Глава девяносто седьмая
Заключительная глава второй части и этого романа.
Звук барабанов гремел по округе. Это была тревожная дробь. Дробь, возвещавшая несчастье.
Воины медленно вошли через ворота стойбища. Взволнованный народ начал стекаться к главному проходу. Таррос не чувствовал ног. Он знал, что он куда-то идет. Но не понимал, просто выполняя действие и не задумываясь о том, что делает. Он не мог думать. Не мог соображать. Все эти лица, смотрящие на них. Неужели на его плече тело его женщины? Нет, этого не может быть. Это слишком сурово. Даже для него – человека, привыкшего к лишениям.
Пока они шли, перед глазами мелькали его несбывшиеся мечты: Эрис родила ему крошечного сынишку, вот они с Эрис обнимают их общих детей, отец тренирует и учит отроков хитростям воина, дает наставления, счастливая мать заботится о них. Эрис целует супруга. Он ощущал ее теплые объятия. Чувствовал благоухание ее волос и кожи. И он снова начинал плакать. Боль была физическая – ему мерещилось, что с него сдерли кожу, а нутро наполнили горящими углями. Ничто не успокоит его ни сейчас, ни потом. И ничто не излечит его.
Как долго он ждал её, его милую Эрис. Он вспоминал, как когда-то взял на руки маленькую милую девочку с необычными глазами. И кто бы знал, кто бы мог рассказать ему тогда, что эта девочка вырастет и приручит его мятежное сердце. Что именно она согреет его и подарит спокойствие. Что именно та бойкая девушка, скрывавшая свое красивое лицо под строгим шлемом, откроет ему глаза на некоторые вещи и сделает его лучше. Кто бы мог поведать, что посредством этой женщины Аллах наставит жестокого храмовника на истинный путь. Кто бы мог рассказать, что эта жизнь будет бесжалостно пинать их по углам этого мира и что им суждено будет встретиться здесь, на чужбине? Кто бы мог рассказать ему, что его нежную и ласковую Эрис убьют так, убьют дикие звери?
"Я обидел тебя. Огорчил. А если бы ты не вышла? Если бы осталась? Нет, они бы пришли домой. И что тогда? Если бы я уже ушел?"
Гонимый Шайтан нашептал в его ухо слово «Если». Проклятый Аллахом непокорный джинн вводил убежденного Тарроса в отчаянье. Сначала он рассорил супругов, а это его самое важное дело, ибо весь мир зиждится на слове "семья".
Таррос повторял Истиазу. *Аузу билляхи минаш-шайтонир-раджим. (араб.)* Его сомнения проходили, ибо только Господь знал, как лучше.
– Малик! Сынок! – мама Амина кинулась к ним с платформы. – Аббас! Тюркют, Арслан! Не молчите!
Малик остановил шествие. Они опустили носилки и Таррос сам приоткрыл лицо своей жены. Мама Амина дико вскрикнула. Фатима, Мария, Нуркыз, Агейп, Беркут – все они уже были здесь. Таррос сел около ее головы и закрылся ото всех рукой, молча вытирая слезы. Проклятые змеи в лице Айдын бея и его дружков тоже были среди увеличивающейся толпы.
– Кто? – спросила рыдающая Фатима.
– Монгольские нукеры… – ответил Малик бей. Он отошел от них, приказывая солдатам идти на кладбище и готовить могилу.
Люди начали подходить и прощаться с Эрис. Они со скорбными лицами сочувствовали вдовцу. Малик бей вернулся со знаменем Баяты. Он укрыл им воительницу, оказав честь.
Таррос посмотрел на ее личико, медленно скрывающееся под флагом – оно по прежнему было красивым и свежим. Он не мог вытерпеть эту адскую муку. Таррос громко зарыдал. И ему не важно, что столько глаз наблюдали за ним. Он склонился и уткнулся лбом в изголовье носилок, у ее лица. Он содрогался в судорожном плаче. Уверенный мужской голос, ставший таким жалобным. Никто не посмел остановить этот порыв. Никто не посмел обмолвить и слова.
Когда силы его кончились он замер так – не смотря ни на кого. Его лицо было скрыто. Он не шевелился и не вставал. Люди продолжали подходить и удаляться по очереди. Он не видел, как Мария плакала рядом с его супругой. Не видел, как Беркут трогал окоченевшую руку Эрис. Не видел, как отяжелевшая Агейп смотрела на вчерашнего грозного командира, у которого, оказывается, тоже есть сердце. Избранница Леона понимающе глядела на Тарроса-Аббаса – когда-то он похоронил ее любимого мужчину, пойдя против воли главаря. Он не видел, как Айтогду и Батур подсели рядом, как Айгюль спрятала плачущее лицо на груди Арслан-альпа. Не видел, как Амина ана тяжело дышала. Он не видел, как Кокжаловцы, сняв воинские шапки, угрюмо стояли за его спиной. Время остановилось для Тарроса-Аббаса и он больше не замечал, что жизнь других продолжается.
С этого момента жизнь стала проходить мимо него.
Он замер в таком положении. Его ноги затекли. Некоторые начали думать, что он уснул или тоже умер. Айтогду смотрел на его поникшие плечи и сгорбленную спину – он дышал.
– Брат Аббас… – Тюркют потянул его. – Могила готова, брат. При слове могила Таррос вздрогнул. Вот и настал этот леденящий душу момент.
– Да. – глухо отозвался он. Таррос тихо зашептал:
– Милая моя Эрис. Я скоро приду к тебе. Я чувствую, ты рядом со мной. Я ощущаю – ты обнимаешь меня за плечи. Моя чистая Дина. Ты знаешь, моя ревнивица – я любил, люблю и буду любить только тебя. Я иду за кровью убийц. И скоро мы соединимся с тобой навечно. Не бойся гнева Господа, ты пала мученицей и расчет твой будет легок. Я доволен тобой, как муж. Я люблю тебя, единственная моя. – он поцеловал ее лоб, откинув знамя. Таррос в последний раз посмотрел на ее лицо. Оно светилось.
Таррос глазами подозвал братьев. Тюркют, Арслан и Аят помогли поднять Эрис. Они занесли ее в господский шатер и вышли. Мама Амина, Фатима и Мария вошли, чтобы завернуть её в саван.
Шахидов не обмывают. Не обмыли и её.
Плачущие женщины позвали Тарроса. Кровотечение Эрис не остановилось. Это еще один признак мучеников.
Бойцы Кокжал заменили Тюркюта и Аята. Малик заменил Арслана. Таррос не уступал своего места никому.
Они взялись за четыре шеста тобута – погребальных носилок. Они понесли Эрис, и люди видели их лица.
Впереди шествия не было никого. Позади – огромное племя Баяты и все те, кого они приютили. Люди шли молча. Мужчины, женщины, дети. Кузнец Булат поменялся с Атабеком, ювелир Даврон поменялся с Тураном – все хотели нести человека, все хотели прикоснуться к тобуту и напомнить себе, что смерть – истина, от которой не скрыться и не убежать. Ни богач, ни бедняк, ни ученый, ни невежда, ни пророк, ни порочный человек, ни мужчина, ни женщина, и даже дети: никто не застрахован от внезапного прихода самого нежеланного гостя – Ангела Смерти.
Они остановились на равнине. Эрис положили. Началась заупокойная молитва, собравшая огромное количество людей. Когда все было закончено, шествие возобновилось.
Таррос подходил к кладбищу. Он увидел насыпь рыхлой земли. Его лицо снова немо задрожало. Он мужчина. И мужчины тоже плачут.
Эрис взяли. Она была завернута в саван и толстое покрывало. Таррос сам опустил ее в углубление в стене могилы – ляхад. Малик помог ему. Потом они закрыли его досками и она скрылась из виду. Горсть за горстью – вскоре и это закончилось. Закончилось очередное испытание, а боль в душе Тарроса останется навсегда.
Люди ушли. Что было в стойбище, Таррос не имеет понятия. Он сидел у ее могилы до последнего. Он читал её Коран – теперь Таррос носит его с собой. Аббас читал с запинками и медленно – но у таких людей награды больше. Его надежда – это Вера. И только она заставляет подниматься отчаившихся.
За Тарросом пришел Малик бей. Он позвал его – войны уходили в поход.
Путь Эрис-Дины закончен. Путь ее любимого командира Тарроса-Аббаса по этой жизни пока продожался.
Таррос прятался от жалостливых взоров. Он не хотел слушать то, что расковыряет его больное сердце. Он молча забрал Йылдырыма. В его внутреннем кармане лежал кулон, снятый с шеи любимой. И Таррос решил смотреть на него почаще, при каждом намазе – дабы память не запылилась, боль не утихла, любовь не угасла. Таков был его постоянный характер, который когда-то разглядела юная критянка. И с той поры никто и ничто не смогли отвернуть ее преданное сердце от этого сильного человека.
Весна кончилась. Солнце по-прежнему светило. Оно не грело. Оно не приносило свет в душу тоскующего влюбленного. Солнце жарило его голову, но он не чувствовал этого. Ветер не вдохновлял его. Он сушил кожу измученного путника, но Таррос не ощущал его. Голод, жажда – Таррос игнорировал зов тела. Он пил и питался не потому что хочет, а потому что надо. Соратники видели то, как подействовала на диоикитиса утрата. Они не могли ему помочь ничем – никто не осмеливался говорить и советовать. И даже Малик бей, читающий проповеди всем подряд, кто бы то ни был: пристрастившийся к вину или блуду, притеснитель или униженный; молчал. Ибо их историю любви теперь знали все. Все знали, как Дина простила человека, причинившего ей неимоверное количество страданий. Простила, потому что любила всегда только его. Люди говорили, как командир неверных встретил свою любимую жену в их рядах и отрекся от зла, последовав за ней.
И теперь никто не смел трогать этого человека. Они видели, как он искренне молится. Наблюдали, как он молчит и говорит лишь из вежливости либо при обстоятельствах. Он не замкнулся и не обезумел – он принял все, как положено. Он не был сломлен и его не нужно было вытаскивать из бездны. Нет. Просто теперь Аббас понял, что нужно просто смириться и ждать своего часа, не ропща. Он был благодарен Богу за то короткое счастье, что он познал, находясь рядом с Эрис. И если бы ему дали выбор родиться снова и пройти все те ужасы, что он видел в жизни ради тех коротких месяцев любви, Таррос бы согласился, не раздумывая. И он точно знал, что Эрис была бы готова поступить так же. Она сама нежно шептала ему об этом, когда находилась рядом. И это чувство ее любви – пускай она ушла, но любовь ее никуда не делась. Она все так же согревала его душу, обернув в уютный кокон. На лице Тарроса остались окаменелые следы от перенесенного горя, но ощущение ее близости вызывало на нем улыбку. Таррос чувствовал, что совсем скоро уйдет к жене, соединится с ней. Он вспоминал всех родных людей – маму, отца, родителей Алессандро и его самого, Каллисту. Он сравнивал боль своих лишений. И Таррос убеждался в мудрости Бога – почему в Раю мужчина будет постоянно жить только с любимой супругой, а не с другими членами семьи, что лишь иногда будут радовать своим присутствием. Те члены семьи, дети и друзья тоже будут заняты своим личным счастьем. Это счастье – самое главное.
Дорога прошла для диоикитиса незаметно. Легкие конные войска Малика нагнали степенную армию султана Гияс-ад-Дина. Синяя форма его солдат отличалась от одежд номадов. Их знамя с двуглавым орлом вилось над каждым отрядом. Далеко впереди было видно личное знамя самого Гияс-ад-Дина – флаг со львом. Он был прикреплен к седлу белой лошади правителя. Еще дальше шло бесчисленное количество союзников. Когда Таррос находился на холме, он видел сияющее под лучами море стали и обилие разноцветных орифламм, вьющихся от ветра.
Теперь они будут идти медленнее, потому что султан останавливался и приказывал раскидывать шатры. Он был уверен в победе, ему удалось совершить невозможное – он собрал почти восемьдесят тысяч хороших бойцов. И эта огромная армада двигалась на восток.
Но правитель увидел в дороге печальные последствия нашествия – люди бросали дома, поля и места оседлости, убегали и кочевники. Народ двигался в противоположную сторону. И скоро Иоанну Дуке придется распахнуть ворота для многочисленных беженцев. Угнетающее знойное небо, пыль и высохшая трава была вокруг идущих колонн солдат.
Они остановились по приказу правителя. До ила Себастия, что был в самом центре султаната, оставалось немного. Гияс-ад-Дин хотел добраться до удобного ущелья Лысой Горы – Кёсе Даг, что находилась дальше. Но сейчас он решил дать войску возможность отдохнуть.
Акынджы – смелые люди. Свободолюбивые газии, подчиняющиеся закону Всевышнего. Выходцы из Туркестанских, Туранских, Жетысуских, Туркменских и других земель. Люди, не подчинившиеся «объединителю» Чингисхану и его последователям. В чьей крови присутствует пряность дикого типчака. Кыпчаки, номады, половцы, кочевники, печенеги, булгары, мадьяры, хазары – всё это и еще много других названий носят они, проживающие в суровых условиях от Алтайских вершин до Венгерских степей, доходящие до Мавеннахра и блуждающие по всей Анатолии. Некоторые тюрки примкнули к зачинщикам – монголам. Некоторые ушли. И одним из ушедших суждено было написать новые страницы в летописях истории.
– Командир Таррос Каллерджи! Вас вызывает Гияс-ад-Дин! – гонец прибыл с посланием от султана.
– Передай ему мой салам. – произнес сидящий на земле Таррос. Он держал в руке тот самый кулон любимой. Сейчас он переливался всеми цветами радуги. Его грубые пальцы нежно прикасались к шлифованным граням хрусталя.
– Вы не имеете права отказывать Кей Хосрову! – крикнул гонец, которого проинформировали заранее, с кем придется иметь дело.
– Послушай! – Таррос свирепо взглянул на посланца. – Я уважаю Гияс-ад-Дина. Передай ему мою просьбу – Каллергис хочет умереть спокойно. Я буду сражаться плечом к плечу с акынджы.
– Ну, как знаешь. – сказал гонец, поправляя свой меч. Таррос кивнул ему на удаление. Тот досадно помотал головой и уехал.
Был привал, вызванные старшины советовались с султаном о стратегии. И было решено постараться дойти до самого ущелья. Стрелков решили распределить на удобных позициях. И началось деление. Людей разделили на отряды – конники, стрелки, пехотинцы.
– Брат Аббас. – к Тарросу подсел Малик бей и Тюркют, вернувшиеся от султана.
– Слушаю. – Таррос по-прежнему сидел под зноем. Его кольчужный капюшон закрывал голову. Горячий ветер делал его взор утомленным. Йылдырым стоял рядом и мотал хвостом. Командир не посмотрел на сарацина.
– Брат. – он обратился к нему. – Султан соболезнует. Он хочет, чтобы ты взял управление хотя бы одной тысячей. Это мало, но он уверен в тебе.
– Я пойду рядовым.
– Почему ты не хочешь, брат? Она верила в тебя.
Таррос взглянул на Малика. Его взор был болезненный.
– Брат. Я устал, понимаешь? Просто устал. Я не могу ораторствовать. Не могу зажечь кого то. Я потух сам. Погас.
– Но она надеялась. Сестра знала, что ты можешь всё. Она смотрит на тебя сейчас и не желает, чтобы ты падал духом. – походные костры доносили сизый дымок, сквозь которое просвечивало рыжее солнце. Малик смотрел на испытывающего усталость надломленного человека.
– Ты, Малик, хороший человек. Я никогда бы не подумал, что встану в ряды сарацин. Скажи мне кто-нибудь об этом несколько лет назад у Святых земель, зарубил бы его. – сказал Таррос, оскалясь. – Да… Эта жизнь – до невероятия непостижима. Я не хочу брать ответственность за чьи-то жизни. Я не смог отгородить её… – он прерывисто вдохнул. Аббас зажмурился и прикоснулся губами к подвеске Эрис. Он быстро спрятал ее за пазухой, пристально посмотрев на бея. – Если бы я разрешил ей, она бы была рядом. Если бы я ушел, они бы причинили ей зло дома. Что правильно, а что – нет? И выбор – почему я выбрал то, что выбрал?
– Это не тот вопрос, брат. Господу виднее.
– Я знаю, что Эрис была права. Я не имею желания вести вперед тех, кого скоро не станет. Я останусь в тени и паду с ними, успев вырезать десятки зверей. – произнес командир.
– Но ты можешь сделать так, чтобы битва была успешней. Это в твоих силах. Их нойоны – они приходили к султану, в последний раз предлагая свое ярмо без битвы.
– И что ответил правитель?
– Что уничтожит армию Бэйджу.
– Дай Аллах.
– Аббас, брат, иди.
Таррос отрицательно помотал головой и встал. Он метнулся к Йылдырыму и принялся поправлять его седло.
– Эрис говорила мне – Данзан рассказывал ей, как после смерти Чингисхана из семей нойонов выбрали сорок самых красивых девушек. Потом их почтили и повели на казнь – все сорок девушек были умервщлены и похоронены с ханом, чтобы на том свете он не горевал и наслаждался. – он ухмыльнулся. – Эти нойоны были рады такой чести, оказанной их невинным дочерям. Они не бунтовали. Они гордились этим. Вот как надо уметь убеждать, Малик. А я уже не тот.
– Я не верю тебе. Твой взгляд всё тот же. Он стал сильнее. Пойдешь со мной?
– Нет. Пожалуй, я помолюсь один.
– Ладно, мне некогда. Уходим утром на передовую линию.
– Мир тебе.
Этой ночью Таррос много молился. Он просил Господа о быстрой встрече с любимой.
Через пару дней они дошли до горы. Она была похожа на сопку. Круглая, с некрутыми склонами и каменной верхушкой. На ней почти отсутствовала растительность. Был приказ – все лучники отправились на позиции.
Утро 26 июня 1243 года.
Ущелье горы Кёсё Даг, на северо-востоке от ила Себастия.
Отряд акынджи Баяты засел в засаде. Тяжелые рыцари были построены в выгодных положениях. Шатер султана сиял белизной за огромным войском. Его знамя развевалось на пике.
Теперь осталось ждать прихода врага. К Тарросу приехал Дардын. Он посмотрел на рыцаря, не очень походившего на номада.
– Не хочешь ли ты примкнуть ко мне? Гияс-ад-Дин назначил меня главнокомандующим объединенных войск. Как ты и обещал, правдивый человек, он почтил меня. – сказал довольный абхазец.
– Нет, мне и здесь хорошо. – ответил Таррос, сидя на коне.
– Сегодня будет сражение, от которого зависит будущее Сельджукского Рима. Разведка выяснила – враг скоро будет здесь.
– Если будет угодно Богу – мы победим. – ответил Таррос. Его шлем закрывал все лицо, кроме глаз, полосок вдоль носа и рта.
– Мое приглашение в силе. – сказав это, Дардын ускакал к своим.
Таррос и Йылдырым стояли на уступе. Он всматривался вдаль. Облака пыли выдали монголов.
– Малик бей! – он позвал брата.
Малик поднялся к нему. Он произнес дуъа и провел руками по лицу.
– Когда два войска встечаются на поле боя, проси Таррос-Аббас любое желание – Аллах никогда не откажет.
– Я попрошу. Спасибо. – он пожал ему руку. Таррос повторил ночное дуъа.
– На позиции! – крикнул Малик.
Акынджи натянули поводья.
Гияс-ад-Дин стоял в окружении своих доверенных лиц. Он был уверен в победе. В его руках была палица, но стоял он в стороне от войска.
Дардын Дотадог построил войнов в фаланги. Он приказал им закрываться щитами. Копейщики должны были разить нукеров по приказу. Но первыми вступали в бой лучники. Конники шли третьими.
Рыжая туча приближалась. Теперь стали видны их знамена. Треугольные, пятиугольные сине-красные и голубые флажки монголов, геральдика армянских и грузинских князей – разноцветные крапинки посреди моря людей.
Гияс-ад-Дин хохотал – их было меньше в два раза. Теперь он стал уверен в победе на сто процентов.
Малик приказал стрелкам зарядить луки. Монголы остановились. С ними были лачины-несториане. Они вызвали лучшего война среди сельджуков.
Дардын вышел на середину поля. Может его подвела самоуверенность или разоженный султаном гонор – его ранили в поединке смельчаков. Боевой дух его войска упал.
Монголы приказали обстрелять войско сельджуков. Но сами нарвались на град из стрел. Свистение, гудение и тени накрыли воинов обоих сторон. Люди начали падать. Монголы падали с лошадей и образовалась давка.
– Аллаху акбар! – крикнул Малик, когда обстрел прекратился. С уступов, подобно быстрому туману над водной гладью, нахлынули войска газизов.
Люди Дардына, франки, никейцы, трапезундцы, сирийцы, армяне и грузины – все пошли вперед. Копья и дротики пошли в ход. Тяжелые конники крушили неприятеля. Поднялся иступленный рев, крики боли, грохот и тьма. Пыль поля сражения затмила солнечный свет. Таррос смотрел, как люди и кони падают на земь в этом адском безумии. Стенка на стенку – пешие толкали друг друга, построившись «черепахой». Копья пронзали живую плоть, и вскоре Йылдырым начал застревать в грудах тел. Таррос разил длинной пикой и мечом. Он не чувствовал боли. На поле боя ты сполна вкусишь слово «удача», когда твои соратники будут падать одни за другими. Таррос просил Господа о смерти на поле брани.
"Мою Эрис забрали вы, падальщики!" – думал он. Его рука не дрогнула. Он был, как всегда, победителем.
Гияс-ад-Дин довольно наблюдал за происходящим. Он почувствовал вкус победы. Как будто держал трепыхавшуюся за хвост и осталось прыгнуть и схватить ее.
Дардын был убит в самом начале. Пали много акынджи и союзников. Но монголы начали отступать. Войны взревели – они поздравляли друг друга и обстреливали убегавших. Тогда войско Гияс-ад-Дина пошло вперед. И Таррос почувствовал неладное. Он помчался к правителю через всё поле.
– Султан! Прикажите оставаться на местах – это может быть подстава! – выкрикнул он, подъехав к нему.
– Ты смеешь ко мне обращаться?! Когда мы побеждаем, он явился, чтобы продемонстрировать мне свой ум. Не надо лукавить, воин, иди на свое законное место рядового! – крикнул Гияс-ад-Дин.
– Султан! – воскликнул он, но гордый Гияс-ад-Дин, чье самолюбие было задето, проигнорировал его. Разозленный Таррос умчал к своим. Войско пересекало удобное место.
В сторону войнов полетели огромные камни. Они пускались из требюшетов. Бэйджу обхитрил их, как и просчитал опытный Таррос. Их отступление было тактическим шагом.
Началась бешеная суматоха. Ряды были прерваны, фаланги разбиты. Солдатов разбрасывало в разные стороны. Глаза Тарроса видели, словно в замедленном, тягучем темпе. Смерть впилась когтями в глотки союзных войск.
Гияс-ад-Дин впал в ступор. Его армия терпела крах – ее разбивали у него на глазах. Он наблюдал это недолго. Гияс-ад-Дин развернул лошадь. Он бежал.
– Вперед! – кричал Малик бей. – Аллах велик!!! – ревел этот воин, продираясь сквозь тела. Камень упал рядом с Аббасом. Он врезался в Йылдырыма, сломав тому передние ноги. Они упали.
– Друг, ты что?! – Таррос хотел поднять коня Эрис, тянув его за узду. Грохот, крики, лязганье – Таррос не слышал собственного голоса. Конь мучался недолго, ибо несколько нукеров в исступлении воткнули в него свои копья. Аббас не сдавался – он рубил мечом врага, пробиваясь сквозь стену варвар.
Союзники отступали. Таррос пытался остановить их, развернуть, но у него не выходило.
– Стой!!! Если вы отступите, они убьют ваши семьи, жен, детей! Заберут родные земли, вашу веру! – он махал мечом и руками, преграждая путь. Какой-то трус из своих воткнул клинок Аббасу в бок. Это не остановило его. Таррос видел тех, кто выбрал страшный грех – побег с поля боя без приказа командира.
Таррос видел, как Гияс-ад-Дин ускакал прочь, бросив свою паству на растерзание.
– Эрис… Я обещал тебе. Я всегда сдерживаю своё слово. Я иду к тебе. – он остервенело звенел своим мечом, разя врагов. Теперь он в самой гуще. Тюркют, Малик, Арслан – Аббас видел, как смерть разила братьев. Он видел, как Аята зарубили секирой. Как Атабек встретил ужасную смерть. Он больше не замечал знакомых лиц вокруг себя – орда окружила его. Один удар, второй. Пика пронзила бравого командира Тарроса в левую лопатку. Он упал на колени, облокотившись на меч. Он видел кровавое остриё, пробившее его латы и торчащее из груди.
– Эрис. Я люблю тебя. Я с тобой. – шептал он, теряя силы. Боль сковала его, но он держался. – Я уверовал в Аллаха и признаю, что Мухаммад – его раб и посланник… – Таррос поднял взор в небеса. Его закопченое, покрытое кровью и пылью лицо все равно сияло. Он улыбнулся и глаза его выразили радостное умиротворение. Сейчас он уже наблюдал то, что не видят живые. Нукер пронзил его шею со спины. Таррос упал на других павших. Но ведь это только его оболочка отпустила любящую душу в объятия ангелов милости, которые позаботятся о нем и по Воле Господа сделают так, как он желает.
А обрадованная Эрис видела его. И она всретила своего единственного так, как мечтали оба. И это – истина.
Вечер 26 июня 1243 год.
От армии Гияс-ад-Дина Кей Хосрова второго осталась только память. След в летописи. Груды и груды тел. Проклятая орда стащила трофеи с их тел, ограбила шатры повелителя, забрала знамя, в том числе и знамя султана. Не осталось никого, кто бы мог защитить народ. Орлы и вороны, дикие хищники дрались за плоть мучеников.
Началась новая страница истории, где гонимые монголами кочевники отодвинут византийские границы далеко на запад. Дикие завоеватели перемешаются с рабами…
Закон Венеции, разрешающий браки между критянами и венецианцами, с оговоркой – одинаковых сословий, был принят через 56 лет после смертей Тарроса и Эрис.
Разрушительное землятрясение в ущелье Кесе Даг породило озеро. Под ним скрылись останки павших. Это озеро – слезы невинных и кровь мучеников. И теперь можно посмотреть в него – его синь отражает зелень деревьев, как глаза Тарроса отражали глаза Эрис. Эти деревья питаются чистой горной водой, как любовь Дины питалась любовью Аббаса.
2020 год. Прошло 777 лет с момента этой переломной битвы. Люди жили, живут и будут жить, пока есть Вера, Любовь, Прощение.
Конец.
5. 10. 2020.
Чеганова Инна.