Третье пламя привело его к жалким хижинам Гренландии. Там проповедовал любовь и словом и делом миссионер Ганс Эгеде[9]; пламя превратилось в звезду на его груди, в которой билось ещё одно сердце из датского герба.
И мысли старика забежали вперёд четвёртого пламени, – он знал, куда оно приведёт. В жалкой хижине бедной крестьянки стоял Фредерик Шестой[10] и чертил мелом на балке своё имя; пламя заколебалось на его груди, слилось с его сердцем. В крестьянской хижине его сердце стало одним из сердец датского герба. И старый дед отёр глаза: он лично знал этого доброго короля Фредерика, с серебристыми седыми волосами и честными, голубыми глазами, и служил ему. Старик скрестил руки и задумался, молча глядя перед собою. Тут подошла к нему невестка и сказала, что уже поздно, – пора ему отдохнуть, да и ужин на столе.
– Но что за прелесть у тебя вышла, дедушка! – сказала она. – Гольгер-Данске и весь наш герб! Право, я как будто где-то видела это лицо!
– Нет, ты-то не видала! – ответил старый дед. – А вот я так видел, по памяти и вырезал его. Это было, когда англичане стояли у нас на рейде, второго апреля 1801 г.[11], и когда мы все опять почувствовали себя прежними молодцами-датчанами! Я был на «Дании», в эскадре Стен Билля, и рядом со мною стоял матрос. Право, ядра словно боялись его! Он весело распевал старинные песни, без устали заряжал орудия и стрелял. Нет, что там ни говори – это был не простой смертный! Я ещё вижу перед собою его лицо, но откуда он был, куда девался потом – никто не знал. Мне часто приходило в голову, что это был сам старик Гольгер-Данске, который приплыл к нам из Кронборга и помог в час опасности. Вот я и вырезал его изображение.
Фигура бросала огромную тень на стены и даже на потолок; казалось, что за нею стоял живой Гольгер-Данске, – тень шевелилась, но это могло быть и оттого, что свеча горела не совсем ровно. Невестка поцеловала старика и повела его к большому креслу; старик сел за стол, сели и невестка с мужем – сыном старика и отцом мальчугана, который был уже в постели. Дед и за ужином говорил о датских львах и сердцах, о силе и кротости, объясняя, что есть и другая сила кроме той, что опирается на меч. При этом он указал на полку, где лежали старые книги, между прочим все комедии Гольберга[12]. Как видно, ими тут зачитывались; они, ведь, такие забавные, а выведенные в них лица и типы давней старины кажутся живыми и до сих пор.