Марьянина топь

Глава 1

«… а ежели захочешь покрепче присушить парня, так чтобы навеки твоим стал, то после заговора надобно взять спелое яблоко, положить между ног, у срамного места, да проспать с ним так всю ночь. Наутро найти желанного парня и угостить его этим яблочком. Коли съест он хоть один кусочек, то, пока не пройдет три дня и три ночи, надо поцеловать его, да не как сестра брата, а как жена мужа. А ежели проведешь с ним ночку страстную, то будет он совсем твой. Станет ходить за тобой, как телок на веревочке, поскольку волю свою потеряет и окромя тебя других девок замечать не захочет. Но если догадается он о яблоке заговоренном, да пойдет к кому-то приворот отводить – тут дело плохо. Тогда надобно сделать вот что…»

– Не смотри ты на нее так. Брось, погубит ведь. Так и пропадешь ни за что.

Голос Тимофея раздался за спиной так неожиданно, что Василь вздрогнул, отвел взгляд от уходящей по тропинке девушки.

– Кто погубит? Она? Не смеши.

– Хошь смеши, хошь не смеши. Погубит! Думаешь ты первый такой? Она же ведьма, чертово семя. Тьфу!

Тимофей в сердцах сплюнул. Этот плевок почему-то очень разозлил Василя.

– Брешешь тут! Только мешаешь, под руку говоришь, – сердито сказал он и снова принялся за работу – тесать бревно.

В конце августа Василь с четырьмя товарищами подрядился поставить хату богатому мужику в деревне Липично. Нанялись они к хозяину недорого, но на его харчи. На подхвате у плотников суетился местный мужичок Тимофей Зубцов. Работник он был никудышный, только на «подай-принеси-подержи» его и хватало. Да еще умел байки всякие ловко рассказывать, чем развлекал артель в минуты роздыха.

Девушка, на которую засмотрелся Василь, каждый день ходила за водой мимо строящейся хаты. Первое время парень не обращал на нее никакого внимания. Ему всегда нравились женщины статные, полные, с большой грудью. А эта? Маленькая, бледная, худая, не ущипнуть, ни прислониться. Всей красоты только глаза огромные, черные, да толстая длинная коса цвета воронова крыла.

Третьего дня Василь стоял у плетня, курил забористый табачок, отдыхал. Девушка шла от колодца и вдруг остановилась рядом с ним, поставила на землю ведра, полные холодной воды и посмотрела парню прямо в глаза тяжелым, пронизывающим насквозь взглядом.

– Девица-красавица, дай водицы напиться, – сказал Василь.

Сказал и даже оторопел малость. Он же совершенно не собирался заговаривать с этой бледной немочью.

– Пей, – девушка словно ждала просьбы,– из любого ведра пей.

Василь перемахнул через плетень, легко поднял ведро и отпил несколько глотков. От ледяной воды заломило зубы.

– Хороша водица, – сказал Василь, – а зовут тебя как?

– Анной люди зовут, – улыбнулась девушка.

Василь всегда нравился деревенским девкам. Пусть гол как сокол, зато собой хорош. Невысок был Василь, кряжист, во всем его облике чувствовалась мощь и какая-то звериная сила. Такой как обнимет – все косточки захрустят. Когда Василь смотрел на девок шалыми карими глазами, они смущались, краснели, отводили взгляд. А эта Анна глядит прямо в лицо, и глазищи – как два бездонных омута. Василь не выдержал гляделок, сморгнул, тряхнул головой, отгоняя непонятное наваждение.

– Ну прощевай, Василь, – девушка взяла ведра и пошла прочь.

– Откуда она знает мое имя? Разве я сказал ей? – подумал парень.

– Василь! Ну где ты запропастился? – окликнул его старшой артели Степан.

– Иду! Уж и воды попить нельзя.

После разговора с Анной Василь стал ждать ежедневных появлений девушки. То и дело косился на дорогу – не идет ли? Когда же она появлялась, то откладывал работу и смотрел на Анну. Но девушка, как нарочно, проходила не обернувшись, не удостоив парня ни словом, ни кивком, ни взглядом. Василь злился, называл ее про себя разными обидными словами и снова ждал, когда она пройдет мимо. А сегодня Тимофей пристал со своими дурными разговорами, заметив, что парень смотрит вслед Анне. Пакостно и неспокойно было на душе у Василя. Вечером, закончив работу, подошел он к Тимофею.

– Почему ты Анну ведьмой называешь?

– Так она ведьма и есть, – пожал плечами Тимофей. – Ты ведь не наш, не местный, ничего о ней не знаешь. Говорю тебе – держись от нее подальше. Глаз она на тебя положила, а это не к добру.

– Ты меня не стращай, понапустил туману-то.

– Ладно, слушай.

Мужики сели на бревно, вытащили табачок, и Тимофей начал неспешно рассказывать.

– Давно все началось. Может сто лет назад, а может больше, точно не скажу. Паны тогда все что-то делили, бились между собой то и дело. Вот и наш тогдашний пан Ольшанский пошел на кого-то войной, но разбили его в пух и прах, только перья полетели. Пан ранен был, да сумел удрать в лес, в топи. Там он проплутал несколько дней, и его, умирающего, нашла ведьма, жившая в болотах. Она Ольшанского выходила, к жизни вернула травами да снадобьями, а он в благодарность приютил ее у себя в усадьбе. Жила ведьма во флигеле, в самом дальнем углу панского парка. Пана лечила, семью его, челядь. Девки деревенские к ней бегали за приворотными зельями. Может, она еще как колдовала, может, порчу наводила, но это уж врать не буду, не знаю. Со временем пан заметил, что грустит ведьма. Стал выяснять, что случилось, тут она и говорит, мол, время пришло мне замуж выходить.

– Ведьма-ведьма, а мужика подавай,– рассмеялся Василь.

– Да уж, не без этого,– хихикнул Тимофей. – И еще сказала она, что сама должна мужа себе выбрать. Пан посмеялся и согласился. Ведьма на три дня заперлась во флигеле, никому не открывала, все ворожила. А через три дня вышла и сказала пану, что в мужья ей годен холоп пана Стахевича Янусь. Пан удивился, пытался отговорить, предлагал любого своего холопа, а она ни в какую. И ведь выполнил пан ее прихоть! Выменял Януся у Стахевича на вишневую трубку. А знаешь, почему она Януся выбрала?

– Откуда ж мне знать?

– Один он был, как перст. Ни родителей, ни братьев, ни сестер. Никакой родни, даже теток-дядек, никого!

Василь почувствовал неприятный холод внутри. Он ведь тоже – как перст. Родителей своих он не помнил, братьев-сестер у него не было. Вырастил Василя брат отца бобыль Рыгор, научил плотницкому ремеслу. Два года назад умер Рыгор, и больше не осталось у парня никакой родни.

– Глупости, бабьи страшилки,– подумал Василь.

– Так и жила ведьма с Янусем, девка у них народилась. После того как и Янусь, и старая ведьма, и пан померли, дочь их все равно продолжала у Ольшанских во флигеле жить. А уж когда сыну пана Ольшанского мужики красного петуха подпустили,-продолжал Тимофей, – а самого панича вилами закололи, дочь той ведьмы оттуда ушла. Взял ее в жены Петрусь, бездетный вдовец из нашей деревни. С тех пор ведьмы и живут в Липично, в хате на отшибе.

– Ну а я-то чего должен бояться?

– Как чего? Анна же правнучка той ведьмы. И она положила на тебя глаз.

– И что? Женюсь на ней, да заживу припеваючи. Женку в кулаке буду держать, а она порчу наводить на того, кто мне дорогу перейдет.

Василь со смехом повертел перед лицом Тимофея огромный кулак, поросший черным волосом. Тимофей только головой покачал.

– Зря смеешься. Не знаешь ты, что все мужья у ведьм молодыми помирают.

– Прям вот молодыми?

– Вот слушай. Мужья баб этих чертовых – без родни. Помирают все молодыми. Да и смерти у них странные какие-то.

– Как это – смерти странные?

– А так вот. Дурные, глупые смерти. Вот Степан, отец Анны твоей разлюбезной, как помер? Его лошадь затоптала. Отец мой сам видел. Рассказывал, что кобыла была смирнее некуда. Микита Кульша на ней ехал, да и остановился, стал со Степаном о чем-то говорить. Вдруг кобыла эта как заржет, ни с того, ни с сего вздыбилась, Микитку скинула и начала задом бить. Как вдарит Степану копытами по голове, из того и дух вон. А кобыла припустила вскачь, только ее и видели. Мужики ходили потом, искали ее. Следы нашли, а вели они прямо в Черную топь. Как сбесилась скотина.

– Ну, мало ли что бывает,– неуверенно сказал Василь.

– Бывает, как же, – кивнул Тимофей,– а дед Анны, Петрусь? От пчелы смерть принял! Такой здоровенный мужичище был, а малая пчелка ужалила его в шею, он опух и помер в одночасье. Янусь с крыши упал и хребет сломал. Гибель мужику у этих баб. Рождаются у них только девки. И то одна. Вот сколько живут они тут, у всех по одной дочери – и больше нет детей! Трясутся они над ними – не дай Бог! А как девки подрастут, лет по десять им стукнет, тут и мрут мужья.

– Брешешь.

– Вот те крест! – Тимофей размашисто перекрестился. – И что мать, что дочь – всегда на одно лицо: худые, бледные, чернявые.

Василь сидел молча, кусал сорванную травинку. Тимофей покосился на него:

– Убедил я тебя не связываться с Анной?

– Испугался бы я твоих рассказов, да сбежал бы отсюда, только вот я не сиротинушка одинокая,– зачем-то соврал Василь. – У меня ведь тетка в Поречье живет. С племянниками.

Тимофей пожал плечами.

– Смотри, парень. Я тебя предупредил, а там как знаешь.

Василь встал, сладко потянулся, хрустнув суставами.

– Хорошо сидеть с тобой, да устал я сегодня. Пойду спать.

– Да что ж, иди с Богом.

Не спеша, вразвалочку, Василь отправился на сеновал, где ночевал с товарищами по артели. Тимофей смотрел ему вслед и грустно качал головой.

– Эх, парень, ведь ни за что пропадешь, – тихо прошептал он.

Ночью Василю приснился чудной сон. Обычно спал Василь крепко, беспробудно, без видений и кошмаров. А в эту ночь приснилось ему, будто солнечным летним днем идет он по узкой лесной тропинке, а в конце дорожки стоит Анна и манит его к себе. Василь идет к ней и с каждым шагом хочет ее все больше и больше. Бьется жилка на виске, каждый удар сердца отдается глухим звоном в голове. Он бежит к Анне, а она стоит, улыбается, ждет его, протягивает к нему руки. Все ближе Василь к желанной, но вдруг пропадает она, как и не было ее на тропинке, а сам парень начинает падать куда-то вниз, в черную, беспросветную бездну.

Василь проснулся, сердце колотилось как сумасшедшее. Он, видимо, кричал во сне, потому что лежащий рядом Федор поднял голову и буркнул спросонья:

– Померещилось что?

– Спи, спи, – ответил Василь.

Упрашивать Федора не пришлось, и через несколько секунд он снова захрапел, а Василь долго не мог уснуть. Он крутился и ворочался, храп спящих товарищей выводил его из себя. Наутро проснулся Василь разбитый и усталый, весь день все валилось у него из рук. Завидев идущую с ведрами Анну, Василь не стал, как обычно, смотреть на нее, а наоборот отвернулся, сделал вид, что очень занят. Федор, давно приметивший, что Василь заглядывается на девку, решил подшутить:

– Что рожу-то отвернул? Не видишь, что ли, вон худоба твоя пошла!

Василь ничего не ответил шутнику, но так нехорошо глянул на него исподлобья, что Федор решил больше над товарищем не насмехаться. Проходившая мимо Анна услышала слова Федора. Она остановилась, поставила ведра на землю, наклонила голову, тихо прошептала несколько слов и сделала кистью левой руки движение, словно кидала что-то в сторону насмешника. Затем быстро подхватила ведра и, не оборачиваясь, ушла. Ни Василь, ни Федор на Анну в это время не смотрели и ворожбы ее не видели. Вечером Федор упал с лестницы и сломал руку.

С того дня Анна больше не появлялась около строящейся хаты и за водой ходила к другому колодцу. Сны же стали сниться Василю каждую ночь. Видел он всегда одно и тоже: как бежит к Анне, страстно желая ее, как подбегает все ближе, как пропадает девушка, а он летит в бездну. Просыпался парень с криком, весь в поту, вздыбленный и долго потом лежал в темноте, слушая храп товарищей и собственное бешеное сердцебиение, не в силах успокоиться и уснуть.

Староста артели плотников нервничал – работа шла слишком медленно. То Федор получил увечье (какой из него теперь работник с одной рукой!), то запил горькую Тимофей, то Василь ходил не в себе, работать стал абы как, один раз так напортачил, что пришлось полдня переделывать его огрехи. Но худо-бедно, а строительство приближалось к концу, по большому счету работы оставалось на неделю. Староста уже прикидывал, как поделить заработанное, да успеют ли они подрядиться еще на какое дело.

Василь захандрил. Ночью его донимали дурные сны, а днем он думал об Анне, переживал, почему ее так давно не видно (а вдруг с ней что случилось?), не желая сам себе в этом признаться.

В день, когда артель закончила работу, Василь был сам не свой – ночью, во сне, он, наконец, догнал Анну. Он схватил ее в охапку, жадно целовал, срывал одежду, чувствуя под руками горячее тело. Впервые за много дней Василь проснулся с чувством восторга, радостного возбуждения и пребывал в этом настроении все утро. Он решил немного пройтись по деревне, пока хозяин разговаривал со старостой, принимая работу. Не спеша дошел Василь до старого колодца и увидел Анну. Она сидела на бревне и играла красным яблоком: подкидывала вверх и ловила. Девушка улыбалась, глядя на подходящего к ней парня.

– Здравствуй, Анна.

– Здравствуй, Василь.

– А я вот решил попрощаться прийти, – сказал Василь.

– Ну что ж, прощевай, Василь, счастливого тебе пути!

Анна встала и вдруг резким неуловимым движением бросила парню яблочко. Василь быстро поднял руку и поймал его.

– Угощайся! – сказала Анна.

Василь улыбнулся и смачно, с хрустом откусил от яблока. Анна громко рассмеялась и пошла прочь по тропинке. Отойдя немного обернулась и крикнула:

– До встречи, Василь!

Василь смотрел ей вслед, пока девушка не скрылась за поворотом, потом вздохнул и пошел назад к товарищам, доедая яблоко.

Хозяин рассчитался с артелью, староста распределил деньги, каждый получил причитающуюся ему долю. Нового подряда пока не было, и плотники расходились по домам с уговором собраться, ежели подвернется какая работа. Василь с Федором и Степаном шли по дороге, ведущей от Липично в село Борки, где жил Степан, а дальше через Коростылево в Ялины, родную деревню Василя и Федора. Путь предстоял неблизкий, и мужики шли быстро, чтобы успеть до темноты в свои хаты. Стоило только Василю выйти за околицу деревни, как он почувствовал себя плохо: закружилась голова, появилась слабость в коленях. Парень решил не обращать на хворь внимания и полчаса споро, не отставая, шел за товарищами. Федор и Степан были в прекрасном настроении, так как хозяин работой остался доволен и даже накинул деньжат сверх обещанного. Мужики шли быстро, балагуря и посмеиваясь. Василь их разговоров не поддерживал, с каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. Ноги подкашивались, перед глазами все плыло. Василь начал спотыкаться, отставать от товарищей. Те, почуяв неладное, остановились, поджидая его.

– Что с тобой? – Федор с удивлением смотрел на бледного, шатающегося Василя.

Василь бессильно опустился на придорожную траву, вытирая со лба холодный пот.

– Захворал? – спросил Степан и неуклюже положил мозолистую корявую ладонь на лоб Василя. – Лихорадки вроде нет.

– Да нет у меня никакой лихорадки, – отмахнулся парень. – Ноги вот как чужие, не идут, и не вижу ничего, плывет все перед глазами.

– Что делать-то будем? – спросил Федор. – Так мы до дома не дотянем, не дойдешь ты.

– Если до Борок доберемся – останешься у меня, – предложил Степан.

– Я назад пойду, в Липично. Отлежусь у Тимофея.

– Тебя проводить бы надо, – сказал Степан.

Василь понимал, что товарищам не хочется оставлять его такого беспомощного, но идти назад, в Липично, им тоже не в радость.

– Я дойду, не беспокойтесь, – сказал Василь. – Я же не при смерти. Мы недалеко ушли, обратно дойду, а до Борок боюсь не дотяну.

На том и порешили. Федор со Степаном отправились дальше, а Василь повернул назад. Стоило ему сделать несколько шагов в сторону Липично, как сразу полегчало. Чем ближе подходил Василь к деревне, тем быстрее улетучивалась хворь. Когда Василь вошел в деревню и направился к старому колодцу, хвороба прошла, как и не было ее. Напившись ледяной воды, парень зашагал по узкой тропинке, ведущей от колодца к хате Анны. Он шел уверенно, словно знал дорогу и ходил здесь каждый день. От хворобы не осталось и следа, на душе было легко и спокойно. Ярко, по-летнему светило сентябрьское солнце, день был напоен теплом, ароматом трав, и лишь желтеющие листья берез и летающие в воздухе тонкие паутинки выдавали начинавшуюся осень.

Василь остановился у калитки. Во дворе у хаты никого не было. Никто не вышел, никто не спросил, что нужно прохожему.

– Что я здесь делаю? – мелькнула у Василя мысль. – Зачем я сюда пришел. Я же хотел к Тимофею идти. Черт бы меня побрал!

Разозлившийся сам на себя Василь пошел по тропинке прочь от хаты ведьмы, не заметив мелькнувшего в окне старушечьего лица. Неизвестно почему, но Василь направился не в деревню, а совсем в другую сторону – в лес. Он шел по узкой тропинке, среди высоких деревьев, полной грудью вдыхая лесной воздух, не думая и не осознавая куда и зачем идет. Вдруг он ясно и отчетливо услышал голос дядьки Рыгора:

– Куда же ты идешь, сынок?

Василь остановился как вкопанный. А действительно, куда? Парню стало не по себе. С самого утра его словно водит какая-то чужая воля. Василь три раза сплюнул через левое плечо, перекрестился.

– Чур меня, чур. Господи спаси и сохрани, – парень повернулся и пошел обратно.

– Василь! – окликнул его звонкий девичий голос.

Парень обернулся. В двадцати шагах от него на тропинке стояла Анна. Василь оторопел. Откуда она взялась? Ведь только что ее там не было! Он словно видел сон наяву. Анна была одета так же как в его снах, так же падал на ее лицо солнечный свет, пробивавшийся сквозь густую листву, так же призывно смотрели на Василя черные бездонные глаза.

– Стой, не ходи, – прошептал голос Рыгора.

Анна улыбнулась, и тут Василь почувствовал, словно кто-то мягко подтолкнул его в левое плечо, принуждая шагнуть вперед. Василь устоял, не двинулся, зло дернул плечом.

– Беги отсюда, сынок, – снова Василь услышал Рыгора.

Анна протянула к парню руки, и снова он ощутил, как кто-то подталкивает его. И снова Василь остался на месте, лишь крепче сжал лямку заплечного мешка.

– Отче наш, иже еси на небеси, – зашептал Василь, но слова молитвы, которую он знал с детства, забывались, путались.

Анна грустно улыбнулась и стала уходить прочь по тропинке. И тут Василь не выдержал. Он отчетливо вспомнил последний сон, где он догнал Анну и овладел ею, вспомнил ту радость и наслаждение.

– Стой! – крикнул Василь.

Анна не обернулась, медленно уходила по тропинке, и парень шагнул за ней. Порыв ветра пронесся по верхушкам деревьев, громко и насмешливо закричала вдали какая-то птица.

– Эх, сынок, – простонал голос Рыгора, но Василь его не услышал.

Все быстрее и быстрее шел он за Анной, но не мог догнать ее. Девушка оглянулась и вдруг шагнула с тропинки в лесные заросли. Василь рванулся за ней. Анна легко скользила между деревьев и кустарников, Василь же бежал шумно, ломая ветви, спотыкаясь и падая. Неожиданно заросли кончились, и Василь выскочил на небольшую круглую полянку, поросшую мягким зеленым мхом. Деревья вокруг нее росли искореженные, гнутые, с раздвоенными стволами и полусгнившими дуплами. Такие полянки в народе называют ведьмиными. Анна стояла посредине, утопая по щиколотку во мху, и глядела на Василя. Несколько минут они, не шевелясь, молча смотрели в глаза друг другу, словно играли в гляделки. Наконец, Василь медленно сбросил заплечный мешок, вынул из-за пояса топор, кинул его на землю и шагнул к Анне. Он положил руки на хрупкие плечи девушки и поцеловал приоткрытые ждущие губы. Анна обвила руками шею парня и впилась в него жадным поцелуем. В голове Василя словно что-то взорвалось. В следующий момент он уже валил Анну на землю, задирал ей юбку, рвал кофту. Он рычал словно зверь, чувствуя горячее тело, теряя голову от аромата женщины, от восставшей плоти. Анна оказалась бешеной и ненасытной. Она кричала, царапалась, кусалась, билась и извивалась под Василем, возбуждая его все больше и больше, снова и снова…

Василь лежал на поляне обессиленный и опустошенный. Приподнявшись на локте, он посмотрел на Анну. Она лежала на спине, улыбалась, закрыв глаза, раскинув руки и ноги. Кофта была разорвана, юбка бесстыдно задрана, волосы растрепаны. Василь скользнул взглядом по ногам девушки, по крепкой молодой груди, по спокойному улыбающемуся лицу и снова медленно опустился на мягкий мох. Он понял, что теперь, где бы он ни был, куда бы он не ушел, не убежал от Анны, нигде не будет ему ни счастья, ни покоя. Ни одна женщина не даст ему такого наслаждения, как Анна, ни одну женщину он не будет желать так, как Анну, во всех женщинах он будет искать Анну. Василь закрыл глаза. Тихо шелестел ветер в верхушках деревьев, и где-то далеко жалобно пела, словно плакала, маленькая лесная пичужка.