Купил этот дом Саша в девяностые годы. Тогда он был успешным предпринимателем, держал видеосалон, видеопрокат. Но хотелось ему работать на земле, иметь подсобное хозяйство. Ольга, с которой Саша тогда жил, согласилась переселиться со своими тремя детьми в деревенский дом, жить там постоянно. Завели кур, стали выкармливать поросят, обрабатывать огород. Что-то получалось, что-то нет. Мешала сильная тяга Ольги к спиртному.

Когда я увидела этот дом впервые, он произвел на меня удручающее впечатление. Всего одна комната, разгороженная шкафами и перегородками. Железная двуспальная кровать, старый продавленный диван. За перегородкой еще две узкие кровати в два яруса, одна над другой. Старшая дочка Ольги Катя уже не жила с ними, вышла замуж в шестнадцать лет и уехала в город. Рома и Вася спали на двухъярусной кровати, диван пустовал. Грязные обои с наклеенными картинками из журналов, засаленная, немытая газовая плита. Грязь везде, никто на нее не обращает внимания. Ольга ходит по огороду в больших, растоптанных мужских башмаках, в ситцевом платье с грязными разводами на животе. Тут же под ногами крутятся две собаки, кот. Кот по-хозяйски прыгает на стол, сует морду в кастрюлю, где пузырится, закипая, непонятное, мутное варево. Такие первые впечатления. Тогда я еще не думала, что смогу войти в этот дом пусть не хозяйкой, но многолетней спутницей Саши.

Ольге пришлось уехать из деревни после того, как ее застали за воровством картошки с огорода соседей.

– У тебя же есть своя картошка!

– Детям не хватит на зиму.

С Сашей они расстались из-за непрекращающегося пьянства Ольги. А вскоре она умерла от остановки сердца, оставив сиротами школьников сыновей. Родственники оформили мальчиков в интернат.

Когда мы сошлись с Сашей, мой старший сын был уже женат, младшему Павлику было четырнадцать лет. Рома и Вася немного старше. Прожить вместе с Сашей в его квартире я смогла меньше года, потом я ушла. Я вернулась в свою квартиру, но мы продолжали встречаться с Сашей. Пока я жила у Саши в моей квартире, где оставалась моя старенькая мама, сломалась газовая колонка, упала дверь в погребе, вышли из строя смесители в ванной и кухне, да и вообще квартира требовала ремонта. Много лет я пыталась что-то делать в своей квартире, в квартире Саши, в доме в деревне. Конечно, много не успевала, много делал Саша. Года два у Саши жил Вася, младший сын Ольги, над которым Саша оформил опекунство.

Саша все время стремился в деревню, говорил, что там он себя чувствует лучше, чем в городе. Там у него всегда находилась работа в доме, на огороде. Работать он умел и любил. И требовал постоянной работы от меня, Васи, Павлика. Кроме участка в сорок соток, прилегающего к дому, мы сажали картошку еще на одном участке, несколько в отдалении. Прополоть всю траву просто не успевали, участки зарастали, но все равно какой-то урожай мы собирали. Причем вырастал там не какой-нибудь бурьян, а высокая, порой выше меня, амброзия и еще что-то подобное с раскидистыми листьями и толстыми стеблями. Корни у этой травы такие, что выворачиваются с большими глыбами земли, а то и просто не хватает сил их выдернуть. Лучшие овощи Саша стремился продать, чтобы вложить деньги в строительство дома. Ради этого дома Саша ограничивал в еде себя и Васю, старался покупать самую дешевую одежду и обувь, экономил на всем. Вася, в конце концов, не выдержал, вернулся в интернат, отношения с Сашей у него прекратились.

В этот дом мы с Сашей приезжали и зимой. Топили по-черному баньку в конце огорода над речкой. Сидели в темной парной, вдыхая неповторимый дымный запах. Выходили босиком на снег, окунались с головой в узкую, неглубокую речку. Вода в речке родниковая, всегда холодная, не замерзает и зимой. Мы выскакивали на берег, бежали опять в парную. Ночью в деревне светло, даже если не видно звезд и луны. Как будто светится чистый, нетронутый снег. В городе такой снег сохраняется совсем недолго, быстро покрывается сероватым налетом. Мы возвращались в дом, пили заваренный с травами чай, заготовленный с лета томатный сок.

Дом по проекту получался большой – две просторные комнаты, кухня, хозяйственные пристройки. Снаружи он уже обложен кирпичом, высокую зеленую крышу видно издалека. Вот только кто в нем будет жить?

Я перестала работать, стала полноправной пенсионеркой, но три года не могла оставить мать. Она стала совсем старенькой, практически не выходила из квартиры, часто болела, очень плохо видела. Мамы не стало, но мой младший сын, который все также живет со мной, жениться явно не собирается. У старшего сына двое детей, младшему пять лет. Мальчик часто болеет, у снохи почти нет стажа, помочь ей, кроме меня, некому, ее мать давно умерла. К тому же у меня периодически обостряется экзема на руках. Из-за чего она появилась, я не знаю, грешу все-таки на компьютеры – приходилось работать в перестройку по десять – двенадцать часов. Тем более у Павлика, который также очень много времени проводит за компьютером, начинает появляться нечто подобное. В период сильного обострения все работы, связанные с водой, мне приходится делать в перчатках, они часто рвутся. Стирать на руках вообще не могу, пользуюсь автоматической стиральной машиной. Стоит ли говорить, что в деревенском доме удобств почти нет?

Сын Саши живет в Набережных Челнах, в наш город и тем более в деревню вряд ли вернется. Дом продадут. Причем вряд ли за хорошую цену, потому что работы в деревне сейчас почти нет. Три года из-за засухи урожаи были очень маленькие, речка у дома пересыхает.

Сил у меня все меньше, и я все реже приезжаю в этот дом. Высокий, красивый дом в деревне.

Грушино

Сашу с видеокамерой пригласили его знакомые. Видеокамера у него полупрофессиональная, Саша снимает иногда свадьбы, юбилеи, пока еще не появилось много наступающих на пятки конкурентов. Он предлагает мне поехать с ним, я соглашаюсь с некоторой опаской. Давно не была ни в каких походах, не позволяла работа, дети, не было подходящей компании. Да и возраст уже критический, можно сказать, как выдержу поездку, ночевки в палатке? На Грушинском фестивале я не была ни разу, не знаю что там, как одеваться, что брать с собой. Почему-то представляется песчаный берег у воды, жара.

Список необходимых продуктов нам Людмила выдала, палатку пообещала предоставить. После некоторых раздумий останавливаюсь на легком спортивном костюме, на ногах крепкие босоножки, ну и теплая одежда с собой, конечно, на всякий случай. Помню, как один наш саратовец приехал из нашего зноя в Архыз в одной летней рубашке с короткими рукавами. А там, в ложбине между гор дожди, холодно. Мне тоже пришлось покупать на месте дополнительный теплый свитер, чтобы не замерзнуть.

Выезжаем вечером. Одна большая группа уже уехала днем на автобусе, мы едем на газели. Многие в нашей группе давно знакомы друг с другом, бывают в Грушино почти каждый год, мы с Сашей новички. Саша старательно снимает процесс посадки. Размещаемся по местам, нам достаются места рядом с водителем. Ехать всю ночь, на месте будем только утром. В начале смех, шутки, песни, но постепенно все утомляются, начинают дремать. Я тоже дремлю, а у Саши хватает бодрости поддерживать разговор с водителем, помогает ему коротать дорогу. Мы уже давно переехали мост в Балаково, движемся по левому берегу, проезжаем Пугачев.

Светится морем огней Самара, в город не въезжаем, дорога ведет по окраине, потом появляются дачные домики. Какое-то время едем лесом, но вот впереди шлагбаум, наш переезд окончен. Выгружаемся из газели и дальше идем пешком. Утро туманное, на тропинке лужи после недавнего дождя. Нас встречают те, кто приехал на несколько дней раньше, чтобы занять место. Вокруг сплошные палатки, даже палаточным городком не назовешь – скорее город! Наше место в лесу среди деревьев, а многие палатки на полянах, на открытом месте.

В первый день я неосторожно отхожу далеко от своего лагеря и не могу сориентироваться, в какой стороне его искать. Хорошо, что есть пункт, где у ребят на карте отмечено расположение всех групп из разных городов, они помогают мне найти расположение нашей группы.

Наши старожилы экипированы основательно, у них есть стол, тент, примусы, даже душ, огороженный брезентовым пологом. Рядом группа девушек-журналисток из Самары, с ними давно налажены дружеские отношения. Недалеко от нас основная эстрада, с которой ведутся телевизионные трансляции, на ней поют самые известные барды. А вообще эстрад несколько в разных местах, и концерты идут постоянно, хотя бы на двух – трех площадках. Слушатели переходят от одной сцены к другой, располагаются прямо на земле. У многих специальные «седушки» – кусок поролона с застегивающимися ремнями, это приспособление можно приобрести здесь же, на многочисленных торговых прилавках. Торгуют едой, туристическим снаряжением, сувенирами, дисками бардов.

Народу много, но атмосфера доброжелательная. Никто не возмущается, если пробирающиеся между сидящими на земле, случайно кого-то задевают. Пройти к Волге можно по мостику из понтонов, перед понтонами небольшая очередь, и они оседают под тяжестью постоянно идущих людей. Больше всего, конечно, молодежи, но, в общем-то, представлены все возраста, есть и старше нас.

Днем мы с Сашей переходим от одной эстрады к другой, купаемся и загораем на Волге, вечером располагаемся поближе к сцене основной третьей эстрады. Сменяют один другого певцы, Кочетков рассказывает свое:

Мой друг уехал вчера в Израиль,
Сижу, как будто в карман нас… ли.

Легкое замешательство, и поляна взрывается восторженными криками – на сцене Юрий Шевчук. В простой футболке, шортах, без своего оркестра, всего лишь с гитарой в руках. Как его встречают! Долго не хотят отпускать, трудно тем певцам, которым приходится петь после него.

Батарейка в видеокамере у Саши давно разрядилась, дополнительную батарейку и устройство для подзарядки он не взял. И снять успел совсем немного, причем те сцены, которые могли быть сняты в любом другом походе, они не отражают дух фестиваля.

На основной заключительный концерт на знаменитой «гитаре» мы не попадаем. Никто из старожилов не захотел пойти, а мы одни не рискнули. Впрочем, все эти же исполнители поют весь день в воскресенье на третьей эстраде. Поют до тех пор, пока еще остаются слушатели. Группы все постепенно снимаются, уезжают. Мы тоже сворачиваем палатки, переносим вещи к месту прибытия автобуса. Назад мы возвращаемся вместе с той группой, которая выезжала раньше нас и располагалась в другом месте лагеря. В этой группе в основном студенты педагогического училища.

Мы переполнены впечатлениями, получили огромный заряд бодрости, но очень хочется еще раз повторить эту поездку.

Повторяем на следующий год. На этот раз с нами едет Вася – мальчик-сирота, опекунство над которым оформил Саша. Ваську не очень интересуют песни бардов, но он с восторгом участвует во всех проводимых в разных концах конкурсах. Особенно ему нравятся те, где можно получить какой-нибудь приз: пакетик сахара, картонную фуражку, значок, шариковую ручку. Пытается забраться по отвесной стене по вбитым на значительном расстоянии друг от друга скобам. Но ее последний участок, представляющий собой горизонтальный козырек, за которым не видны скобы, преодолеть не удается почти никому.

В этот раз Саша подготовился основательнее, снимает много. Мы поднимемся по длинной лестнице на вершину горы, перед которой на воде будет расположена «гитара» – ее монтируют перед заключительным концертом. С высоты рассматриваем и снимаем простирающийся во все стороны наш палаточный город, затянутый дымками костров. Дрова для костров привозят с собой либо покупают здесь, на месте. Питьевую воду подвозят на машинах. Снимаем конкурсы поделок. В одном месте трудятся художники, пользуясь баллончиками красок. Забредаем в лагерь кришнаитов возле входного шлагбаума. Все они в белых длинных одеждах, глаза неестественно блестят, чувствуется резкий специфический запах. Здесь же на земле разложены их ароматические палочки, книги, шарики для массажа. Девушки на небольшой сцене монотонно поют, покачиваясь:

Харе Кришна, харе Рама…

Снимать здесь не запрещают, предлагают свои товары, проводят мне шариком по спине – щекотно и приятно. Но вид у них обкуренный, в их ароматах что-то наркотическое, долго мы не задерживаемся.

Шевчук в этот раз не приезжает, поют Хомчик, Шаов, Егоров, Третьяков. Разносится мощный бас знаменитого «знатока» Бурды: «Реки-тики-та, реки-тики-та!» И песня у него о том, что если нет голоса и слуха, кричи как можно громче.

Смотреть заключительный концерт на гору мы отправляемся с девушками из Самары. Концерт начнется вечером, но удобные места надо занять заранее. Девушки занимают с утра, дежурят там по очереди.

В этом году Грушинскому фестивалю тридцать лет, на «гитару» выходит Городницкий. Постепенно темнеет, и гора вспыхивает лучами покачивающихся в такт музыке фонариков. У меня в руке тоже фонарик, Саша держит видеокамеру.

В свою палатку возвращаемся уже утром, уставшие, но счастливые. Некоторые спят в спальных мешках на поляне перед третьей эстрадой, скоро здесь опять начнется концерт.

«Но сумерки тают, и тучи вплывают в рассвет,
И тихо вздыхает, нахмурившись рябью, река.
И завтрашний день наступает, а нас уже нет,
И только висит над поляной туман, а пока
Пой, кострами согретый остров,
Неси нас морем пустых скитаний,
И пусть туман обнимает остов,
Торчащий остро, былых мечтаний.»

(Олег Митяев, «Остров»)

Больше мне не удается попасть на Грушинский фестиваль, но желание вернуться туда не исчезает до сих пор.

На веслах по рекам

Тамара рассказала о своей мечте: хочется спуститься на резиновой лодке по Иргизу. С остановками, рыбалкой, ухой на костре, ночевками в палатке. Я загорелась идеей. Работать все равно кончаю, стала подводить память, допускаю нелепые ошибки в программах, в одном месте исправлю, в другом забуду. Осваивать постоянно новое и новое, без чего невозможна работа программиста, уже не хочется. Да и вообще хороший программист – молодой программист. Чем быть плохим, лучше никаким.

Приобрела двухместную лодку, спасательные жилеты; палатка, спальные мешки есть – можно готовиться к поездке. У Тамары не получается, с внучкой надо сидеть, боится, что не хватит сил на долгий переход, она старше меня на десять лет. Решаем отправиться вдвоем с Сашей. Намечаем маршрут: подняться выше по Волге, переправиться через Волгу, войти в Ревяку, пройти по ней до соединения с Иргизом, спуститься по Иргизу до Волги и там вернуться на этот берег. Отвезет вверх и заберет потом с Волги на машине сын.

Лето почти кончается, конец августа, но жара не спадает, ночи теплые, вода тоже. Отправляемся в путь. Грести через Волгу мне Саша не доверяет, гребет сам. А лодка, хотя и двухместная, но загружена вещами: продукты, теплая одежда, палатка, удочки. Тесновато, но как-то размещаемся, усаживаемся. Главное – перейти Волгу, в малых речках течение меньше, берега близко. Не так давно баржи, теплоходы, катера шли сплошным потоком, так легко не переправишься, сейчас пусто. Баржу редко увидишь, не говоря о теплоходах. Последние «Ракеты» и «Метеоры» продали и утопили где-то в шлюзах.

Я думала, что по Ревяке нам придется против течения выгребать, она же в Волгу впадает. Но нет, это скорее протока, течение несет нас вперед, к Иргизу. Тем лучше! Берега песчаные, деревья, цветы – красота! Здесь многие стоят лагерями все лето, приезжают на лодках, на машинах из Балакова, ставят палатки, оборудуют столики, скамейки. Сейчас уже многие лагеря сняты, закончилось время отпусков.

Первую остановку делаем недалеко от Волги. Выбираем удобное место, устраиваемся на берегу, начинаем рыбачить. Рыбаки мы не слишком искусные, но на уху наловили, сковородку рыбы пожарили. Больше нам и не надо, все равно хранить негде. Вечер тихий, вода спокойная, любуемся на закат. Неброская, неяркая, но такая нежная, ласковая, с детства любимая природа средней полосы. Помню, как возвращалась из туристической поездки по Кавказу. После буйной, экзотической зелени, снежных вершин, быстрых, прозрачных горных речек за окном вагона потянулись бескрайние степи, серые крыши небольших домишек, и на сердце потеплело – свое, родное.

Утро туманное, белый, молочный парок клубится над водой, но поднимающееся солнце быстро разогревает все, опять жара. Отправляемся дальше. Речка неширокая, много отмелей, островков. Иногда просто бредем по отмели, лодка на веревке легко идет за нами. Протоки, ответвления, заливы – Саша сверяется с картой, спрашиваем проезжающих лодочников, где нужно повернуть. Крутой поворот, течение ускоряется, мы входим в Иргиз. Эти места уже знакомы, часто приезжали сюда на лодке с отцом. Немного дальше за поворотом Тупилкины Хутора. Там раньше стояла пристань, регулярно ходил катер. Ни пристани, ни катеров сейчас нет. Да и деревеньку не узнать, стоят новые добротные особняки. Живописное место облюбовали для отдыха в основном балаковцы. Вокруг много озер, заросли ежевики, растут грибы, хорошая рыбалка.

Плывем по Иргизу, выбираем место для остановки. С одной стороны берег крутой, обрывистый, с другой – пологий, но заросший камышом, сквозь камыш к берегу не продраться. Видим подходящее место, останавливаемся, чем-то неприятно пахнет. Поднимаемся выше – следы бывшей стоянки. Брошены банки, бутылки, остатки еды. На жаре все это гниет, издает резкий, отвратительный запах. Да… На Ревяке такого не было. Там на месте снятых лагерей остаются столики, скамейки, но не горы мусора. Не пешком ведь приходят, приезжают на машинах, лодках. Можно забрать с собой мусор, закопать, в крайнем случае. Нет, останавливаться здесь невозможно. Но рыба клюет хорошо, прикормлена. Немного рыбачим и отправляемся дальше.

Останавливаемся на крутом берегу возле протоки. С другой стороны протоки песчаная отмель, хорошо купаться, загорать. Проводим здесь две ночи, отдыхаем после длинного перехода. На отмель прибегает купаться молодежь из ближайшей деревни. В лесочке подальше расположились лагерем отдыхающие на машинах. На нашей стороне высокие деревья, кусты. Протока узкая, но глубокая, можно проехать на моторной лодке, дальше залив, озера. Фотографируем, хочется запомнить, унести с собой хотя бы частичку окружающей красоты. Купаемся, загораем на песке. Протоку можно переплыть в несколько взмахов или просто перейти там, где неглубоко. Сидим вечером у костра. Можно бесконечно смотреть на огонь, воду. Что еще? Как работает другой человек?

Кода гребет Саша, я сижу спокойно, смотрю по сторонам, фотографирую особенно живописные местечки. Если на веслах я, Саша начинает руководить: «Греби левым! Правым! Куда ты прешься!» Я раздражаюсь. Ну да, я не вижу, что у меня за спиной, но сам-то он ориентируется! Даже если уткнусь в берег, то не на большой скорости! Оттолкнусь.

Мы снова движемся по Иргизу. Когда больше ходили катера, лодки, не было такого количества водорослей. На мелководье сплошной зеленый ковер, покачиваются на воде листья кувшинок, цветы. Красиво, но пробираться по водорослям трудно, весла цепляются, застревают. Приближаемся к выходу в Волгу. Выше по течению пляж, широкая часть реки, ниже – ряд островов. Поворачиваем к островам. Вода у пологого левого берега затянута подвижной зеленой пленкой, мелкими водорослями, «цветет».

Входим в протоку, называющуюся Грязнухой. У островов тоже свои названия. Многие я не знала до сих пор, но на карте обозначено: Серёдыш, Вшивый, Чайкин. Подходим поочередно к островам – все те же неопрятные следы стоянок. Останавливаемся в одном месте, Саше хочется посмотреть тропинку, где ходил когда-то в детстве с отцом. Все заросло высокой травой, с трудом пробираемся к берегу. Тропинка едва заметна, ходят по ней явно немногие. Саша выходит на берег, я дожидаюсь его в лодке.

Дело к вечеру, пора выбирать место для ночлега. Находим подходящее на одном из островов, останавливаемся. В прозрачной воде видны проплывающие рыбешки, ходят возле берега, но клевать на удочку совершенно не хотят. Разводим костер, я жарю несколько попавшихся рыбок. Наверно устала, что-то рявкаю в ответ на очередное замечание Саши. Он обижается, уходит от меня по берегу. Наверно, уехал бы, но ни катеров, ни лодок поблизости нет, мы одни на острове. Возвращается, ужинаем в молчании. Идти в палатку он не хочет, демонстративно устраивается на перевернутой лодке, укрывшись с головой от докучливых комаров.

Дивный восход с нежной зарей, призрачной дорожкой на воде, пробивающимися сквозь листья высоких деревьев первыми лучами. От острова долго идем по мелководью. Песок сейчас никто не добывает, раньше его использовали на заводе нормального песка, завод уже не работает. Песок намывается вокруг островов. Через Волгу гребет Саша, я беру весла возле берега. Утыкаюсь в водоросли, выбираюсь, Саша молчит.

Ну, вот мы и на берегу. Звоню Алеше, дожидаемся его приезда. Путешествие закончено. Остались впечатления, фотографии, желание повторить подобное плавание еще раз. У меня во всяком случае.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?

Я люблю эту землю