Идиотки

Глава 4

ЕВА

Ванька ушел, таща на поводке подскакивающего, словно на пружинах пса. Я проводила взглядом расстроенного сына. Ну почему мой сын снова страдает из – за противного наглеца томящегося в подвале? Он даже в таком незавидном положении, умудряется портить нам жизнь.

Я подошла к допотопному телефону, место которому давно на помойке и набрала номер матери.

– Чего тебе? – как всегда: ни здрасти, ни как там мой внук? Сразу в лоб.

– Мам, мне бы это…– заискивающе пропищала я, проклиная себя мысленно на все лады, за идиотский просящий тон.

– Ты всегда звонишь только когда что – то от меня хочешь,– сварливо рыкнула в трубку любящая мамуля. – Что на этот раз?

Мне стало очень обидно. Мамины слова не отвечают действительности. Я никогда и ничего у нее не просила. Ушла из дома в восемнадцать лет, и с тех пор трепыхаюсь в житейском болоте, абсолютно самостоятельно набивая себе всевозможные шишки.

– Мам, можно Ванька у тебя дня три поживет?– набравшись смелости, на одном дыхании выпалила я. – очень надо.

– Надо ей. Ты когда мальчишку не понятно от кого приживала, думала, что на всю жизнь хомут вешаешь на свою ослиную шею? – завела мама любимую песню. Бедный мой сыночек, я сама его пихаю в клетку к голодному тигру на целых три дня, которые в компании Виолетты Тихоновны покажутся ему вечностью.

– Мам, ну зачем ты? – в горле снова встал противный колючий ком. Обида завихрилась в душе, как ядовитый плющ. Мама никогда не помогала мне с Ваняткой, даже из роддома меня встречала Галька с охапкой каких то покалеченный, чахлых астр и пакетом, забитым до отказа деликатесами, для врачей, купленных ею на последние деньги. И спала со мной по очереди Галка. Мы с ней были похожи на двух выживших в мясорубке бойцов. Ванюшка был очень ьеспокойным. И я очень давно хотела ввысказать матери свои обиды, но трусливо прятала голову в песок. Потому что, боюсь мамусю до одури.

– Ну, хорошо. Привози спиногрыза,– милостиво прервала мама поток моих горьких размышлений, – но учти, кормить пайана не на что. Так что денег привези.

Я вспомнила всегда забитый до отказа Виолетин холодильник и хрюкнула от обиды. Мама всегда считала, что для детей важна умеренность во всем. И растила меня по этому принципу. Она смаковала красную икру, а я давилась отвратительной манной кашей. И до восемнадцати лет считала, что деликатесы мне вредны. Вот наивная.

– А ты не можешь за ним заехать? – совсем уж обнаглела я. Ну а что, не могу я оставить свой пост. Мало ли, что этому избалованному мерзавцу Вольскому взбредет в голову.

– За такси заплатишь,– буркнула мамуся и отключилась. Ну, конечно. Она приедет на самом дорогом извозчике. В этом я даже не сомневалась.

Конечно заплачу, куда же я денусь. Я взлохнула и усттавилась в посудный шкаф. Боже, какая я дура. Ну зачем решила угодить мерзкому хаму. Ну почему я всегда делаю глупости. Он разбил мою тарелку от праздничного сервиза. И издевался надо мной. А я даже ответить не могла ничего. Таращилась как дура на … На… Ну в общем, сейчас я чувствую себя так, словно меня противоестественно попользовали. Да еще плату с меня вязли за это. И то что я видела меня невообразимо поразило, даже при условии, что в дурацком подвале было очень даже не жарко. Чертов мажор, чтоб его розорвало. Но, красив, как бог. Права Галка, ох права. У меня уже крышу срывает от монашеской жизни. Тьфу ты черт, нашла о чем думать. Лицо снова запылало, так словно с него заживо собрали кожу. Я на автомате перемыла посуду, скопившуюся с утра в раковине, чтобы не сойти с ума от ожидания. Галька должна бы уже явиться с новостями. Думаю трех дней нам хватит, чтобы или получить деньги, или навсегда лишиться даже того, что имеем. Даст бог все хорошо будет, и Ванюшка наконец сможет жить, как заслуживает. Плохие мысли я упорно гнала из своей дурной головы.

– Мам, смотри что я нашел! – радостный Ванюшкин голосок, позвучавший совсем рядом, заставил меня вздрогнуть. Симпатичная чашка с кисками, выпала из моих рук и с громким звоном разлетелась по полу. Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как вернулся мой сын. Эдак я скоро совсем без посуды останусь. Слезы брызнули из глаз. Чашка была моей лббимой. И хоть и говорят, что посуда бьется на счастье, у меня почему – то было дурное предчувствие.

– Ну, не плачь, мам. Мы теперь тебе сто таких чашек купим. Смотри, Бобчинский раскопал что, возле ворот.

Мальчик сунул мне под нос измазанную грязью ладошку. Я уставилась на предмет в его руке и едва не заорала от ужаса.

– Где ты это взял? – обмирая от страха спросила я, рассматривая дорогое портмоне из кожи питона, вывазюканое в глине.– Я же тебе сто раз говорила, не поднимай ничего на улице.

– Ма, ну не начинай,– поморщился Ванятка. – Позвоним дядьке – растеряше, он нам может вознагаждение даст. Там денег полно, кредитки, карты банковские. Конечно даст вознаграждение. Может даже не плейстейшен хватит.

– И еще поддаст,– вздохнула я, глядя на радующегося ребенка. И как нас угораздило? Хорошо Ванюшка нашел «лопатник», фу ты господи, отколько только словечко то такое у меня выплыло. Точно, организм готовится к уголовному будущему. Будем мы сидеть с Подвигалкиной на нарах, сплевывать под ноги, и вспоминать, как погорели на такой мелочи. Слава богу мне удалось воспитать сына правильно. Он не вытащил пачку денег и не присвоил их себе. А честно хочет вернуть свою находку ротозею. Вот только проблема в том, что телефон Вольского мы с Галкой вандальски уничтожили, чтобы нас не смогли по нему отследить. Ну ла, мы же пересмотрели миллион фильмов про похищения людей, прежде чем стырить с парковки наглого миллиардерского сынка.

– Мам, ты меня слышишь вообще? – Ванька дотронулся до моей руки, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Вань, давай я сама позвоню,– устало сказала я. Теперь придется что – то придумывать. Потому что если Ванюшка сам начнет звонить по номеру на визитках, найденных в портмоне и не дозвонится, он понесет находку в полицию, я знаю своего сына. И это будет наш с Подвигалкиной крах. Или как говорит сынуля «Это фиаско, братан».

Галька явилась только спустя три часа, за которые я едва не тронулась разумом. За это время я испекла курицу, и нажарила картошки и нарезала два салата. В общем, развлекалась как могла, лишь бы унять нервную дрожь.

Подвигалкина ввалилась в кухню, как раз когда я вынимала из духовки уродские овсяные печенья – верх моего кулинарного мастерства. И судя взлохмаченной, бешенно вращающей глазами личине Галки я поняла – что фиаско все же нас настигло, при чем в самой поганой его форме. .

– Ты позвонила Олегу Евеньевичу? – осторожно спросила я, глядя, как Галюня жадно хлебает ледяной морс, прямо из графина.

– Телевизор включи,– наконец прохрипела она, когда на дне графина не осталось и капли напитка.

Я белкой метнулась за пультом, нажала кнопку и замерла на месте, не в силах отвести глаз от мерцающего экрана.

– Скажи, мы хорошо выглядим? – хмыкнула Подвигалкина, пока я смотрела кадры с камер видеонаблюдения. Я промолчала. На меня вдруг навалилась такая усталость, что все прилличные слова испарились из моей идиотской головушки.

На экране две темные фигуры, волоком перли обездвиженного Вольского, и выглядели при этом довольно жалко. В следующем блоке я увидела, как Галка спотыкаясь, гонит несчастного мажора, размахивая винтовкой, как чингачгук тамагавком. Боже, мы даже как киднепперы ничтожество.

– Известный светский лев, наследник империи развлечений был сегодня похищен прямо из дома. Судя по кадрам с камер видеонаблюдения его ждали двое преступников. Похищение было организовано профессионально,– вещала из телевизора хорошенькая дикторша. – Час назад пхитители связались с родными Руслана Вольского и выставили свои требования. В целях ....

Дальше я не слушала. Все шло не по плану. Совсем даже не по плану.

– Слыхала, мы профессионалы,– нервно заржала Галка. И я поняла, ей страшно до ужаса.

РУСЛАН

Я потерял счет времени. Эти поганки отобрали у меня все: одежду, телефон, свободу. Хорошо хоть чувство собственного достоинства осталось при мне. Я завернулся в уродское одеяло и свалился на кровать, провалившись в растянутую панцирную сетку почти до самого пола, как в гамак. Холод в этом подземелье стоял просто могильный. Я диранул ногтем по стене, рисуя зарубку. Буду потом, как Робинзон Крузо ориентироваться. Ну да, тупая затея, я же не понимаю, когда день сменяется ночью. Полный беспросвет. Стена поддалась слишком легко, я попробовал расковырять уже накерненую царампину. Ну точно, стена земляная, а это означает…

– Эй, ты живой там? – от неожиданности я вздрогнул, и попытался выскочить из дурацкого сетчатого гамака.

Я вредно промолчал, слушая шебуршение сверху.

– Галь, давай не пойдем? Молчит, значит все хорошо у него,– хныкнула мартышка. Я узнал ее по голосу.– Он там без трусов.

– Ты какого черта мое имя спалила, Чита? – недовольно откликнулась женщина – викинг. Это именно она меня сковала. И ее я ненавижу больше чем припадочную обезьянку. У той хоть иногда бывают проблески сознания. Не то, что у этой кобылы, которая смогла завалить тренировнного мужика, вырубив его одним ударом.

– Почему Чита? – пискнула блаженная.

– Потому что у Тарзана была подружка – обезьяна Чита,– весело гоготнула Галя. Имечко, как у бабки с рынка, а поди ж ты. Похитительница.– Идем уже, ничего нового ты там не увидишь. Тарзан тоже голым бегал.

Я не выдержал и засмеялся. Надо же, фантазия у дамочек.

– Ты там не очень то веселись,– грубо окликнула меня мерзавка, – мы сейчас вернемся.

Дверь тихо хлопнула. Интересно, куда понесло этих двух идиоток? Я задумался. Девки, судя по всему, работают не одни. В противном случае они или совсем отбитые, или слишком везучие. Дом, в котором я купил квартиру, натыкан камерами слежения. Ну не могли они не проколоться. Все равно засветились. А это значит, что меня найдут быстро. Чита, что – то мямлила про выкуп. Отец не станет скупиться, выкупит меня. Слишком уж он дорожит своей репутацией. А кто будет иметь дело с мужиком, который не заплатил за вызволение своего единственного сына? Никто же не знает наших отношений. Фасад нашей семьи выглядит вполне себе цивильно.

Дверь снова скрипнула. Я сорвал с себя одеяло, и принял как можно более расслабленную позу, покзывая себя во всей красе, так сказать. Кожа тут же пошла мурашками от влажного подвального холода.

– Ой,– пискнула мартышка, тащащая на подносе гнутую алюминиевую миску, накрытую кастрюлбной крышкой. – Галь, я пойду. Можно?

Девка, пряча глаза грохнула об пол поднос, и ломанулась к лестнице, словно за ней черти гнались.

– Стоять, – рявкнула Галя,– а ты срам прикрой. Не видишь что ли, что моя подельница стесняется? Я одеяло зачем тебе дала?

– Вы преступницы, или институтки?– поморщился я, едва сдерживая рвущийся из горла смех.– Вы же должны быть хладнокровными и безжалостными.

– Не твое дело,– хрюкнула Галина из под резиновой маски.– Слушай, не доводи до греха, а? Я ж по хорошему хотела.

Эта дрянь сунула руку в карман и двинула в мою сторону. Аж интересно стало, что она там придумала. Я напрягся. Слишком уж решительно настроена была дамочка.

– Галь, не надо,– вякнула Чита, но кто бы ее слушал. Девчонка дернулась в нашу сторону, но споткнулась о поднос. Крышка с грохотом слетела с гнутой миски, что ее остановило, на мою беду. По камере поплыл умопомрачительный аромат мяса и овощей, отвлекший меня от надвигающейся фурии. Потому я и просмотрел, что держит эта дрянь в своей поганой ручонке.

– Не лезь,– голос женщины – палача, прилушеннй маской не сулил ничего хорошего. Я подобрался, готовясь дать отпор. Что мне, кстати, далось с трудом. Каким бы подонком я не был, женщин я никогда не бил.– А ты не заставляй применять к тебе силу.

Интересно, откуда в ней столько силы. Фигурка то тщедушная, может чуть более оформленная, чем у обезьяны. Но тоже не гераклическая. Противная баба сделала молниеносный выпад в мою сторону. Я не успел среагировать, с силой обвалился в продаленное ложе. Представив, как я выгляжу, сложенный пополам, голый с торчащими кверху ногами, а задницей достающий почти до самого земляного пола, я зарычал от злости. Затрепыхался пытаясь вырваться из дурацкого плена проржавевшей панцирной сетки. Галя, вопя как бегемот в брачный период, схватила меня за щиклоткт и что – то натянула на ноги.Оооооо нет, ну вот, теперь у меня отобрали и чувство собственного достоинства, последнее, что оставалось. Мерзавка вытянула меня из провала кровати словно репку, и молниеносно дернула вверх отвратительную кружевную тряпку.Я изловчился, и содрал с этой дряни резиновую маску. Под личиной зомби скрывалась оказывается молодая дама, слишком носатая и скуластая. Терпеть не могу таких колхозниц.

– Красавец,– недовольно констатировала дрянь. –Ну что, насмотрелся? Вижу, что не нравлюсь. Но ты с этим иподохнешь. И попробуй только сними трусишки. Я тогда в следующий раз тебя наряжу в боди, наделаю снимков и в сеть выкину. Мне терять то нечего уже. А вот ты можешь начинать бояться за свою снобскую, богатенькую жопу.

– Я тебя убью,– прорычал я, проведя пальцем по горлу.– Выверну на изнанку, мразь.

Трусы кололи нещадно. Размер мне явно не подходил. Адские кружева врезались в кожу. Словно специально выбрали бельишко, чтобы доставить мне как можно больше страданий. Но Галина явно была удовлетворена моим позором.

– Вы поешьте, Руслан Олегович,– мартышка вышла из тени, неся перед собой головокружительно – пахнущее блюдо.

– Сама жри свою бурду,– прохрипел я. Я уже слышал этот голос. Просяще – умоляющий. Совсем недавно. Но где? Где, черт ее побери. – И миска подходящая. Как раз для таких поганых сук, как вы. Тебе Галюня, вообще надо в хлеву жрать. Ты же лошадь, а скорее кобыла страшная. А ты дура,– посмотрел я на испуганную Читу. Ну, по крайней мере ручонки у бабы дрожали, значит она совсем не хладнокровна. – Тебя эта дура на дно тянет. Уж поверь, я когда отсюда выберусь, я вас уничтожу.

– Кстати, об этом мы и хотели спросить,– спокойно спросила Галина,– как у вас дела в семье?

– Тебе то какое до этого дело?– ощерился я.

– Видите ли, Руслан,– нахалка оскалила лошадиные зубы,– я звонила вашему папеньке. Но некая Альбина сказала, что ему похрену, что с тобой станет. Смекаешь?

Я застонал. Твою мать, ну конечно. Теперь я точно сгнию в этой поганой дыре.

– Пошла в жопу,– прорычал я, давая понять, что разговаривать сегодня больше не намерен.

Глава 5

ЕВА

– Это были мои любимые трусы,– зло пропыхтела я, ставя перед галкой тарелку с курицей и картошкой пюре.

– Их давно надо было захоронить, как переработаный уран,– невесело хмыкнула Подвигалкина.– И поверь, это не самая большая наша проблема. Но придурок прав – мы должны быть хладнокровными и безжалостными.

– Галь, что тебе Олег Евгеньевич сказал? Ну, когда ты ему позвонила,– задала я мучающий меня вопрос. Мне было жалко моего бывшего начальика. Во – первых, у него сын такой мерзкий, жена стерва, а тут мы еще денег требуем. А дядька немолодой уже.

– А ничего не сказал,– активно работая челюстями, промямлила подруга.– Со мной его жена разговаривала – Альбина Атласовна. Знаешь, я вот всегда удивляюсь, что за имена у них такие: Атлас, Палас.

– Ты давай ближе к теме,– гаркнула я, хватаясь за Галькину тарелку ву которую она вцепилась пальцами. Поняла зараза, что я в ярости. – Сколько нам еще этого подонка терпеть? У меня ребенок, между прочим.

– Ладно, не пыли,– миролюбиво улыбнулась Подвигалкина.– Тетка сказала, что Олег Евгеньевич приболел. Старость не радость, знаешь ли. Ну, я как мы и договаривались ей наши требования озвучила: два миллиона долларов в мелких купюрах. Сказала, что если она сообщит в полицию и репортерам, то они получат своего дорогого Руслана мелкими посылками, грамм по триста. Частями, короче.

– Мы про «частями» не договаривались,– зашипела я, едва справляясь с желанием огреть Гальку карышкой от кастрюли. – Ты совсем одурела? Олег Евгеньевич не заслуживает такого. Он ко мне, как к дочери относился. А ты…

– Да, и пендаля дал тебе под твой распрекрасный зад он тоже по родственному? Очнись, Чита. Наш пленник весь в папулю. От осинки не родятся апельсинки. Не очень то ее напугали мои обещания, если тебя это успокоит. Судя по тому, с какой скоростью эта новость попала на все телеканалы, они либо дураки, либо …

– Еще раз назовешь меня Читой, я тебя разорву,-шепотом пообещала я подруге, опасаясь что наш диалог услышит Ванятка.

– Ладно, не ори,– Галька явно не была настроена ссориться,– давай думать, что дальше делать. Тебе наверное придется на разведку идти. Там же тебе еще вроде денег должны остались.

– Где? –тупо спросила я, пытаясь вырвать телевизор, висящий в кронштейне на стене.

– В Катманде,– рявкнула Подвигалкина.– Ты чего делаешь? Умом поехала, что ли от страха?

– Руслан просил телевизор ему принести,– пропыхтела я, сражаясь с неподдающейся «плазмой»

– Попросил? Это когда он нам в спину проклятия сыпал, и требовал благ? – загоготала Галка.– Ты и вправду блаженная. Ванька где будет мультики смотреть? В фантазиях?

Я замерла. А и вправду, ради кого я лишаю своего ребенка возможности смотреть любимого Спанч Боба. Вот только поганая совесть, доставшаяся мне видимо от папули – идиота, как называет его мама, все же иногда берет верх над моим разумом.

– Мам, вы чего тут орете? Во дворе слышны ваши вопли. Опять соседи скажут, что у нас дурдом,– Ванюшка появился в кухне. Я бросила попытки снять со стены телевизор, и прижала к себе сына, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы.

– Ничего, Вань. Просто разговариваем,– успокоила ребенка Галка, – зомбоящик висел криво вот мы и спорим в какую сторону его крутануть, чтобы не окосеть.

– С Бобчинским, что – то не то,– выдохнул мой сын. Вот только этого мне сечас не хватало. Этот пес – хвостатая, нескончаемая проблема. У него то хубы растут в два ряда, то понос, после разграбления помойки, то корм ему не подходит. В общем не пес, а сто рублей убытка.

– Что на этот раз? – спросила я обреченно.

–Он воет, беспокоится, и все время тащит меня к подвалу. Вы тоже туда шмыгаете постоянно, да еще и с кастрюлями. Я видел. Кто там у вас?

– Крысы,– слишком поспешно вкрикнула я. – Огромные, как кони. Мы потому тебе не говорили, чтобы ты не боялся.

– И вы подкамливаете, растите монстров для охоты на соседей?– хихикнул мой сын.– И змею придумали поэтому?

– Вань, мать правду говорит,– наконец подала голос до этого ошалело молчащая Галюня.– Мы отраву туда носили, так что не ходи пока туда.

– И не собирался,– заверил ее ребенок, и обреченно вздохнул, -меня мама к Виолетте ссылает.

– Сочувствую,– потрепала его по вихрастой голове Подвигалкина.

– Мам, телевизор есть еще один в кладовке,– вдруг по – взрослому сказал Ванюшка.– Ну тот, который ты гробом зовешь. – Можно я его себе в комнату поставлю.

– Когда вернешься, поставим,– пообещала я, вспомнив про допотопное окно в мир, пылящееся в дальней кладовой. Теперь бы еще придумать, как отволочь этого монстра советской промышленности в подвал. В конце концов, даже в тюрьмах людям создают пригодные для жизни условия. А Вольский не маньяк и не убийца, а просто мерзавец. За это не судят.

Ванька схватил со стола печенье и убежал. Детский разум прекрасен. Умеет быстро выкидывать из себя то, что ему не нужно. Хотя, мы бы с Галкой, когда были детьми, обязательно полезли бы в подвал, и попытались поймать огромного пасюка. Но мы же идиотки.

– Только не говори, что мы попрем этот гроб на колесах в подвал,– предупреждая мой месседж, простонала Галка.

– И его, и матрас, и ведро купишь в хозтоварах нормальное, с сидушкой, как у унитаза,– зло выплюнула я.

– А ху- ху, не хохо? – спросила эта гадина, сунув мне под нос фигуру, скрученную из трех пальцев.

Я схватила половник, даже успела замахнуться на вредную подружку. Она не осталась в долгу, и с визгом вцепилась мне в волосы.

– Прекрасно,-голос прозвучавший, как раскат грома, заставил нас с Галиной разлететься в стороны и уставиться на женщину, появившуюся бесшумно, словно ниндзя.– Потрясающе. Это именно то, что я рассчитывала увидеть.

– Мама,– пискнула я,– ты же позже хотела приехать. А мы ту с Галей…

– Мне не интересны ваши эротические фантазии,– фыркнула любящая маман.

– Какие? – глаза Подвигалкиной, красиво наливались бешеннством, мои же наоборот начали активно дергаться.– Виолета Трахановна, ой простите, Тихоновна, вы берега попутали, или все таки дедушка Альцгеймер поборол брезгливость и принял вас в свои адепты?

– Ты всегда была мужичкой,– не осталась в долгу моя мамуля.– Позор. Я рожала дочь, мучалась, а теперь людям в глаза не могу смотреть. Дочь – лесбиянка – это же приговор. Хотя, от идиота, могла родиться тоько идиотка. Гены. Диагноз.

Я уставилась на мать. Ну как так получилось, что она вообще решилась меня родить? Эгоизм родительницы пересекал все мыслимые и немыслимые пределы. Всю жизнь она восспитывала во мне чувство неполноценности. Способы для этого она выбирала гестаповские. Наверное поэтому я выросла безвольным и безотказным существом. Как говорит Галка – амебой в лифчике. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что данную часть женского туалета мне и надеть то не на что.

– Где мальчик? – гаркнула Виолетта.– Я в вашем гнезде порока не могу находится.

– Мальчика, кстати, зовут Ванюшкой,– влезла Подвигалкина, которая в отличии от меня не впадает в состояние гроги, при виде моей мамуси.– Пора бы запомнить.

– Мам, Ванюшка собирается,– попыталась я сгладить ситуацию.

Первым в кухню ворвался Бобчинский. Я не успела остановить жизнерадостного песика, который от радости виляя хвостом, подскочил к гостье и подпрыгнул, чтобы выразить дружелюбие. Пес тоже идиот, давно бы уж должен был привыкнуть, что с Виолеттой не проходит его радость.

– Разведут тварей,– рыкнула мама, и со всей силы пнула хвостатого малыша, который взвизгнув упал на пол, от неожиданности описавшись. Я бросилась к дрожащей собаки, чувствуя, как в груди клокочет ярость.– Вся в отца. Такая же блаженная.

– Мам, не надо,– прошептала я, молясь, чтобы Ванюшка сейчас не вошел в кухню. Галька молча ковыряла выилкой новую клеенку на столе, уткнувшись взглядом в пол. Но матушку несло по кочкам.

–Конечно не надо. И рожать было не надо не знамо от кого. И замуж выходить за пустострела, который при первом же случае слинял, бросив тебя с мальчишкой, который сейчас и тебе в тягость.

– Неправда,– устало вякнула я, зная, что спорить с Виолетой себе дороже.– Мой сын самый лучший.

– Ты поэтому его на меня сбагриваешь? – хищно улыбнулась мать. Я почувствовала себя больной. Никогда в жизни я бы не отправила Ванюшку к ней, если бы не мерзавец Вольский, томящийся в моем подвале. – А у меня давление, между прочим. И мигоени, но тебя же это не волнует. Ты же не думаешь, сколько денег я потрачу на лекарство, измотавшись с твоим сыном.

– Ев, дай ей денег уже,– не выдержала Галка. – Ты что не видишь, что это обычный шантаж?

– Конечно не видит,– хмыкнула Виолетта, снова заставив меня чувствовать себя идиоткой. Я прижала к груди вздрагивающее тельце собаки. Ну, Вольский, теперь я точно сдеру с тебя выкуп. Пути назад нет, я не могу сесть в тюрьму, потому что Ванька никому кроме меня не нужен, даже собственной бабушке, которая ищет только выгоду в общении со мной и с ним.

Пока я, застыв как изваяние, прокручивала в голове свои невеселые мысли, в комнату вбежал Ванюшка. Он уже был одет, за спиной болтался яркий рюкзак, в который он сложил свои любимые игрушк и книги.

– Ба, можно я Бобчинского с собой возьму? – бесхитростно оинтересовался ребенок, не желая расставаться со своим другом и на минуту.– Я сам его гулять буду и убирать за ним.

– Тут на такси не хватает,– не обратив внимания на внука, предъявила претензию Гальке, сующей ей деньги, мамуся. – И на обратную дорогу.

– Ба, ну можно? – завертелся вокруг бабушки Ваня.

– Нет,– рявкнула любящая бабуля. В глазах моего сына заблестели слезы. Мне стало так стыдно, так больно, что я отсылаю его туда, где ему будет плохо.

– Вань, я куплю тебе плейстейшен. Вернешься и он уже будет тут,– шепнула я, провожая его до двери.

Мать даже не сказала мне до свидания. Так и ушла, распрямив плечи, с видом вдовствующей королевы.

– Твою мать,– выдохнула Галка, заглядывая в кошелек, в котором после рассчета с Виолеттой остались какие – то копейки.– Как у нее так получается а? Вот скажи. Я за эти деньги сегодня такого позора натерпелась. Голову чуть отмыла. Прикинь, приехала на вызов. Корова вымя порвала. Бабка плачет, кормилица в хлеву орет дурниной. И этот божий одуван мне говорит: «Дочь, ты б косыночку повязала». В общем, я то не послушалась старушку, полезла вымя шить – Галкины слова доносились до меня словно сквозь вату. Я все прокручивала в голове злые материны слова, и наполнялась злостью и решимостью. Всю жизнь я прожила идиоткой. Идиотство у меня в крови, так мне говорила мать. Внушала с раннего детства. И папаша мой, по ее словам, был идиотом. Точнее, сначала он был космонавтом, моряком, полярником – легенда варьировалась. Отца я не знала, да и не думала особо о геройском родителе. Ну нет и нет, эка невидаль. Да у половины двора не то что отцов, матерей не было, как вон у Галки. Ее бабка воспитывала. Со временем папуля трансформировался в идиота, а я в наследницу его гена. И дуаже думала, что он умер от этого, пока вездесущая Подвигалкина меня не просвятила, что мужик являющийся моим родителем, скорее являлся спортсменом – биатлонистом любителем, смазавшим лыжи еще до моего рождения, не выдержав характера своей благоверной. Папуля сошел с дистанции, после того, как беременная фурия едва не довела его до самоубийства, и никто во дворе его за это не осудил. Вынести характер моей матушки, усиленный перестройкой гормонов, не смог бы выдержать даже монах, принявший обет всеобъемдющего послушания.

Поведала все это моей подружке ее бабка, метко прозванная местным бомондом Полицайкой, и так же дружно ненавидимая все тем же бомондом.

– Зато волосы теперь блестят. Воняют немного, но эффект… – протянула Галка.

– Что за шампунь? – машинально спросила я, вынырнув из воспоминаний.

– Коровьи каки называется,– гыкнула Галка, – ну, поехали, ведро, что ли купим. На него у меня пиастры остались еще. Да возле «Империи детства» покрутимся. Проведем рекогнсцинировку местности. Тебе же завтра туда идти.

– Куда? – тупо спросила я.

– Ой, горе,– вздохнула Подвигалкина.– Поехали уже. Только графу нашему Монтекристо телевизор отволочом. Права ты, Чита. В любой ситуации надо оставаться человеком. Не будем уподобляться Виолетте Тихоновне.

– Галь, они ведь нам заплатят? – тихо спросила я, уже скучая по сыну.

– Ну, конечно,– слишком жизнерадостно гаркнула моя подруга , и я поняла, что она вообще ни в чем не уверена.– Ну не через три дня, неделя максимум.

Я вздохнула. У меня нет недели. Просто не выдержу, зная, что мой сын подвергается пыткам маминой стряпней и постоянным ядом. Завтра я возьму все в свои руки. И пощады не будет. Я стану безжалостной Читой, быстрой и яростной.

РУСЛАН

Жрать хотелось нестерпимо. Я встал с кровати и малодушно поплелся к гнутой миске, оставленной этими паразитками. Куски курицы в подливке выглядели аппеититно. Ну не отравят же они меня? За труп им точно ничего не обрыбится. Я запустил пальцы в еду, вилки мне не выдали. Видимо побоялись, что я х покрошу в капусту столь страшным оружием. Мясо оказалось божественным, может просто с голодухи. Набив живот, я почувствовал себя человеком, и даже слгка задремал на своем «царском ложе». Слегка, потому что задница и пах нещадно зудели от дешевого капронового кружева, но я почему то сразу поверил обещаниям полоумной Гали про боди. Да и удобнее в трусишках, хоть и похож я сейчас на нищего транссексуала. Я встал с кровати, чтобы размять мышцы. Тело требовало порции тренировок, к которым я его приучил. Да и выпить я бы тоже сейчас не отказался. Твою мать, меня похитили две чокнутые бабы. Позорище. Я сделал с десяток приседаний, и уже улегся на пол, расстелив одеяло, чтобы провести серию упражнений на пресс. Но не успел. Точнее, я не успел подняться из положения лежа. Видимо увлекшись, я просто не услышал, как хлопнула дверь.

– Давай, твою мать,– голос страшной лошади разнесся нал моей головой, как гром.

– Даю,– пропыхтела Чита. Мне стало интересно, что там творят две эти идиотки. Какую еще пытку мне придумали. Додумать я не успел. Раздался грохот. Сначала на меня упало странное ведро. Я дернулся в сторону, сгруппировался, но вскочить на ноги не успел. Раздался мат, услышав который любой маргинал бы сначала покраснел, а потом загнулся от зависти, и на меня упало легкое женское тело, впившись в распластонного на полу меня костлявыми конечностями.

– Прекрасно,– пропыхтел я, пытаясь скинуть с себя захватчицу в обезьяньей маске. – Только вот я не люблю тощих обезьян. Тебе детка надо научиться держать себя в руках, и не седлать мужчин, которые тебя не хотят. Или что, совсем все плохо, что ты меня решила изнасиловать?

– Да пошел ты,– надо же, а у тихони то зубки есть.– Даже если ты последним на земле будешь самцом, я на тебя не позарюсь.

Чита завозилась на мне, пытаясь собраь в кучу разъезжающиеся конечности. И то, как отреагировал на нее мой организм мне совсем не понравилось. И трусы эти мерзкие, черт бы их побрал… Я схватил ее за шкирку, и поставив на ноги, поспешно обернул вокруг бедер одеяло. Девка уставилась на меня, и в прорезях маски блеснули вызывающей синевой глаза.

–Гюльчатай, открой личико, – прохрипел я. Да твою мать, видимо от воздержания я поехал шифером. Еще бы надо было сказать этой дурехе , что она прекрасная крошка, и за жопу ущипнуть. Это моя коронка. Странно, но бабы ведутся. Тоько вот, что – то мне подсказывало, что эта мегера просто пошлет меня. И пахло от этой мерзавки чем то таким сладким, притягательным.

– Поберегись,– мы едва успели отпрянуть друг от друга. Чита взвизгнула, метнувшись в сторону, а я не успел. Какой – то громоздкий ящик с грохотом сбил меня с ног.

– Жив? – в мой глаз кто – то посветил фонариком. Я сфокусировал зрение и увидел склонившуюся к моему лицу лошадиную физиономию.– А все ты. Телевизор ему надо. Чуть не угробили нашего петушка с золотыми фаберже.

– Галь, яйца куры несут,– подала голос Чита.

– Ты еще поучи ветеринара, различать кур по гендерному признаку,– гаркнула Галка. Иди, компрес ему подержи, всю витрину мужику расфигачили, а я пока технику подключу. Там хоть вход для «видика»то есть в этом мастодонте?

Я пошевелился и услышал тихий вздох. Галька копошилась где то в дальнем углу, судя по звукам, отчаяно сквернословя. Чита явно отвлеклась, потому не заметила, что я пришел в себя. А когда она поняла это, то было уже поздно. Я сделал молниеносное движение рукой и содрал с нее маску, вырвав при этом клок блондиныстых волос, которые запутались в разорвавшейся резинке, держащей маску.