Художница. Особый дар

Глава 1

Она бежала по лесу, не замечая бьющих по ногам, рукам, лицу мокрых веток. На лице и руках кое-где выступила кровь. Олеся вытирала на ходу слёзы, размазывая их по лицу вместе с кровью.

– Скотина, скотина, какая же ты скотина! – гневно шептала она, поскальзываясь и падая на мокрой траве. – Пусть я с голоду умру в лесу или звери растерзают меня, но домой не вернусь. Да разве это дом?!

Олеся выбежала на высокий берег реки, остановилась, посмотрела вниз. Внезапный ветер сорвал с головы бейсболку и бросил её вниз на торчащие из воды кусты.

Ну вот, теперь и подарок Женьки потеряла. Женька – это её парень. Он уехал учиться в город, подарив ей на прощание свою бейсболку, на которой они написали красным маркером Женя+Олеся=Любовь. Олеся хотела спуститься вниз, но вдруг ей показалось, что сзади хрустнули ветки. Она стремглав снова помчалась вперёд, замирая от ужаса и страха. Тропинка вдоль реки давно закончилась, а Олеся бежала и бежала, стараясь забыть пьяные глаза отчима.

Если бы был жив отец! Никто бы пальцем не посмел тронуть её. При воспоминании об отце у Олеси опять потекли слёзы.

Как же было хорошо! Сейчас она вспоминала прежнюю жизнь как чудесный сон. Иногда ей снились эти счастливые моменты. И тогда ей не хотелось просыпаться.

Неужели было так – счастливая семья, любящие родители?!

Всё осталось в той прошлой жизни, куда возврата нет.

Отец с матерью были счастливой и красивой парой. Он – высокий, крепкого телосложения. Густая копна тёмно-русых волос, серо-голубые глаза, ямочка на подбородке. Спокойный, ироничный, немногословный.

И полная противоположность мать – невысокая, отцу по плечо, рыжеволосая, с большими серо-зелёными глазами. Подвижная, лёгкая на подъём. Её звонкий голос и смех звучал по всему дому. Отец так и говорил ей: «Тебя надо было назвать не Ольгой, а Огневушкой-Поскакушкой».

Олеся родилась копией своего отца. Говорили в деревне, что если дочь похожа на отца, то будет счастливой.

– Где оно, счастье-то? – часто горестно думала Олеся.

Когда ей было десять лет, отца не стало. Его сбило машиной, когда он возвращался из города. Водитель не остановился. Потом врачи в районной больнице сказали, что отца можно было спасти, если бы вовремя была оказана медицинская помощь. Увидели его, лежащего на обочине, только спустя несколько часов. Он потерял слишком много крови.

Мать Олеси чуть не помешалась с горя. То молчала целыми днями, то рыдала так, что испуганная дочь убегала из дома. Хорошо, что бабушка тогда была ещё жива. Она поила свою дочь какими-то отварами трав, приговаривая:

– Оленька, надо смириться, надо смириться. Да, Виктор, был очень хороший человек, но, видать, Богу тоже нужны хорошие люди.

От этих слова мать приходила в бешенство:

– Где он, твой Бог был, когда Витя истекал кровью, где?!

Бабушка, горестно качая головой, молча плакала. Она любила зятя, как родного сына. Радовалась за дочь, глядя на их счастливую семью. Да ведь что матери надо? Только видеть счастливыми и здоровыми своих детей. А теперь что? Её единственная дочь стала вдовой в 31 год.

Полгода мать Олеси приходила в себя. А потом стал к ним в дом заходить сосед Вадим, бывший её одноклассник. Он со школы был влюблён в Ольгу. И когда она вышла замуж за Виктора, был прямо в ярости. Напившись, устроил скандал на её свадьбе.

Немного погодя Вадим женился, но что-то не пошла у него семейная жизнь. Быстро развёлся и жил опять по соседству вместе со своей матерью. Начал прикладываться к спиртному.

Олеся часто встречала его на улице, ловя на себе угрюмый неприязненный взгляд.

Ещё через полгода мать вышла замуж за Вадима. Этому очень поспособствовала мать Вадима, уговаривая Ольгу, пока та молодая, устроить свою жизнь.

Сначала всё было спокойно. Вадим почти перестал пить. Но вот прежней Ольги не стало. Олеся уже не слышала её смеха, как раньше. Через год родился Антошка, такой рыжик зеленоглазый. Вадим был на седьмом небе от счастья.

И Олеся привязалась к маленькому братишке. С удовольствием гуляла с ним, играла, книжки читала. Он отвечал ей такой же любовью. И всё вроде налаживалось в их жизни, если бы отчим не стал всё чаще прикладываться к рюмке. Потихоньку, как-то незаметно для всех, пристрастилась и Ольга.

Пока была жива её мать, она ещё сдерживалась. А потом, когда бабушки не стало, жизнь Олеси стала невыносимой. Почти каждый день пьянки. И Антошка оказался никому ненужный. Она, как могла, ухаживала за братишкой. В конце концов, Антошку забрала мать Вадима. Этот малыш хоть как-то скрашивал жизнь Олеси, а теперь и его не было в доме.

Раньше уходила в бабушкин дом. Мать часто говорила, что продав его, она поможет дочери устроится в городе. Но потом дом продали, а деньги пропили.

А у Олеси была мечта с самого детства – поступить в художественное училище. Она рисовала всегда и везде. На чём угодно и чем угодно. Особенно хорошо выходили люди и животные. Они получались у неё как живые. На вопрос одноклассников, как это у неё получается, отвечала, что как-то само собой.

Отец говорил, что к окончанию восьмилетки они обязательно переедут в город, где она сможет учиться живописи.

Олеся бежала по лесу и всё вспоминая, никак не могла остановить слёзы. А самое страшное в этой её жизни – отчим стал к ней проявлять мужской интерес. Мать быстро пьянела и засыпала прямо за столом. Тогда отчим не спускал с падчерицы мутных глаз, от его взгляда она приходила в ужас. Уходила в свою комнату, чем могла подпирала дверь. Обычно он, подёргав за ручку, уходил в свою комнату. Но сегодня в ярости сломал дверь. Она едва успела выскочить в окно.

И стремглав помчалась в лес, слыша отборный мат вслед. Олеся не поняла, побежал отчим за ней или нет. Она просто бежала и бежала непонятно куда. И понимая, что назад уже дороги нет.

Опять впереди показалась река. Олеся повернула в сторону реки напрямик через кусты и с разгону ударилась головой о торчавший сук единственного дерева на пути.

Очнулась она, ощутив на лице что-то мокрое и холодное. Открыв глаза, снова зажмурилась в ужасе, увидев прямо перед собой чью-то мохнатую морду.

– Ну всё, мне пришёл конец, – подумала Олеся и сжалась вся в комок, закрыв лицо руками.

И тут же услышала женский крик:

– Рекс, ко мне!

Собака залаяла, не отходя от Олеси. Немного погодя женский голос уже рядом:

– Рекс, чего ты опять нашёл? О, Господи, кто это? Рекс, отойди.

Олеся открыла глаза и увидела женщину. Высокую, стройную, одетую в защитного цвета куртку и брюки, в резиновых сапогах.

На вид ей было лет 50-55. Карие глаза незнакомки внимательно смотрели на Олесю.

– Девочка, ты что здесь делаешь в такой глуши? Что случилось?

Олеся потрогала гудевшую голову, посмотрела на окровавленную ладонь:

– Я ударилась об дерево, – и вспомнив, почему она здесь оказалась, Олеся заплакала, закрыв лицо руками.

– Попробуй встать, – женщина взяла её за руки.

Олеся встала, но покачнулась. Схватилась за голову:

– Голова… болит и кружится.

– Да, наверное, сотрясение ты получила. Боже, да ты ещё в одних носках. Ладно, потом всё расскажешь, а сейчас надо как-то нам добраться до лодки. Она сняла с себя куртку, надела на Олесю.

– Держись за меня, давай пойдём тихонько, тут недалеко.

Они медленно пошли к реке. Спустившись вниз, Олеся увидела моторную лодку. Рекс без всякой команды запрыгнул и сел, глядя на них умными глазами. Было видно, что это для него привычное дело.

Женщина осторожно посадила Олесю в лодку. Сняла с неё мокрую футболку, носки. Надела большой пушистый свитер. Потом достала из какого-то металлического ящика сапоги, и надела ей на ноги.

– Теперь давай выпей чай, – она налила что-то из большого термоса в металлическую кружку и протянула Олесе.

– Что это, пахнет чем-то?

– Не бойся, чай с бальзамом, тебе надо выпить всё, иначе заболеешь. Шутка ли – в носках, в футболке… Вся мокрая. Хоть и лето, но не жара ведь, – женщина озабоченно покачала головой. – Всё, садись удобнее. Рекс, сидеть рядом… Как тебя зовут?

– Олеся.

– А меня Анна Степановна, вот и познакомились.

– Рекс, сидеть здесь, – Анна Степановна показала рукой на место рядом с Олесей.

– Так, а куда же подевался мужчина?

– Какой мужчина? – Олеся испуганно встрепенулась.

– Мы проплывали мимо. И у нас здесь внезапно заглох мотор. Лодка встала. Тут я увидела, что на берегу на пригорке стоит мужчина и машет руками. Я ещё удивилась – место тут малолюдное, чего он тут делает. Но поняла, что нужна помощь.

– А мужчина такой невысокий, с чёрными волосами? – у Олеси предательски задрожал голос.

– Да нет. Высокий, и шевелюра такая богатая. И одет как-то странно, не для прогулок по лесу. В рубашке в синюю клетку. Брюки. Я потом посмотрела ещё в бинокль, мало ли кто это. Симпатичный такой, ямочка на подбородке.

Олеся побледнела – под это описание подходил только её отец, таким она видела его в последний раз, когда хоронили.

– Ты что так побледнела? Тебе плохо?

Олеся, запинаясь от волнения, вытирая опять набежавшие слёзы, рассказала про отца.

– Да, девочка, отец у тебя, видимо, твой ангел-хранитель. Считай, он спас тебя. Ведь мы никогда здесь не высаживаемся. Понимаешь? Совсем никогда. Да и вообще здесь почти никто не ходит. Значит, очень он тебя любил. – задумчиво сказала Анна Степановна – Ну, тогда тронемся.

Она завела мотор, и лодка рванула по водной глади.

Олеся не видела, куда они плыли и как долго. Она, согревшись, сразу уснула. Проснулась от того, что кто-то легонько потряс её за плечи. Открыла глаза и спросонья не сразу поняла, где она и с кем. Потом вспомнив, хотела вскочить, но Анна Степановна удержала её:

– Не делай резких движений, нельзя при сотрясении. Вставай потихоньку и пошли.

Пройдя метров триста, Анна Степановна посадила её на пенёк, сказав:

– Посиди здесь, я пойду лодку спрячу. Рекс, охраняй.

Минут через пятнадцать она вернулась:

– Пошли теперь домой.

Они шли недолго, минут двадцать. Вышли на окраину небольшой деревни. Олеся насчитала всего пять домов. Даже с первого взгляда видно было, что они нежилые – заколоченные окна, заросшие огороды, покосившиеся заборы. Кроме крайнего дома, куда повела её Анна Степановна. Хотя и он был тоже потемневший от времени, и забор с воротами давно не видел покраски. Но окна сияли чистыми стёклами и цветастыми занавесками, входные двери новые, крыльцо кое-где подлатанное свежими досками.

Открыв большой висячий замок, Анна Степановна впустила Олесю в дом.

– Проходи, сейчас дам одежду, тебе нужно переодеться в сухое.

Достала из большого старого шкафа спортивный костюм, мужскую рубашку, толстые шерстяные носки.

– А я пойду затоплю баню, тебе она сегодня не помешает.

Олеся переоделась, села на старенький диван, огляделась. Обычная деревенская обстановка – большая кровать в углу, круглый стол, покрытый красивой клеёнкой, старый шкаф. На низкой тумбочке у окна стоял маленький телевизор, мобильный телефон, портативная рация, такую она видела у деревенского участкового.

Вернулась Анна Степановна. Прошла на маленькую кухню, поставила чайник. Олеся сразу заметила, что на кухне стоит небольшая новая газовая плита. Всё в доме указывало на то, что хозяйка живёт здесь недавно. Да и не похожа она на деревенскую.

– Ну, давай садись за стол, немного перекусим и ты мне всё расскажешь. – Анна Степановна села напротив, внимательно глядя на Олесю.

Стесняясь, Олеся робко взяла бутерброд с колбасой, начала есть, запивая горячим чаем. Почувствовала, как она проголодалась. Дома всегда есть нечего было, пока она что-нибудь не приготовит. Да и то это была всегда каша, картошка, макароны, капуста. Вот и весь разносол.

Немного насытившись, Олеся начала рассказывать. Хотела спокойно, но слёзы сами по себе капали на стол.

Анна Степановна молча слушала, пряча заблестевшие глаза и горестно качая головой.

– Да, девочка, нелёгкая жизнь у тебя. Пока поживёшь здесь, а потом что-нибудь придумаем. Кстати, сколько тебе лет?

– Пятнадцать, у меня и паспорт есть. Она достала из заднего кармана мокрых джинсов паспорт, завёрнутый в полиэтилен.

– Когда же ты успела взять его?

– Да я его ношу уже несколько месяцев с собой. Отчим пообещал сжечь, чтобы не вздумала сбежать из дома.

– Так, давай сейчас в баню, потом спать. Завтра подумаем, как нам поступить.

После бани Анна Степановна уложила сонную Олесю на кровать, закрыв большим и лёгким одеялом. Олеся сразу отключилась. Впервые за последнее время уснула спокойно, не боясь никого.

И приснились ей родители – красивые, счастливые, какие они были в той жизни, к которой нет возврата.

Глава 2

Проснулась Олеся от запаха чего-то вкусного. Присела на кровать, чувствуя себя очень неловко. На ней было одето всё не её. Накинула большой пушистый халат, который лежал поверх одеяла.

Дома никого не было. Она походила по комнате, присела за стол. Увидев на столе бумагу, ручку, и машинально, как у неё это бывало всегда, стала рисовать. Сначала Рекса. Потом Анну Степановну. Так увлеклась, что и не заметила, как вошла хозяйка.

– Проснулась? С добрым утром. Как себя чувствуешь?

– Нормально, и голова почти не болит.

– А что это ты пишешь? Рисуешь?

Анна Степановна взяла листок, посмотрела с удивлением.

– Ого, да ты настоящая художница! В художественной школе училась?

– Что вы, какая художественная школа. У нас в деревне всего одна школа, и то только до девятого класса. Так, само получается.

– Очень хорошо у тебя получается. Ладно, давай умывайся. Все удобства во дворе. Потом позавтракаем и поговорим о твоей дальнейшей жизни.

Олеся поднялась и вышла во двор, думая по дороге о своей спасительнице.

"Интересно, кто она такая, эта Анна Степановна? Ну, уж точно не деревенская. Одежда у неё вся дорогая, это же сразу видно. Разговаривает резко, властно. Понятно, что не простая женщина. И что она одна в такой глуши делает?"

Навстречу ей выбежал Рекс, виляя хвостом. Олеся погладила его, прошептав: «Спаситель ты мой мохнатый».

На завтрак Анна Степановна приготовила гречневую кашу с грибами. Олеся уже забыла, что можно поесть так вкусно. Мать раньше тоже придумывала разную вкуснятину. Но это было раньше…

– Так, Леся. Можно я буду тебя так звать? Надо ведь сообщить матери, что ты жива и здорова.

– Нет, нет! – испуганно проговорила Олеся, – меня сразу они заберут домой. Не хочу. Я им всё равно не нужна. Они Антошку-то отдали бабушке. А я к кому пойду? Пожалуйста, не отдавайте меня. Я вам здесь всё буду делать – полы мыть, стирать, дрова колоть… Я всё умею! – она заплакала. – Мне там никакой жизни не будет, лучше умереть.

Анна Степановна подошла к Олесе, обняла и дрогнувшим голосом сказала:

– Не бойся, я тебя никому не дам в обиду. Я просто сообщу, что ты жива и здорова. И чтобы не искали тебя. Мы здесь проживём лето, а затем уедем в Питер. Тебе надо учиться. Нельзя такой талант зарывать в землю. Нельзя. И так вышло, что я теперь в ответе за тебя перед твоим отцом. Не просто же так он остановил именно меня.

Завтра я поеду в Сосновское, там есть почта. Отправлю телеграмму от твоего имени. А ты побудешь тут с Рексом. Надо ещё продуктов прикупить. И тебе бумагу, краски, кисточки, короче, всё для рисования.

Днём они все вместе пошли в лес. Далеко и не надо было ходить, всё рядом. Никто тут не ходил, кроме Анны Степановны. Собирали грибы, ягоды. Уже поспела земляника. Анна Степановна собирала какие-то травы, складывая все по отдельности.

– Здесь поблизости нет ни заводов, ни дорог. Всё чистое растёт, – она выпрямилась, глубоко вздохнула. – А как дышится! Сразу все беды проходят.

Олеся давно не чувствовала себя такой счастливой. Только иногда закрадывалась мысль, как там мать. Потеряла её или опять с утра ищет, чем опохмелится, забыв про неё.

Но в тот день, когда Олеся сбежала, никто и не вспомнил про неё.

Только на следующий день мать с утра заметила, что дочери нет дома. А когда увидела сломанную дверь в её комнату, заподозрила неладное. Она сразу напустилась на мужа:

– Почему дверь сломана, где Олеся?

Тот сначала отнекивался, но потом признался, что это он сломал дверь.

И только тогда до Ольги дошло. Она вспомнила, как Олеся робко жаловалась на отчима. Но вечно пьяная или с похмелья мать только отмахивалась. Ей стало страшно, когда она представила, что мог сделать с дочерью Вадим. Ольга пришла в ярость.

Налетела с кулаками на мужа:

– Что ты с ней сделал? Я же знаю, что ты ненавидел её за то, что она напоминала тебе Витю. Но берегись, если с моей дочерью что-нибудь случится! Я тебя уничтожу!

И тогда Вадим виновато признался, что он только сломал дверь. Но Олеся вылезла через окно и убежала в лес.

Ольга подняла на ноги всю деревню. Она искала Олесю, кричала до хрипоты, всё надеясь, что дочь откликнется.

Прошло несколько часов, но поиски не принесли никаких результатов. Обезумевшая Ольга встала на колени и в отчаянии закричала:

– Господи, сохрани мою девочку! Господи, я брошу пить, только не отнимай у меня её!

Только к вечеру два подростка принесли бейсболку Олеси и показали, где она была. Место здесь было глубокое. И все решили, что она утопилась. Все же в деревне видели, что за жизнь у неё.

Ольга кричала так, что слышала вся деревня. Плакали женщины, стоящие во дворе. Деревенские мужики, опустив головы, расходились по домам.

А Ольга в бешенстве выбросила вещи Вадима во двор:

– Ненавижу, ненавижу тебя! Чтоб я больше тебя не видела! Ненавижу себя! Будь проклята эта водка!

Закрылась в доме, никого не пуская. Соседки не расходились, боясь, как бы она с собой что-нибудь не сделала. Пока она не вышла и не сказала:

– Идите домой, со мной ничего уже не случится. У меня сын, я его не оставлю.

На следующий день хотели вызывать водолазов. Но ближе к обеду по деревне промчалась полицейская машина и остановилась у дома Ольги. Из неё выскочил участковый и забарабанил в дверь:

– Ольга, Ольга, живая твоя дочь. Вот телеграмма пришла.

Ольга рывком открыла двери, схватила телеграмму и прочитав, опустилась на колени:

– Доченька моя жива, жива моя доченька!

Зарыдала так, что участковый испугался:

– Ты что, ведь жива она, жива. Успокойся.

С того дня Ольгу как подменили. Пить она бросила, как отрезала. Но стала нелюдимой и замкнутой. Занялась уборкой в доме. Даже соседи слышали, что в доме что-то гремело и стучало. Работала, как неистовая. Вычистила дом, чтобы ничего не напоминало о прежней жизни. А потом пошла к матери Вадима и забрала сына, пообещав ей, что теперь ни капли cпиртного в рот не возьмёт.

Приходил Вадим, виновато потоптался у порога и ушёл, поняв, что она ему никогда не простит того, что он сделал.

Прошло несколько дней. Однажды утром Анна Степановна за завтраком спросила у Олеси:

– Ты как себя чувствуешь, голова не болит?

– Нет, совсем не болит, ссадина только не зажила.

– Тогда сегодня мы сходим в одно место. Я думаю, тебе понравится. Сейчас дам одежду, в твоей по лесу не походишь.

Когда шли мимо пустующих домов, Олеся спросила:

– А здесь давно никто не живёт? Как-то жалко видеть умирающие дома без людей.

-Это ты правильно сказала, умирающие дома. И вся деревня умерла. Я же здесь родилась и выросла. Дом, в котором мы сейчас живём, это дом моих родителей. Многие дома здесь уже просто развалились и заросли так, что и не видно, где были. Мне больно смотреть на это.

Она показала на дом, последний из уцелевших:

– Вот здесь жила бабушка Дарья, такая набожная и очень добрая. Дети у неё, два сына, выросли и разъехались. Сначала редко, но навещали. А потом не стали совсем приезжать. Когда она умерла, даже не знали куда и сообщать. Так и похоронили всей деревней. Дом закрыли, вот и стоит, пока тоже не развалится.

Прошли мимо нескольких развалин старых домов, вышли на небольшое поле, за которым виднелся лес.

– Ещё немного и придём на место, да, Рекс? Он все эти дороги знает. Я иногда немного плутаю, всё равно забываю, да и всё меняется вокруг. А вот он меня отовсюду выведет.

А Рекс радостно носился туда-сюда, что-то вынюхивая по кустам.

Анна Степановна вдруг остановилась и о чём-то задумалась. Потом решительно сказала:

– Леся, ты не обижайся, но я тебе, наверное, завяжу глаза. Мы пойдём в такое необычное место, о котором никто не должен знать. Хотела просто с тебя взять обещание, но ты слишком молода, чтобы грузить на тебя такую ответственность.

Она одела повязку на глаза Олесе, взяла за руку и повела дальше… Примерно через полчаса остановились, Анна Степановна сняла повязку:

– Ну, теперь смотри.

Они стояли на небольшой возвышенности, поросшей густой травой.

– И что здесь необычного? – спросила удивлённая Олеся.

– Это место силы. Таких мест на земле не так уж много. Вставай на самое высокое место, протяни ладони, что чувствуешь?

– Немного покалывает, и как будто мурашки по всему телу побежали.

– Правильно, ты подпитываешься энергией земли. Тебе сейчас нужно восстановить силы. Слишком много плохого ты видела. Постой спокойно, подумай, чего хочешь в жизни, помечтай. И мне надо подумать. Правильно ли я сделаю, если увезу тебя от матери. У меня ведь никаких прав нет на тебя. Но я искренне хочу помочь. Теперь помолчим.

Олеся, закрыв глаза, прислушалась к себе. Сначала почувствовала лёгкость во всём теле. А потом показалось, что она взлетела над лесом, увидев недалеко небольшое озеро, а чуть дальше мелькнула голубая лента реки.

Открыла глаза, но ощущение парящего полёта осталось. И не поняла, сколько времени она так простояла.

Анна Степановна с улыбкой смотрела на неё:

– Ты как?

-Я как будто летала! – с изумлением ответила Олеся.

– Это хорошо. А теперь пошли обратно, много здесь находиться нельзя. И обещай мне, что никто об этом не узнает. А то налетят туристы, истопчут это святое место. Да и родителям слово дала молчать. Что ты почувствовала, что увидела?

Олеся восторженно ответила:

– Я стала такая лёгкая-лёгкая и поднялась так высоко, как птица. И сверху увидела озеро недалеко, а там – она показала рукой – река огибает это место. А отсюда вверх идёт луч света. Может наоборот – сверху идёт вниз. Просто он уходит высоко очень.

Анна Степановна удивленно сказала:

– Незачем тебе глаза закрывать, ты всё увидела правильно. И увидела гораздо больше, чем я. Душа у тебя чистая. И, дай Бог, сохранить тебе эту чистоту на всю жизнь.

Обратно шли, когда солнце уже поднялось высоко. По дороге собирали грибы, ягоды. Олеся бегала наперегонки с Рексом, смеялась. Она давно не чувствовала себя так легко и непринуждённо. Анна Степановна, улыбаясь, смотрела на неё и радовалась, что девочка приходит в себя.

Когда проходили мимо заколоченного дома бабушки Дарьи, Олесе показалось, что в окне что-то сверкнуло. Она остановилась, испытывая непреодолимое желание зайти в дом. Сказала об этом Анне Степановне. Та, подумав, решительно направилась к дому.

– Думаю, ничего страшного не будет, если мы зайдём и посмотрим.

Подошли к дому. Анна Степановна осторожно ступила на крыльцо.

– Ступай за мной, только осторожней, доски подгнили кое-где.

Дёрнула за ручку, дверь со скрипом открылась. Осторожно зашли в сени, отмахиваясь от паутины, которая липкими нитями цеплялась за руки, лицо.

Анна Степановна открыла дверь в дом. Зашли, осторожно ступая на скрипучие половицы. Олеся с замиранием сердца шла за Анной Степановной.

В доме было светло, несмотря на заколоченные окна – сквозь щели в крыше пробивались тонкие лучи солнца. Белая паутина опутала все стены и потолок. Всё было покрыто многолетней пылью – пол, кровать, старый шкаф, стол.

Олеся, глядя на заброшенное жильё, почувствовала холодный озноб. Такое могильное запустение. Она уже хотела сказать Анне Степановне, что хочет выйти, как вдруг увидела икону, стоящую на небольшой полочке в противоположном углу. Она была тоже вся в паутине. Но через белое переплетение тончайших нитей ясно и чётко был виден лик Богородицы, освещённый лучом солнца. Она смотрела прямо на неё большими мудрыми глазами. Олеся как заворожённая шагнула вперёд, не боясь, что пол может провалится. Страх сразу исчез. Она сняла икону, бережно смахнула рукой паутину и пыль. Прижала к себе.

– Моя бабушка говорила, что иконы должны жить среди людей. Мы её заберём, да? А то дом рухнет, и икона вместе с домом. Это неправильно, это плохо.

– Конечно, конечно, – проговорила изумлённая Анна Степановна. – Давай осторожно выходим.

Они вышли из дома.

И такой был разительный контраст между пыльным, запустелым домом и сияющим летним днём, что обе облегчённо выдохнули.

Анна Степановна, задумчиво глядя на Олесю, сказала:

– Мы с тобой знакомы всего несколько дней, а ты меня всё больше и больше удивляешь. Вокруг тебя постоянно что-то происходит невероятное. Я многое повидала в жизни, но впервые с таким сталкиваюсь.

А Олеся, прижав икону к себе, только застенчиво улыбалась.

– Дай посмотрю, что это за икона. Это икона Казанской Божьей Матери. Береги её. Не зря она тебя позвала. Я же столько раз проходила мимо, но ни разу не видела ничего.

Дальше они пошли молча, каждая думая о своём. Даже Рекс бежал рядом, не бегая по сторонам, как обычно.

Вдруг сзади раздался грохот. Они обернулись и увидели, что крыша дома, в котором они только что были, рухнула внутрь дома. Поднялся большой столб пыли. Зазвенели выпавшие из рам стёкла.

Изумлённые Анна Степановна и Олеся молча смотрели на пыльное облако. Когда пыль немного улеглась, перед ними предстали одни бревенчатые стены с пустыми окнами.

– Послушай, прошло ведь не больше пяти минут, как мы с тобой вышли оттуда, – Анна Степановна была потрясена. – О, Боже! Если бы мы немного задержались, нас бы накрыло этой крышей. И вряд ли мы остались живы. А может, Богородица просто ждала, чтобы мы икону спасли, да, Леся?

Олеся только растерянно кивнула, не находя слов от увиденного.

До дома дошли, не проронив ни слова, потрясённые до глубины души.

Молча зашли в дом, сели за стол. Произошедшее сегодня с ними выбило из равновесия даже Анну Степановну. Она считала себя натурой уравновешенной и сдержанной на всякие эмоции. Но сегодняшние события никак не укладывались в её голове. То, что происходило на её глазах, выходило за границы реальности и здравого смысла.

А Олеся, и так жившая в последнее время в постоянном стрессе, была почти в шоковом состоянии.

Испытать такую эйфорию на месте силы и потом чуть не погибнуть под завалом старой крыши?! Какой-то кошмар.

"Но ведь мы спасли икону. Значит, это стоило того." От этой мысли Олеся внезапно успокоилась. Подняла икону, посмотрев в глаза Богородице.

Как же она смотрит – сострадательно, с любовью и нежностью. Как мама раньше, успокаивая её после какой-нибудь детской обиды. Но это было, когда был жив отец.

Олеся горько заплакала, прижав икону к себе.

– Ну, почему, почему нельзя вернуть ту беззаботную жизнь? Почему так больно всё вспоминать? – в отчаянии сказала Олеся.

– Ну что ты, девочка моя, успокойся! – Анна Степановна обняла её, заплакав вместе с ней.

– Всё будет хорошо, поверь мне.

Поплакали, обнявшись. Потом понемногу успокоились.

– Ну, хватит. Давай не будем больше слёзы лить! – решительно сказала Анна Степановна, придя в себя. – И вообще, надо приготовить что-нибудь поесть. Не хватало нам с голоду ещё умереть. Да и Рекс голодный. У нас же есть грибы, сейчас почистим картошку, лук. Я обожаю жареную картошку с грибами. А ты?

– О, это любимая папина еда. И моя тоже.

Уже сидя за столом, Олеся спросила Анну Степановну:

– А у вас есть семья – муж, дети?

– Муж… был. Мы в разводе. Есть сын Никита, но он уже семь лет живёт в США. Женился там. Я его не видела пять лет. Есть внучка Маша, ей 4 года. Она плохо говорит по-русски. Конечно, мы общаемся по интернету, но мне так хочется обнять её, подержать на руках. Этого меня лишили.

Когда сын закончил институт, муж предложил переехать в США. Я сразу отказалась. Мои родители были ещё живы тогда. Я у них единственная дочь. Как их бросить здесь? Да и мне не хотелось жить в чужой стране. А муж уговорил сына уехать с ним. Сказал, что куда мать денется, если мы оба там будем. Всё равно приедет к нам. А сам уже через год женился. Так вот я одна и осталась.

Родители, конечно, тогда меня уговаривали уехать вместе с семьёй. Но я же понимала, что они хотят, чтобы мне было хорошо, не думая про себя. А в глубине души, наверное, боялись остаться одни. Но я бы всё равно не смогла оставить их. Отец уже тогда болел. Да, если бы я уехала тогда, что было бы с ними здесь, не представляю. Я уговаривала их ко мне переехать в Питер, но они ни в какую. Отец, как отрезал, сказав, что будет умирать только дома. Так оно и вышло. Он умер через полгода после отъезда моей семьи. Я маму увезла к себе в Питер, но она так тосковала по отцу, по дому. Невыносимо было смотреть на неё. Конечно, там для неё всё было чужое. Но ведь и я тоже не могла с ней жить в деревне. И оставить её одну тоже никак. Если бы были соседи какие-нибудь. В тех домах, которые уцелели, тогда жили две бабушки, но их тоже забрали дети к себе.

Анна Степановна заплакала, закрыв лицо руками.

– Год она прожила со мной. Похоронила я её здесь, рядом с отцом, как она и хотела.

– Но вы ещё не старая и красивая. Почему ещё раз не вышли замуж? Вот как моя мама.

– Не встретила человека по душе, наверное. Или может я слишком требовательная, не знаю.

Они сидели и разговаривали друг с другом как равные, две души, раненые одиночеством.

Анна Степановна рассказывала про свою жизнь. Никогда она не была так откровенна ни с кем. А Олеся, подперев рукой подбородок, слушала, спрашивала, глядя внимательными, сочувствующими глазами.

Анна Степановна удивлялась сама себе. Она так откровенничала всего лишь с пятнадцатилетней девочкой. Но у этой девочки были такие понимающие глаза, что казалось, перед ней сидит взрослая мудрая женщина.

"Как, наверное, здорово иметь такую дочь, – подумала Анна Степановна, – всё она понимает. Иной раз поделишься с какой-нибудь приятельницей, и то не получишь такого искреннего сочувствия и понимания. Наверное, дело не только в том, что девочка много испытала, а в особом таланте сострадания. Редкий талант."

Анна Степановна рассказывала про свою одинокую жизнь. Когда ещё были живы родители, она старалась почти каждые выходные навещать их. По хорошим дорогам расстояние в 160 км не проблема. Но приходилось ведь добираться и по просёлочным дорогам. Когда было сухо, доезжала до своей деревни на машине. Благо, что у неё был внедорожник. А в ненастные дни оставляла машину у дальних родственников в Сосновском. Дальше на лодке по реке. Дорога изматывала, но зато некогда было думать о своём одиночестве. А в будние дни – одна работа. Допоздна.

Но в этом году она взяла отпуск за два года. Не стала слушать советы коллег по работе провести отпуск где-нибудь на море за границей. Захотелось тишины, отрешённости от суеты. Она хотела сходить на то место силы, где она черпала энергию и спокойствие одновременно. Там мысли её приходили в равновесие, душу наполнял покой. Уныние уходило, и снова хотелось жить.