С помощью прохожих Леночка нашла метро, которое оказалось совсем рядом, буквально при первом повороте на выходе, между Ярославским и Ленинградскими вокзалами. Подойдя к дежурной по станции, Леночка спросила, как ей добраться до института Склифосовского, быстро записала за ней на листок бумаги и пройдя к эскалатору, смело встала на движущиеся вниз ступени. Надо сказать, что это непростое испытание и кто впервые это делает, не каждый переносит со спокойным сердцем. Перед Леночкой, стоящей на самом верху эскалатора, открылась если не бездна, то что-то вроде того, но она лишь крепче сжала рукой поручень, стараясь не смотреть вниз. Москвичам этого не понять, они с самого раннего детства пассажиры подземки, а вот у некоторых гостей столицы, которые впервые попали в метро, случается иногда что-то похожее на шок.
Сойдя с эскалатора, Леночка села в вагон и через несколько остановок с пересадкой доехала до станции «Сухаревская», далее уже на выходе из метро прохожие объяснили ей как добраться до института, оказалось, что это совсем близко, прямо на Садовом кольце. Как историк, Леночка, конечно, знала, что создание странноприимного дома связано с романтической историей любви между графом Николаем Петровичем Шереметьевым и его крепостной актрисой Прасковьей Ивановной Ковалевой, известной под сценическим псевдонимом Жемчугова. Влюбленные обвенчались в 1801 году, однако смерть безжалостно унесла в могилу его любимую. В 1803 году, через две недели после родов Прасковья умерла, оставив графу крошечного сына и наследника.
Странноприимный дом стал памятником этой любви, для строительства граф привлек знаменитого итальянского архитектора Кваренги. В Шереметьевскую больницу везли всех тяжело раненных, которые не могли заплатить за лечение. Сам Шереметьев в Устав больницы заложил правило безвозмездности оказания медицинской помощи.
И вот, Леночка вошла на территорию этого «города в городе», нашла согласно схеме, висящей при входе, место расположения главного корпуса, затем отстояв очередь в справочную, узнала, что врач – реаниматолог Воронцов Олег Геннадьевич на работе, в отделении экстренной помощи, но ее туда никто не пустит, она может дождаться его в приемном зале перед отделением реанимации. Надо просто сидеть там и ждать, когда он выйдет на встречу с посетителями и родственниками пациентов.
Лена прошла бесконечную череду больничных коридоров и переходов, прежде чем найти этот зал ожидания. Это было довольно большое помещение со стоящими вдоль стен диванами и креслами, обитыми коричневым дермантином. Почти все места были заняты посетителями и лишь одно кресло под раскидистой пальмой в огромной кадке пустовало, в него-то и села Леночка с твердым намерением дождаться Олега. Главное, что ее кресло под пальмой находилось как раз напротив дверей, над которыми было написано: РЕАНИМАЦИЯ. Сквозь стекло перегородки ей был виден длинный коридор по которому перемещался медперсонал, возились каталки с пациентами и без, короче, шли обычные медицинские будни этой крупнейшей тогда больницы страны на базе скорой помощи.
На больничных часах было двадцать минут первого. Лена ожидала Олега уже почти два часа. Она почувствовала, что ей ужасно захотелось есть, но она усилием воли отогнала от себя чувство голода, твердо уверенная, что стоит ей ненадолго отойти, как он тут ж выйдет, затем уйдет и больше не появится вновь, а она не увидит его и уедет ни с чем, так и не встретившись.
– Нет, буду сидеть здесь до последнего и обязательно дождусь, главное, что он на работе. – Периодически из реанимационного отделения выходили врачи и медперсонал, но Олега не было. Посетители приходили и уходили, одни сменяли других, открывались и закрывались двери служебного лифта, перевозящего сотрудников института, но среди них она так и не увидала его. Прошло еще не менее часа, вдруг дверь реанимационного отделения открылась и из него в белом халате и шапочке вышел Олег и направился прямо к Леночке слегка улыбаясь своей уже такой знакомой улыбкой. А она встала со своего кресла под пальмой, сделала несколько шагов ему навстречу, но он прошел мимо совсем рядом, даже не заметив ее. И тут только Леночка заметила ее, стоящую у окна женщину, к которой направлялся Олег. Просто, но дорого и со вкусом одетая, на ней были светло-бежевые брюки, такого же цвета кашемировая водолазка, через плечо был перекинут палантин в теплой цветовой гамме от бежевого до терракотового цветов, который был ей очень к лицу. На ногах были светлые в тон батильоны на высоких шпильках. Леночке было все хорошо видно сквозь раскидистые листья, прикрывающей ее пальмы. Она стояла не в силах оторваться от этих двоих, а они стояли и тихо беседовали. Затем Лена ясно увидела, как Олег взял руки женщины в свои руки, они продолжали беседу, а он все не выпускал их из своих рук, а она молча внимательно слушала его. Скупое зимнее солнце вышло из-за туч и на минуту осветило лицо женщины, которое показалось Леночке знакомым, она уже почти не сомневалась, что видит перед собой мать Марины, но женщине на вид было не больше тридцати двух—тридцати пяти лет, а Марининой матери должно быть не меньше сорока, а то и больше… Тут открылась дверь и молоденькая медсестричка произнесла:
– Олег Геннадьевич, подойдите пожалуйста в реанимацию. —
Олег нежно, как показалось Леночке, сжал руки женщины на прощание и быстрыми шагами, проходя мимо Леночки, скрылся за дверью, ведущей в реанимацию.
Лена стояла, как каменный столп и только одна мысль пульсировала в ее голове:
– Он прошел совсем рядом, он смотрел и не видел меня, как будто я предмет или пальма, которая здесь, наверное, со дня основания института. —
Лене захотелось побыстрее уйти, убежать, покинуть это место как можно скорее. Она направилась к выходу и вдруг в дверях лицом к лицу столкнулась с Мариной, которую не видела с окончания школы и которую меньше всего хотела бы сейчас встретить здесь.
Марина сразу узнала Леночку и отступать было уже некуда. Марина удивленно подняв брови, спросила:
– Лена? Лена Крылевская? Что ты тут делаешь? – Она настолько прямолинейно задала свой вопрос, что Лена смутилась и совершенно растерялась, а Марина увлекла ее за собой и подвела к матери.
– Мама, ты помнишь Лену, Лену Крылевскую? Мы учились в одном классе в Вологжанске. – Мама Марины подняла свои прекрасные, но ничего не выражавшие глаза и повисла неловкая пауза. Марине так и не удалось получить от Леночки вразумительного ответа, что она делает в Москве в институте Склифосовского, да и еще в отделении реанимации. Немного помолчав Марина произнесла:
– У меня здесь папа. На Новый год с ним случилось несчастье – инфаркт, если бы в Вологжанске в это время не было нашего знакомого врача-реаниматолога, который спас папу, организовал его доставку в Москву, в институт Склифосовского на реанимобиле, а затем и на вертолете, то папы уже не было бы на свете. Олег, – затем добавила – Олег Геннадьевич спас папу. – В глазах Марины показались слезы, которые она тут же поборола.
– Лена, я тебя сразу узнала, ты совсем не изменилась, хоть и прошло почти пять лет. —
– А ты изменилась, Марина – отозвалась Леночка. – стала очень похожа на свою маму. – И Лена перевела глаза на Маринину маму, нельзя не заметить, что сходство между ними было поразительным.
– Я зашла отдать Олегу Геннадьевичу ключи от его квартиры. Он случайно оставил у нас дома, когда был в гостях у папы. —
– Он был у вас в гостях? – Марина удивленно подняла высокие брови над своими красивыми и так похожими на материнские глазами.
– Да, Олег Геннадьевич давно знаком с папой, он интересуется историей города и происхождением своей семьи, а папа помогал ему с архивами. – Лена раскрыла сумочку и достав из нее связку ключей на красивом брелоке, протянула ее Марине.
– Пожалуйста, отдай ключи Олегу Геннадьевичу и передай ему привет от нашей семьи. – и, развернувшись, Леночка направилась к выходу.
Мама Марины так и не проронившая ни слова, внимательно посмотрела ей в след.
Быстро, почти стремительно пробежав лестничные пролеты и бесконечные коридоры института, Леночка, выхватив из рук гардеробщицы свою шубку, накинула ее даже не застегнувшись на пуговицы, и без шапки выбежала на улицу, как будто вот-вот задохнется в этом огромном здании. Она стала искать выход с территории института и ведомая каким-то судорожным чутьем, увидела служебный проход, перекрытый шлагбаумом. Она проскользнула мимо будки охранника и оказалась на территории большого парка расположенного сразу за институтом.
В парке было тихо и пустынно. Тишину нарушало только карканье ворон, круживших в сером небе над верхушками деревьев. Здесь время, как будто остановилось и застряло между старыми дубами. Как знать, может эти дубы помнят еще самого графа Шереметьева…
Леночка села на лавочку, холодную и влажную и совсем потеряла счет времени, может час прошел, может больше. И тут только она вспомнила, что ей нужно купить билет домой. Она с трудом поднялась с лавочки и уныло побрела как зомби, плохо соображая куда идет. Она инстинктивно шла на шум улиц и вышла на Садовое кольцо по которому неслись бесчисленные машины. Вне своего сознания, она пересекла Садовое кольцо и вышла на большую площадь, посреди которой стояла огромная ель, украшенная красными пластмассовыми звездами и лампами уличных гирлянд. Из репродуктора доносилась музыка какого-то мультфильма, толпился народ, крича бегали дети. Вся эта кутерьма и суматоха напоминала, что праздник продолжается, что сегодня суббота, а завтра – воскресенье, первые выходные наступившего Нового года.
Леночка безучастно брела посреди этой праздной толпы с таким трагическим выражением лица, что нечаянно наткнувшийся на нее парень, даже отпрянул. А она без шапки, которую где-то обронила, с растрепавшимися на зимнем ветру длинными волосами, была и впрямь похожа на зомби. Она не заметила, как прошла станцию метро и все шла, и шла по Садовому кольцу, которое опоясывая весь центр Москвы, как и положено кольцу, замыкается в круг.
И тут ее заметил молодой парень-милиционер на УАЗике. Он вышел из машины и спросил у Леночки, что у нее случилось и чем ей помочь. Она подняла на него почти невидящие глаза и сказала:
– Мне на вокзал надо, на Ярославский. —
Милиционер сказал:
– Садись в машину, это рядом, я довезу. —
В машине было тепло. Леночка ехала молча, милиционер довез ее до вокзала и еще раз поинтересовался, чем ей помочь, но Лена поблагодарив и отказавшись от помощи, пошла к зданию вокзала. Ведомая каким-то внутренним чутьем, она подошла к билетной кассе и купила себе билет в обратный путь. Поезд отправлялся ночью, в 23.50, а на вокзальных часах было 15.18, т.е. у нее почти девять часов ожидания. Вспомнила, что кроме утреннего чая с бутербродом, который она наспех съела в поезде, в ее желудке ничего не было. Но и аппетита тоже не было. Лена хоть и слабо соображала, но понимала, что нужно хоть что-то съесть. Она раскрыла сумку, нашла там бутерброды с колбасой и сыром, завернутые в фольгу, да еще апельсин, о котором забыла.
Сходив в туалет и вымыв руки с обмылком серого цвета, Лена вернулась в вокзальный зал ожидания. Она села подальше ото всех пассажиров, в самый дольний угол, развернула фольгу с бутербродами и заставила себя есть. Она жевала и глотала, не чувствуя вкуса, словно это были камни. Затем достала апельсин и начала чистить его, наполняя цитрусовым ароматом ближайшее вокруг себя пространство. С апельсином было покончено тоже безо всякого удовольствия.
Лена сидела на неудобном вокзальном сидении, прислонясь правой стороной тела к облицованной темным гранитом стене зала ожидания. Прямо напротив нее стоял киоск, торгующий печатной продукцией. Лена встала, купила какой-то журнал, вернулась на свое место, развернула его в надежде что-то почитать и отвлечься от всего и всех, но вдруг к горлу подкатил ком слез, вопреки воли и рассудку слезы брызнули из глаз Леночки, застилая все вокруг. Закрывшись журналом, как спасительным прикрытием, Леночка не стала с ними бороться, она сидела неподвижно и лицо ее было похоже на посмертную маску. А слезы текли и текли. Сколько времени так прошло неизвестно… Когда слезы закончились и высохли на ее лице, на Леночку накатила смертельная усталость, сковавшая ее, и она провалилась если не в сон, то в транс. Ей что-то виделось, временами она открывала глаза, чтобы посмотреть на часы, висевшие напротив, затем вновь проваливалась в состояние полузабытья. За огромными окнами вокзального помещения сгущались московские сумерки, ничем не отличавшиеся от вологжанских сумерек, напоминавших Леночке черничный кисель, который варила мама из собранных в лесу ягод черники.
Голос из громкоговорителя сообщил, что объявляется посадка на поезд Москва – Вологжанск, отправляющийся с седьмого пути в 23.50. Слабое сознание донесло до Леночки, что это ее поезд, ей надо идти на седьмой путь и сесть в вагон состава, который отвезет ее домой. Еле поднявшись с неудобного сидения, после девятичасового ожидания, Леночка пошла к седьмому пути подобно сомнамбуле, бредущей среди ночи. Наконец, она вошла в свой вагон, нашла свое место и сразу легла, с головой накрывшись одеялом, поверх которого была ее шуба. Хорошо, что на этот раз у нее была нижняя полка, пусть и плацкарта.
Люди проходили мимо, несли на руках спящих детей, укладывали их, укладывались сами. Лена лежала повернувшись лицом к стенке, не шевелясь и казалось даже не дыша. Вскоре все расположились на своих местах, поезд тронулся в путь и свет в вагоне стал приглушенным. Светили слабо горевшие лампочки в начале и в конце вагона, и лишь отсветы от путейных фонарей за окнами прорезали темноту поезда, чередуясь со стуком колес. Поезд мерно покачивался и Лена заснула, она спала, как мертвая и даже если бы кто-то ударил над ее головой в гонг, наверное, и это не вырвало бы ее из тяжелого и какого-то нездорового сна, сковавшего все ее тело. Всю ночь она так и пролежала на одном боку, повернувшись к стене и лишь утром, уже на подъезде к Вологжанску, проводница тронула ее за плечо. Опытные глаза сразу определили, что девушка больна и у нее жар. Проводница принесла чай и дала Леночке таблетку аспирина, поинтересовавшись придет ли кто-нибудь ее встречать к поезду. Лена что-то неразборчиво, как в бреду ответила ей, положив послушно в рот таблетку и запив ее горячим чаем. Больше она пить чай не стала, а так и сидела в шубе, уткнувшись в окно. Соседи не стали ее расспрашивать и с облегчением вздохнули, когда поезд подъехал к Вологжанску. Все стали выходить и никто не обращал внимания на девушку, сидящую у окна поезда, может она кого-то дожидается и смотрит на платформу, вглядываясь в лица встречающих.
Вскоре вагон опустел, а Леночка все так же сидела, пока ее не увидела проводница и запричитала над ней:
– Милая, да что с тобой? – она тронула ее за плечо, заглядывая в мертвенно бледное лицо девушки. – И что мне с тобой делать… сейчас вызову тебе скорую, пока поезд не отогнали. Ты сиди здесь и жди меня. – и проводница, грузная женщина предпенсионного возраста, тяжело дыша от многолетней отдышки, поспешила на станцию к телефону.
Подъехала скорая, Леночку уложили на носилки и понесли к машине. Она то теряла сознание, то ненадолго приходила в себя. Молоденькая медсестричка, сидящая рядом с ней в машине скорой, успела спросить и записать номер ее домашнего телефона.
Глава 11 Возвращение из небытия
Очнулась Лена в палате больницы и увидела над собой лицо папы с встревоженными, переполненными болью глазами. Лена не сказала, не прошептала, а как-то выдохнула:
– Папа… —
Подошел врач, взял Леночкину руку проверил пульс. Затем сделал какое-то распоряжение медсестре и та подошла сделать укол Леночке. Лена даже не почувствовала боль от тупой иглы. Это сейчас все привыкли к одноразовым шприцам, а тогда иглы по-старинке стерилизовали, кипятя их в металлических коробках. Со временем иглы тупились, причиняя страх и боль пациентам, да и сами иглы были толстые, не то что сейчас – тоненькие и уколы от них не больнее комариного укуса.
Лена смотрела на папу и вдруг его образ стал искажаться подобно кругам по воде из-за кинутого в нее камня. Сознание Леночки отключилось и она ушла в другие миры, иногда возвращаясь ненадолго.
В одно из таких «возвращений» она ясно видела перед собой лицо молодого мужчины в белом, ненадолго вышедшее из забытья сознание скользнуло по его лицу и опять погрузилось в небытие. А с уходом сознания перестает существовать и время, а с ним и смысл бытия. Может Бог и наградил людей этим «спасательным кругом» – кратковременным уходом в иные миры, чтобы поблуждав там, снова вернуться и продолжить жить.
Так произошло и с Леночкой. Однажды солнечным и не таким уже зимним утром, она очнулась и пришла в себя в боксе городской больницы. Она лежала в одноместной палате, разглядывая солнечные блики на потолке, они дрожали и обещали скорую весну.
– Сколько я здесь? – первое, что пришло ей на ум. Она вдруг услышала звуки приближающихся голосов и грохот от передвижения больничных тележек, на которых развозят еду по палатам. И еще она почувствовала запах больничной еды, что-то отдаленно напоминавшее кофе, вернее то, что обычно варят в больничных кухнях и называют это кофе. Но Леночка сейчас бы не отказалась и от такого напитка, ей вдруг захотелось есть и пить. Так и лежала она, продолжая рассматривать солнечных зайчиков, с потолка переместившихся на стены покрытые голубой краской.
Вдруг дверь ее палаты открылась и Лена увидела лицо молодого мужчины в белом халате и шапочке, который смотрел на нее ярко-голубыми глазами и счастливо улыбался. Мужчина вошел, и подойдя к лежащей на больничной койке Леночке, радостно произнес:
– Доброе утро, Лена Крылевская, с возвращением! – Это был ее лечащий врач Олег Иванович.
– Олег, опять Олег! – мелькнуло в сознании Леночки, но боли уже не было. Она плохо помнила, как попала в больницу, смутно помнила свою поездку в Москву… Все смешалось в какой-то клубок, где нить событий была потеряна, но это и помогло ей освободиться от боли, свалившей ее тогда в поезде и которая привела и уложила ее на больничную койку.
– Сколько я здесь? – спросила Леночка, глядя в большие голубые глаза врача.
– Да уж скоро месяц. Ох, и задала ты нам всем работы, всю больницу на уши поставила, не хотела приходить в себя и все. Лежала тут, как спящая красавица. -
– Да, уж красавица – подумала про себя Леночка, переводя взгляд на свои бледные и тонкие, как стебли водяной кувшинки руки. Да и рубашка на мне не моя – больничная, старушечья какая-то. -
– Теперь все будет хорошо. – сказал Олег Иванович
– Пойду обрадую ваших родителей, они мне доставили не меньше хлопот, чем вы, особенно папа. Упорно не желал покидать больницу, с твердым намереньем остаться здесь жить. Уж я и так и этак, еле уговорил, они ведь с мамой не отходили от вас первые две недели после реанимации, насилу выпроводил их домой.
– Боже, я уже почти месяц здесь. – Леночке ужасно захотелось увидеть родителей, особенно папу. – А можно им ко мне? – спросила Леночка с тайной надеждой обращаясь к врачу.
– Не только можно, но и нужно и даже необходимо. – заверил Олег Иванович и весело подмигнул ей. – Сейчас будете завтракать, Вам необходимо подкрепиться, а я пошел звонить родителям. – и, улыбнувшись своей, какой-то особенно-светлой улыбкой, он поправил на голове чуть съехавшую на затылок белую медицинскую шапочку и тут Лена увидела у него на правой руке обручальное кольцо и от этого почему-то стало немного грустно.
– Он женат, такой веселый, молодой, голубоглазый! Тот, кто был с ней весь этот месяц, спасал ее, не отходил от нее… О, Боже, и почему?.. Я бы смогла полюбить его, я это сразу почувствовала. Мне не нужны для этого годы, не нужны свидания под Луной, мне кажется, я все про него знаю… – говорило Чувство.
– Прекрати, не уносись в свои романтические фантазии, не накручивай себя – твердил Разум. – ты только что вернулась с того света, тебе, что мало? —
На этот раз Чувство согласилось с Разумом и Лена уравновесила свои внутренние весы.
Двери открылись и в палату въехала тележка с дымящейся кашей и так называемым кофе. Молоденькая, в белом переднике и косынке санитарочка поставила на тумбочку рядом с Леночкой все эти «яства». Кроме «кофе» и манной каши был еще хлеб с кубиком сливочного масла и небольшой треугольничек сыра. Санитарочка улыбнулась, затем, закрыв за собой дверь, покатила грохочущую тележку по больничному коридору в другие палаты. Каша была горячей. Леночка, взяв большую алюминиевую ложку, зачерпнула ею кашу и отправила в рот, так она и съела почти все. Затем отпила пару глотков « кофе», размазала на хлебе той же ложкой масло и начала есть, но без «кофе». Его она была не в силах пить, хотя отпила все же еще пару глотков, чтобы хоть чуть-чуть наполниться влагой. Во рту ощущалась горечь и какой-то привкус, видимо, от лекарств.
После завтрака Лена встала и медленно подошла к небольшому зеркалу, висящему над раковиной. Лена глянула на себя в зеркало, на нее смотрело ее отражение. Леночка понимала, что это она, но девушка в зеркале была ей почти не знакома.
– Неужели это я? – Круги под глазами и почерневшие, местами растрескавшиеся губы. Лена потрогала их и впервые ощутила боль, до этого боль она не чувствовала, она за этот месяц отвыкла от прикосновений и потеряла некоторую чувствительность.
– Может это от лекарств которыми меня потчевали весь этот месяц? – задалась вопросом Леночка. Раздался стук в дверь и знакомый уже голос врача Олега Ивановича спросил за дверью:
– Можно войти? —
– Секундочку. – ответила Леночка, быстро юркнула в постель и натянула одеяло до подбородка, отчего-то застыдясь.
– Господи, я в такой короткой рубашке, он наверняка видел меня всякую… (памперсов тогда и в помине не было, тем более в провинциальных больницах.) От одной этой мысли Леночка зарделась.
– Войдите – сказала она.
Врач вошел и сообщил ей, все также улыбаясь, но теперь уже какой-то смущенной улыбкой:
– Ваши родители скоро приедут, они очень рады и соскучились. Я тоже очень рад, мне нравится, что Вы улыбаетесь, Лена. Постарайтесь и с ними побольше улыбаться. – с этими словами он закрыл за собой дверь.
Лена лежала и ждала, ей казалось, что она не видела родителей вечность.
– И почему так? Я не чувствовала ход времени пока была без сознания. А вот родителей, как будто вечность не видела… все же интересно устроен мозг человека. – размышляла Леночка.
Вдруг в дверь опять постучали, она распахнулась, на пороге стояли ее родители – мама с папой, такие смущенно-притихшие, будто пришли не к своей дочери, а к вернувшейся из космоса астронавтке.
Лена села на кровать и протянув к ним руки, позвала:
– Мама, папа – Родители в одно мгновение оказались около нее. Все трое они обнялись в каком-то странном сплетении рук и слезы полились у всех троих. Не в силах остановить эти потоки, Леночка первая произнесла:
– Не будем плакать, я жива, хорошо себя чувствую и Олег Иванович просил меня улыбаться вам, а мы все ревем. – Вытерев рукой слезы, Леночка посмотрела на родителей и сказала:
– Как же я соскучилась по вам, как я хочу домой! —
Выписали Леночку через неделю и десятого февраля она была дома. Она смогла влиться в институтский ритм, наверстав упущенное во время болезни. Это было нетрудно для нее, уровень ее знаний был несравнимо выше чем у среднестатистического студента. Преподаватели знали это и красный диплом был Леночке гарантирован. И дело было вовсе не в фамилии ее отца – известного историка-краеведа, сама Леночка являла собой образец студентки, серьезно увлеченной наукой. Ее с нетерпением ждут в родной школе, теперь городской гимназии №2, старейшей в городе. В институте уговаривают остаться на кафедре и продолжить обучение в аспирантуре.
Дома тоже все потихоньку наладилось, только стало как-то тише, даже мама притихла и старалась не докучать Леночке своими расспросами, – Наверное, Олег Иванович провел с ней беседу. – подумалось Леночке.
Как оказалось, Олег учился у папы, когда тот устроился на пол ставки преподавателя истории в его школу.
– Бедный папа, он всю жизнь ищет какие-то подработки, вечно куда-то спешит. А в последнее время как-то осунулся и похудел. Это я во всем виновата, он не выходил из больницы, пока я была в коме. У мамы более устойчивая нервная система, по ней не скажешь, что она тоже переживала за меня и в больнице сменяла папу. Женщины – живучие существа. Я тоже женщина, хоть еще и не совсем. Кома все выбила из меня, если б не кома, я бы все еще страдала и мучилась. А сейчас мне все произошедшее кажется каким-то давним сном, будто это все случилось и не со мной, а с какой-то другой девушкой. —
При выписке из больницы Олег Иванович рекомендовал больше гулять, особенно по вечерам ей, а также папе. Леночка вспомнила, как он глянул тогда на папу, а тот согласно, почти по-детски, кивнул ему в ответ. И они стали гулять с папой перед сном. Мама не захотела присоединиться к ним. В это время она смотрела по телевизору программу «Время» и ни за что не желала пожертвовать ей, пусть даже и во благо здоровья.
– Я из вас самая крепкая – заявила мама так уверено, что все доводы и аргументы в пользу здорового образа жизни растаяли в воздухе. Лена и папа гуляли по улицам их старинного города, где папа знал каждый дом, кем и когда он был построен, кто был прежним владельцем, знал старые названия улиц, переименованных после революции.
На одной из таких ежевечерних прогулок, посреди сумерек их окликнули:
– Николай Константинович, Лена! – перед ними возник Олег Иванович с молодой женщиной, держащей его под руку. – Познакомьтесь, моя жена Ирина. – представил женщину Олег Иванович. – Вижу, что вы выполняете мои рекомендации. Как себя чувствуешь, Лена? – Олег внимательно заглянул в лицо Леночки, освещенное уличным фонарем.
– Спасибо, все хорошо. – слабо улыбнулась в ответ Леночка.
– Мы тоже гуляем, – смущенно произнес Олег Иванович и тогда Леночка заметила, что его жена на последнем сроке беременности. Пальто на ней было застегнуто только на три верхние пуговицы и полы его расходились.
– Я помню ваши уроки, было так интересно, что я даже захотел стать историком, как Николай Константинович, но родители все же уговорили поступать в медицинский. —
– И правильно сделали, теперь мы имеем замечательного врача в городе. Знаем куда нам обращаться, если что. – с грустной улыбкой заметил папа.
– Жаль, что в нашей горбольнице нет достойного оборудования, многое приходится делать по старинке, дедовскими методами. – еще грустнее ответил Олег Иванович. Затем они распрощались и разошлись в противоположные стороны.
Молчание прервал папа:
– Я совсем немного проработал в школе, а учеников, как оказалось, у меня не так уж и мало и, главное, помнят. Жаль, что я его совсем не помню. – Лена молча шла под руку с отцом, вспоминая счастливые лица молодой пары – Олега и Ирины.
– Сколько ей лет? Наверное, моя ровесница, мне уже двадцать два. Жаль, что мой День рождения прошел в больнице, вернее его у меня совсем не было, я еще пребывала в коме. Олег вытащил меня оттуда. Один Олег загнал, а другой Олег вытащил и оба врачи.
Глава 12 Потеря папы
Как-то среди ночи Лена проснулась и пошла в туалет. На кухне горел свет и пахло корвалолом. У ночного окна стоял папа, который был похож на ребенка, застигнутого врасплох за поеданием сладкого. В руках у папы была рюмка с накапанным в нее корвалолом. Сон мгновенно слетел с Леночки.
– Папа, что с тобой? Я вызову скорую. – Лена дернулась к телефону. Но папа положил свою руку на аппарат.
– Не надо, дочка, уже все прошло. Все хорошо. Спи, не волнуйся, тебе нельзя. – сказал папа, уходя с кухни в спальню, этот случай заставил Леночку повнимательней приглядываться к папе. Она настояла, чтобы он посетил врача и даже сама хотела позвонить Олегу Ивановичу, чтобы лично отвести к нему в больницу папу. Но папа напомнил, что ему уже сорок семь лет, он не маленький, но и не настолько старый, чтобы дочь ходила с ним по врачам. Он умел подобрать нужные аргументы и успокоить дочь. Делал он это мягко, деликатно, но решительно и Леночка послушалась его. Она окунулась в круговерть студенческой жизни, последнего этапа перед защитой диплома.
22 апреля – День рождения Ленина. Леночка с детства помнила торжественные школьные линейки и песни, посвященные Вождю революции, с утра звучавшие по радио. Этот день стоял особняком в советском календаре, хоть и не был выходным. А к началу 90-х пафос этого праздника, так и не ставшего общенародным, сошел на нет. Но папа иногда позволял себе, отрывая листок настенного календаря и усиленно изображая из себя оперного певца, зычным голосом пропевать: – Ленин всегда живой, Ленин всегда со мной, в горе, в надежде и в радости… – отношение к Ленину было у него всегда, даже до «Перестройки», как к злому гению. Папа никогда не был коммунистом и даже не стремился в партийные ряды, в отличии от мамы, та в вопросах идеологии чувствовала свое превосходство над ним, но дома они никогда не устраивали политические дебаты, избавив дочь от подобного. Папа был скорее аполитичен, во внутренней эмиграции от идеологии компартии.
И вот в один из таких дней, 22 апреля 1993 года, папа прилег в спальне. Было позднее утро или ранний день, часов двенадцать. Солнце заливало все окна квартиры. Мама загрузила стиральную машину бельем, а когда часа через полтора она остановилась, выполнив свою работу по обеспечению семьи чистым бельем, мама сложила отстиранное в большой пластиковый таз и попросила Леночку развесить вещи для просушки на лоджии. Лоджия была в спальне, где отдыхал папа. Леночка тихонько на цыпочках вошла и стараясь не разбудить папу, выскользнула на лоджию.
Солнечные лучи были уже горячи и обещали все быстро высушить. Развесив по веревкам вещи, Леночка тихонько вернулась с лоджии в спальню и только тогда заметила темные пятна на папином лице. Глаза были закрыты, лицо спокойное, казалось он спит. Лена взяла папу за руку, которая лежала вдоль его тела, рука была холодная. Первый раз Лена воочию видела смерть, смерть любимого и близкого ей человека. Ведь только сегодня утром он пил с ними чай и даже затянул свое традиционное о вечно живом Ленине… Как тонка грань между жизнью и смертью. Лена сидела так, пока не услышала за дверью голос мамы:
– Лена, что ты так долго? – Мама приоткрыла дверь и увидела лежащего на их кровати папу и сидящую возле него дочь, всю в слезах с мертвенно-бледным лицом.