Он огляделся, – небольшой зал, в котором помещалось не больше шести столиков. В баре сумрак, тепло и уютно, немного пахнет кальяном, приглушённо звучит музыка из настенного монитора.

Затем опустил воротник, пригладил волосы.

Присел за ближайший столик, который оказался не занятым.

Положил руки на стол, принялся рассматривать ладони и пальцы, точно видит их в первый раз.

Немногочисленные посетители, да и бармен, плотный мужчина в белой рубашке, протирающий стаканы с лысой головой, не обратили на него внимания.

По виду мужчины казалось, что он провёл сегодня немало времени, случайно блуждая по улицам. Уставшие глаза, в которых заселилась боль и тоска, поседевшие волосы, но ещё не совсем старый и подтянутый.

Задумчивый вид, по которому становилось понятно, что, возможно, сейчас разговаривает сам с собой, или даже с каким-то невидимым собеседником.

Тут мужчина встал из-за столика, расстегнул пальто, непонятной походкой направился к барной стойке.

Казалось, он идёт по минному полю, или опираясь о воздух, будто в голове играла какая-то мелодия, полностью захватившая своей фантазией.

Его руки непрерывно двигались, словно в такт с ней.

Мужчина не отрывался от затаённых мыслей, будто попал на фамильное сборище.

Бар, это семейный холл, а посетители его многочисленная семья.

Вполне обычное поведение, заурядного человека, который зашёл в теплое место, чтобы немного отогреться от сырой непогоды.

Возле стойки, на высоком табурете сидела девушка, молоденькая блондинка, рядом стояли двое парней, лет тридцати, развязно заигрывающие с ней, предлагая выпить коктейли. Ещё находился одинокий мужчина, с краю, примерно такого же возраста, как и тот, который недавно зашёл в бар.

Он почему-то выбрал его, встал рядом, облокотившись на стойку.

Соседний стакан выглядел сиротливо пустым.

– Эй, уважаемый, налей-ка по сто грамм коньяка. Мне, и моему новому другу.

– Не возражаешь? – седой обратился к тому, одинокому.

– Против коньяка – нет, – тот угрюмо покосился на него. – Хочешь, угощай.

Не могу отплатить тем же. Нет денег, проигрался на ставках.

– И не нужно! – отмахнулся седой. – Выслушаешь, то так угощу, не сможешь ногами уйти.

– Что слушать, не понял?

– Историю о Тони, может, ты помнишь такого?

– Нет, не знаю, я не местный.

– Всё равно не важно, ведь она тоже обо мне.

Бармен, тем временем, наполнил им стаканы заказанным алкоголем.

Они выпили, за знакомство.

После того, мужчина с седыми волосами, стал говорить, тому одинокому, не прерываясь ни на одну минуту.

Хотя он потом делал передышку, чтобы выпить очередную порцию, отойти в уборную, к тому же рассказывал не только одинокому, а всем людям, кто в тот момент находился у барной стойки, даже скучному и молчаливому бармену, если тот подходил ближе. Происходило всё это так:

– … Он был Тони. Этот Тони был крутым гангстером в городе, и не скрывал этого от окружающих. Он выстроил доходные казино, с которых капало на его банковский счет кругленькая сумма в миллион долларов.

Я часто думаю о том, зачем нужен человек на свете, в общем понятии.

Жить, работать, жениться, или выходить замуж, заводить детей.

Ну зачем всё? Когда есть уже Тони.

А он был бог и царь в нашем местечке, как незыблемая скала, об которую разбиваются житейские волны. А всё остальное пустяки, прочая шелупонь.

И вот что скажу, – его слушались абсолютно все.

Прокурор и мер, готовы были наперебой лизать ботинки.

Очень все вокруг большого босса.

Выбор невелик: лизать, или могила светила будущему оппоненту в спорах с Тони.

У нее, тоже отсутствовало право избрания жизненного пути.

Ни дома, ни будущего.

Тогда у нас не было компьютеров, соцсетей, айфонов, прочих гаджетов.

Да, забыл сказать о себе, или о чем хочу вам рассказать.

Но история, происходившая в действительности, рассказанная одним рассказчиком, может в корне отличаться многими различиями, кто расскажет её по-своему.

Если у него получиться. Поэтому рассказываю только я, и от своего имени.

В конце концов, будет понятно в процессе.

– Тони-Тони. Тони был по-настоящему серьезен.

Кладбища вокруг города обрастали новыми могилами, подчас незаметными захоронениями где-нибудь в лесочке.

Сам Тони не убивал, он только присутствовал и руководил процессом убиения. Когда-то давно, читал книжку про Жанну Дарк.

Но история совсем не об этом. Её имя Ира, или Ирина.

То, что рассказываю, происходило на самом деле, не желаю больше распространяться, будто выдумал всё, одной одинокой ночью.

Теперь они вдвоем, гангстер, и та взрослая девочка, навсегда останутся в моем сердце, чтобы ни случилось.

Наверно всё можно простить, кроме того одиночества, которое сейчас испытываю, сравнимое с горечью разлучённых сердец.

– Вот, хотите одну фотографию покажу? Она находится всегда при мне.

Правда, она черно-белая, немного потрепанная, но ничего.

– Не хотите? Нет?!

– А я всё равно достану.

Требуется взглянуть на неё, в который раз, потрогать, провести осторожно пальцем по изображению, обёрнутому в защитный слой.

– Эй, приятель, повтори-ка нам ещё по стаканчику, надо горло промочить.

А ты куда, дружище? Постой!

Да к чему говорю? Всё равно никто не слышит.

Парни с девушкой отвернулись, бармен сильно занят своим барменским делом, одинокий игрок зачем-то быстро ушёл.

Раз никто не услышит, продолжу тихо бубнить старую историю.

Ведь не сложно, воскрешать умершие воспоминания из небытия, поглядывая на старое фото, неподвижно лежащее на барной стойке возле моего стакана.

Совсем не сложно. Не правда ли? – обращаюсь сам, к давнему снимку.

С недавних пор, у меня в груди болит сердце, но привык, даже люблю эту боль.

Не желаю быть старой развалиной, в которую превращусь через несколько десятилетий. Кажется, в такие мгновения, могу изменить мир, повернуть время вспять, мог бы улететь в небеса, словно ангел.

Но я такой же человек, с низменными потребностями: кушать и ходить в туалет.

Они держат меня на свете привязанным грузом.

– Жизнь, заслуживает чего-нибудь? – спрашиваю себя.

Сам же отвечаю, – Жизнь, в наше время, ничего не стоит…

– Наверно ничего, – как заметил бы один мудрый Кот. – Тут дело такое.

И подмигнул бы прищуренным глазом, с очень знакомым мне выражением.

Что вы чувствуете, когда ушли из родного дома.

Где есть мама с папой, или бабушка с дедушкой.

Но, а те дети, никогда не узнают этот смысл.

Сережа Карнаухов. Он зарубил топором отца насмерть.

Который хотел изнасиловать дочку в пьяном угаре.

Теперь они Карнаухов и сестра, на моем попечении.

Маленький, щуплый, учиться хорошо, всегда улыбается.

Рассказывает случаи про себя, про учёбу в школе, как получил на уроках две «пятёрки», по истории и географии.

Никогда не подумаешь, что он убил человека, пусть даже и плохого.

Сейчас учу его лепить снеговика, кидаться снежками.

Почему он тянется ко мне? Я не знаю.

Его сестра тоже здесь. Сережа рассказывает про неё.

Ей десять лет, она в детской группе.

А потом про будущее: как они вместе вырастут, он её заберет из детдома в другую страну, станут хорошими людьми, всё у них будет замечательно.

Ведь его хотели усыновить приемные родители из Калифорнии.

Но он отказался, уезжать туда без сестры.

Поэтому остался здесь. И кидается, зараза, в меня снегом.

Научил на свою голову.

Ирина Татарская; её, в маленьком возрасте, привезли из одной татарской деревни, поэтому такая произошла фамилия.

Полуживую от дистрофии, она не могла толком ходить, опиралась об стены.

Сейчас она озорная и бойкая девчонка.

Карие глазищи смотрят на мир, радуются ему.

Стрижка каре, темные волосы развеваются при беге по этажам.

Мы просто-напросто дружим. Ей ведь всего пятнадцать лет.

Олег Фадин; его так и называли «Фадин».

Почему – не знаю. Его так все зовут. Он не против.

Он сирота погорелец. Его спасли из пожара в квартире.

Там сгорела вся семья: мать, отец, сестра.

У него большие, преданные глаза как у собаки, которые наблюдают за людьми.

Чтобы ни делал, он везде ходит за мной по пятам.

Мой верный оруженосец, так его называю, здесь.

В месте, нашей горемычной и неблагодарной работы, – детском доме-интернате областного значения.

Как попал в него? Да ничего удивительного.

Тогда, оказался не у дел. После дембеля, сослуживцы радовались, а некоторые мажоры из больших городов, хвастались, теперь будут целый год гужевать по полной программе: виски, девочки, рестораны, сауны с массажем.

Но прибыв на родину, покрутившись неделю от безделья, понял, офигительная радость не светит, а вместо веселья надо бы подыскать работёнку, хоть какую-то, желательно, где платят живые деньги.

В криминал, чтобы собирать дань на рынке, вставлять паяльники, участвовать в разборках, идти не желал.

В ментовке бардак и коррупция, в бизнесе вообще не ждали с распростёртыми объятиями, – нужен начальный капитал и связи, которых у меня отродясь нет, в начальники пойти, – так с образованием не очень вышло. А кроме таких хлебных мест, – наличные нигде не платили. В хорошую фирму, чтобы устроиться, нужны опять же связи. На заводах и предприятиях, задержка зарплаты по два года.

Вот и считайте, как прожить молодому парню?

Дома меня тоже никто особо не ждал, мать с бабушкой не горели охотой вечно кормить и одевать великовозрастного иждивенца.

Поэтому как-то раз, бегая по городу в поисках подходящей работы, набрёл на биржу труда, ныне центр занятости населения, там печатались свежие объявления о найме на работу. Разглядывая и разбирая их, случайно прочитал приписку сделанную авторучкой, требуется сотрудник мужского пола: какой, чего, куда именно, сколько зарплата, – ничего не указано, кроме адреса.

На следующий день, утром пошёл туда, прихватил с собой какие-то документы. После собеседования тут же устроился, это был конец октября.

А санитарную книжку позже оформили, как быстренько прошёл медкомиссию, сдал анализы. Кстати, тогда совершенно бесплатно, не нужно платить денег врачам, вот что удивительно. Хотя даже помню, проезд на автобусе в то время тоже был бесплатным: садишься и едешь, никаких денег…

Подкупило меня то, что кормежка бесплатная, можно питаться весь день: завтрак, обед, ужин, даже полдник. Об этом, директор детдома Игорь Валентинович, отдельно упомянул при разговоре, когда стушевался, тут платят совсем мало, задержка зарплаты месяца три или четыре в зависимости есть ли деньги в бюджете «гороно», карьерных перспектив нет, да какие они могут быть у электрика, сантехника, или дворника. А меня принимали на такие должности, правда, в основном на электроремонтника, хотя обучался слесарному делу.

Я же обещался научиться, пройти курсы электромонтёров.

Ведь в интернате уже работали два слесаря, Юрка и Толик. Плюсом, как говориться, свободный график, можно хоть к обеду приходить.

Чем многие сотрудники пользовались, в том числе и я.

Но появляться раз в день, всё равно стоило в присутствие людей, иначе начальство поставит прогул как-никак.

Детдом больной и старый, три корпуса послереволюционной постройки.

Он был построен вдали, можно сказать, на отшибе, в одной деревне.

Но после войны, город вырос, людный жилой район с многоэтажными домами вплотную приблизился к детскому дому.

Теперь он находится на городской окраине.

Численность детей достигала шестьсот, основной возраст от трёх лет до шестнадцати лет. Поэтому штат сотрудников немалый, где-то с полсотни, а может даже больше.

Воспитатели, нянечки, вахтёры, сторожа, семь уборщиц, шесть поваров, четыре прачки, три швеи, – ещё по мелочи, всех не упомянешь за один раз.

Двое штукатуров-маляров, женщины средних лет, не помню как у них имена, которые постоянно в детдоме красили и штукатурили.

Имелось начальство: директор, секретарь, завуч, старший воспитатель, завхоз. Трудились две бухгалтерши, две медсестры, физрук, фотограф, социальный педагог, музыкальный педагог, художник, ответственный организатор за проведения разных культмассовых мероприятий: концерты, праздники, утренники.

Наличествовала библиотека, в ней работала пожилая женщина библиотекарь.

За давностью лет, не могу описывать каждого сотрудника отдельно.

Лишь некоторых, к примеру, секретарь Эльвира: лет 23-ёх. не замужем.

Привлекательная жгучая брюнетка. С чувственными губами, стройная фигурка в брючках: «Да, Игорь Валентинович; Я поняла, Игорь Валентинович;

Я всё сделаю Игорь Валентинович». Исполнительная девушка. Даже чересчур.

Хотя умная и сообразительная. У неё на столе стоит монитор, в белом корпусе, огромный как телевизор. Есть клавиатура, на которой, она что-то печатает иногда, пальчиками с маникюром. Шумящий ящик, принтер, который выплёвывает из своего чрева готовые документы: приказы и распоряжения.

Сразу с ней нашёл общий язык, можно сказать, с первого дня, – она понравилась как девушка, вроде бы ей тоже, но дальше дружбы у нас почему-то не зашло.

Когда первый раз пришёл в детдом, стал оформляться, то Эльвира, устроила экскурсию.

Она показывала, где и что находиться: вот столовая, вот группы младших воспитанников, здесь группа «старшаков», рассказывала про них всякие «страшилки», что надо держать с ними ухо востро, иначе заклюют и скушают.

По пути в медкабинет к медсестре, знакомила с другими сотрудниками.

Медсестра объяснила, какие нужно сдать анализы, потом Эльвира проводила к завхозу, чтобы подписать заявление о приёме на работу.

Остался ей благодарен, за то, что она помогла освоиться на новом месте.

Эльвира любит помадить губы, потом сделать отпечаток на листе бумаги, вроде поцелуя. Как делала Монро. И дразнить всех мужчин.

Однажды Славка отобрал тот листок с отпечатком губ, пририсовал ручкой волосики. Теперь говорит всем, что у Эльвиры, вот такая вагина.

Она уволилась из детдома через год, нашла мужа по интернету.

И знаете кого? Арабского шейха из Кувейта. Переехала туда, там живет.

Или вот Земфира. Швея, заодно учительница по швейному делу.

Шьет платья, учит девочек на уроках труда. Стройная, красивая,

А какие женственные ножки, просто закачаешься.

Но она скромная. Любит слушать музыку, смотреть фильмы.

Завхоз, – пожилая тетя Фая.

Иногда носит очки, редкие, седые волосы, покрашенные в какой-то рыжий цвет. Она работает в детдоме много лет, уже находиться на пенсии.

У неё, трудно выговариваемое отчество, поэтому её все называют тетей Фаей.

Она очень хитрая, себе на уме. Держит сотрудников в ежовых рукавицах.

Как бы подчиняюсь ей, вместе с остальными рабочими, сантехниками, уборщицами, и другими.

Но ко мне она относится снисходительно, ведь не представляю для неё опасности. Не строю козней, не участвую в плетнях.

А ещё она вампир, что может быть правдой.

Как высказывается Юрка, тоже местный старожил:

«Ух, сколько уже моей кровушки то попила, старая ведьма!»

Иногда он рассказывает, как она просила его принести ей живых лягушек и живых змей, за бутылку водки.

А Юрка за бутылку водки, горы свернёт, жар-птицу изловит с золотой рыбкой, не то что змей, особенно с похмелья.

Для чего, он точно не знал. А так говорит, делая предположение, что тетя Фая готовит из этих гадов волшебную настойку, для продления жизни.

Столяр-плотник, – для меня он Славка, а для всех остальных он Слава, или Вячеслав Петрович. Мы стали закадычными друзьями, вскоре после моего устройства в детдом. Он старше лет на десять, ему тридцатник уже вышел во весь рост. Три года служил на флоте, поэтому в день ВМФ, гуляет от души.

Несмотря что он работает плотником, у него высшее образование, полученное в пединституте, раньше был учителем в школе, в другом городе. У него жена отсюда родом, поэтому переехал к ней.

Через полгода он уволится из плотников, станет воспитателем, в одной из шести старших групп. Он будет говорить, там платят больше. Но дело не только в зарплате, ведь он всё-таки педагог.

Как-то раз, после обеда мы стояли на крыльце, Славка курил.

Был выходной для меня, но всё равно находился в детдоме. А у него назначено мероприятие в подопечной группе, поход в кино. Ребята и девчонки собирались, выходили на улицу, мы стояли, глядели на них. Слава завёл разговор:

– Смотрю на тебя, и удивляюсь…

– С чего бы, Слав?

– Я тебе как другу скажу, не якшался бы ты с ними, слишком много, – он кивнул на ребят.

– Да просто общаюсь, иногда тренирую, с некоторыми дружу.

Сам знаешь, без этого никак, для нас и для них.

– Знаю, поэтому предупреждаю, тебе, никогда не удастся стать для них своим другом в доску.

– Зачем?

– Ты как маленький. Ты читал личные дела? А я читал. У них, почти у всех ЗПР.

У твоих Карнаухова, Фадина, Татарской, тоже такой диагноз. Ты, не как они.

У тебя есть дом, родители. А они, – они считают себя семьей, это их теперь дом.

Ты знаешь, как они дрыхнут ночью? Сядут на большой диван, человек восемь, кладут голову на плечи друг друга, привалятся в обнимку и так спят.

– Да брось ты! Они нормальные подростки.

Пускай это правда, что ты читал. Ну и что, в детстве произошла травма психики. Поэтому им, как всем людям, нужно человеческое общение и дружба.

– Ладно, смотри сам.

– Да пошел ты на хрен!

Тогда не понял его, и его пророческих слов, между нами впервые пробежала черная кошка. А пока продолжу рассказывать о других людях.

Слесарь-сантехник, – Юрий Акинфеев.

Он тоже работает здесь очень давно, почти с открытия.

Приходит на работу с котом. Так как он живет рядом с детдомом.

Кот его любит, провожает и встречает, правда в хорошую погоду, когда нет дождя, не сыплет с неба снегом.

Наверно он думает, что у хозяина кот наплакал ума, не знает дороги домой, поэтому лучше его провожу на работу, а потом встречу. Хотя так оно и есть на самом деле. Юра немного со сдвигом, а кот очень умный. Мне рассказывали, что он гонялся за тетей Фаей с топором, в приступе безумия. Сам он, в разговорах по душам, не открещивается. Да, мол, было такое дело. Перепил малость тогда.

Потом его простили, оставили на работе.

Он с удовольствием рассказывает про тот случай, при этом громко скрежещет зубами. Мне становится страшно от этого скрежета, от всего, что он говорит.

Непонятно от чего он скрипит зубами, то ли от злости, то ли от того, что не исполнил задуманного, – лишения жизни тети Фаи.

Но любому бы становилось страшно.

Ведь у него дьявольская внешность, точнее кошмарная, которую он пытается частично скрывать за натянутой на глаза фуражкой.

В ней он кажется сказочным гномом, из повестей про хоббитов, размахивающим топором против орков.

Фуражку, он почти никогда не снимает, ходит везде в ней зимой и летом.

Я думаю, он даже на ночь не снимает.

Когда только устроился и не знал этого, Юра в выпившем состоянии снял фуражку с головы, то ужаснулся.

Верхняя часть черепа наискось снесена набок, на ней не росли волосы, вместо них и костей была розовая кожица, сквозь которую виднелись пульсирующие мозги.

Лоб покрыт странными наростами, словно огромными бородавками, они спускаются на щёки, а эти наросты нависают над левым глазом, отчего кажется, у него этот глаз, всегда прищурен. Поэтому он не отпускает бороду, старательно бреет усы. Он считался тунеядцем, поэтому его в молодости, советская власть на несколько лет посадила в тюрьму.

Про неё он рассказывает скупо. Как сидели, как кипятили чифир, как крутили черняшку, как играли в карты в «очко», на «присядки».

Кто проиграет, тот должен присесть определенное количество раз.

Юра, когда говорит об этом, тоже скрипит зубами.

Почему он так делает, – не знаю.

Может много зубов, или много ярости на весь мир.

Рассказывает про мужиков, которые стали «опущенными».

К нему в гости, даже в детдом, приходят всякие люди, в том числе уголовники, бывшие и настоящие, которые в розыске.

Они называют его Юрка Кривой, отчего эта кличка любому понятно, да его психическое безумие.

А в другой раз говорит, что он воевал в Афгане, представлен к награде героя Советского Союза. Я не знаю чему верить.

Ведь он говорит об этом с подробностями и деталями.

Отчего у него была такая страшная травма, точно не знаю.

Ведь одновременно похоже на удар топором или лопатой, а может взрывным осколком на войне срезало. Юра клянется, что у него дома лежит наградной лист с орденом, говорит, что очень секретно.

Живет он в частном доме, там баня, сарай и мастерская.

Юра отнюдь не тунеядец, он занимается семейным бизнесом.

Его прадед делал это, потом дед, потом отец, теперь он.

Это передалось по наследству, валять валенки.

Юра делает их на заказ, как на выставку.

Они очень красивые и очень прочные.

Когда приходил нему в гости, он познакомил меня с его родителями, потом показывал валяльную мастерскую.

Она устроена пристроем к дому. В ней много чего интересного: мешки шерсти, чаны, бочки, пара деревянных столов с приспособлениями, заготовки и колодки развешаны по стенам.

У него два любимых хобби: он любит работать руками, любит крепко выпить, а иногда он успешно совмещает эти два занятия.

Поработает, потом выпьет, или сначала выпьет, только потом берётся за работу.

Как-то раз летом в детдоме забилась канализация в туалете, а такое случалось часто, меня послали помогать ему.

Трезвый Юра быстро установил, что виноват канализационный колодец, находящийся во дворе.

Мы принесли инструменты: Юркин портфель с ключами, длинный трос, лопаты, вёдра. В общем, что требовалось для таких работ.

Юра открыл монтировкой чугунный люк, глянул туда вниз, колодец был полным всяким дерьмом.

– Понятно, – пробормотал он. – Жди здесь, я сейчас.

Он ушел, через пять минут появился снова.

С бутылкой самогона в кармане спецовки.

– А закуска есть? – спросил он. – Это первак, очень крепкий. Без закуси у нас не пойдет.

Я покачал головой отрицательно, также не спросил, откуда он взял тот самогон. Дело близилось к обеду, но он ещё не наступил.

Юра вздохнул, заново быстро исчез.

Как метеор он снова тотчас возник, через минуту, неся в руке в пакет со свежим луком, горячими пирожками с картошкой.

Как выяснилось, Юра сбегал домой, там захватил, что нашлось, ведь его мать только что испекла пирожки в печи.

И точно, они были только что с пылу с жару.

Картинка: лето, открытый колодец, инструменты, мы расположились рядом на зеленой травке, с самогоном и горячими пирожками. В итоге пирожки съедены, самогон был выпит, мной тоже испробован, колодец прочищен.

День был прожит не зря, а Юра ушел в очередной запой.

Он не ходит в столовую обедать, обычно собирается домой, если трезвый.

Кот ровно по расписанию в час дня заходит в слесарку, и они вместе отправляются на обед. А если поддатый и с похмелья, то просит кого-нибудь из пацанов за пару сигарет принести ему второе блюдо с куском хлеба.

Юра злостный алиментщик, ведь когда он отсидел и вышел на свободу в тридцать лет, то женился сгоряча на первой же попавшейся суке, по его выражению.

Она забеременела и родила, вроде сына, а Юра мнит, что тот сын не от него зачат.

Теперь же с зарплаты выплачивает алименты по суду, а иначе его могут посадить снова. Чего он точно не хочет, скрипит зубами, считает дни и часы, сколько ему осталось платить алименты до 18-ти лет тому сыну. Судя по его словам, осталось всего ничего: год, восемь месяцев и одиннадцать дней.

Тогда после этого срока, а Юра считает, это новый тюремный срок, он будет полностью свободен, тогда он наверно даже уволится из детдома, будет жить в свое удовольствие. Я не верю, ведь он привязан к нему.

Юра непримиримый женоненавистник, но почему-то сошёлся и сожительствует с одной женщиной, Евдокией Ивановной.

Она немного моложе его, работает прачкой у нас в детдоме, стирает, гладит белье и одежду. Она очень крупная и здоровая.

С необъятной талией, объемной грудью.

Когда она ходит в халате по прачке, то подрагивают полы.

Она курит только «беломор-канал», при её смехе басом, или прокуренном голосе, дрожат стены и воздух.

Я думаю, она тоже сидела в тюрьме, в своё время.

У неё всегда вульгарные и грубые шутки, про письки и сиськи.

Юра боится только её, на свете. Больше ничего и никого, кроме алиментов и тюрьмы, ведь в бога он не верит, не крестится, не ходит в церковь.

А она боится только его. Такая вот парочка.

Между собой они называются мужем и женой.

Юра, когда со мной заходит в прачечное отделение, всегда оглушительно кричит:

– Эй, жена. Я пришел.

Она в ответ, не уступая ему в громкости:

– А, муженек приперся.

Слесарь, – Анатолий, или по-простому Толик.

В отличие от Юры, у которого по натуре добрый и отходчивый характер, у него злобный и въедливый нрав. В детдоме его никто не любит.

Толик, ведь бывший алкоголик, теперь же закодированный навсегда.

Говорит, что в него вшита ампула.

Наверно поэтому он такой сердитый, только он не может скрипеть зубами, из-за их отсутствия. У него осталось две вещи в жизни, которым он посвящает

всё свободное время.

Или два вполне переносимых бзика, как у его коллеги, Юрки.

Мотоцикл с коляской «Днепр», на котором он ездит на работу в любое время года, в обед и обратно, и ручные голуби.

Мотоцикл синего цвета, а коляска нежно—голубого, блестящие фары, багровые подфарники, всё вместе выглядит очень красивым, похожим на гоночную машину на формуле-1. Только стоящую на асфальте под окнами слесарки.

За ним он ухаживает как за любимой женщиной; он его моет, чистит, смазывает, но мотоцикл вечно у него барахлит, или не заводится.

Я думаю, что у «Днепра» есть живая душа, он как живое существо вроде тигра или крокодила, чем-то недоволен хозяином, поэтому выказывает немое недовольство.

Толик злится на него, ругается на хохлов, которые сделали такую коварную технику, курит одну сигарету за другой, снова выходит к «Днепру» и колдует над ним. Перебирает то карбюратор, то систему зажигания.

Наконец мотоцикл оживает, Толик входит в слесарку с победной улыбкой.

А вечером он надевает шлем, готовясь ехать домой.

Но «Днепр» снова показывает свой норов, наотрез отказываясь заводиться.

Толик со злостью пинает его по колёсам, отчаянно материться, скидывает шлем, уходит домой пешком, чтобы завтра утром снова прийти и копаться с мотоциклом.

В такие дни Юра подшучивает над ним, а Толик зло посылает его в ответ.

Иногда доходит дело до драки, но успеваю разнять их.

И обиженный Толик уходит к голубям.

Он занимается разведением редких пород, и так, для души, держит всех подряд.

Голубятня устроена в помещение рядом со слесаркой.

В ней сделаны специальные клетки и насесты.

Голубей он кормит тем, что остается на кухне столовой, помоями или остатками из пищи. Толик иногда для детдомовской ребятни, делает показательные выступления полетов голубей. Они красиво взлетают, кружатся в небе, потом возвращаются обратно. У него есть жена, тоже из детдома.

Она работает уборщицей, убирается в детских группах.

Маленькая и неприметная женщина, Толик не любит её, презирает как человека и личность. Как объяснить такое отношение, – не знаю.

Толик выражается так: «Жизнь без бабы, как без помойного ведра».

Может он прав.

С ним мало общаюсь, по причине не сходства характерами.

Толик бы рад, чтобы был беззащитным пацаном, но показываю ему зубы, как молодой волк в волчьей стае.

Я не знаю, что потом с ним случилось, мне глубоко наплевать на него, – гнилой мужик, этот Анатолий.

Честно говоря, Толик вообще не работает по своей должности, ведь он занят двумя важными вещами, упомянутыми выше.

Почему его не увольняют, для меня загадка.

Наверно для начальства Толик образцовый сантехник, ведь он совершенно непьющий, его показывают другим начальникам как на передвижной выставке дрессированных зверей.

Как тот же Афоня, из того же фильма, много слов и мало дела.

А если случается важное, то Юра всегда просит именно меня, а не Толика, ему помочь заменить вентиль, кран, или задвижку, поддержать ключи, посветить в подвале.

В такие моменты Юра, особенно когда он в ударе, то он похож на главного энергетика всего детдома, просит от чистой души, чтобы не произошло самого плохого. Ломанием жизненного уклада в детдоме, для воспитанников.

Отключением воды, закрытием туалетов, прочим не комфортом.

Повар Гульнара. Или Гуля. Она работает в столовой.

Ей под тридцать лет, молодая и красивая.

У неё большие груди, широкий таз, длинные ноги, черные волосы и глаза.

Она немного больна на голову. А так всё нормально. Живет прямо в детдоме.

Почему так вышло? Попробую объяснить.

Гуля из этого детдома когда-то выпустилась.

Потом отучилась на повара, вернулась сюда работать по профессии.

Жить ей негде, ведь она жильё не смогла получить, да его не было уже в те лихие времена, поэтому начальство решило дать ей жилплощадь в детдоме.

Как бы временно, без постоянной прописки.

Как говорил ранее, детдом огромный, в нём есть множество всяких комнат и закутков.

Немного забегая вперед, скажу: я облюбовал одну свободную комнатку с окном, поговорил с тетей Фаей, она разрешила находиться там, в свободное от работы время, то есть вечером и ночью. С директором тоже был вопрос улажен.

Немного обставил комнату: кровать, стол, табуретка, тумбочка и шкаф, небольшой радиоприемник, – что ещё нужно для счастья человеку!

Фадин помогал тащить кровать, другие пацаны тоже оказали содействие в новоселье. Ту комнату, назвал про себя «берлогой».

Дома, у матери с бабушкой, уже появлялся очень редко, где-то раз в неделю, чтобы узнать новости, и так, когда скучал по ним.

В том числе, часть помещений, оборудованных под гостиничные номера, для приезжающих выпускников в гости.

Конечно, это не пять звезд, даже не три, а просто жилье с комнатой, туалетом и душем. Вот в таком месте Гуля проживала, только у неё была ещё комнатка под кухню. Почему знаю так хорошо?

Когда только устроился, то меня послали к ней по заявке, посмотреть что с проводкой и твориться со светом.

Взял лампочки у завхоза, всё необходимое для работы, пошел по указанному месту.

Я же не знал тогда, где и что находиться.

Нашел дверь и постучал, а оттуда вышла она, в домашней одежде, точнее в халатике обтягивающей её женственную фигуру.

Она смутилась, я тоже. Но деваться некуда.

Принялся объяснять, что меня послали в гостиничный номер по заявке.

Она сказала, – что да, это здесь.

Наконец, переборов смущение, взялся за работу.

12 Kolejny

Когда будет дом…

Osoby, które czytają tę książkę, przeczytały również

Inne książki tego autora