Ксенна.
– Ксенна? – пальцы мага наконец–то разжались и я упала на землю, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух. – Значит, святилище действительно то, что мы так долго искали… Но зачем? И как ты смогла? Откуда ты знала, как это сделать?
Какое–то время я могла только стоять на четвереньках, откашливаясь и стараясь надышаться. Когда в висках наконец перестало бешено стучать, а черные круги, до которых сжался весь видимый мир, исчезли, уселась прямо на песок и посмотрела на мага снизу вверх.
– Мне пришлось. Я не лгала тебе, когда рассказывала про ядовитую стрелу и про смерть. Меня действительно подстрелили во время разгрома Аль–Хиры и мое тело должно было умереть. Но Великая Мать подсказала мне другой путь. Чтобы воля ее была выполнена, мне пришлось забрать тело Ахмара. Я с удовольствием взяла бы чье–то другое, но возможности выбирать у меня не было.
Снова дышать было замечательно, как, впрочем, и то, что мне не нужно было уже следить за речью и говорить как мужчина. Вот только какой–то туман все продолжал заволакивать взгляд, время от времени превращая лицо по прежнему изумленно глядящего на меня мага в размытое пятно.
– Ты чудовище. – он как–то очень медленно опустился и присел напротив меня. – Он ведь был готов загубить себя самого ради тебя. А ты взяла его жизнь.
– Не для себя. Для Великой Матери. Ее воля священна. – туман исчез, но странная лень овладела мной. Просто неимоверным усилием я подняла руку и ущипнула себя за ухо, пытаясь придти в чувство. Время растянулось и превратилось в липкий сироп, а я была завязшей в нем мухой. – Что ты сделал со мной, маг?
– Яяяя? – медленно протянул он. – Это не я… Что происходит?
Слева на земле появились чьи–то босые ноги и я попыталась поднять голову, чтобы разглядеть их хозяина. Я задирала ее все выше и выше, а тело все никак не кончалось, продолжая тянуться вверх. Наконец–то появилось лицо. Халим.
– Все кончено, демоны. – его мальчишеский голос звенел от возбуждения. – Вы больше не причините никому зла. А Оден простит меня.
– Ты отравил нас, мерзавец? – я слышала свой голос словно с стороны.
– Это не яд. Дурман. Вы еще увидите Белый Храм перед смертью, и легкой она для вас не будет. – ответил мне уже другой голос. – Свяжите их на всякий случай, хотя раньше чем через день они двигаться все равно не смогут. И мальчика тоже. А ты, кади, готовь кинжал. Если муршидом сегодня быть мне, то палачом – тебе.
Вокруг замелькали темные фигуры и я почувствовала, как в руки и ноги врезаются веревки, хотя боли от этого не было. Ощущение нереальности происходящего осталось, но вдобавок появилась тревога, пронзительная и визгливая, заставляющая все внутри трепетать, подобно испуганному мотыльку.
– Кади, что ты до сих пор возишься? Если у тебя нет своего кинжала, возьми один у демона, это все равно не испортит обряд. Теперь усадите их тут. – произнес все тот же голос и я почувствовала, как меня тащат в сторону. – Пусть смотрят.
На что смотрят? Я со всей силы зажмурила глаза и помотала головой. Стало полегче. Когда я открыла глаза, мне показалось, что все, происходившее несколько последних дней, было нелепым сном, и я снова наблюдаю через решетку зафаррской тюрьмы на судилище верных. Только жертва в этот раз была одна. На песке передо мной лежал связанный и полностью обнаженный Халим, а над ним нависали зафаррский кади и незнакомый мне человек в белом одеянии с узорчатой синей вышивкой. В руках у кади был мой кинжал, а у белой фигуры – объемистый мешочек.
– К отцу нашему Одену я обращаюсь! – завопил белый. – Знаешь ты, что тяжела вина этого мальчика, но знаешь ты так же и то, что превозмог он скверну, отринул Локи и остался верным тебе. Потому, достоин он прощения твоего, хоть и через тяжкое искупление. Ныне очищаем мы тело и душу его Льдом, чтобы достоин он был своей новой жизни! Помилуй и прости его, владыка Оден!
Как только жрец закончил свою речь, кади тут же опустился на колени и, воткнув кинжал чуть повыше паха, принялся деловито вспарывать Халиму живот, ведя разрез снизу вверх. Послышался хруст – и я увидела, что во рту мальчика между зубов сжата деревяшка. Он, бледнея и обливаясь потом, терзал ее, чтобы не закричать, и я не могла понять, что именно так хрустит – дерево, или его крошащиеся зубы.
– Осторожно, не задень сердце. – бросил белый жрец кади, когда тот дошел до груди. Он молча кивнул и продолжал резать, налегая на кинжал всем телом, чтобы выламывать ребра, но погружая внутрь только кончик лезвия. Доведя разрез почти до шеи, он остановился и встал, утирая с лица обильно текущий пот. Мальчика била крупная дрожь, он дергался телом во все стороны и мычал, продолжая грызть деревяшку.
– Во имя Одена и Льда, да будешь ты спасен для жизни вечной! – торжественно провозгласил белый жрец и, наклонившись над Халимом, начал высыпать в разрез соль из мешочка. Мальчик сначала держался, но потом не выдержал, и, выплюнув деревяшку, закричал. Закричал страшно, как дикий зверь, взвизгивая и всхлипывая, изгибаясь дугой и снова падая на песок. Жрец спокойно продолжил свое дело, и засыпав соль в разрез до конца, начал зачерпывать ее из мешочка щедрыми пригоршнями и швырять на тело сверху. Когда мешок опустел, он молча стал рядом и закрыл глаза. Халим продолжал дергаться и кричать, но все слабее и слабее, пока крик не перерос в негромкие визги, в которых уже не было ничего человеческого. Тогда кади снова опустился на колени и провел кинжалом по горлу. Послышалось бульканье, мальчик еще несколько раз дернулся и затих. Кади поднялся и встал рядом со жрецом, так же закрыв глаза.
– Ну, ты довольна? – сидящий рядом маг шептал мне это в самое ухо, но мне казалось, что он кричит на всю пустыню. – Ты ведь такая же, как они, слуга своей Великой Матери! Из–за твоего фанатизма и жестокости погиб сейчас этот мальчик. Как нарочно, они даже взрезали его твоим кинжалом! Ты не чувствуешь иронии судьбы? Из–за того, что ты так легко отбирала чужие жизни, мы теперь тоже потеряем свои. Этого не произошло бы, не будь ты таким чудовищем – ты даже сама не понимаешь, насколько бездушным и жестоким. Но я помогу тебе осознать, что ты натворила. Я собирался рассказать Ахмару после твоего суда в Аль–Хире одну важную вещь, но мятеж Верных не дал мне сделать этого. Расскажу сейчас тебе. Приготовься услышать кое–что важное. Пока Красный Орден существовал, мы могли узнать очень многое о человеке по его крови. Кровь Ахмара мы получили, когда он проходил у нас обучение, а твою, как ты помнишь, я взял у тебя в его доме. И мы увидели кое–что интересное. Вы с ним были брат и сестра, Ксенна! Как бы это невероятно звучало, учитывая обстоятельства вашей встречи, но это именно так, и с этим не поспоришь! Понимаешь, что ты натворила?! Ради своей богини ты убила собственного брата! Живи теперь с этим весь недолгий остаток своих дней, пока верные не убьют нас – из–за твоей глупости и жестокости. Ты сама сделала все возможное, чтобы все произошло именно так!
– Ты врешь, мерзавец! Ты просто хочешь заставить меня раскаяться за то, что я отбирала жизни у этих никчемных людишек! Я не виновата, что мальчишка оказался таким же безумным фанатиком, как они все, и предал нас! Это его выбор, а не мой!
– О чем шепчетесь, демоны? – кади, оказывается, перестал медитировать рядом со жрецом и стоял теперь перед нами. – Вас ждет то же самое, порождения скверны, вот только ваши мучения продолжаться и после смерти. Мальчика мы от вас спасли, но вот вам самим спасения не будет.
– Послушай меня, верный. – я пристально посмотрела на него. – Я обещаю тебе и тому негодяю в белом, что вы оба умрете такой же страшной смертью, как этот глупый мальчишка. Я позабочусь об этом лично!
Он наклонился ко мне и расхохотался, и тогда я плюнула ему прямо в лицо. Кади взревел, выдернул из–за пояса саблю и, перевернув лезвие плашмя, со всей силы опустил мне на голову.
И наступила темнота…
… а потом в темноте появились картинки…
… и я ясно понимала, что это не сон…
… а осколок памяти, той самой, что я считала утраченной навсегда…
… по зеленому–зеленому лесу, в котором много–много деревьев, идут мальчик и девочка. Девочке на вид лет двенадцать, мальчику около восьми – десяти. Девочка – это я. А мальчик – это Ахмар, хоть его пока зовут совсем не так, впрочем, как и меня.
– Закрой глаза. – говорит мальчику девочка, которая я. – Я отведу тебя на полянку, где много–много земляники. Но обещай, что не будешь подсматривать.
– Хорошо. – важно кивает тот. – Но и ты обещай, что не бросишь меня тут.
Он закрывает глаза, и она ведет его вперед, затем выталкивает на небольшую полянку, а сама прячется в кустах.
– Ты где? – возмущенно кричит мальчик, открыв глаза. – Так нечестно! Ты же мне обещала!
А девочка весело хихикает в кустах. Ей смешно, что она снова так весело подшутила над простофилей–братцем. Но потом ей становится не до смеха, потому что кусты на другом конце полянки шевелятся, и из них появляется крупный серый волк, а за ним следом еще два, помельче.
Мальчик кричит. Он тоже увидел волков. А теперь и они его увидели.
Крупный волк рычит и в два прыжка пересекает поляну. Мальчик пытается пятиться назад, но спотыкается о ветку и падает. Волк прыгает вперед.
Но девочка уже там. В руке у нее нож, потому что они с мальчиком шли собирать грибы. В последний момент она успевает встать между мальчиком и волком, и челюсти почти смыкаются на ее левой руке, но правую она заводит вниз и вонзает нож волку меж ребер – именно туда, где бьется звериное сердце.
Все, он мертв. А двое других видели это, испугались и убежали.
Девочка гладит по голове ревущего мальчика, по ее руке течет кровь, но она улыбается.
– Испугался, дурашка? – говорит она. – Я никогда не брошу тебя, братик…
… а вот уже другая картинка…
… но ее я уже помню хорошо…
… Мы с Ахмаром в святилище, он помогает мне сесть на кресло, а я говорю ему сесть на другое, стоящее напротив. С которого, как я наверняка знаю, ему уже никогда не подняться…
«Я никогда не брошу тебя, братик…»
Я хочу умереть.
Часть третья: время истины.
Снова в Мекку.
Персоналу предписываются действия, минимизирующие вмешательство в нормальный ход событий, рассчитываемый из всей совокупности имеющихся данных. Возможные злоупотребления, хоть и не будут преследоваться, ввиду непопадания гипотетического местного населения под юрисдикцию любых возможных правоохранительных фирм нашего мира, будут, тем не менее, преданы огласке усилиями Компании по возвращении Персонала обратно. Это предупреждение доводится до сведения Персонала с целью предотвращения морального падения, и в дальнейшем каждый член Персонала в этом отношении волен поступать на свой страх и риск, принимая последствия своих действий как их должное продолжение и закономерное следствие.
Ксенна.
Голова раскалывалась.
Голова просто адски раскалывалась. Шел третий день, как мы выехали из Зафарры в Мекку, и на этот раз верные всерьез озаботились тем, чтобы мы не сбежали. Нас везли в железной клетке, закрепленной на специальной повозке, пищу нам подавали внутрь на длинных жердях, а неподалеку постоянно находились несколько всадников с луками наизготовку, не спускающие с нас глаз ни днем, ни ночью. Ах, да, и разумеется, вокруг клетки были накиданы непременные кристаллы соли, а мерзкий жрец несколько раз на дню проводил свои ритуалы, зачитывая вслух ахинею из своей книжонки. Как обычно, что–то про демонов, Локи, Скверну и Одена, который обязательно накажет кого нужно и наградит всех заслуживших. Причем в силу ритуалов и книги он, похоже, и сам не особо верил, поскольку устраивал свои чтения на почтительном расстоянии от нас, не рискуя подходить ближе.
А впрочем, плевать. Плевать на все, кроме головы, что раскалывается от солнца. От солнца и от того безумия, что обрушилось на меня и подмяло под себя целиком, ежеминутно крича мне о том, что я убила собственного брата, о существовании которого я никогда не могла бы догадаться, если бы не те обрывки снов о прошлом, что посещали меня время от времени. Единственное, чего мне хотелось – чтобы эти чудовища поскорее довезли нас до Мекки и торжественно зарезали на своем празднестве. Я ведь заслужила этого. Жить мне больше незачем. Я была клинком Великой Матери, стражем Святилища, одной из тех, кто хранит древние тайные знания, вся моя жизнь была служением. А оказалась в итоге тупой фанатичной дурой, ничуть не лучше любого из Верных, загубившей собственного брата. Так пусть все это побыстрей закончится и пустота, поселившаяся в моей душе, сменится той настоящей пустотой, в которую уходят все из смертных в конце своего жизненного пути. Хотелось бы, конечно, уйти в вечность не корчащимся обрубком, посыпанным солью, но боюсь, язык я себе, как тот давний фанатик, откусить не смогу. Хотя, есть один вариант…
– Маг, послушай меня. – впервые со времени нашего пленения я решила с ним заговорить. – Ты можешь выполнить одну мою просьбу? Сломай мне шею. Я не хочу мучиться перед смертью, доставляя радость этим животным.
– Ого! – он бросил на меня изумленный взгляд из–под своего капюшона. – Вот такого я от тебя не ожидал.
– Не ожидал? Ты же сам помог мне понять, кем я стала. Жить мне больше незачем, а исправить то, что я наделала – уже невозможно. Исход один, и разница лишь в том, убьешь ли меня ты, быстро и без мучений, или верные, долго и болезненно.
– Давай скажем так… – начал он медленно, склонив голову набок. – Возможно, если бы мы все–таки попали в твое Святилище, у меня бы появилась некая вероятность именно исправить то, что ты сделала. Ценой твоей жизни, правда, но ты ведь ею уже и не дорожишь. Так не лучше ли…
– Ох, старик! – я расхохоталась прямо ему в лицо. – Ты думаешь, я смогу в это поверить? Я вижу лишь то, что тебе не хочется умирать, и ты надеешься выдумками купить мою помощь. А что самое забавное – не верю я тебе по твоей же милости. Ты разрушил мою веру, маг, показал мне, к чему она меня привела. Больше я ничего и никогда не приму на веру – пусть это останется уделом тех, кто скоро будет свежевать нас наживую, раз ты отказываешься помочь мне умереть быстро.
– Ну что ж, это справедливо… – маг надолго задумался, а затем продолжил. – Ты действительно не обязана мне верить. Но ты можешь понять. Задавай мне любые вопросы и я отвечу. А потом сама решишь, стоит ли доверять моим словам.
– Хорошо. – я уселась поудобнее и приготовилась к долгому разговору. – Начнем с самого простого. Как тебя вообще зовут?
– Однако! – в голосе мага явно слышалось веселье. – Вот это как раз таки непростой вопрос. Я боюсь, ты не сможешь произнести мое настоящее имя. Звучит оно так…
И он издал нечто непонятное, состоящее из щелчков и присвистываний, звучавшее примерно как «гхаа–нтуу–хфьюю».
– Ладно. Тогда я буду звать тебя просто «Ганту», на манер языка парсов. Давай тогда дальше, Ганту. Расскажи мне про магов. Кто вы, зачем пришли в Империю, для чего вам так понадобилось святилище моего клана?
– Да, вот и основное… Ты готова выслушать длинную историю Ксенна? Длинную – потому что я не смогу объяснить тебе всего правильно, так, чтобы ты сразу смогла понять. Не обижайся, но сейчас мне придется подбирать слова так, как будто я разговариваю с пятилетним ребенком и должен объяснить ему писания философов из александрийской библиотеки. Дело не в том, что ты глупая, нет, просто у вас еще нет нужных знаний. Но давай, все же приступим.
Представь, что ты подкидываешь в воздух динарий. Он может упасть как одной, так и другой стороной – это называется вероятность. Если ты сейчас это сделаешь, то увидишь, что монета упала одной стороной, но на самом деле все события, у которых есть вероятность – а это, по сути, все возможные события на свете – происходят так: одна вероятность становится материальной, настоящей, осуществленной в нашем существующем мире, но остальные тоже происходят, просто остаются как бы размазанными по этой самой вероятности… Проклятье! Ну как я могу тебе это объяснить! Я сам себя сейчас не очень хорошо понимаю.
– Продолжай. Я попытаюсь понять то, что смогу.
– Хорошо. Так вот, каждая из вероятностей, возможностей, происходящих ежесекундно, порождает множество целых миров. Тот, в котором монетка падает решкой, становится настоящим, а тот, где орлом – возможным. Все эти возможные миры так и остаются только возможными, но иногда, в редчайших случаях, мы еще сами до конца хорошо не понимаем, как и почему, вероятность становится материальной и появляется целый новый мир, во всем похожий на уже существующий, кроме исхода одного события, которое его и создало. Но миры не пересекаются друг с другом. Представь себе площадь, разделенную высоченной стеной на две части. Ты с одной стороны стены и хочешь построить дом, но не можешь решить, с одним или с двумя этажами. Вот в этих редчайших случаях ты появляешься и с другой стороны стены и вы строите по разные стороны два разных дома. И живете дальше, не подозревая о существовании друг друга и о том что ваши миры теперь различаются количеством этажей построенного дома. Потому что между вами стена и друг о друге вы не знаете.
– То есть вы из мира, который очень похож на наш? И вы научились ломать стенку? – я примерно понимала, о чем он говорит, не считая этих непонятных «возможных миров». – Подожди, тогда получается, что есть мир, где я не убивала Ахмара?
– Такой мир, конечно, есть, в вероятности он существует. Но он практически наверняка не стал настоящим, шансы на это… – Ганту задумался. – Примерно как если ты возьмешь число звезд на небе и повторишь его столько раз, сколько звезд на небе, а потом попробуешь угадать из них одну нужную. Я же говорю – это исключительно редкий случай, когда мир становится из вероятного реальным. Мы пока нашли только пять, и ваш был первым. Но тут есть еще один нюанс. Время – это совсем не такая простая вещь, как тебе кажется. Скажем так, каждый мир плавает в своем времени, словно корабль в океане, и только когда мы «ломаем стену», эти времена привязываются друг к другу. Случайным образом, но навсегда, с тех пор, как это произошло. Поэтому ваш мир похож на наш, каким он был несколько тысяч лет назад. Именно потому мы тут можем быть грозными магами, хотя особо проницательные, вроде Ахмара, могут догадаться о правде – вся наша «магия» просто специальные сложные механизмы. Вы тоже когда–нибудь такие придумаете и изготовите, и никакой особой магии в них нет. Это все просто знания и умения, которые отделяют наше время от вашего. Если ты покажешь дикарю, как можешь в любой момент развести по своему желанию костер, то он тоже будет считать тебя огненным божеством, хотя вся магия, что ты будешь использовать, заключается в кремне и кресале. То же самое и наши амулеты – они выглядят для вас волшебством, но для нас просто привычные инструменты, в которых нет никакой мистики.
– А насколько сильно мы отличаемся? Ведь из твоих слов выходит, – сказала я, задумчиво почесывая затылок, – что вы знаете наше будущее, раз мы для вас как прошлое. Ты можешь сказать мне, чем все это закончится? Верных остановят, или они захватят весь мир?
– О, нет, Ксенна, – Ганту усмехнулся, – нельзя предсказывать будущее. Тут ведь в чем дело – мы совершенно не представляем, какое событие разделило два мира. Наверняка оно было совершенно незначительным, возможно даже незаметным. Но потом последствия этого события начали накапливаться, цепляясь одно за другое, и вы уже значительно отличаетесь от нашего прошлого. Скажем, у нас не было Верных. Может, их основатель и существовал, но в нашем мире тут уже давно всем заправляла одна суровая и жестокая религия, не хуже этих ваших поклонников Одена, поэтому у него не было никаких шансов. А у вас эта религия не возникла, потому что их пророка убили войска первого Хана во времена основания Империи. У нас же никакие Ханы тут не появились, потому что в одной далекой восточной стране местный правитель не стал лишать сына наследства и выгонять из дома. А у этого поступка тоже была своя причина. Понимаешь? У вас будет совсем другое будущее, и оно, как будущему и положено, пока неизвестно. Да и мы ведь, честно сказать, меняем нормальный ход событий. Как бы мы не старались вмешиваться пореже в ваши дела, свой вклад наши действия тоже вносят. Будем надеяться, что к лучшему. Я успел полюбить ваш мир за то время, что я тут, и хотелось бы, чтобы у вас все было хорошо – насколько это, конечно, возможно.
– А зачем вы вообще пришли сюда? Завоевать – непохоже, торговать – мы ничего не можем вам предложить. Что вам нужно?
– Знания. Любопытство – вот то, что всегда толкало человечество вперед. Вы ведь тоже путешествуете, открываете новые земли, и не всегда ради денег и власти. Вас, как и нас, влечет вперед инстинкт исследователя, первооткрывателя. То, что, если задуматься, и составляет суть человека и его отличие от всех других существ на этой планете, и в вашем и в нашем варианте. Новые знания – уже самодостаточная награда для любого разумного человека. Впрочем, знания ведь тоже в конечном счете используются, чтобы сделать свою жизнь лучше, поэтому можно сказать, что мы пришли сюда за выгодой. А еще ты зря думаешь, что вам нечего нам предложить. Самое банальное – вы сейчас добываете из недр, например, металлические руды, но пока совершенно не интересуетесь некоторыми другими ископаемыми, которые вам просто негде сейчас использовать. Мы же копаем землю уже давно и успели истратить запасы некоторых очень редких веществ. Конечно, мы нашли способ обходиться и без них, но тем не менее, для нас они будут иметь ценность. В долговременной перспективе, вы рано или поздно научитесь сами добывать их и вполне могли бы продавать их нам, а это уже обоюдная выгода. Но не только. Именно тут, в вашем мире, у нас была еще одна цель. И я почти уверен, что это ваше святилище, к которому я уже два раза подбирался почти вплотную, но оба раза, увы…
– Святилище? – вот это уже ввергло меня в недоумение. – Нет, я поняла, что оно вас чем–то очень сильно заинтересовало, но явиться в другой мир ради него… Подожди, а как вы вообще о нем узнали?
– Понимаешь, Ксенна, я почти уверен, что то, что ты называешь святилищем – это.. Дом? Корабль? У вас нет такого слова… В общем, это то, в чем сюда прибыла наша первая экспедиция.
– Я не понимаю…
– Я тоже не очень хорошо понимаю, и надеюсь, что ты многое мне объяснишь. Как я тебе уже говорил, ваш мир был первым, который мы обнаружили. До этого существование таких миров было доказано нашими мудрецами, но на словах. А тут наконец реальное подтверждение! Конечно, начался ажиотаж, и первую экспедицию отправили чуть ли в тот же год, хотя мы еще не научились абсолютно правильно пробивать стену между мирами. Решили рискнуть. Последнее, что мы поняли – что корабль, будем все–таки называть его так, не стал точкой соприкосновения и два мира не привязались друг к другу временем. Вместо этого он как бы соскользнул, сразу став частью вашего мира и попав в его время. Неизвестно в какое. Правда, унести его могло только в прошлое, по сравнению с теперешним нашим общим временем. Но насколько далеко – дело случая. Сто лет, тысяча, тысяча тысяч… Больше мы не рисковали. Когда мы научились все делать правильно, отправляя вместо себя механизмы, только тогда и решились вновь отправится сюда. Надеясь все–таки найти тех первых, что попали в ваш мир. Найти и вернуть назад. Но сколько мы не искали, сколько не собирали знания и древние предания – все было напрасно. Мы прошерстили Песчаную Империю вдоль и поперек – и не получили никакой вменяемой информации о том, что нам нужно. Пока не появился Ахмар вместе с тобой и рассказом о племени, которому покровительствует некая неизвестная всем остальным богиня. У которого, к тому же, есть тайное место, что надо прятать от всех. Мы решили, что это наш последний шанс найти то, что нам нужно, потому и вмешались, чтобы выторговать твое спасение и проверить, что именно вы так охраняете. Но не успели… Верные атаковали слишком внезапно, и даже наши механизмы, занятые прогнозом возможных событий, не смогли этого предусмотреть и учесть логику безумцев, хотя мы и подозревали, что они рано или поздно захватят власть в Империи. А еще мы слишком расслабились, опекаемые своими амулетами и механизмами, возомнили себя действительно всесильными, за что и расплатились. Кто же мог подумать, что дикари могут придумать способ нейтрализовать и даже убить нас?
– Кстати, да. Расскажи, почему вы оказались так беспомощны тогда на площади?
– Я же говорю – мы оказались не готовы. С собой у нас были только защитные амулеты и теоретически этого должно было хватить. Как только началась заварушка, мы накрыли себя специальным куполом, таким же, в который заперли Абд–Одена, когда он попытался убить Хана. Но у кого–то из этих фанатиков хватило мозгов, а может это было просто печальное совпадение – но они облили наш купол греческим огнем и подожги. Убрать мы его после этого не могли, а из–за некоторых особенностей такого вида защиты, воздух в нем стал со страшной силой нагреваться. Я понял, к чему это приведет, и успел выбросить все амулеты с себя, а остальные не успели. Когда воздух прогрелся достаточно, что произошло очень быстро, наши амулеты стали взрываться. Двоих наших разорвало на части, меня же, по какой–то счастливой случайности, всего лишь зашвырнуло в близлежащий дом, после чего завалило кирпичами. Пришел в себя я на следующий день. Аль–Хира догорала, левая рука и нога у меня были сломаны, и я отлеживался еще несколько дней, прежде чем смог ночью добраться до нашей Цитадели. Вернее, до того, что от нее осталось. Насколько я понимаю, оставшиеся в живых сами взорвали ее изнутри, а после ушли в наш мир.
– Почему они бросили тебя? – удивилась я. – Разве у вас так принято? Ты же говоришь, что вы пришли разыскать первых пропавших, спасти их?
– А они не знали, что я жив. – печально ответил Ганту. – И не знают до сих пор, потому как если бы знали – наверняка бы вернулись за мной. Каждый из нас носил браслет, который отправлял в Цитадель сигнал о том, что его хозяин жив. Свой я выкинул вместе со всеми амулетами. Конечно, наши наверняка прислали ночью механизм, чтобы посмотреть, что случилось – и нашли останки разорванных на части магов возле полуразрушенного взрывом дома. Исследовать все досконально они никак не могли – Верные в это время, как мне кажется, уже пытались штурмовать Цитадель. Думаю, я и сам в такой ситуации принял бы решение уйти, чтобы сохранить жизни оставшихся, а выяснение того, чем было ваше Святилище на самом деле, оставил бы следующей экспедиции, гораздо более подготовленной, возможно даже тайной, не привлекающей к себе такого внимания, как это делали мы.
Но теперь, – продолжил он после короткой паузы, – теперь я уверен почти наверняка. То, как ты попала в тело Ахмара – это наша технология. И я знаю, как она работает.
– Тогда объясняй! Я и вправду могу его вернуть?
– Можешь. Но тебе придется умереть. Сейчас объясню, как смогу. Видишь ли, эта технология была создана нами, конечно, не для того, чтобы переселяться в чужое тело. Мы используем ее для продления собственной жизни. Берем маленькую часть своего тела, любую – каплю крови, кусочек кожи. И выращиваем из нее свою копию, но несколько измененную – у нее изначально нет той части мозга, что отвечает за сознание, личность человека, получается эдакий болванчик, в котором нет разума. Ну и, конечно, внешний вид тоже можно изменить в широких пределах – скажем, поэтому у меня довольно экзотическая, по вашим меркам внешность, да и остальные члены экспедиции тоже ввергли бы вас в ужас, если бы мы ходили без масок. Так то, от природы, мы изначально выглядим точно так же как вы, а потом уже начинаем переделывать новые тела по своим вкусам. Но я что–то отвлекся…
Так вот, потом мы, как бы это дико для тебя не звучало, переписываем себя на специальный маленький механизм, который вводится в голову болванчика и крепится там к основанию мозга, перехватывая пути управления телом, тот самый пучок нервов, что находится внутри позвоночника. След от этой операции я и увидел у тебя на затылке. Мы, конечно, никогда не использовали ее таким образом, как это сделала ты, но, насколько я понимаю, с Ахмаром все хорошо. Он просто спит глубоким сном без сновидений. И как только я отключу механизм, в котором сейчас пребывает твоя сущность, он проснется. Но ты при этом умрешь. А теперь, пожалуйста, объясни мне ты – каким волшебным образом ты научилась управлять нашими механизмами, чтобы провести сложнейшую операцию? Для чего вы использовали Святилище? Что оно вообще представляет из себя?
– Ну смотри, – начала я, – нашим кланом правит Старшая Сестра…
И тут наш разговор был прерван дикими криками охранников из авангарда, галдящих и тыкающих пальцами в появившееся на горизонте облако пыли. Скоро стало понятно, что на нас мчит во весь опор отряд хорошо вооруженных воинов…