27.8
Меня разбудила девушка синтетик, но открыв глаза, только темень смотрела на меня. Ослеп, чувствовал себя ещё, вдобавок, глухим, так как не было слышно ни единого плача или шороха со стороны беженцев. Мы были одни и не хотел спрашивать о том, куда все делись. Оставаться здесь грозило одинокой смертью без еды и запасов. Мы были отрезаны от цивилизации, хоть и раздробленной, но всё же, в надеждах, живущей… только в наших сердцах, если до них не добрались видящие. Про то, что случилось с моей деревней, даже не хотел думать.
За пределами города, моя спутница могла только чувствовать звуки, отражающиеся от поверхностей камней, окружающих нас. Она взяла мою руку, и мы побрели по каменной местности. Слепая, ведущая слепого. И она не знала под какой скрытой угрозой, на каком тонком волоске висела её жизнь.
Мы пришли ко входу в пещеру, у которой был выстроен отряд дежурных солдат-киборгов, которые не приняли нас добродушно. Мы переночевали в степи, и заботы о доме, словно прорвав плотину, нахлынули на мой разум…
… В деревне, где вырос и откуда пришёл, было смутное время. Наш староста, всегда увлекавшийся редкими растениями и выращивающий свои цветы и создающий шедевры растительного искусства, закрылся у себя в доме и не выходил ни на какие собрания. Его знали, как одинокого бездетного старика, у кого умерла жена, и он отдавал себя полностью со всей любовью сердца своему увлечению. Цветы были его детьми, его друзьями, и он их любил, как живых существ, и заботился о них нежно и бережно. Но когда купол затмил небо, он стал ещё более отчуждённым от забот деревни. Люди стучались к нему в дверь, но он даже не подавал намёка, чтобы отворить им. Тьма стояла непроглядная, и дежурные караулили с факелами, но они не увидели, как из своего дома вышел староста. Также никто не видел, как он вернулся из сада. У него в руках был последний любимый цветок в горшке, пожелтевший и обвисший, завявший без доброго солнечного света, но ещё трепетно державшийся за жизнь, в отличии от других цветов в горшках и клумбах. Староста крепко прижимал его к груди, как последнюю, увядающую любовь и надежду, когда прыгал с обрыва…
… На этом очнулся в холодной полости пещеры, где рассеянные голоса шныряли то там, то тут. Моей спутницы не было, но услышал голос, кажущийся знакомым по красивой тонкости и обернулся. За мной стояла женщина. Это она была в городе рядом с лидером. Это была его сестра, а значит и моя.
– Вы разрешите мне дотронуться до вашего лица?
– Дотроньтесь, – произнесла она и дрогнула, когда так легонько прикоснулся к её лицу, молодому и прекрасному, но в ней почувствовал глубокое беспокойство. Она видела меня слепого, с глазными яблоками, растворившимися в белках. Но что-то она видела ещё, до всего этого, чего не могла никому описать и боялась. Узнав меня, она взялась за мою руку, и мы ушли от голосов в места пещеры глубже.
Пока был с ней, почувствовал темноту вокруг неё и её отчаяние. Она ясновидела один из чёрных глаз, которые выпустили на город видящие смерть вместе с волной и которые пробивали бреши в основании многонебесной стены, рушающейся под всем этим давлением. Эти глаза проникали во все слои реальности и высасывали всю материю до вакуума на своём пути. И один из них достиг её убежища, точнее, её места побега из города, и она каким-то образом увидела его истинную природу. Но нельзя просто посмотреть на такую силу и остаться, как прежде. Глаз впился в неё, а она всмотрелась в глаз, и их судьбы переплелись во что-то ужасное и мерзкое. Она мне рассказала, что, когда ядро машины времени не выдерживало натиска изменений на окаймляемую город территорию, и главный инженер-процессор не успел справиться с расчётами всех входящих масс, машина времени перегрузилась и взорвалась, отправив одну шестую часть города неизвестно куда… а точнее, когда.
– Они очутились на дне океана, – пробубнил.
– Что? – спросила она, но решил промолчать.
Мы ещё говорили о всём происшедшем с нами, о моих снах, о её спасении из города в последнюю минуту с её братом. Она отошла в сторону, и её было еле слышно. Она расспрашивала о наших древних семейных связях, о которых, к сожалению, не знал ничего, кроме семейной реликвии, что осталась от моего отца и смутных воспоминаний обрывков историй, которые он рассказывал мне в детстве.
– Но откуда ты знаешь, что это именно мы? – как будто эхом был задан вопрос.
– Чувствую всем естеством, – мистически ответил ей.
Её голос совсем исчез, как и её движения. Звал, но она не отзывалась. Звал сильнее, пока не заболело горло и не ударился о сталактит или кристалл. Она исчезла. А может упала. Нет, всё-таки исчезла. Пока искал выход к поверхности и еле шёл, оборачивался, постоянно облакачиваясь о каменные выступы, обнаружил весь ужас ситуации, но не мог ничего поделать с собой.
На фоне общего шума, голос окликнул меня совсем рядом – холодный, строгий голос, – что аж дрогнул, и мурашки побежали по коже:
– Где моя сестра?
Он, скорее всего, смотрел на меня. У меня не было защиты от этого голоса и невидимого мне, но ощутимого взгляда.
– … не знаю… – тихо произнёс, пока смотрел в небытие, после того, как отвёл взгляд в абсолютную темноту.
– Куда ты дел её? Где она?!
– Она потерялась! – мой голос дрожал так же, как и мои руки с коленями.
Но он как будто не слышал меня. Чувствовался неугомонный гнев в его голосе. Холодный кинжал, словно льдина, впился в мой бок, и моё тело упало на камни.
– Ты предвидел многое, старик. Но этого не ожидал, да? – сказал он каким-то другим, тёмным голосом.
Корчась от боли, не мог уже ничего предпринять, но душа моя летела над пещерой с людьми и сочувствовал им. И плакал за всех и за себя тоже. Оказалось, что дополз до костра, и языки пламени развязали последние нити моего тела.
Ещё долго смотрел в темноту неба, проход из пещеры к которому заволокла туча, прилетевшая с юга. Солдатам, при ночном видении, она казалась белой волной по воздуху. Живая туча, в которой кишели сгустки металла – летучие машины, со многими конечностями, тянущимися за ними, – пыталась укрыть нас от неба, пока солдаты отстреливались от них до того, как пала последняя машина. Их тела загромоздили выход, но ни один из киборгов не пострадал, и с удивлением на лице, командующий смотрел на результат битвы и приказал одному из солдат-киборгов попытаться найти неповрежденные блоки памяти в падших машинах. Перебирая развалины и вкалывая в отверстия металлических тел длинной иглой, исходящей из одной руки, киборг-техник нашёл фрагмент последнего оставшегося сообщения, которое было записано в памяти этих странных летучих существ. Это непонятное сообщение было: «берегитесь небесного света солнц».
27.9
Видящие смерть нашли пещеру и направились ко входу, разбрасывая в стороны солдат-киборгов, словно они были игрушечными. Люди кричали, бежали и их давили, словно насекомых. В более глубокие уровни пещеры вливалась толпа беженцев из города от неизвестной угрозы позади. Спасались от видящих. Но в тех тёмных коридорах, куда зашла одна женщина, отойдя от поселения беженцев, оказалась новая беда. Она чувствовала, как страх охватывает её разум и конечности. Она пыталась идти, но не могла. Но она услышала крики позади, указывающие на приход видящих.
Непосильный страх пронизывал её, и он был странным. Он исходил и оттуда, откуда она бежала, и оттуда, куда она направлялась. Замедляясь, хоть она слышала крики позади, она остановилась. И вдруг волна чистой силы толкнула её в проход в пещере, и она не удержалась и упала на холодный каменный пол и потеряла сознание. Внутри было несколько саркофагов, и серые фигуры сидели, скрестив ноги в темноте. Их глаза были открыты, и из них словно лилось живое пламя.
Эти фигуры были в два, а может и в три раза выше обычных людей, и на них не было одежды. Они медленно встали, словно просыпались, как-бы оправляясь от древнего сна. От них исходил жар, и они, словно сговорившись, вместе двинулись к входу, не обращая на обездвиженную девушку никакого внимания. По пути перед ними остановились люди, а позади двигались страшные фигуры видящих смерть. Хранители вытянули руки, и первые ряды видящих смерть поднялись в воздух и, содрогаясь некоторое время, опустились с совсем другими выражениями на искорёженных лицах, повернулись против своих соплеменников и преградили им путь.
Хранители продвигались, и по мере их продвижения, всё больше и больше видящих смерть менялось и теряло признаки агрессивности. Как будто само время замедляло ход перед руками хранителей, и волны завихрённой энергии простирались вокруг них. Они остановились перед выходом, но там и след простыл от оставшихся видящих смерть, покинувших поле сражения.
Люди выходили из пещер, не желая оставаться с новыми существами, вторгшимися в их жизнь, хоть и на благо. Сверкнуло молнией небо и образовалось отверстие, светящееся так ярко, что люди закрывали глаза. Лучи золотистого света прорывали купол. На земле всё сгорало, и некоторые люди сгорели дотла. Скрежет был невыносимый и обезоруживающий, как вдруг лопающиеся, разрывающиеся от неимоверного, расширяющего давления металлические дуги, словно пальцы с руки гиганта, хватательным движением нажмали на поверхность, что заставило волны взрывающейся земли подняться в воздух и затмить горизонт. Хранители выставили руки и накрыли людей защитным полем, преграждающим стихии. Белые обтекаемые корабли-диски пролетели сквозь отверстие в куполе. Это были корабли коалиции. Они садились и забирали отчаявшихся людей, потерявших рассудок от происходящего и надежду на спасение. Диски оставляли только хранителей на погибающей планете по их собственному желанию. Они должны были остаться.
28. Воплощение снов
«Воплощение снов есть обратный будущий поток от моря к роднику».
28.1
На одном из неизвестных островов родился мальчик. Мать родила его втайне от общества в пещере, где она встречалась с последним мужем на этом острове. Отец его со временем умер, и мальчик узнал обо всём от матери. Почти каждый день, пока мальчик рос, мать приходила к нему и кормила его.
Она была светлая, красивая, ласковая. Её лицо он всегда ясновидел перед собой и в своих снах. Немного узкое с серо-серебристыми, нежно смотрящими и немного испуганными глазами. Её волосы, словно пепел, расплывались по её доброму лицу. В груди у неё билось тёплое сердце – в уверенном и успокаивающем ритме, особенно, когда он был рядом с ней. Ему так нравилось прижиматься к её груди или касаться её рукой и ощущать биение, такое ровное и приковывающее к себе. Её руки и кожа оберегали его тёплыми и ласковыми объятиями, придавали ему силы, чтобы он рос. Она его очень сильно любила.
В первый день рождения он плакал, потому что почувствовал неприятную тяжесть конечностей тела и ограничительное биение внутри него, которое было неподвластно его желанию, желанию создавать собственный ритм и творить себя. Однако, он чувствовал мир, как если бы он уже был здесь. Планеты, как эту, он носил на руках. Был рабом, но ему также повиновались. Он многое помнил, но не мог ещё передать это словами матери, а со временем, с взрослением это всё забывалось. Наслаивались новые впечатления, он теперь изучал этот новый и восхитительный для него мир.
К нему приходили странные идеи и мечты. В одной из них он был юродивым отцом целого рода людей. Его семя сохранили предки для продолжения жизни. Но эти люди стали отбросами, и прячась, ушли жить и слоняться по лесам и горам, вдали от цивилизации.
На другой день он скучал по матери и нехватающему отцу, и была у него тяжесть на сердце, словно от совершённого страшного греха. Как этот грех достался ему – было для него загадкой.
Вокруг острова он ощущал воду, много воды, но она была цельной, как одно существо. В ней он ясновидел свет и любовь и хотел окунуться в неё, но ещё было не время.
На следующий день он много спал. Его уже днём разбудила мать. Во сне, который он не досмотрел, он ясновидел огромное разнообразие миров и любимых ему людей, возможно родных, которых он ещё помнил, но потерял.
Он думал, что ясновидел ребёнка, спасти которого, не погибая, он не мог. Ему привиделись ядовитые иглы-стрелы, которые впились в ребёнка и чужую, но невинную молодую мать.
В одном из дней на острове он забыл всё, что ясновидел доселе, когда был в пещере или выходил гулять. Он думал, что идёт, чтобы спасти человечество. Это была игра, которую он придумал. Она заняла у него весь день.
Сон ему снился, как обжигающие солнца светили, как обмывающее море лилось, как устремлённые взоры глядели на последний из своих миров. И словно червоточины шевелились под иссохшей землёй – от чего он проснулся в поту. Куда денутся эти люди? Они пойдут туда, где темнота.
В другой день он ходил по звезде в окружающей плазме. Сливался с ней, как с водой; текучесть была повсюду.
Ещё он яснослышал звуки темноты издалека, зовущие его, но он решил притвориться глухим. Больше всего на свете он любил слушать свою мать и узнавать от неё новое.
Когда он подрос и чаще выходил один на берег и в джунгли, и где бы он ни был, иногда смотрел вверх, и небо казалось водой, и везде была она – до самого горизонта, повсюду.
Мифы гласили, что в одно время на этом острове жили в мире и благополучии два пола, были они высокого роста и могли делать многое. Творили они магией сознания. Но встал однажды вопрос – внедриться ли в дела людей с материка, так как те открывали неизвестный им материал очень большой силы? Мужчины говорили, что если они не вмешаются, то может произойти катастрофа, а женщины упрекали мужчин в чрезмерной энергичности и гордости, так как им издавна гласили быть терпеливыми хранителями этого мира. Но мужчины не послушались жён, увлекая новой идеей своих детей, которые не вернулись обратно с материка. Мужи были изгнаны, а без взаимной помощи и наставлений оба пола были бессильны. Прогнали жёны их на дальнюю оконечность острова, где мужи пропадали в пещерах. Не слушая просьбы мужей сойтись обратно в гармоничный брак, жёны решили поступать самостоятельно и перестали нуждаться в мужах. Со временем их общество превратилось в доминирующий всё живое и неживое на острове матриархат, племя охотниц и клан учёных плодоносиц.
Его мать встретила отца случайно и испугалась его. Он жил совсем недалеко от племени в пещере, где она не ожидала никого встретить. Он ей понравился своей необычностью и нежной мудростью. Она к нему ходила под предлогом, что ходила собирать питательные плоды. Со временем родился «ты».
– Расскажи ещё про отца, – просил мальчик.
– Он был необыкновенным человеком, – говорила мать перед уходом, – Спи, – и гладила его по голове. – У тебя в глазах блестят звёзды. В тебе много души. Как будто в тебе поселились многие люди, а может ты уже родился с ними. Этим ты напоминаешь мне отца. – Перед тем, как уйти, она улыбнулась с блеском счастья в глазах. Когда она уходила, она обычна была грустнее.
Потом, он никогда не забудет, как она ему рассказала о странниках, приплывших на остров издалека:
– Расскажу тебе историю из древности. Приплыл и высадился у нас на берегу иноземный мужской отряд, который был способен стрелять из своих орудий молниями, но наших воительниц было больше, и мы одолели, а их тела сбросили в воду.
– А что с их оружием?
– Мы бросили вместе с ними, так как зачем нужна чужая сила, когда у нас есть своя? Наша сила их победила. Потом приплыли ещё, и мы их снова одолели, а пленные нам служили, хоть не долго, потому что они были слабые, и все умерли. Теперь спи и ни о чём не волнуйся.
– Но подожди, мама, не уходи!
– Что такое, что случилось?
– Расскажи ещё подробнее о том, как жили женщины с мужчинами.
– Ты думаешь, что уже подрос, а?
– Конечно, мне всё интересно!
– Ну хорошо, расскажу, и ты уснёшь, ладно?
– Угу.
Она села рядом, и легонько поглаживая голову мальчика, она начала свой рассказ:
– Так вот, давно, в самой глубокой древности, которую мы ещё помним, люди жили в свободных отношениях. Никто не остерегался, не стеснялся, не боялся скверного конца. Царила одна только свобода через уста женских образов. У каждой женщины было много любимых мужчин, а у каждого из мужчин – много любимых женщин, ибо все были равны. Никто ни в чём, ни в каких поступках не был ограничен. Все жили счастливо. Но так же, как следует завоёвывать любовь ближней или ближнего своего, также сменилось это счастье на борьбу, которая и привела к упадку и разделению. Дети рождались с именем матери, и к отцам они не принадлежали, хоть всеми ими воспитывались. И через детей родилось стяжение, власть поделилась, а история забылась. К сожалению, никому не удалось удержать детей, и те были потеряны, как для матерей, так и для отцов. Более тебе не смогу рассказать или объяснить то мутное время, так как… – но мальчик уже спал.
28.2
Однажды мать пришла и нашла мальчика играющего среди пальм и папоротников, а не в пещере. Он отбежал довольно далеко, и она его тревожно искала, но не подавала голоса, чтобы её не услышали посторонние женщины.
– Тебе не стоит убегать так далеко. Оставайся в пещере, не выходи никуда. Мы ведь договаривались…
– Почему, мама? Хочу пойти купаться. Можно?
Он непонимающе дёргал её за подол юбки, а она сначала молчала, и волнение читалось у неё в глазах.
– Нет… нет… боюсь… боюсь будущего, сынок…
Она не забывала любопытные, провожающие её взгляды своих сестёр.
– Куда же делась дочка и твой живот, – спрашивали у матери близкие сёстры учёного общества, так как они работали над выращиванием новых поколений воительниц и девиц. Они не доверяли ей, так как она была одинокой и чувствительной и часто плакала после работы. За матерью проследили до пещеры, где обнаружили мальчика.
Его вывели из пещеры и привели к племени. К нему никто не обращался и не заговаривал с ним. Копья были уставлены в спину и его вели, как пленника. Кругом были деревянные хаты, накрытые листьями, на фоне пышной растительности пальм и растений. Из одной лачужки выглянули любопытные глазки молодой красивой девушки. Некоторые сморщенные лица показались из других хижин. По затоптанной дорожке они вели его к той, которая была освещена образом великой странницы, девы владычицы, которая показала себя ей, единственной из всего племени. Они верили в свою высшую, как в совершенство, преодолевшее время и пространство.
Живущие на этом острове не ожидали его. Уже много поколений не рождалось мальчиков, потому что из пробирок генетическим путем выводились только девочки. Согнувшись перед ногами старшей, мать ребёнка просила, чтобы его оставили в живых. Она была окружена полуголыми воительницами с копьями и завитыми косами. У некоторых было по два клинка в набедренных ножнах. Их одежды были сплетены из пальмовых листьев и страшные звуки сходили с их языков. Лица же их были разрисованы и напоминали диких животных. Но лицо старшей сияло чистотой. Пока он наблюдал за длинными косами, сплетёнными крепко, как пальмовые стволы, усеянные раскрашенными завитками, пока он смотрел на всё это богатство уже немолодой женщины, прорастающее на её голове, он вдруг ясноувидел ту женщину, которая посетила это место в момент своего восхождения в «третий мир». Ясновидение её образа, парившего в красном небе. Да, она была чем-то иным. Даже там, откуда она была родом, ей не верили, а она и не знала, что была здесь и меняла ход истории. Пропавшая – вернулась, посетила и пропала снова, навсегда.
– Ты ведь мудрая, сестра. Зачем ты воплотила это в нашем мире? – спросила старшая без выражения высокого чина матери.
– Не могла их больше убивать, – она имела в виду пробирки с мужскими зародышами, зовущимися «вырожденцами». – Простите меня, о посещённая!
Старшая, зовущаяся посещённой великой, решила провести испытание над мальчиком, и этим наказала мать, чьё мучительное выжидание только начиналось. Они решили испытать мальчика водной стихией.
С давних времён, женщины на острове боялись воды. По сказаниям, передающимся из поколения в поколение, однажды вода атаковала рыболовчиц, и те изменили свои формы и растаяли перед всеми в ужасных агониях. С тех пор, никто не решался не только ловить что-либо в воде, но и дотрагиваться до воды. Это считалось опасно и находилось под строжайшим запретом посещённой.
28.3
Они заставляют меня продержаться некоторое время в мелкой воде у берега. Мать плачет, истерически бьётся у ног посещённой, просит смягчить наказание. Понял, что они хотят провести эксперимент, и хочу пройти этот тест, чтобы показать на что способен. Вода и так манит меня. Раздеваюсь и ныряю. Она прохладна, но не приносит боли. Стараюсь находиться на поверхности. Вода такая прозрачная, красивая. У неё множество граней, и все отражают свет. Иногда погружаясь с головой под воду. Стараюсь уловить секрет воды, пытаюсь заговорить с ней движениями рук и ног, своим естеством показываю безграничную расположенность к дружественному общению с водой. Дрейфую. С острова разносятся крики моей матери, чтобы уплывал, но за мной следят. На берегу, они злятся, что со мной ничего не происходит. Накидывают на меня плетёную сеть и вытягивают на берег.
Не вижу матери – должно быть её увели. На суше, до боли перевязывают мои ноги над коленами, заостренными лезвиями отрубают ноги и бросают меня обратно в воду. Продолжаю держаться вплавь. Прошу воду замочить мою боль. Вода окрашивается в красный цвет. Руками гребу, как могу, чтобы убраться подальше от берега. Мой единственный друг – вода. Проплываю вокруг острова. На меня снова бросают сети со скалы. Проплываю под водой, но руки запутываются в лесах. Задыхаюсь. Меня выволакивают на берег, и чувствую, как холодный металл режет кожу и ломает кости. Всматриваюсь в небо, как в воду, прозрачную глубину. Это уже было не испытание; это было похоже на казнь. За что? Что им сделал? Мне отрубили руки, подвязали тяжёлый камень и бросили с высокого обрыва в тёмную бездну.