучшими предложениями по работе. Многие гордились знакомством с ним. В отличие от меня.

Факт давнего знакомства с Антоном я тщательно скрывал. Боялся, что если об этом узнают, узнают и о деталях нашего с ним конфликта.

Но у Марины был нюх. Она тут же нашла именно то, чего не должна была находить.

– Представь, он тоже в шахматы играет. Играл. Третье место на чемпионате 2005-ого, – она углубилась в статью. – Твой кубок разве не за тот же год?

– Нет, – соврал я и встал с кресла.

– Тут написано, свой кубок он не взял.

«Чертов интернет! Всех с потрохами сдаст», – подумал я. И сказал:

– Отлично. Ты пельмени будешь?

– Я не ем это дерьмо. И ты видишь, я занята?!

Я пошел на кухню. Набрал в кастрюлю воды.

– Слышишь?! – закричала Марина из комнаты.

Поставил кастрюлю с водой на плиту и зажег конфорку.

– Ты что, не слышишь? – она вошла на кухню. Глаза лихорадочно блестели. – Я нашла.

Если бы спортивное ориентирование проводили в интернете, Марина получила бы максимальное количество очков, пришла бы к финишу первой и победила в соревновании.

– Лучше бы приготовила что-нибудь, – сказал я.

Марина обиделась, отвернулась. Подумала немного и вышла из кухни. Но не успел я залить чайные пакетики кипятком, как она вернулась. Встала в проеме двери. Сердито спросила:

– Ты хочешь знать или нет?!

Очень уж ей не терпелось поделиться информацией. Но кроме меня, было не с кем.

0.4.1. Вседоступность

– Онлайн, – сказала Марина.

Мы смотрели профиль незнакомой женщины в «Одноклассниках». Несмотря на то, что фамилия, возраст и место проживания совпадали, я сомневался. В подтверждение своих слов Марина показала мне фотографии: «Вот, смотри. Это в отпуске. А вот – на первом звонке, на линейке. Ты же сам говорил, двое детей и не замужем».

Она открыла список друзей. В основном в нем были женщины, но нашлось и несколько мужчин.

– С лисьей фамилией никого, – сказала Марина, пробежав список глазами. – Надо ей написать. Может, она знает, с кем Чагин общался.

– Вышинский просил никому ничего не говорить.

– И не надо, – согласилась жена.

– Тогда зачем?

Не дожидаясь ответа, я отошел от дивана и сел за компьютер. Ситуация меня сердила. Но я не мог запретить жене писать сообщения и при этом не привлечь к себе ее внимание. Марина начала бы спрашивать, почему я не хотел связываться со вдовой Чагина, а чтобы придумать убедительное объяснение, мне требовалось время.

– Светлана, здравствуйте, – начала Марина, тыкая пальцем в экран планшета. – Мы с вашим мужем вместе учились в институте. Антон очень многому меня научил. Он лучше всех на потоке разбирался в… В чем он мог разбираться?

– Что?

– Ну, в чем может разбираться человек, который учился на программиста? – раздраженно спросила Марина.

– Да в чем угодно!

– Ну, например. Можешь ты хоть что-нибудь назвать?!

– В решении системы дифференциальных уравнений. Или в робототехнике. Я не знаю.

– Понятно, – перебила меня Марина, – лучше всех на потоке решал дифференциальные уравнения.

– Системы уравнений, – сказал я и запустил стратегию. Надел наушники, но звук на компьютере не включил.

– …системы дифференциальных уравнений. Примите мои соболезнования. Антон был прекрасным человеком.

Марина нажала «Отправить» и довольная собой улыбнулась.

– Это отвратительно. Тебе не стыдно? – спросил я.

– Тебе не стыдно? – передразнила меня Марина. А потом серьезным голосом добавила: – А почему мне должно быть стыдно?! Я, между прочим, тебе помогаю.

У меня не было слов. Зато они были у Марины:

– Тебе не стыдно? – опять передразнила она. – Мы можем столько всего узнать! Над чем он работал, чего хотел.

Я злился и не спускал глаз с экрана.

– Она, кстати, прочла.

– Прекрасно, – недовольно сказал я. И вспомнив, что все еще голодный, открыл сайт по доставке еды.

– Печатает что-то.

– Может, ты успокоишься?

– Перестала. Нет, опять печатает.

Я выиграл битву, заказал две пиццы, а жена Чагина, к счастью, так ничего и не ответила.

– Холостой выстрел, – сказала Марина и подошла ко мне. Нагнулась и, улыбаясь, поцеловала. – Это отвратительно. Тебе не стыдно?

– Повернись. Я тебя отшлепаю.

– Тебе не стыдно?! – рассмеялась Марина.

А потом принюхалась и испуганно спросила:

– Это чем пахнет?

Я потянул носом. Из кухни несло горелым.

Забыв снять наушники, я вскочил с кресла. Провод резко натянулся, и монитор, обиженно крякнув, рухнул на стол.

Из-за разведывательной деятельности Марины я напрочь забыл о воде для пельменей. И чуть не свернул себе шею.

0.4.2. Свобода выбора

Я не хотел в этом признаваться, но спустя несколько недель бесплодной расшифровки кода идея Марины показалась мне не такой уж и плохой. Во всяком случае она навела меня на другую, более верную мысль. Я не собирался искать профиль Чагина в социальных сетях, но решил заглянуть на технические форумы и профессиональные сайты. А также в чаты и блоги айтишников. Как минимум, в LinkedIn.

Аккаунт Чагина я искал по имени и фамилии. Когда это не дало результата, попробовал подобрать его никнейм. Проверил имена chagin, achagin и antonchagin. Просмотрел списки участников, отфильтровав их по возрасту и месту жительства. Погуглил «Лисов+нейросети», «Лисицын+нейросети» и «Лисинков+нейросети». Но, как и Марина, ничего не нашел.

Подумав немного, я открыл самый популярный среди разработчиков искусственных нейронных сетей чат. Если верить Вышинскому, Антон не хотел делиться идеей спасения мира, но, наверняка, обсуждал с другими проблемы своего кода. Или наоборот. Зная Чагина, можно предположить, что время от времени он назидательно разбирал чужие задачи. А также помогал коллегам понять, что они куда хуже него разбираются в теме машинного обучения.

Я листал ленту в надежде найти сообщения Чагина потому, что не мог расшифровать его код. Вынюхивал след и бродил кругами, так как не был способен подойти вплотную. Я разобрался со смыслом отдельных строк, но не понимал написанный Антоном код в целом. Когда бы я ни открыл исходный текст программы, набранные Чагиным символы выглядели недружелюбно. Они били в глаза холодом, неприступностью и диким высокомерием. Совсем как их автор.

«Но зануда и перфекционист, он не мог написать безграмотный, бессвязный код. Или…», – я закрыл браузер и открыл редактор. С надеждой посмотрел на текст программы. Шрифт был тот же, но показалось, что он округлился, смягчился и повеселел.

У меня появилась идея.