Przejdź do audiobooka
«Вы когда-нибудь видели декомпрессионную болезнь?» – как-то спросил меня Байэй уже по пути назад в порт. Он объяснил, что среди преследуемых его патрулем браконьеров нередко встречаются вьетнамские «синие лодки», называемые так из-за ярко-синего цвета, в который окрашен их корпус. Большинство этих судов охотятся за трепангами – обитателями океанского дна, похожими на покрытых твердой кожей гигантских слизняков. Ловля происходит следующим образом: вьетнамцы держат во рту резиновые трубки, подсоединенные к воздушному компрессору, работающему на борту судна. Они привязывают к поясу свинцовые грузы, чтобы быстрее достичь дна[134]. Нередко в погоне за трепангами, цена которых в Китае может достигать $300 за фунт, они погружаются намного глубже безопасного порога в 30 м. По словам Байэй, во время ареста одного такого судна в 2016 г. один из ныряльщиков слишком быстро поднялся на поверхность, в результате чего в его суставах образовались пузырьки газовой смеси, что привело к развитию у него так называемой декомпрессионной, или кессонной, болезни[135].
«Он много дней, не переставая, стонал от боли», – рассказал Байэй, добавив, что крики преследуют его по сей день. Услышав наш разговор, один из офицеров отвлекся от заполнения инспекционных журналов и сказал, имея в виду матросов рыболовных судов: «Они и есть настоящий прилов».
История ревущего от боли трудяги подействовала на меня отрезвляюще. По сути, для меня она стояла в одном ряду с другими историями – исчезновением «Сессны», буями без рыбы, опустевшим атоллом и паломничеством туристов к медузам. Я приехал в Палау, чтобы зарядиться энергией и больше узнать о перспективах работы по сохранению океанских ресурсов. Если у мировых популяций рыбы и есть хоть какой-то шанс на выживание, то где же искать подтверждения этого, как не в стране, представляющей собой раскинувшийся на многие тысячи километров архипелаг? Но покидал я Палау не столько с надеждой, сколько с болезненным осознанием множества барьеров на пути сохранения морской фауны. Океанам угрожает враг куда более коварный и сильный, чем чья-то преступная деятельность. Рассуждения о «законности» и «незаконности» не дают ответа на вопрос об истинных причинах проблемы. Настоящие враги океанов куда серьезнее: изменение климата, неконтролируемый туризм, громадные расстояния и ужасающая бедность, которая толкает людей идти на браконьерские суда – закон бессилен, когда речь идет о выживании. В этой неравной схватке Палау служит хорошим примером решительных действий. Вопрос: последует ли кто-нибудь этому примеру?
Люди отправляются в пустынные уголки планеты по разным причинам. Одними движет обычная любовь к приключениям; другими – жажда научных открытий; третьи сходят с проторенных дорожек, поддавшись «зову тихих голосов»[136] – загадочному очарованию неизведанного.
ЭРНЕСТ ШЕКЛТОН. В СЕРДЦЕ АНТАРКТИКИ
В канун Рождества 1966 г., когда вся страна сидела дома за семейным столом, майор Британской армии в отставке Пэдди Рой Бейтс находился в Северном море – в небольшой лодке с навесным мотором в 7 милях от берега Англии[137]. Незадолго до того он незаметно выскользнул из дома посреди ночи, чтобы воплотить в жизнь одну бредовую идею[138]. В результате, как он думал, у него должен был получиться идеальный подарок для его жены Джоан.
С помощью крюка и веревки он взобрался на заброшенную морскую платформу противовоздушной обороны и провозгласил ее независимой территорией. Позже он назвал ее «Силенд» и преподнес в дар супруге.
Дар совсем не походил на дворец морского царя из романтических сказок. Это был один из пяти фортов, построенных для защиты Темзы в начале 1940-х[139]. Официально он назывался «Фортом Его Величества “Рафс-Тауэр”». К моменту описываемых событий от него остался продуваемый насквозь ветрами каркас без всяких признаков жизни. Рафс, как называли заброшенный форт местные жители, представлял собой широкую платформу размером с два теннисных корта, покоящуюся на двух полых бетонных колоннах на высоте 18 м над поверхностью океана[140]. Роя не смущали суровые условия – он относился ко всей этой затее очень серьезно, как будто его форт был аванпостом вроде тех, из которых отправлялись в свои экспедиции Кортес и Васко да Гама.
В свои лучшие дни во время войны Рафс был оснащен двумя 40-мм легкими зенитными автоматическими пушками «Бофорс» и двумя 94-мм тяжелыми зенитными орудиями «Викерс» со стволами длиной 4,5 м, позволявшими вести прицельный огонь по нацистским бомбардировщикам[141]. Гарнизон насчитывал более сотни моряков. Став ненужным Королевскому военно-морскому флоту сразу после поражения Германии, форт был заброшен[142]. Невостребованный, покинутый людьми, он быстро обветшал, но продолжал одиноко выситься над водой как напоминание о бдительности британцев и готовности защищать свои рубежи. Рой знал о платформе задолго до захвата – у него был собственный флот грузовых и рыболовных судов, так что ему не раз доводилось проплывать мимо с грузом импортного мяса, резины или рыбы.
Британские власти, разумеется, отнеслись к затее неодобрительно, приказав покинуть платформу. Но чего-чего, а нахальства и упрямства Рою было не занимать – он был одним из тех парней, которым ничего не стоило послать власти куда подальше. Уроженец Лондона, в 15 он вступил в ряды интернациональной бригады и участвовал в гражданской войне в Испании, сражаясь на стороне республиканцев[143]. Вернувшись домой, поступил на армейскую службу и сделал стремительную карьеру, став самым молодым британским майором в то время. В годы Второй мировой воевал в Северной Африке, на Ближнем Востоке и в Италии[144]. Был тяжело ранен, когда прямо перед ним взорвалась граната. После поломки двигателя самолета оказался в плену у греческих фашистов, но сумел бежать[145]. Он жил на всю катушку.
Поначалу Рой использовал Рафс как базу для пиратской радиостанции[146]. К немалому разочарованию молодежной аудитории, Би-би-си, у которой тогда была монополия на радиовещание, передавала музыку Beatles, Kinks, Rolling Stones и прочих популярных групп только поздно ночью. Предприимчивые бунтари вроде Роя восполняли этот пробел в официальном вещании, устроив на судах и платформах вблизи границ Британии радиостанции. Они круглосуточно крутили пластинки с современной музыкой, не утруждая себя получением каких-либо лицензий. Став хозяином платформы в 1966-м, Рой под завязку набил кладовые запасами тушенки, рисового пудинга, муки и виски, что позволяло ему проводить там сколько угодно времени – случалось, он по несколько месяцев не возвращался на сушу. До этого он уже пытался обустроить пиратскую радиостанцию на другой морской платформе. Но тогда власти быстро принудили его свернуть деятельность, поскольку платформа находилась в территориальных водах Британии, которые в то время простирались на три морские мили от берега. Рафс же был для них недосягаем.
Как-то, через несколько дней после запуска новой радиостанции с платформы, которую он официально преподнес жене в качестве подарка на день рождения, Рой и Джоан сидели в баре с друзьями. «Теперь у тебя есть собственный остров», – сказал Рой жене[147]. Как это часто с ним случалось, было трудно понять, шутил он или говорил серьезно. Джоан ответила: «Жаль, что там нет хотя бы пары пальм, чуточки солнечного света и своего флага». Кто-то из друзей решил развить тему и в шутку предложил превратить платформу в отдельную страну. Все посмеялись, не придав этим словам особого значения, заказали еще по кружечке пива и перешли к другим темам. На самом деле смеялись не все – Роя слова друга заставили призадуматься. Несколько недель спустя он официально объявил о создании нового государства Силенд (Sealand). В качестве девиза для страны, правителем которой он стал, Рой выбрал латинское выражение “E Mare, Libertas”, в вольном переводе – «море, дарящее свободу»[148].
Для кого-то океан – суровая среда, которая благоволит к хищникам, водный инкубатор для худших человеческих инстинктов, место ожесточенной эволюционной борьбы обитателей вод за место на этой планете. Но есть у него и другая сторона – это еще и место для бесконечных открытий, неисчерпаемый источник вдохновения и движущая сила обновления. Невероятная история создания самого маленького морского государства на планете стала символом не скованной границами эксцентричности и насмешкой над нормами международного права. Если копнуть поглубже, то можно увидеть в этой истории кое-что еще – богатое наследие авантюризма, который всегда процветал в открытом море, упрямое стремление показать, что ты чего-то стоишь, и экстравагантный способ заявить о желании ни от кого не зависеть.
У нового государства Силенд, ставшего по воле его основателя княжеством, был свой паспорт, герб и флаг – красно-черный с белой диагональной полосой посередине[149]. Денежную единицу Рой назвал силендским долларом, поместив на банкноты портрет жены. Уже в наши дни у страны появилась страница в Facebook, аккаунт в Twitter и канал на YouTube.
Формально ни одна страна не признала Силенд, но это не означало, что у его создателя не было права на суверенитет. Британское правительство и разного рода злопыхатели не раз пытались, послав наемников, захватить платформу, но у них ничего не вышло. Почти все такие попытки заканчивались одинаково – члены семьи Бейтс сеяли в рядах нападавших страх и ужас, стреляя в их сторону из винтовок, бросая в них бутылки с зажигательной смесью, сбрасывая на их лодки шлакоблоки и отталкивая от платформы лестницы, по которым те пытались вскарабкаться. Британия, некогда правившая огромной империей, над которой никогда не заходило солнце, оказалась бессильна перед наглым микрогосударством – едва ли не меньше главного бального зала в Букингемском дворце.
Всему виной базовые принципы государственного суверенитета: область действия законов страны совпадает с ее границами. Силендцы напомнили британскому правительству об этом в мае 1968-го, когда сын Роя Майкл сделал несколько выстрелов из пистолета калибра 5,6 мм в направлении рабочих, прибывших для ремонта находившегося неподалеку буя[150]. Майкл заявил, что выстрелы были предупредительными. По его словам, он просто хотел напомнить работягам о необходимости уважать территориальный суверенитет Силенда. Никто не пострадал, но происшествие имело далеко идущие последствия для британской юридической системы и геополитического статуса Силенда.
Некоторое время спустя британское правительство предъявило Майклу обвинения в незаконном хранении и использовании огнестрельного оружия[151]. Однако в ходе судебного разбирательства было вынесено решение, в котором признавалось, что Майкл действовал за пределами британской территории, вне юрисдикции ее властей, а значит, он не мог быть привлечен к ответственности по законам Британии. Рой, которого такое решение суда еще больше раззадорило, в разговоре с британским чиновником заявил, что, если пожелает, может в любой момент приказать кого-нибудь убить на территории своего княжества, поскольку он «отвечает за закон в Силенде».
Даже в анналах морской истории, изобилующей примерами хулиганских выходок всех мастей, найдется немного таких аномалий. Хотя кому-то может показаться, что история Силенда больше смахивает на юмористический скетч в духе «Монти Пайтон», меня она привлекла возможностью глубже разобраться в важной проблеме – а именно в зияющих прорехах, которые обнаруживаются, когда государственные органы пытаются контролировать океаны. Особенно поражал тот факт, что, при всем нахальстве своей выходки, Рой, казалось, действовал в рамках закона ну или, по крайней мере, нашел способ воспользоваться лакунами в правовом регулировании.
За полвека существования Силенда лишь нескольким людям, гостям семьи Бейтс, удалось побывать на этом отдаленном форпосте. На месте зениток Второй мировой на платформе разместился ветряной электрогенератор, обеспечивающий нестабильным электричеством обогреватели в десяти пропитанных влагой и обдуваемых всеми ветрами помещениях, составляющих жилую площадь Силенда. Раз в месяц к платформе пристает лодка с припасами – чаем, виски, шоколадом и старыми газетами – для обитателей форта. В последние годы число постоянных граждан Силенда сократилось до одного – смотрителя по имени Майкл Беррингтон.
Несмотря на кажущуюся абсурдность и эфемерность идеи Силенда как независимого государства, британцы отнеслись к соседу вполне серьезно. Рассекреченные не так давно документы конца 1960-х говорят, что Силенд вызывал крайнее раздражение у политиков того времени: они опасались, что прямо у них под носом появится еще одна Куба[152]. Одно время даже вынашивались планы бомбардировки платформы, но все же на столь радикальные меры власти не решились. В 1970-х немецкий бизнесмен Александр Готфрид Ахенбах нанял группу головорезов из Голландии, чтобы те организовали переворот в Силенде. Результатом операции стал захват заложников и ожесточенное дипломатическое противостояние между Германией и Англией. В начале 1980-х, во время Фолклендской войны, группа аргентинцев попыталась выкупить платформу и устроить на ней тренировочный лагерь. Уже в наше время сотрудники WikiLeaks рассматривали возможность перемещения туда своих серверов, а в «Панамском досье» Силенд фигурирует в качестве укрытия для организованной преступности[153][154].
С начала моей репортерской карьеры море представало предо мной в самых разных обличьях, но в случае Силенда я нашел совершенно новое проявление беззакония в океане. Поражала не только дерзость, с которой действовал основатель нового государства, но и наличие у всего этого предприятия четкой философской базы: Силенд стал воплощением либертарианских идеалов, неуклюже объединенных с вольными интерпретациями морского права и дипломатическими хитросплетениями.
Мне довелось побывать на платформе в октябре 2016-го. Меня сопровождали сын Роя Бейтса Майкл, которому тогда было 64 года, и его 29-летний внук Джеймс. Понадобилось несколько месяцев и полдесятка телефонных звонков, прежде чем семья дала мне разрешение на въезд в их владения. Я так до конца и не понял, почему они тянули с этим. Возможно, не хотели рисковать и ставить под удар легенды, окружающие Силенд.
Прибыв наконец в Англию, я с удивлением узнал, что мои спутники общались со мной вовсе не из Силенда, а из Эссекса. Именно оттуда они руководили своим бизнесом – флотом из нескольких судов, занимающихся промыслом моллюсков. Внешне Майкл походил на вышедшего на пенсию хоккеиста. Он был невысокого роста, плотного телосложения. Бритая налысо голова, отсутствующий передний зуб. Отрывистый хриплый смех отлично подходил его резкой манере общения. Джеймс, напротив, оказался худощавым скромным малым. По нему сразу можно было сказать, что он закончил университет. Если Джеймс тщательно подбирал каждое слово, стараясь учесть все нюансы и ничего не упустить, то его отец словно бы бросал словесные гранаты. «Можешь писать про нас все, что только взбредет в твою чертову голову, – заявил Майкл сразу, как мы встретились. – Нам наплевать». Но что-то подсказывало, что на самом деле ему совсем не все равно.
Промозглым ветреным днем 2 октября 2016 г., когда уже почти начало смеркаться, отец и сын Бейтсы приплыли за мной на лодке в портовый город Харвич. Они сидели посредине, так что мне пришлось разместиться на корме. Я с трудом удерживал равновесие – приливные волны нещадно раскачивали утлое суденышко. Дул пронизывающий ветер; говорить было невозможно, так что я молчал.
Когда на море сильное волнение, а ты плывешь в трехметровой моторной лодке, кажется, что ты мчишься галопом на резвом скакуне. Вроде бы чувствуешь ритм, но, в отличие от галопа, темп то и дело меняется, да к тому же неожиданно. После часовой вольтижировки по пути до Силенда у меня было чувство, будто я участвовал в родео. Мои внутренние органы как будто хорошо встряхнули в шейкере; ноги дрожали от изнеможения – удерживать равновесие на продолговатом сиденье было непросто.
Лодка неслась наперерез приливу к точке на горизонте, которая становилась все больше и больше, пока не превратилась в испещренные пятнами бетонные опоры, махину платформы над ними и намалеванные яркой краской под вертолетной площадкой жирные буквы веб-адреса. Ничего княжеского в пресловутом микрогосударстве не было – все выглядело очень неказисто. При приближении к платформе стало понятно, что неприступность ее объясняется высотой. Снизу она была практически неприступна – здесь не было ни свай, к которым можно было бы пришвартоваться, ни причала как такового, ни какой-нибудь, пусть самой захудалой, лестницы. Лодка остановилась у одной из усеянных морскими желудями колонн; из-за края платформы, на высоте шестого этажа, показалась стрела крана.
Беррингтон, который был одет в спецовку ярко-синего цвета, опустил трос с небольшим деревянным сиденьем, которое больше походило на сиденье качелей на заднем дворе. Это был седеющий человек лет 60, с круглым животиком и постоянной улыбкой на лице. Я забрался на сиденье; заработала лебедка, и я в ужасе от происходящего стал подниматься вверх под вой шквального ветра. «Добро пожаловать!» – послышалось со стороны Беррингтона, который изо всех сил старался перекричать ветер. Повернув кран в противоположную от моря сторону, он спустил меня на платформу. Казалось, что я попал на свалку: повсюду виднелись валяющиеся в беспорядке железные бочки, горы пластиковых ящиков, мотки спутанных проводов, кучи ржавого хлама – и в центре всего этого хаоса трещала ветряная турбина, будто готовая в любую секунду оторваться. Под ударами усиливающихся волн вся конструкция трещала по швам, как старый подвесной мост.
Беррингтон поднял Джеймса, потом Майкла. Наконец, он поднял и саму лодку, оставив ее висеть в воздухе. «На всякий случай», – пояснил Беррингтон. Майкл провел меня мимо груд хлама в кухню, которая служила резиденцией правительства Силенда. Он поставил на плиту чайник – за чашкой чая разговаривать удобнее. «Давайте пройдем таможню», – он с невозмутимым видом изучил мой паспорт и поставил в него штамп. Я следил за выражением его лица, пытаясь понять, как он отреагирует, если я рассмеюсь. Он был сама серьезность – смеяться явно не стоило.
До прибытия на платформу я не вполне понимал, что меня ждет в Силенде. Готовясь к поездке, я изучил богатую и причудливую историю морских микрогосударств. Мысль о создании постоянных колоний где-нибудь в океане или под его поверхностью будоражит воображение людей по крайней мере с 1870 г., когда вышло первое издание романа Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой».
Обычно авторы проектов такого рода видят в традиционном государстве врага человеческой предприимчивости и потому хотят защититься от его токсичного влияния. Многие из них с большим оптимизмом оценивают перспективы той или иной новой технологии и стремятся избавиться от контроля государства, чтобы использовать ее потенциал для решения проблем человечества. Спонсорами этих микрогосударств – а среди них найдется немало интернет-магнатов, сколотивших состояние в первом десятилетии XXI в., – обычно становятся люди с деньгами, увлеченные идеями Айн Рэнд и Томаса Гоббса. Порожденные мечтой о либертарианской утопии и поддержкой эксцентричных нуворишей, города-микрогосударства задумывались как самодостаточные и самоуправляемые морские общины. Их часто называли морскими наделами – по аналогии с земельными наделами, которые получали американцы на Диком Западе[155][156].
В начале 1970-х Майкл Оливер, сколотивший состояние на рынке недвижимости Лос-Анджелеса, отправил нагруженные песком баржи из Австралии к группе рифов на мелководье рядом с островом Тонга в Тихом океане, объявив о создании Республики Минервы. Установив на территории нового микрогосударства флаг и разместив охрану, Оливер объявил, что в его стране не будет «налогов, социальных выплат, субсидий и любых других форм вмешательства государства в экономику». Через несколько месяцев власти Тонга отправили туда войска, ссылаясь на то, что Оливер занял часть 12-мильной зоны, которую они считали своими территориальными водами. Военные прогнали оккупантов и убрали их флаг – горящий факел на синем фоне. В 1982 г. группа американцев под предводительством военного инженера, специалиста по ракетному оружию Мориса Дэвиса предприняла еще одну попытку занять те же самые рифы[157]. Но и им не удалось там задержаться надолго – уже через пару недель военные с Тонга вытеснили их оттуда.
Многие другие безуспешно пытались сделать то же самое в других частях света. В 1968 г. богатый либертарианец из США по имени Вернер Штифель решил создать плавучее микрогосударство под названием «Операция "Атлантис"» в международных водах рядом с Багамами. Он купил большое судно и отправил его к своим будущим владениям. Судно попало в ураган и затонуло. Еще один состоятельный поклонник либертарианства Норман Никсон в 1999 г. собрал около $400 000 в качестве аванса на создание плавучего города «Фридом Шип»[158]. Им должно было стать судно длиной 1300 м, примерно в четыре раза длиннее океанского лайнера «Куин Мэри 2». «Корабль свободы» так и не построили.
Многие из этих проектов могли казаться вполне разумными на бумаге, но в них практически никогда не учитывались реалии суровой жизни в океане. В море достаточно ветра, волн и солнца, чтобы вырабатывать электроэнергию, но сооружение систем получения энергии из возобновляемых источников, способных выдержать воздействие обычных для океана погодных явлений и агрессивной морской воды, – дело непростое и дорогостоящее. Доступных видов связи не так много: спутниковая связь была запредельно дорогой, как и прокладка оптоволоконного кабеля или организация беспроводного соединения с каналами связи на суше с использованием лазерных технологий либо СВЧ-излучения. Сообщение с таким морским «наделом» также не всегда было простым – особенно в непогоду и уж, само собой разумеется, в шторм. Когда небольшие волны, которые, как это иногда случается, бегут в разных направлениях, встречаются и становятся одним целым, формируется так называемая волна-убийца. Она может достигать 30 м в высоту – почти в два раза выше платформы, на которой размещается Силенд.
Управлять государством – пусть даже крохотным – дело затратное. Кто, например, будет оплачивать базовые услуги (те, которые обычно предоставляет на деньги налогоплательщиков то самое государство, от которого упорно стараются избавиться либертарианцы)? Электроснабжение и защита от пиратов обходятся недешево.
В 2008 г. очередные визионеры объединились под эгидой некоммерческой организации «Институт систединга» из Сан-Франциско[159]. Основал ее Пэтри Фридман, инженер-программист из Google, внук знаменитого экономиста, лауреата Нобелевской премии Милтона Фридмана, известного своими идеями об ограничении сферы влияния государства. Большую часть денег на создание института дал миллиардер, венчурный инвестор и сооснователь PayPal Питер Тиль, выделивший $1,25 млн[160].
Тиль также вложил деньги в стартап под названием Blueseed, который поставил перед собой задачу решить извечную проблему многих компаний в Кремниевой долине – найма на работу инженеров и предпринимателей, не имеющих разрешения на работу в США и даже американской визы. Создатели Blueseed планировали разместить в международных водах у берегов Северной Калифорнии плавучую жилую баржу-платформу, которая могла бы стать домом для таких сотрудников. Впрочем, компании так и не удалось перейти от планов к реальным делам, так что финансирование на продолжение работы ее основателям получить не удалось[161].
Попивая чай, я поинтересовался у Майкла Бейтса, не связывался ли с ними кто-нибудь из сторонников систединга или сам Тиль. Он сказал, что никто из этих людей никогда не проявлял интереса к Силенду. «Наверное, это и к лучшему», – добавил он. У Майкла достаточно причин относиться скептически к тем, кто набивается в партнеры или союзники к его семье. За годы существования микрогосударства наибольшая угроза всегда исходила не только от официальных властей, но и от людей, которых Бейтсы считали своими друзьями.
В самом начале своей истории Силенд подвергался атакам со стороны диджеев конкурирующих пиратских радиостанций. Например, в 1967 г. взять штурмом платформу пытался Ронан О’Рахили, который вел вещание с дрейфовавшего в окрестностях Силенда судна. Чтобы отпугнуть конкурента и его приспешников, Бейтсу пришлось применить бензиновые бомбы. Впоследствии попытки захвата власти в Силенде предпринимали лжеинвесторы. Майкл вспомнил и рассказал о двух таких эпизодах. В 1977-м к Рою обратилась группа юристов и торговцев алмазами из Германии и Нидерландов, которые предложили разместить на платформе казино. В 1978 г. они пригласили его в Австрию – уточнить детали[162]. Приглядывать за платформой остался Майкл, которому тогда было немногим больше 20. В Зальцбурге Роя ждал радушный прием – его обхаживали пять человек, предложивших обсудить бизнес-проект через пару дней. Когда в назначенное время на встречу никто не явился, Рой заподозрил неладное и стал звонить капитанам рыболовных судов, рыбачивших рядом с Силендом. На платформе тогда не было своего телефона и радиосвязи. Один капитан сказал, что видел, как на площадку на Силенде садился большой вертолет, и встревоженный отец помчался назад в Англию.
Около 11:00 10 августа 1978 г. Майкл услышал звук приближающегося вертолета[163]. Схватив пистолет времен Второй мировой войны, который он нашел в оружейной комнате, Майкл взбежал вверх по лестнице и увидел зависший над платформой вертолет, которому мешала сесть десятиметровая мачта, специально установленная, чтобы отпугивать непрошенных гостей. Двери вертолета были открыты. Из одной высовывался оператор, который жестами показывал, что хочет высадиться на платформе. Активно жестикулируя, Майкл дал понять, что гостям не рады. Но в считаные секунды несколько человек спустились по сброшенной с вертолета веревке и оказались на палубе.
Когда вертолет улетел, Майкл узнал густой бас одного из стоявших перед ним мужчин. Его сильный акцент также показался ему знакомым. Майкл вспомнил, что именно с этим человеком отец договаривался о встрече в Австрии. Протянув Майклу подделанную телеграмму, мужчины сказали ему, что отец разрешил им посетить Силенд – по их словам, это было нужно для продолжения переговоров о совместном бизнесе. Майклу все это показалось странным, но выбора у него не было, так что пришлось пригласить непрошеных гостей внутрь. Они охотно последовали за Майклом. Но стоило ему повернуться к гостям спиной, чтобы налить одному из них виски, как мужчины выскочили из помещения, закрыв за собой дверь. Чтобы Майкл не выбрался, они замотали дверную ручку снаружи веревкой.
Организатором путча был немец по имени Александр Готфрид Ахенбах. Торговец алмазами и предприниматель в прошлом, Ахенбах уже имел дело с семейством Бейтсов: в начале 1970-х он предложил им существенно расширить владения. Его план состоял в том, чтобы построить рядом с платформой казино. Это должна была быть еще одна платформа с высаженными по периметру деревьями, магазином дьюти-фри, банком, почтой, отелем, рестораном и апартаментами. Бейтсы поддержали идею, но не спешили что-либо предпринимать для ее реализации.
Но Ахенбах не сдавался и в 1975 г. решил выступить в роли «министра иностранных дел» Силенда[164]. В тот момент он даже переехал на платформу, чтобы помочь написать конституцию. Ахенбах подал заявление об отказе от германского гражданства, потребовав, чтобы его официально признали гражданином Силенда. Власти немецкого города Аахена, которым он направил документы, ответили отказом.
Тогда, чтобы добиться официального признания Силенда, Ахенбах разослал текст конституции микрогосударства правительствам 150 стран и руководству ООН. Однако мировые политические элиты были по-прежнему настроены скептически. Микрогосударство не соответствовало трем важнейшим критериям, которые по нормам международного законодательства должны учитываться при рассмотрении вопроса о признании государства: собственная территория, суверенитет и народ. Суд в Кельне постановил, что платформа не является частью земной суши, что отсутствуют признаки совместного проживания на ней общности людей и что в силу маленькой площади она не подходит для долгосрочного пребывания.
Видя, что его планы не реализуются, Ахенбах все больше выходил из себя. В своих неудачах он винил Бейтсов: по его мнению, они не проявляли должного рвения. Вскоре он придумал, как ускорить процесс. Он нанял вертолет и отправил адвоката Герно Путца и двух голландцев, чтобы они взяли платформу под свой контроль. Захватчики продержали Майкла в заложниках несколько дней. Потом они отвезли его на рыболовном судне в Голландию, где отпустили к родителям. Хотя сам Ахенбах в перевороте не участвовал, рассекреченные документы британских архивов и другие документы, опубликованные в составе «Панамского досье», дают достаточно оснований полагать, что, скорее всего, именно он был организатором и вдохновителем этой акции[165].
Узнав о перевороте, Рой пришел в ярость. «Когда он замыкался в себе и переставал отвечать на вопросы, мы знали, что он вне себя от злости, – в такие моменты все просто умолкали», – вспоминал Майкл. Не признававший поражений, Рой решил отвоевать микрогосударство силой. После возвращения в Англию он попросил своего друга Джона Крюдсона, который в качестве вертолетчика участвовал в съемках первых фильмов о Джеймсе Бонде, доставить на платформу вооруженную группу захвата[166]. Перед рассветом они подлетели к Силенду с подветренной стороны, чтобы меньше был слышен шум винтов. Майкл схватился за веревку, спущенную с вертолета на платформу, и скользнул вниз. Не рассчитав скорость спуска, он ударился о палубу с такой силой, что привязанный к его груди дробовик выстрелил, едва не ранив отца. Опешив от неожиданности и решив, что нападающие открыли огонь на поражение, охранявший платформу немец тут же сдался.
Основатели княжества вернули власть в Силенде.
Рой сразу отпустил всех, кто в тот момент был на платформе, кроме Путца, – его обвинили в измене и заперли в импровизированной «тюрьме» на два месяца. «Удержание Путца в заключении может быть истолковано как пиратская деятельность, осуществляемая британскими подданными в нейтральных водах в непосредственной близости от территории Британии», – писали немецкие чиновники, обращаясь к британскому правительству с просьбой о помощи[167].