Ксенна.
Все на свете рано или поздно заканчивается и наше ужасное путешествие тоже подошло к концу. Наконец–то мы стояли на вершине бархана, глядя на цель нашего долгого–долгого пути – внизу темным пятном маячила скала, скрывавшая внутри себя Святилище. Алый луч восходящего солнца блеснул над горизонтом – и его свет словно озарил внутри меня память прошедших недель.
Как же это было мерзко!
Закутавшись в рванное вонючее тряпье, мы под видом нищих пробирались по городам верных. Выпрашивали милостыню, подряжались помогать по хозяйству, воровали то, что плохо лежит. Заботились о лошадях и верблюдах торговцев, из милости разрешавших нам примкнуть к их каравану. Врали всем встречным, выдумывая невероятные истории, чтобы разжалобить их и выпросить еды.
Когда мы покидали последнюю деревню, что лежала на нашем пути, Ганту настоял, чтобы мы ограбили напоследок общинный склад – нам нужен был запас пищи для путешествия по пустыне и на то время, пока маг будет разбираться со всем, что найдет в святилище и подготавливать обряд, который вернет Ахмару его тело, а меня низвергнет в небытие. Тут между нами даже произошла небольшая стычка – я заявила, что мне уже до смерти надоело вести себя таким позорным образом и предложила не прятаться и воровать, а взять днем открыто то, что нам нужно по праву силы. Вот тут–то Ганту и не вытерпел.
– Тебе надоело?! Надоело?! – чуть ли не в голос заорал он на меня и от звуков его голоса несколько мелких пташек взлетели с узловатого деревца на околице деревни, под которым мы дожидались темноты. – Знала бы ты, как это надоело мне! Я живу такой жизнью уже больше ста лет, Ксенна, и, видит бог, для меня это гораздо тяжелее. Я никогда в жизни не мог себе и представить, что буду нищенствовать сотню лет, что я буду жить в отбросах, пахнуть отбросами, питаться отбросами, бояться, что любое мое действие будет ошибкой, которая приведет меня к неминуемой и мучительной смерти! И все это время – практически никакой надежды на то, что я смогу вернуться домой и снова жить так, как должен жить человек, а не жалкое, вонючее, пугливое пресмыкающееся…
– Тебе не понять, какая это безысходность, Ксенна. – продолжил он уже потише. – Остаться одному в чужом мире и уже даже не надеяться. Цепляться за жизнь по привычке. Видеть ночью во сне дом, а наутро снова просыпаться вот в этом… Да, и скажи, с чего ты решила, что отобрать что–то силой это более достойный поступок, чем незаметно украсть? Это все одинаково мерзко, но другого выхода у нас нет. Нам ни в коем случае нельзя поднимать тревогу и привлекать к себе внимание. Мы уже проходили все это. Так что лучше просто молчи и делай то, что я тебе говорю!
Я сочла разумным последовать его совету, и ночью мы щедро набили свои сумки ворованной едой. А после побрели вглубь пустыни. Дальнейшее наше путешествие было просто унылым ковылянием по барханам с утра до вечера, прерываемое ночной трапезой и отдыхом. В последнюю ночь мы снова разбили лагерь примерно там же, где Верные казнили мальчишку, но никаких следов от него я не нашла – то ли волки и шакалы растащили его кости, то ли вечные пески пустыни успели их поглотить. Заснуть той ночью я так и не смогла, да и Ганту все ворочался и покряхтывал с другой стороны едва тлеющего костра, так что еще до восхода мы, не сговариваясь, поднялись, собрали вещи и пошли вперед. И вот, наконец–то, после всех злоключений мы на месте!
Я сбежала с бархана вниз и принялась ощупывать поверхность утеса, а когда нашла нужное место, бросила уже стоявшему за спиной Ганту:
– Следуй за мной, не отставай и не останавливайся. Сначала тебя со всех сторон сдавит…
– … а потом выплюнет внутрь. – закончил за меня маг. – Я даже могу рассказать то, о чем ты не знаешь – этот вход заодно очищает тебя от грязи и болезней. Правда, я не понимаю, почему он вообще пропускает тебя – по идее он должен быть закрыт для всех существ вашего мира. Но не теряй времени на напрасные пояснения. Пошли.
Я шагнула внутрь. Скала приняла меня в свои мягкие объятия, сжала, и извергла внутрь. В комнату моего падения. К алтарю, на котором я принесла в жертву собственного брата.
Как обычно, через несколько секунд после появления в святилище, вспыхнул мягкий свет, казалось, лившийся ниоткуда и отовсюду одновременно. Ничего за время моего отсутствия тут не изменилось – небольшая пещера, в конце которой возвышается каменный куб с символом Великой Матери, а перед ним два каменных же кресла, стоящих боком ко входу друг напротив друга.
– Оно! – выдохнул мне в спину Ганту.
Я обернулась. Маг указывал на алтарь.
– Это действительно то, что я искал, Ксенна! Это изображение – символика нашей… проклятье, я опять не знаю, как тебе это объяснить на языке твоего времени. Скажем так, символ группы людей, которые наняли мудрецов, чтобы сделать механизм, разрушающий стену между мирами и наняли нас, чтобы исследовать ваш мир.
– Что–то вроде герба торгового клана, снаряжающего караваны через пустыню? Знаешь, для меня всю мою жизнь это был Знак Великой Матери. Я все–таки не очень хорошо до сих пор понимаю, как это все связано…
– Я тоже. Но кое–какие мысли у меня по этому поводу есть, и они мне совсем не нравятся. Знаешь что? – Ганту уселся прямо на пол, скрестив ноги, и уставился на меня снизу вверх. – Ты так ничего не успела мне толком рассказать, чем для вас было это святилище и что тут происходило. Садись и рассказывай сейчас.
– Хорошо. – я опустилась напротив него. – Значит так. Легенды нашего клана гласят, что много–много лет назад, когда первые люди были еще как звери и бродили по земле голодные и голые, к ним с небес спустилась Великая Мать. Она избрала наш клан и стала жить вместе с нами. Она даровала нам многие тайные знания и особые умения, научила строить жилища и делать оружие, показала лекарственные травы и дурманящие грибы. Не одну сотню лет жила она промеж нас, но затем пришло время – и ей должно было уходить. Тогда Великая Мать собрала весь клан и сказала: «Я покидаю вас, дети мои, но не могу оставить вас без помощи и опеки. Потому выберу я сейчас самую достойную из вас, и после посвящения станет она Старшей Сестрой, что позабудет прошлую свою жизнь, но будет всегда ведать волю мою и хранить знания мои. Будет она править вами вместо меня, а когда придет время и ей покинуть мир смертных и соединиться со мной, то изберет она следующую, через которую буду я смотреть на вас и хранить вас. Да будет так!». И с тех пор так и было, пока Верные не убили последнюю Старшую Сестру и не уничтожили наш клан. До того времени я была назначена стражем Святилища – я должна была охранять это место, чтобы его случайно не обнаружили другие люди. И, при необходимости, помогать на церемонии посвящения, когда дух Великой Матери переходит из одной сестры в другую. При моей жизни, правда, посвящение ни разу ни происходило, но Старшая Сестра объясняла мне, что нужно делать. Старое тело, в котором находится Дух, нужно усадить на левое кресло, а новое, в которое Дух должен войти – на правое. После чего все должны покинуть святилище, а там дух сам перейдет между телами. Именно это я сделала в свое время, усадив Ахмара на левое кресло, а сама сев на правое. Все, что я помню после этого – сознание мое стало угасать, как свеча на ветру, и наступила темнота, после которой я очнулась уже в новом теле. Вот и все, что я могу рассказать тебе, маг. Скажи, ты действительно сможешь исправить то, что я сделала, чем бы это ни было?
– Скорей всего да, Ксенна, во всяком случае я на это очень рассчитываю. – во время моего рассказа Ганту мрачнел на глазах и теперь сидел с таким суровым и скорбным лицом, что мне стало не по себе. – Но сначала мне нужно разобраться в том, как именно тут все теперь устроено и что же, во имя всех богов, тут произошло. Куда подевались люди из нашего мира, что были тут и кто такая ваша Великая Мать. И я очень боюсь того, о чем сейчас думаю…
Покачав головой, Ганту поднялся на ноги и, подойдя к стене у входа, стал тщательно ее ощупывать, постепенно перемещаясь по кругу вдоль стен пещеры.
– Что ты делаешь? – я посмотрела на него с недоумением.
– Сейчас.. Нужно прежде всего убрать маскировку, что предназначалась для вас. Это место на самом деле выглядит совсем по–другому. Вот! – он неожиданно засунул руку по локоть прямо в стену пещеры и что–то с усилием там повернул. – Теперь осторожней!
Вся внутренняя поверхность пещеры неожиданно пошла трещинами и разделилась на множество маленьких прямоугольников. Затем они все сильно задрожали – и вдруг в один миг исчезли. Мы стояли в помещении, целиком сделанном из металла и чего–то белого, похожего на слоновую кость. В стенах появилось несколько дверей, а дальний конец комнаты теперь светился разноцветными огоньками и пялился на нас большими стеклянными глазами, круглыми, овальными и прямоугольными. Кресла тоже изменились – они стали металлическими и более изогнутыми, по краям подлокотников были закреплены какие–то причудливые приспособления, а от каждой спинки прямо в пол уходили пучком толстые разноцветные нити. Неизменным остался только каменный куб алтаря – он все так же незыблемо стоял на своем месте. Ганту подошел к нему и легонько попинал ногой.
– Похоже, эта штука настоящая. А я‑то гадал, что это. – и с этими словами он подошел к одной из дверей, которая внезапно уехала прямо внутрь стены, и, обернувшись ко мне, добавил. – Идем за мной.
Мы прошли по довольно узкому, но светлому коридору, в металлических стенах которого белели прямоугольники дверей. Возле одной из них маг остановился, и она снова исчезла сама собой, не дожидаясь слова или жеста. За дверью была небольшая, скудно обставленная комната – голые железные стены, небольшой столик и высокий прямоугольный сундук, длиной в человеческий рост.
– Проходи, Ксенна. – Ганту подвинулся в сторону, давая мне пройти. – Сейчас я объясню тебе, что тут где, и располагайся. Тебе придется пожить здесь, пока я буду выяснять все, что мне нужно. Не знаю, сколько времени на это уйдет, так что наберись терпения.
Ну что же, это даже хорошо. Мне ведь снова предстоит приготовить себя к смерти, а обратиться к Великой Матери за утешением я уже не смогу…
Фейсал.
Прошла уже неделя со времени обряда, сделавшего меня правителем Империи. Какая смешная шутка, клянусь Льдом! На самом деле, конечно, это был обряд, превративший меня в сидящую на троне куклу, и каждый вечер, прошедший с тех пор, выглядел для меня одинаково. Я посылал одного из своих парней раздобыть в нечистом квартале того питья из перебродившего винограда, что строжайше запрещено пить всем Верным, и, осушив пару бутылок, засыпал тяжелым сном, полным кошмаров. Жрецы, несомненно, знали об этом, но видимо решили оставить мне эту последнюю радость. Все остальное они отобрали у меня окончательно и бесповоротно – теперь по правую руку от меня всегда восседал представитель Храма, раздававший всем указания от моего имени. Так я и узнавал о том, какой очередной мудрый указ я выдумал для своих подданных.
Да и пусть катятся к Локи! Я задрал голову, вливая в себя последние глотки дурманного напитка и отшвырнул бутыль в угол комнаты, зная, что при пробуждении ее там уже не будет. Пора спать… Завтра еще один пустой день… А потом пустой месяц… И пустой год… И вся моя пустая дальнейшая жизнь… Я рухнул на кровать и позволил мягким пальцам сна прикрыть мне глаза.
Сон, как всегда, был отвратителен. За мной гналась огромная белая змея, я пытался от нее ускакать, когда конь подо мной пал – побежал сам что есть сил, а когда силы меня покинули и я свалился, не в силах пошевельнуть ни рукой, ни ногой, змея подползла и обвила меня. Затем она начала сжимать мое тело своими упругими кольцами, заглядывая прямо в глаза немигающими желтыми зрачками.
– Хорошшший Фейсссал, хорошшший… – донеслось до меня ее шипение. – Я буду есссть его долго, много–много лет…
Я напряг все свои силы, пытаясь избавиться от ее смертельных объятий – и проснулся на своей кровати, весь в липком поту. И вдруг понял, что не могу издать ни звука, да и пошевелить ни рукой, ни ногой не получалось, словно змея по прежнему продолжала сжимать меня. Что за проделки джиннов?! Что со мной? Я напряг легкие, пытаясь позвать на помощь – но из горла вырвался только жалкий хрип. Собрал все силы – но тело не слушалось меня, словно я был парализован. Страх начал охватывать меня, и перешел в дикий ужас, когда, подняв глаза, я увидел темный силуэт на фоне окна. Я был не один.
Незнакомец повернулся и стал медленно приближаться к моей кровати, а я по прежнему не мог ни закричать, ни пошевелится. Что происходит?! Жрецы решили все–таки избавиться от меня, опоили и подослали убийцу? Тем временем, фигура приблизилась ко мне вплотную и наклонилась над моим ложем.
– Ну как ты тут, Фейсал? – послышался голос, и я понял, что передо мной стоит брат, живой и невредимый, словно и не протыкал его на моих глазах кинжал демона. Безмерный ужас охватил меня целиком, так, что я почувствовал, как становятся дыбом волосы на голове. Никогда прежде в своей жизни я не испытывал такого.
– Я пришел проведать тебя, проведать и поблагодарить. – продолжал тем временем брат. – Ты ведь задумывался над тем, что сказали тебе жрецы? И гадал, на каком поводке они держали меня? Вспоминал о том мальчике, с которым я дружил с детства и который неожиданно пропал уже взрослым юношей, вскоре после того, как я сел на трон Империи, но потом решил, что твоя догадка слишком ужасна, чтобы быть правдой? Так знай, все действительно так, и он был мне больше чем другом… А потом обо всем узнали жрецы и убили его, а меня превратили в послушного исполнителя воли Храма. Но теперь я снова свободен и снова вместе с ним, и я благодарен тебе за это, Фейсал. Ты сделал то, на что у меня самого не хватало духу. Спасибо тебе, брат, что ты убил меня. Позволь, я поцелую тебя на прощанье.
Он склонился, приблизившись ко мне почти вплотную. Я почувствовал запах разлагающегося трупа, холодные губы коснулись моего лба, я рванулся, захрипел… И вскочил со своей кровати с громким криком, проснувшись уже окончательно! За окнами было совсем светло и, разумеется, в комнате никого кроме меня не было. Воистину, джинново зелье, может и не зря Саги запрещают верным пить его! Меня все еще немного трясло от пережитого, и, кликнув слугу, я велел ему привести сюда любую из моих жен – пожалуй, засыпать я теперь тоже буду вместе с ними, чтобы больше никогда и ни за что не оставаться в одиночестве по ночам. Никогда и ни за что…
Нежная дева, ароматная ванна и сытный завтрак быстро вернули меня к жизни и в тронный зал я входил уже в достаточно бодром расположении духа. Впрочем, настроение у меня тут же испортилось, потому как вместо обычной череды просителей и алчущих близости к правителю придворных меня встретила толпа в белых одеждах, предводительствуемая лично Верховным Жрецом. Старикашка подождал, пока я сяду на трон, и начал свою речь, расточая из уст такой елей, что посторонний никогда бы не догадался, что это не смиренная просьба, а не требующий обсуждений приказ.
– О, Фейсал Великолепный, Глава Верных, Правитель Империи, Слуга Одена и потомок великого Абд–Одена, да упокоит его в себе Лед! Зная о том, что ты более всего на свете жаждешь послужить во благо Господина нашего, Белый Храм решил смиренно подсказать тебе, что для этого необходимо. – белый заливался соловьем. – Близятся последние дни и Аль–Нарок уже на пороге, но Империя наша до сих пор утопает в скверне! С печалью взирает на это Оден и, по милосердию своему, не торопится карать нечестивцев, но не должно и нам медлить, ибо когда переполнится чаша терпения Его, кара будет справедливой и неотвратимой. Потому просим мы тебя наконец–то стереть с лица земли проклятые Льдом развалины Аль–Хиры, а по всей Империи провести Жатву, со времен Абд–Одена третью. Пусть отделят жрецы и муршиды в городах, деревнях и оазисах четверть от всех верных, выбирая тех, кто более прочих склонен подпадать под соблазн Скверны, кади же пусть проведут суровый суд над нечестивцами, испытывая их тела Льдом. Имущество тех, кто будет уличен в служении Локи, пусть отойдет, как и определено Сагами, на благие дела и милостыню неимущим. Будет ли на то твоя воля, Правитель?
Я молча кивнул. Моей воли у меня больше нет. Пусть жрецы делают с Империей все, что им угодно, а я велю сегодня доставить мне три бутылки хмельного напитка. И выпью за твою свободу, брат…
– И еще… – жрец понизил голос, подойдя ко мне почти вплотную. – Мы не должны забывать о том, что два демона, убившие вашего брата, до сих пор на свободе. Они могут объявиться вновь где угодно и принести неисчислимые бедствия сынам Одена, да и пролитая ими в Мекке кровь не должна остаться неотомщенной, и поэтому я взял на себя смелость расформировать вашу личную гвардию и разослать ее воинов по всем концам Империи с тем, чтобы они попытались выследить демонов, где бы они не появятся. Мы же подготовим от Белого Храма большой штурмовой отряд, который по первому слову будет готов выдвинуться карать нечестивцев. И не бойтесь, вы не останетесь без защиты – теперь охранять вас будут самые лучшие воины из гвардии Храма.
Значит, даже этого жрецы мне не оставят. Что же, другого выхода, как кивнуть еще раз головой, у меня все равно нет.
После слов Верховного Жреца я весь день думал о демонах. Интересно на самом деле, где они сейчас? Впрочем, думаю, их участь все равно в разы лучше моей. В отличии от меня, демоны сейчас были свободны…
Ксенна.
Наверное, прошла неделя. А может и больше. Трудно сказать наверняка, когда ты все время проводишь в закрытом помещении. Хорошо хоть, что оно оказалось не таким аскетичным, как мне поначалу показалось. Ганту показал мне, что и где нужно нажимать, чтобы гладкие стены комнаты превращались в светильники, стол, ложе, особую нишу для хранения еды и, самое замечательное – открывали вход в еще одну небольшую комнатку, где с потолка по твоему желанию начинал литься маленький водопадик теплой воды, в углу же было очень странное место отдохновения, настолько необычное, что магу пришлось, слегка смущаясь, объяснить мне, как им пользоваться. Показав мне все, что нужно, Ганту исчез, сказав, что принимается за изучение и восстановление всего, что тут еще можно восстановить, а меня просит не выходить отсюда без особой необходимости. Первое время он иногда наведывался ко мне, посмотреть, как я тут обустроилась и перекусить, но потом сказал, что ему удалось найти запас продуктов и теперь он уйдет надолго – пока не закончит все нужные работы.
Чтож, тем лучше, значит он не будет мне мешать. Целыми днями, что бы это слово тут не значило, я сидела у стены, готовя себя к осознанию того, что меня очень скоро больше не будет, и перебирала свои воспоминания, словно драгоценные камни. Или песок моей жизни, что, казалось, началась вот только вчера, а уже сегодня должна навсегда закончиться? Чем бы они ни были – я рада тому, что они у меня есть. Страх смерти, древний и темный, был подобен ночному небу – он нависал над тобой, давя своей неизбежностью, и, казалось, кричал мне прямо в ухо: «Никогда, ты понимаешь, никогда! Никогда тебя больше не будет! Разве ты можешь представить этот мир без себя? Представить свое несуществование? Разве так может быть, что тебя больше не будет, а самое главное – не будет больше никогда! Ни–ког–да!».
Раньше, когда я думала об этом, на помощь мне приходила моя вера в Великую Мать, что сияла полной луной на небе темного страха, и, разгоняя мрак, обещала утешение. Обещала, что я не исчезну насовсем, что я продолжу свое существование, растворившись в ней и во всем, что меня окружает, что не будет этого страшного слова – никогда. Но теперь, после того, как путь служения привел меня к страшному и заставил его совершить, вера моя умерла и нечему было помочь мне в борьбе с безликим ужасом. Тогда я взяла в руки горсть самых ярких своих воспоминаний – и швырнула их в это безжалостное темное небо и они засияли там, подобно звездам, а я смотрела на них и могла назвать каждую.
Вот эта звездочка – Эсхи, моя приемная мать, что любила меня не меньше родных детей, несмотря на все каверзы и авантюры, в которые я постоянно впутывала своих сводных братьев. Вот та – мой первый мужчина, сильный и ловкий воин, что захотел быть со мной еще тогда, когда я не прошла обряд посвящения и кожа моя была белой, а волосы – длинными и цвета песков пустыни. А вот и сам обряд, когда я, с завязанными глазами и под неумолкающий бой барабанов, заглушающих все звуки, кроме биения моего сердца, смогла, ориентируясь на легчайшие движения воздуха, победить пятерых бойцов клана, пережила бесконечную ночь Погружения Во Тьму и на рассвете, темнокожая и красноволосая, приняла из рук Старшей Сестры оба своих кинжала. Вон та звезда – Ахмар и то детское воспоминание, что он мне подарил, а вот эта – тот далекий летний оазис, в котором произошло так много важного для меня тогда…
Я швыряла в темное небо страха смерти яркие звезды своих воспоминаний, одну за одной, и с каждой расцветающей на небосклоне звездой мне становилось все легче и свободней. И вот, когда все небо уже было покрыто причудливыми созвездиями моей жизни, я вдруг поняла. Поняла, что дело даже не в том, что меня не будет завтра – ведь то, что вчерашняя я точно так же исчезла навсегда, меня нисколько не печалит. Дело в другом – человеку нужен смысл жизни, нужно самооправдание своего существования, и именно этот смысл даровала мне когда–то Великая Мать и именно его ищут истязающие себя и других Верные. Потому что легко просить этот смысл у других, но очень сложно подарить его себе самой. Сложно посмотреть со стороны на саму себя, на свою жизнь и понять – хоть существование наше кратко, как взмах крыльев мотылька и мимолетно, как искра на ветру, но оно и есть оправдание самому себе и другого не надо. Все, что я испытывала, все чувства, эмоции, события и люди – это и есть то, ради чего стоило жить. Если нет над нами всевидящего ока луны или безжалостного ледяного бога, то естественная цель любой жизни – приносить удовлетворение тому, кто эту жизнь проживает. Жизнь ради жизни, огонь ради огня, полет ради полета – а когда полет обрывается, то некому уже жалеть о том, что он прекращен, а значит, ничего страшного в этом нет. Я посмотрела в залитое огнями небо моего нелепого страха и улыбнулась. Я готова.
А вскоре пришел Ганту.
Он был так мрачен, что я даже испугалась, что он не смог починить все, что ему было нужно, чтобы исполнить свое обещание и вернуть Ахмара. Но маг быстро успокоил меня.
– Нет, Ксенна, с этим все хорошо, по крайней мере настолько, насколько вообще возможно. Дело в другом. Как ты понимаешь, я не мог не выяснить, что случилось с людьми из моего мира, которые прибыли сюда в том, что потом стало вашим Святилищем. Я все узнал, и это… Впрочем, я подумал, что ты должна все увидеть сама.
– Увидеть?
– Сейчас объясню. – Ганту нажал что–то на одной из стен и она вдруг превратилась как будто бы в большое стеклянное окно, за которым темнела беспросветная ночь. – Видишь ли, мы можем, как бы это сказать, записывать картинки. Специальный механизм, что похож на человеческий глаз и видит так же, как и он, но может все увиденное записать. Потом это можно хранить и в любой момент показать снова. Я нашел записи того, что происходило тут когда наши люди попали в твой мир и велел механизмам перевести их специально для тебя. Мне кажется, что ты имеешь право узнать то же, что узнал я. Садись и смотри сюда.
Некоторое время окно оставалось темным, но затем словно осветилось изнутри и на нем действительно появились картинки. Выглядело это так, словно бы окно вело прямиком в комнату Святилища, какой она стала выглядеть, когда Ганту убрал маскировку, а прямо в окно заглядывала с той стороны девушка такой удивительной и нечеловеческой красоты, что мне стало немного не по себе. Золотистые локоны, идеально белая кожа без малейшего изъяна, огромные глаза ярко–фиолетового цвета, аккуратный носик и четкий контур слегка припухлых губ – все в ней было настолько совершенно, что вызывало желание немедленно склонится перед ней в безмолвном восхищении. Вот только губа ее была разбита, под глазом багровел огромный кровоподтек, а по виску вниз спускалась уже начинающая засыхать темно–алая кровяная дорожка.
– Запись, где эта проклятая запись?! – внезапно закричала девушка, глядя, казалось, прямо на нас. – Они все мертвы, вы слышите, мертвы! Я не знаю, что случилось, я тут одна и не могу ничего сделать, а они все уже были мертвы, когда я их нашла! Нас как будто вывернуло наизнанку, а когда я пришла в себя, вокруг меня были только трупы и поломанные механизмы! Вы должны меня спасти, слышите, должны!
Она разрыдалась, склонив голову, и окно снова потемнело, а когда зажглось, на лице девушки уже не было никаких следов или синяков, а сама она была гораздо спокойней – видимо, прошло достаточно много времени.
– День двадцатый. Связи с базой до сих пор нет, несмотря на то, что эти механизмы работают. Я сожгла в специальной печи останки погибших членов экспедиции, оставив от каждого, как и положено, небольшой кусочек. Механизм добычи воды из воздуха работает, но запасов еды не очень много. Ввиду этого я приняла решение… – она внезапно замолчала, а затем уже совсем другим тоном продолжила. – Да какого джинна! Я ведь уже не очень–то верю, что вы спасете меня, ребята, и веду эти записи скорее для того, чтобы не сойти с ума. Стыдно было бы, учитывая то, что я в этой экспедиции как раз для того, чтобы спасать от сумасшествия других! Может, вы когда–нибудь и доберетесь до этого мира, да только, боюсь, будет уже поздно. Пару сотен лет я, может быть, и протяну, если смогу раздобыть еду снаружи, но беда в том, что механизм копирования тела сломан, как и много других, а починить их я не смогу. Не хватает знаний и умений. Короче, я открываю дверь и выхожу во внешний мир. Если что – не поминайте лихом!
Картинка в окне пропала, краткий миг темноты – и там снова девушка, но теперь она взволнована, а фиолетовые глазища, кажется, занимают пол–лица.
– Я нашла их, нашла! – возбужденно затараторила она. – Тут есть люди! Правда, они очень дикие и чуть ли не живут в пещерах, но они довольно милые. Похоже, что они считают меня богиней и всерьез настроены мне поклоняться! Не знаю, стоит ли им подыгрывать, но, по крайней мере, я теперь не сойду в этом мире с ума от одиночества, а их смогу научить чему–нибудь полезному. Да, я знаю, это против правил, но и то, что я осталась тут одна, совсем неправильно! Думаю, если вы вдруг когда–то найдете эти записи, вы меня поймете и не осудите. А пока что я вам кое что покажу. Сейчас, вот только включу механического летающего слугу и мы пойдем с ним на прогулку.
Картинка в окне вдруг изменилась, теперь она выглядела так, словно я стояла позади девушки и смотрела ей в спину, а когда она пошла вперед, картинка стала перемещаться, как будто неизвестный наблюдатель пошел за ней следом. Из–за всего этого мне стало казаться, как будто я лично присутствую там, пробираюсь вслед за златовласой по коридору, прохожу Святилище, еще не прикрытое изнутри каменной обманкой и выхожу следом за ней наружу. Ночь, звезды, полная луна. Мы прошли совсем немного, и вот впереди показалось яркое зарево, которое постепенно превратилось в несколько огромных костров, вокруг которых сновали темные тени. Мы вошли в круг света, и тени оказались низкорослыми людьми, с грубыми чертами лица, закутанными в звериные шкуры. Завидев девушку, они с нестройными криками распластались перед ней на земле, а затем, вскочив и сбросив свои шкуры, начали прыгать вокруг костров, грозно потрясая сучковатыми корявыми копьями и дубинами. Где–то сбоку размеренно заухал большой барабан и я поняла, что эти прыжки и ужимки – танец.
– Вы видите?! – девушка снова смотрела прямо на нас, а сзади нее сновали языки пламени и грозно вздымали свое оружие к небу темные фигуры. – Они такие забавные! Просто–таки ожившая история! Думаю, я все–таки стану их богиней, так что если вы когда–нибудь меня найдете, я смогу оказать вам просто божественный прием.
Она рассмеялась собственным словам и окно потемнело, а когда зажглось вновь, я не смогла сдержать возгласа изумления. Я снова смотрела внутрь святилища, но передо мной была не прекрасная девушка, а безобразная старуха. Лицо ее было так покрыто морщинами, что напоминало печеное яблоко, роскошные локоны превратились в редкие седые волосы, нос и подбородок крючками выпирали вперед, а цвет глаз трудно было определить, до того они были тусклыми. При виде этих глаз мне стало не по себе – что–то в них мне было до боли знакомо, но я никак не могла вспомнить, что именно. Старуха тем временем вздохнула и заговорила тихим и слегка хрипловатым голосом.
– Давно я тут не была, да… Вот, пришла попрощаться. Я ведь все равно ждала вас, ждала всю свою жизнь, но вы так и не пришли за мной. Думаю, не смогли, да вот только мне от этого не легче. Надежды уже нет, а это тело долго не протянет. Еще год или два – и Великая Мать покинет свой народ. И ведь какая ирония, – она ткнула костлявым ссохшимся пальцем прямо в нас и криво усмехнулась, – механизмы для переноса сознания в порядке, ничуть не пострадали, а переносить его мне некуда. Я долго пыталась заставить работать механизм копирования тел, но того, что там сломано, нету в оставшихся работать механизмах, а мои дикари научатся делать такие вещи в лучшем случае через пару тысяч лет.
– Конечно, соблазн велик. – добавила она лихорадочным шепотом после непродолжительного молчания. – Мне словно нашептывает кто–то на ухо: вот же, готовые тела, ходят вокруг тебя, слушают тебя, подчиняются тебе. Бери любое, сажай в кресло и забирай себе! На что им жизнь, примитивным существам, неспособным даже осознать ее ценность? Да и, в конце концов, ты очень много им дала, многому научила, многое показала. Разве не справедливо будет, если они расплатятся с тобой за это? Ведь боги требуют человеческих жертв, а ты – их богиня! Но я знаю, что не должна поступать так. И не поступлю. Знайте про это, если вы все–таки когда–то придете в этот мир. Прощайте.
Картинка исчезла и так долго не появлялась, что я уже решила, что на этом все. Но вот окно снова осветилось, показав нам молодую темноволосую девушку со смуглой кожей и довольно грубоватыми чертами лица.
– Да, это я. – она посмотрела на нас и я внезапно поняла, откуда мне знаком этот взгляд – точно такой же, состоящий из смеси мудрости, понимания и отстраненности был у Старшей Сестры. – Я сделала это, и не вам осуждать меня. Это не вас бросили совсем одну в чужом мире! Это не вы смотрели каждый день на свое стареющее тело, зная, что заменить его нечем! Не вас предали и позабыли, но вы предали и позабыли меня! Это ваша вина, что мне пришлось так поступить, и знаете, что я вам скажу? Если вы хотели погубить меня, то знайте, что у вас ничего не вышло. Я буду жить, жить вопреки всему! А вы будьте прокляты! Если вы когда–то найдете дорогу в это мир – мой мир, я уничтожу вас всех, одного за другим. Никто не уйдет от мести Великой Матери, потому что воля моя священна!