Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

В 2014 г. «Морской дозор» приступил к операции «Ледяная рыба», чтобы доказать, что подобные браконьеры не так уж неуловимы и их можно арестовать^[24]. Этому предшествовали месяцы тщательной подготовки. Чакраварти побывал в Мумбаи, где, прочесав свалки металлолома и площадки утилизации судов, нашел детали для установки на «Сэме Саймоне» мощной лебедки, способной справиться с жаберными сетями – их «дозоровцы» надеялись конфисковать. Также «Морской дозор» оснастил свои суда устройствами частотного сканирования за $10 000, чтобы перехватывать сигналы передатчиков, закрепляемых на сетях.

Чтобы сузить область поиска и не рыскать по миллионам квадратных миль антарктических вод, в которых ловят клыкача, Чакраварти совместил карты трех разных типов. Во-первых, по картам ледовых полей можно видеть, где проходит постоянно меняющаяся линия таяния льдов – граница между недоступным для навигации антарктическим шельфом и свободной ото льдов зоной ведения промысла. Во-вторых, с помощью морских карт можно выделить участки океана, не подпадающие под действие норм национальных законодательств. В-третьих, навигационные карты указывали, где находятся самые высокие и обширные подводные плато – излюбленная среда обитания клыкача.

По оценке Хаммарстедта, на обследование всей этой территории должно было уйти не менее двух недель. Радиус действия радаров на судах «Морского дозора» составлял около 12 морских миль, но из-за постоянного дрейфа айсбергов, которые часто можно спутать с судном, пользоваться радарами было не так-то просто. (Морская миля на 15 % длиннее обычной мили.) Члены команды по очереди поднимались в «воронье гнездо» – наблюдательный пост из стальных листов на высоте 7 м над верхней палубой, и вели наблюдение с помощью биноклей. Ничего, кроме отвращения, эта работа вызывать не могла – на высоте качка усиливается многократно, вызывая сильнейшие приступы морской болезни. Впоследствии, оказавшись на борту «Боба Баркера», я провел не один час в «вороньем гнезде». Мне хотелось полюбоваться открывающими видами и заодно узнать, сколько я смогу продержаться наверху. Должен сказать, что это был один из самых опасных аттракционов в моей жизни – тебя словно усаживают на верхушку отчаянно раскачивающегося из стороны в сторону метронома.

Когда «Боб Баркер» наткнулся на «Тандер», браконьеры вели промысел на удаленном участке антарктических вод у берега Банзарэ^[25]. Прозванные моряками «Царством теней», эти редко посещаемые человеком просторы Южного океана являются одними из самых удаленных и суровых участков водного покрова планеты. Чтобы добраться туда из ближайшего порта, требуется около двух недель. Этот район, который мне позже довелось посетить в ходе другой экспедиции, славится сильнейшими ветрами, достигающими скорости свыше 130 миль в час, и низкими температурами, способными привести к замерзанию жидкости в глазу человека.

Чтобы избежать обморожений, команды «Морского дозора» при работе на палубе часто надевают спасательные гидрокостюмы. Весящий почти 5 кг костюм из неопрена – особого вида резины – абсолютно водонепроницаем и рассчитан на предельно низкие температуры. Неуклюже раздутые, обычно ярко-оранжевые, костюмы, которые позволяют заметить упавшего за борт человека с проходящих мимо судов, прозвали «Гамби» – в честь знаменитого мультяшного персонажа. Соприкосновение с неопреном вызывало сыпь на коже, от человека разило засохшим потом. Как однажды сказал моряк, помогавший мне залезать в это облачение: «Вспотей или замерзни – других вариантов нет».

Когда «Тандер» решил оторваться от преследователей, взяв курс на север, «Боб Баркер» пустился в погоню, неотступно следуя за браконьерами. Чакраварти с командой на «Сэме Саймоне» остались на месте преступления. Следующие несколько недель они провели, вытаскивая брошенную «Тандером» жаберную сеть. Использовать такие сети в этих водах запрещено, она стала бы главной уликой. Такая снасть может стоить более $25 000, но капитан «Тандера» ее бросил, понимая, что убыток не идет ни в какое сравнение с риском быть пойманным.

Жаберные сети – далеко не самое щадящее орудие лова. Отсюда и запреты на их использование. К нижней части сети крепятся грузила, которые тянут ее ко дну. Верхний край оснащается поплавками, удерживающими сеть на поверхности. В результате образуется малозаметная сплошная сетная стена, которая может достигать в высоту 6 м, а в длину 7 миль. «Тандер» устанавливал десятки стен таким образом, чтобы получился настоящий лабиринт, из которого не мог бы выбраться плутающий по подводным плато клыкач – завсегдатай этой части океана. Спустя некоторое время рыбаки возвращаются к месту установки, находят сети по буйкам и поднимают на судно. Обычно – с уловом.

Вытягивать сеть из воды – опасная и трудная задача, требующая напряжения всех сил. А если эта сеть длиной 72 км – три Манхэттена – и установлена в Антарктике, одном из самых холодных и ветреных мест на Земле? Палуба «Сэма Саймона» частично обледенела. В некоторых местах пройти было невозможно. Морозы стояли такие, что плевок замерзал на лету. Палубное ограждение на «Сэме Саймоне» низкое, свалиться за борт ничего не стоило. Температура океанской воды, покрытой кашей из размокшего снега и кусков льда, на некоторых участках была ниже нуля. Падение за борт означало верную смерть от остановки сердца, если упавшего не вытащить через пару минут^[26]. Когда качка усиливалась, палубные матросы пристегивались страховочными ремнями к конструкциям палубы.

Несколько членов команды «Сэма Саймона» с планшетами в руках подсчитывали улов «Тандера». Они составляли подробные перечни всего, что попалось в жаберные сети браконьеров. Впоследствии эти данные были переданы Интерполу. На каждого попавшегося в сети клыкача приходилось по четыре морских обитателя других видов. Этот дополнительный улов никому не был нужен. Почти все сотрудники «Морского дозора» – вегетарианцы или веганы. Многие готовы защищать права животных. Извлекать из сетей мертвых и умирающих существ, среди которых были скаты, гигантские осьминоги, рыбы-драконы и крупные крабы, было очень непросто – не только с эмоциональной точки зрения, но и физически. Некоторые плакали, другие не могли сдержать позывы к рвоте, но все продолжали работать. Обычно рабочий день продолжался 12 часов. К началу второй недели почти треть команды принимала анальгетики, чтобы хоть как-то справиться с болями в спине.

Нередко к изнеможению от тяжелой работы добавлялось еще большее отвращение от того, что происходило на палубе. Как известно, экземпляры клыкача могут весить по 100 кг и более^[27]. Среди улова, который поднимали на палубу вместе с сетями члены команды «Сэма Саймона», попадались рыбы, которые уже начали гнить. Их внутренности разлагались, внутри туши скапливался газ. Некоторые взрывались при падении на палубу.

После почти недели круглосуточной работы в 6 часов утра 25 декабря 2015 г. капитан Чакраварти распорядился бросить якорь. Когда «Сэм Саймон» встал на стоянку, капитан отправился в каюту, чтобы немного поспать. Двадцать минут спустя его разбудил телефонный звонок: «Ты нам нужен на мостике. Это срочно!» Когда он добрался до рубки, у штурвала стоял его первый помощник Вайанда Люблинк – сама рассудительность, в прошлом командир корабля ВМФ Нидерландов. Вайанда указал рукой на видневшийся невдалеке айсберг – высотой приблизительно с семиэтажный дом и около 1,5 км в длину. Айсберг стремительно приближался к корме «Сэма Саймона».

– Чего вы ждете? – спросил Чакраварти.

– Время еще есть, – ответил один из офицеров.

– Нет у нас времени! – сказал Чакраварти. Двигатель судна был полностью остановлен и только на его прогрев ушло бы не меньше 15 минут. К этому моменту айсберг уже мог столкнуться с «Сэмом Саймоном».

– Убрать всех с кормовой палубы! – приказал Чакраварти. – Быстро запускайте двигатель».

Через 18 минут, когда айсберг был уже метрах в 15 и вот-вот должен был врезаться в корму судна, «Сэм Саймон» начал протискиваться сквозь слой дрейфующего льда. Столкновения едва удалось избежать.

К концу января команда выбрала все установленные «Тандером» сети. «Сейчас моя главная задача – помочь всем заинтересованным сторонам установить связь между комплектом жаберных сетей и траулером “Тандер”, – писал Чакраварти в электронном письме в Интерпол, – и использовать это как улику при предъявлении обвинения». «Сэм Саймон» доставил сети «Тандера» на Маврикий – небольшое островное государство в Индийском океане к востоку от Мадагаскара^[28]. На причале их встречала группа из семи человек. Это были местные специалисты по надзору за рыбным промыслом и офицеры Интерпола, собиравшие сведения о «Тандере» и других судах из фиолетовых уведомлений.

Чакраварти ознакомил обступивших его со всех сторон людей в форме со списком из 72 пунктов, указывающих на характерный для команды «Тандера» способ установки сетей. Офицеры и чиновники фиксировали все его объяснения. Рыболовство – это в равной степени наука и искусство. Чтобы добиться улова, капитан должен уметь следовать заданным курсом – даже в самый яростный шторм и во время самых продолжительных рейсов. А еще у него обязательно есть пара примет и суеверий, в которые он свято верит, несколько секретных «делянок» для промысла и свой особенный способ установки жаберных сетей. Чакраварти превратил отчет на причале в настоящую лекцию, подробную, как судебная экспертиза. Капитан охотников за клыкачом по своим критериям подбирал снасти, у него был свой способ вязания узлов и посадки сетного полотна. Чакраварти указал на уникальные особенности используемых «Тандером» сетей – особый «почерк», недвусмысленно указывающий на их владельца.

Целый день Чакраварти давал собравшимся на пирсе полицейским исчерпывающие пояснения относительно собранных его командой улик. После этого он распорядился передать Интерполу фрагмент незаконно использовавшейся «Тандером» жаберной сети. Все остальное – без малого 45 миль сетного полотна, сваленных в отливавшую всеми оттенками синего и зеленого груду размером с тягач с прицепом, – должно было остаться на борту «Сэма Саймона». На черном рынке такая жаберная сеть стоит десятки тысяч долларов. Местные власти сразу предупредили Чакраварти, что оставлять сеть на Маврикии не стоит – желающих заполучить ее найдется немало. Теперь предстояло догнать «Боб Баркер» и принять участие в погоне за «Тандером».

Когда я узнал о погоне, она продолжалась уже несколько недель. Как-то утром мне позвонил один старый знакомый, в прошлом офицер военно-морской разведки, и спросил, знаю ли я что-нибудь о том, что «творится прямо сейчас там, в Антарктике». Он пояснил: «Судя по всему, это самая продолжительная в истории погоня правоохранителей, которые, впрочем, ими на самом деле не являются, за браконьерами». Поначалу я не совсем понял, о чем речь, но любопытство во мне проснулось. Узнав подробности, я понял, что это была идеальная возможность увидеть, как борются с браконьерами члены «Морского дозора».

Я связался с руководителем «Морского дозора» Алексом Корнелиссеном и попросил у него разрешения освещать экспедицию с борта одного из их судов. Как обычно бывает в таких случаях, он ответил отказом.

Он: «Они движутся слишком быстро».

Я: «Могу нанять судно, которое нагонит их». (В тот момент я понятия не имел, как такое можно провернуть.)

Он: «Они слишком далеко в открытом море».

Я: «У меня имеется опыт участия в многонедельных экспедициях. Для меня это не проблема». (На этот раз я не соврал.)

Он: «Это слишком опасно».

Я: «Я работал журналистом в зонах боевых действий на Ближнем Востоке, участвовал в операциях вместе с членами отрядов самообороны в Африке, а до журналистики моя жизнь была связана с морем. Никакой особенной опасности тут нет».

Он: «Ну конечно!»

Я звонил ему еще несколько раз, и Корнелиссен в конце концов сдался. Однако он предупредил, что через 72 часа я должен быть в столице Ганы Аккре.

Больше года я публиковал материалы о самых неприглядных и пугающих сторонах промыслового рыболовства, рассказывал о махинациях компаний, где все делается «вчерную», где практикуют рабство и рукоприкладство, а к людям относятся не лучше, чем к выловленным в океане морепродуктам. Дух захватывало от одной мысли о том, что я смогу отправиться в экспедицию и наблюдать, как восторжествует справедливость, пускай даже речь идет лишь об одном задержанном судне. Впрочем, даже эти соображения не могли заставить меня забыть об одном важном «но» – организатором всей этой авантюры был «Морской дозор».

За пару лет до того я познакомился с основателем «Морского дозора» Полом Уотсоном. Произошло это на мероприятии, посвященном загрязнению мирового океана пластиком, где мы оба были спикерами. Имя этого прямолинейного, уверенного в себе человека было окутано ореолом слухов. Я надеялся, что мне удастся заглянуть за завесу морского фольклора и понять, какой он на самом деле. Сначала я попросил знавших его людей рассказать все, что они о нем думают. Мнения разделились, часто они были прямо противоположными. Одни подозревали его в фальши, другие считали искренним, обвинения в мании величия соседствовали с рассказами о подвижническом служении, его называли «сложной личностью» и «простоватым парнем». Но все сходились в одном – он предан своему делу.

В начале 1970-х Уотсон и еще два десятка борцов за сохранение окружающей среды основали Гринпис. Однако в 1977 г. руководство исключило Уотсона из рядов организации. Причиной послужило происшествие на Ньюфаундленде, куда Уотсон прибыл во главе группы активистов Гринпис протестовать против охоты на тюленей: во время акции он накинулся на одного из охотников, вырвал у него из рук шкуры убитых животных и дубину и выбросил в воду. В Гринпис сочли, что Уотсон повел себя слишком агрессивно, и его выгнали. Вскоре он создал «Морской дозор», который, по его замыслу, должен был действовать радикальнее и агрессивнее, чем Гринпис^[29].

В истории этих двух групп защитников дикой природы меня всегда поражало то, что, несмотря на все различия, они занимали самую решительную позицию в отношении творящегося в мировом океане беззакония. Ни одна другая организация – правительственная или неправительственная – не посылает с такой завидной регулярностью патрули в открытое море для наведения порядка и пресечения противозаконной деятельности. Пускай и с разной степенью радикализма, сотрудники Гринпис и члены «Морского дозора» руководствуются принципом «цель оправдывает средства». Чтобы остановить преступников, они готовы сами выходить за рамки закона. Вопрос только в том, насколько далеко они готовы зайти.

Для оправдания своих действий и увязки их с действующими нормами законодательства «Морской дозор» выработал свою идеологию. Когда я наконец оказался на борту «Боба Баркера», я спросил Хаммарстедта, насколько законно преследование «Морским дозором» ведущих незаконный промысел рыболовных судов, таких как «Тандер», и насильственные действия в отношении них. По его словам, у команды «Боба Баркера» было законное право так поступать, на основании Всемирной хартии природы ООН, призывающей неправительственные организации оказывать содействие в охране природы в районах, находящихся вне национальных юрисдикций.

Несколько опрошенных мной специалистов по морскому праву и экспертов в области международной правоохранительной практики не согласились с такой интерпретацией. По их мнению, любые действия, препятствующие работе рыболовных судов (даже если это браконьеры) и конфискацию их снастей, являются незаконными. «Но никто не станет преследовать их, потому что деятельность защитников природы не идет ни в какое сравнение с нарушениями закона со стороны команды “Тандера”, – отметила Кристина Йере, отвечающая за выработку политики в отношении рыболовства в открытом море в Международном союзе охраны природы. – И “Морской дозор” знает об этом».

«Флотилия Нептуна», как иногда называют «Морской дозор», насчитывает пять крупных судов, полдюжины быстрых надувных лодок, два дрона и готовую в любой момент отправиться в плавание команду из 120 человек, представляющих 24 национальности^[30]. Значительную часть своего бюджета организация получает в виде пожертвований от таких знаменитостей, как Мик Джаггер, Пирс Броснан, Шон Пенн, Ума Турман, Эдвард Нортон и Мартин Шин. Судно «Боб Баркер» названо в честь бывшего ведущего телешоу «The Price Is Right», который в 2010 г. пожертвовал на покупку судна $5 млн. Судно «Сэм Саймон» приобретено в 2012 г. более чем за $2 млн. Основную часть суммы внес один из создателей мультсериала «Симпсоны». При годовом бюджете более $4 млн офисы «Морского дозора» в Австралии и Амстердаме могли потратить $1,5 млн на операцию по выслеживанию «Тандера».

Получив широкую известность благодаря сериалу канала Animal Planet «Китовые войны», в котором рассказывалось о борьбе с китобойным промыслом, к моменту начала операции «Ледяная рыба» «Морской дозор» оказался в непростой ситуации. В 2012 г. в Германии был арестован Уотсон. Основанием послужил выданный Коста-Рикой за десять лет до того ордер на его арест за столкновение между судном «Морского дозора» и судном охотников за акульими плавниками. Проведя восемь дней в немецкой тюрьме строгого режима, Уотсон был выпущен под залог. Вскоре он сбежал в море из-под домашнего ареста во Франкфурте. Пойти на такой риск его вынудила вполне реальная опасность быть экстрадированным – японцы уже несколько лет настаивали на его выдаче, ведя закулисные переговоры с политиками в разных странах и оказывая на них давление.

Уотсон официально сложил полномочия президента американского отделения «Морского дозора» и капитана «Стива Ирвина», флагманского судна организации^[31]. Япония, которая объявила, что будет настаивать на экстрадиции Уотсона сразу после его повторной поимки, также начала дорогостоящую судебную тяжбу, на которую уходили все финансовые ресурсы «Морского дозора». В октябре 2017 г. по-прежнему действовали два ордера на арест Уотсона (распространенные как красные уведомления Интерпола), выданные полицией Японии и Коста-Рики в связи со столкновениями и иными нарушениями^[32]. В решимости Уотсона загнать «Тандер» в ловушку была немалая доля иронии: подозреваемый из «красного» списка Интерпола гнался за фигурантом «фиолетового».

В своей деятельности по защите морской флоры и фауны «Морской дозор» руководствовался не правовыми нормами, а принципом, который члены организации называют «прямым действием». За последние несколько десятилетий активисты протаранили не один десяток китобойных и прочих судов, которые, по их мнению, вели незаконный промысел. Переделанный «Веселый Роджер», маскировочная окраска и изображение акульей пасти на носу судна, как у бомбардировщика времен Второй мировой, не оставляли никаких сомнений в серьезности намерений организации. Свойственный членам «Морского дозора» дух активизма в полной мере отразился в их лозунге: «Ловить пирата должен пират».

Для капитанов Хаммарстедта и Чакраварти операция «Ледяная рыба» была возможностью пересмотреть прежние методы работы и опробовать на практике новую тактику, обратив ее против новых нарушителей. Например, они решили больше не таранить суда из «Бандитской шестерки», а, действуя в рамках закона, неотступно следовать за ними и оказывать давление на команды, пока те не остановятся^[33]. «Трубить о проблеме на каждом углу», – так Хаммарстедт описывает роль своей организации. На этот раз «Морской дозор» также решил не игнорировать Интерпол, а пойти на сотрудничество с ним.

Присутствие Чакраварти на Маврикии, где он работал вместе с сотрудниками Интерпола, также было частью стратегии «Морского дозора» по смене имиджа. Я позвонил нескольким источникам в подразделении Интерпола, занимающемся борьбой с преступлениями в открытом море, чтобы разузнать детали. Ни один не согласился говорить «под запись», но все подтвердили, что Интерпол без лишней огласки оказывает помощь «Морскому дозору». «Они добиваются результата», – сказал один из них.

Наконец, в начале апреля 2015 г. я присоединился к участникам морской погони. К этому моменту продолжительность охоты на «Тандер» уже побила существовавший рекорд для погонь такого масштаба. Он был установлен в 2003 г., когда австралийские власти в течение 21 дня преследовали судно под названием «Виарса 1», проделав путь длиной почти в 1000 морских миль. Как и в случае с «Тандером», основным объектом промысла для команды «Виарса» был клыкач^[34]. В конце концов браконьерское судно было остановлено и задержано у берегов Южной Африки, а его владельцы угодили на скамью подсудимых. Правда, в 2005 г. их пришлось отпустить за отсутствием доказательств. С тех пор мало что изменилось: практически та же самая шайка воровала рыбу того же вида в тех же самых местах. Но на этот раз погоня продолжалась намного дольше, была опаснее, и организовали ее не правоохранители, а группа экологов-активистов. Когда я нагнал команду «Морского дозора», охота на «Тандер» уже казалась избитым анекдотом, в котором от частого повторения начали появляться новые смыслы, до того никому не приходившие в голову.

К апрелю 2015 г. я уже шесть месяцев находился в море в качестве репортера The New York Times – это время я провел в плаваниях у побережья Таиланда, ОАЭ, Филиппин и в других районах Мирового океана. Часто в командировку приходилось отправляться в условиях крайней спешки, ведь о подвернувшихся возможностях я редко узнавал заранее, а цель моих путешествий редко оставалась на месте. Вот и в этой экспедиции все было так же. Отъезд в срочную командировку начался как обычно: я позвонил маме и шурину – они жили недалеко от нас в Вашингтоне – и попросил их помочь жене забирать нашего сына-подростка из школы и отвозить его на занятия во время моего отсутствия.

Дома у меня всегда был наготове собранный рюкзак. В нем было $5000 наличными, рассованных по разным потайным местам (под стельками в кроссовках, в пришитом к внутренней стенке рюкзака секретном кармане и во флаконе с таблетками с двойным дном). Все устройства (запасные батарейки, камеры GoPro, наушники, спутниковый телефон, ноутбук, запасной сотовый телефон с международной SIM-картой) были полностью заряжены. В рюкзаке всегда имелся набор антибиотиков и противогрибковых мазей. В свое время я убедился, как важно не забывать пополнять его: однажды, плавая на рыболовной лодке в Южно-Китайском море, я поделился своими запасами с матросом, которому требовалась медицинская помощь. А через неделю сам сильно порезал руку. Лекарств у меня уже не было, и ничто не помешало опасной инфекции проникнуть в рану.

Самой сложной частью подготовки к таким путешествиям всегда была беседа с женой. В этот раз все было даже хуже, чем обычно, – я даже не знал, когда вернусь домой. «Может быть, три недели, а может, и три месяца», – сказал мне Чакраварти. Все зависело от того, насколько долго «Тандер» будет убегать и приблизится ли он к побережью. «Езжай. Мы справимся, – как всегда, сказала моя жена Шерри. – Только уж постарайся точно вернуться».

Чтобы добраться до Аккры, пришлось обратиться за помощью к двум людям. Первым был Коби Кумсон, в прошлом посол Ганы в США. Я познакомился с ним благодаря жене. Она – учитель испанского и когда-то преподавала в школе, где учился его сын. Посол Кумсон сразу свел меня с несколькими важными людьми в правительстве Ганы, что значительно ускорило получение визы.

Второй человек – Анас Аремеяау Анас, ганский журналист, которого к тому моменту я знал уже несколько лет. Несмотря на то что он, пожалуй, лучший журналист-расследователь в Африке, а его репортажи становились известны во всем мире, практически никто не знает, как он выглядит. Большую часть времени он действует инкогнито. На фотографиях в интернете его лицо либо скрыто, либо отредактировано так, чтобы никто не смог его узнать. Его расследования, вызвавшие нашумевшие аресты в нескольких странах, рассказывают о торговцах оружием, предводителях боевиков, наркотрафике и коррумпированных чиновниках. В некоторых частях Африки бюрократы и казнокрады настолько его боятся, что африканские рэперы использует его как «страшилку» в текстах о нечистых на руку дельцах и продажных полицейских, советуя им поостеречься – ведь «Анас придет за вами!». Анас одолжил мне своего личного помощника – парня по имени Селасе Кове-Сейрам. Он должен был обеспечить мою безопасность в Аккре и помочь мне общаться с ганской бюрократией. Не прошло и пары часов, как Кове-Сейрам организовал нам участие в рейде портовой полиции Ганы, сотрудники которой обзавелись относительно новым скоростным катером и хотели испытать его в деле. Это обстоятельство плюс мои $1500, которых было более чем достаточно, чтобы покрыть все расходы, смогли убедить их доставить меня до места назначения в открытом океане.

Вскоре после прибытия в Аккру я узнал, что штатный фотограф The New York Times, который должен был присоединиться ко мне, не вылетел из Бразилии из-за проволочек с визой. Я спросил Селасе, который, как оказалось, был еще и талантливым фотографом, не хочет ли он отправиться со мной в море на неопределенное время. Он согласился не раздумывая и, поскольку у нас еще было некоторое время до отхода, помчался в магазин покупать все необходимое.

Когда есть возможность, я почти всегда беру с собой один и тот же набор продуктов: обычно моя высококалорийная, но при этом нежирная диета состоит из арахисовой пасты и сушеных фруктов. Еще я беру с собой побольше жевательной резинки, смеси орехов и иногда сигарет – лучший способ найти общий язык с членами команды^[35]. Концентрат для разведения лимонада помогает заглушить ржавый вкус воды, от которого никуда не деться на многих судах. Драже M&M’s долго хранятся и относительно неплохо переносят жару. Ими можно лакомиться неспешно, растягивая удовольствие на несколько дней. И вот всего через 12 часов после прилета в страну я сажусь на 12-метровый полицейский катер и отправляюсь в море, не переставая удивляться тому, насколько удачно все сложилось. У нас был такой план: пораньше добраться до места встречи более чем в сотне миль от побережья, бросить якорь и ждать (скорее всего, часов 20), пока за нами не приплывут.

Мы уже должны были отплывать, когда мне на спутниковый телефон позвонил Чакраварти и сказал, что автоматическая система оповещения о местоположении на «Сэме Саймоне» будет отключена, поскольку он не хочет, чтобы команда «Тандера» знала о временном отсутствии одного из преследующих их судов. Он предупредил, что, добравшись до условленной точки, мы не должны беспокоиться, если не увидим там судно. «Мы обязательно там появимся», – сказал Чакраварти, а потом добавил, что долго ждать меня они не смогут – иначе «Тандер» не догнать. «Так что не опаздывайте!» – напутствовал он.

С этого момента все пошло наперекосяк. Из десяти членов команды на катере ганской портовой полиции, на котором мы должны были плыть, лишь один прежде бывал в открытом море – остальные не отдалялись дальше чем на десяток миль от берега. Поначалу, пытаясь произвести впечатление на нас, они вели себя как настоящие мачо. Хватило их ненадолго: совсем скоро у нескольких полицейских началась морская болезнь. Бравада сменилась неловкостью. В 70 милях от берега волны начали достигать 5 м в высоту, и я почувствовал, что полицейских – и не без основания – начал охватывать страх. Напряжение нарастало. Видя, как растет расход топлива из-за борьбы с течением, некоторые стали говорить, что, даже если лодка не перевернется, горючего все равно не хватит. Тревога вылилась в перепалку рядовых членов команды с офицерами.

Когда имеешь дело с опасностью, нужно понимать: чем дольше, подвергаясь ей, ты остаешься невредим, тем меньше внимания на нее обращаешь. На меня опасность не действует как наркотик. Да и особого возбуждения от встречи с ней я не испытываю. Наверное, ты просто привыкаешь к ощущению страха. Когда меня обступили эти ганцы, я, в отличие от любого нормального человека, который уже точно начал бы бить тревогу, конечно, допускал, что в определенной степени мы рискуем, но никакой по-настоящему серьезной опасности я не видел. В море мне доводилось бывать в куда более опасных переделках на куда хуже оснащенных судах, и я был уверен, что запаса прочности катера уж точно хватит, чтобы справиться с ситуацией. Жаль, что офицеры не разделяли моей уверенности.

Фортуна определенно отвернулась от нас. Офицеры недооценили не только количество горючего, которое требовалось для такого путешествия, но также и глубину океана в том районе, где мы находились. Длины якорного каната на катере не хватило, чтобы достичь дна, которое было более чем в 300 м под нами, а значит, ожидая подхода «Сэма Саймона», ганцы не могли выключить двигатель. Иначе нас бы отнесло слишком далеко, да и качка была бы невыносимой. Я позвонил Чакраварти, израсходовав большую часть заряда спутникового телефона, и объяснил суть проблемы. Я подумал, что ребята из «Морского дозора» вряд ли передумают и упустят такую возможность привлечь внимание общественности, а заодно и перспективу финансирования, если я расскажу об их работе. Чакраварти сказал, чтобы я успокоил ганцев: когда «Сэм Саймон» доберется до нас, он поделится с полицейскими топливом из резервных баков, и те смогут спокойно добраться до берега^[36].

Его слова не очень-то убедили ганцев. Участники жаркого спора на борту катера уже были готовы перейти от крика к кулакам. В такие моменты я прибегаю к своему любимому приему снятия напряжения в общении – делюсь с другими не только жевательной резинкой, орехами и сигаретами, но еще и консервированным тунцом и леденцами в надежде разрядить обстановку. Но за те четыре часа, что мы были в море, мои запасы изрядно истощились. Поначалу я не придал особого значения их крикам, расценивая их как кратковременные вспышки гнева на фоне общей усталости и бравады. Однако, когда два рослых матроса начали кричать что-то прямо в лицо офицерам, активно жестикулируя и то и дело показывая пальцем на меня, сохранять спокойствие было уже трудно. Обстановка накалялась. Команда была близка к бунту, и я был на стороне, у которой не было никаких шансов.

У Кове-Сейрама, который до этого времени переводил мне с разных ганских языков, был сильнейший приступ морской болезни – его так рвало, что он не мог даже отойти от борта. Я не понимал, о чем кричат члены команды, но смысл происходящего мне был ясен: команда хотела как можно быстрее вернуться в порт, а офицеры были твердо намерены довести начатое до конца. После 20-минутной перепалки рядовые члены команды все-таки одержали верх над офицерами, которых они превосходили и силой, и числом. Мы направились к берегу, проведя следующие пару часов в напряженном, неловком молчании.