Честь имею… Или все-таки поимели меня?!

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении обложки использована иллюстрация:

© bobmadbob / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Как служить в полиции и не сойти с ума – такого совета я не дам.

Рассудок покинул меня именно там.

Предисловие

Сразу хочу предупредить: я написала эту книгу не для того, чтобы читатели сделали однозначный вывод о том, система МВД у нас в России – самая никудышная на планете, а в сторону тех, кто носит форму, надо непременно презрительно плюнуть. С первых же строк хочу отметить, что это в корне неверно, и я прошу читателей не распространять это искаженное представление под видом истины.

Во-первых, конечно же, мне хотелось выплеснуть свое огорчение от того, что мои изначальные идеалистические представления о службе в полиции оказались далекими от реальности. Существует признанный эффективным метод психотерапии, суть которого состоит в том, чтобы изложить на бумаге то, что гложет, все свои страхи, сомнения, версии и боль, чтобы облегчить душевные муки. Можно сказать, что он лежит в основе моего замысла создания этой книги.

Во-вторых, все пережитое мной кажется мне довольно интересным, достойным того, чтобы стать известным широкой общественности. Какие-то сюжетные изгибы могут натолкнуть на размышления, другие развеселят, третьи – ужаснут. Но в любом случае мое повествование вызовет эмоции. Даже если порой они будут горестными, поскольку нередко у меня самой, находясь в описанных ситуациях, было ощущение полного тупика, эти внутренние ощущения будут полезны для души, чтоб понять, что она у вас все-таки есть. «Хочешь быть мастером – макай свое перо в правду», – так напутствовал молодых писателей Василий Шукшин. Во многом я опиралась на это правило. Кстати, издания с подобным сюжетом мне не встречались, и если мне удастся стать неким новатором, не скрою, мне будет очень приятно.

И наконец, в-третьих, я очень хочу, чтобы там, высоко наверху, чиновники, в чьих компетенции и власти организовать и реализовать эффективную борьбу со злом, вспомнят о своих обязанностях и примут меры к тому, чтобы в полиции служили действительно только честные, благородные и грамотные люди. Как ни странно, для этого надо будет сделать абсолютно очевидные и банально простые вещи. Всего-то усовершенствовать механизм отбора кадров, избавившись от родства/кумовства, и дать сотрудникам социальные гарантии, чтобы они жили по-человечески, думая о своем долге, а не о том, во имя чего вообще терпят тяготы, лишения, частые унижения, если даже элементарные насущные блага для себя и своей семьи они не в состоянии обеспечить.

Справедливости ради отмечу, что среди сотрудников современной полиции немало порядочных люди, которые не предают своей совести, даже под прессом указаний руководства и под ударом жизненных невзгод. О них я тоже рассказала в этой книге. А бывало, что в период моей служебной деятельности мне встречались люди, которым очень сложно дать однозначную характеристику. Они вели себя по-разному, как будто у них раздвоение личности, то искренне и благородно, то до омерзения подло и гадко. От циклов луны ли то зависело или еще от чего-то – выяснить истину мне не представилось возможным.

Кого в рядах полицейских больше, негодяев, незаслуженно получивших свой статус, или тех, кто сохранил в себе человеческие черты, – утверждать не берусь. У меня не было возможности точно пересчитать и тех, и других, чтобы сопоставить достоверные цифры и сделать соответствующие выводы. Поэтому лично мой вывод о том, какова полиция сегодня, звучит так: она не плохая, и не хорошая, она – остро нуждающаяся в переменах. В том, чтобы ей дали настоящие ресурсы для роста, в виде профессиональных кадров, действительно знающих и уважающих законы, грамотных в своем деле, желающих развивать свои компетенции и помогать людям.

Считается, что чем более насыщена страданиями жизнь писателя, тем лучше он сможет овладеть мастерством и взволновать души читателей. Честно говоря, если бы у меня был выбор, я бы предпочла писательскому поприщу жизнь без страданий, ту жизнь, которая виделась мне реальной в далекое время, в день, когда я, принимая Присягу, единственная из почти двухсот новобранцев не читала ее с листочка, а произносила наизусть. Не было у меня и малейшего подозрения, что это все в моей жизни не навсегда. Я была наитвердейше уверена, что буду служить своей Родине до самых седин. Как не было у меня и предчувствия, что на ярком солнце, которым мне виделась великая в моем представлении структура, когда-нибудь я разгляжу пятна.

К слову, чтобы никто не истолковал превратно сказанное мной в этой книге, сразу заявляю: Родина абсолютно не виновата в том, что люди, кем бы они ни были, полицейскими или представителями иных профессий, причиняют друг другу зло и транслируют вокруг себя искаженные представления о том, что является в жизни самым важным и что значит быть избранным. Нет у меня мнения после всего пережитого, что я живу не в то время и не в той стране. Но есть твердая уверенность, что надо что-то делать, менять и улучшать, не только искать виноватых, но и постараться силами всего государства сделать так, чтобы авторитет совести и справедливости был сильнее позиций денег, власти и безграничного самодурства.

Краткий цитатник начальствующих над избранными

Высказываниями разного рода руководителей можно было бы наполнить целую отдельную книгу. Я не стану этого делать, поскольку не хочу создавать сплошь негативный сборник. Ведь мне и моим коллегам из различных подразделений, по большей части, довелось слышать сплошь злые и неприятные слова. Приведу несколько, которые особенно въелись в память.

«Я буду все делать для того, чтобы вам служба медом не казалась! Чтобы вы без сил с дежурства уползали!», – слова руководителя с тремя большими звездами на каждом погоне. Как было обещано, так и сделано.

«Я если захочу, то и ночью вам звонить буду, потому что я – начальник и я так хочу!», – это слова начальника с одной большой звездой и в два раза младше. Но имелось то же рвение исполнить обещанное.

«Да ты – конченная, и я тебя сгною. Потому что ты не понимаешь принципов современной службы. Деньги надо зарабатывать, а не материалы делать!», – эта мысль звучала от руководителя подразделения, которое вообще-то должно бороться с тем, как кто-то незаконно «зарабатывает деньги».

«Если у тебя денег нет, чтобы на подарки сдать, задумайся, там ли ты работаешь, и так ли, как надо ты работаешь», – тоже слова вполне уважаемого руководителя. Но при наличии у него официального статуса они звучат не менее обидно и странно.

Серого здания больше нет

Его не снесли, нет, оно стоит на своем месте, по тому же самому адресу в центре города. Только оно уже не серое. Зачем-то недавно его выкрасили в желтый цвет, от чего лично у меня сразу возникли ассоциации с Петербургом Достоевского и с тем, что в данном случае этот цвет может означать ровно то же самое, если не хуже.

Я не была в этом здании больше трех лет, однако, когда намедни проходила мимо, не ощутила в себе желания войти. Ни грусти, ни тоски, ни обиды от того, что все мои былые чувства были растоптаны и сожжены. Виноваты ли в этом естественный ход времени и мои внутренние процессы, или какие-то конкретные люди, благодаря которым я приняла решение его покинуть, – все это уже не столь важно. Для меня имеет ценность только то, что на смену глубокой боли, долгие годы приводившей в хаос мою душу, пришло другое состояние. Оно более комфортное и мудрое, что позволяет мне презентовать свои воспоминания не в формате желчного брюзжания, а в виде чуть ироничного репортажа.

Итак, остановимся на обозначенном здании поподробнее. Долгие годы для меня, романтичной юной провинциалки, было заветной мечтой оказаться в нем, нести службу, гордиться тем, что я каждый день в него вхожу. И, когда я все-таки смогла в него попасть, когда моя мечта сбылась, то ли по воле случая, то ли надо мной сжалились высшие силы, какое-то время я действительно была счастлива. Сейчас вспоминаю об этом, а сердцу становится тепло. Пусть, что счастье было недолгим, главное, что оно все-таки со мной случилось. И я всю жизнь буду благодарна человеку, который почти сказочным образом мне помог.

Однако через некоторое время после того, как работа мечты воплотилась в реальность, когда мной стало многое пониматься, боли и огорчения стало намного больше, чем приятных чувств. Еще какой-то период мне пришлось носить внешнюю маску радости, чтобы окружающие (родственники и друзья, знавшие, что я с детства мечтала служить) не догадывались о моих истинных ощущениях. Почему я столь лицемерно пыталась сохранять приличную мину при отвратительной обстановке? В силу целой охапки причин.

Сначала не могла поверить, что весь этот мрак – это действительно правда. Что работа моей мечты, мое любимое дело, к которому я стремилась всей душой, оказалось не для пользы мира и народа, а, по большей части, для самоутверждения отдельных личностей, которым удалось оказаться у власти. Мне не хотелось верить в реальность происходящего, потому что выходило, что я крайне глупа и непроницательна, если завороженно и фанатично верила в то, что погоны носят избранные люди, а избрали их в силу того, что они настоящие герои и последнее отдадут, чтобы кого-то спасти.

Я не могла никому рассказать правду. Как бы я осмелилась расстроить других людей, которые тоже поверили в истории про героев? Тем более, что поверили они при моем непосредственном участии. Это же я их убедила, что все полицейские – классные и душевные люди. Всякий раз, при первом же удобном случае, я методично загружала в сознание моих родителей и близких приятелей информационные файлы о том, как полицейские спасают мир вокруг себя. Например, участковый методом систематического внушения убедил завзятого алкоголика завязать с пристрастием, а инспекторы по делам несовершеннолетних помогли малообеспеченной семье собрать детей в школу. Как только я узнавала нечто подобное, одной рукой печатала новость для сайта ведомства, а второй держала у уха телефон и рассказывала это кому-нибудь из близких или друзей.

Кроме того, я принимала Присягу. Каждому слову из ее текста вторили удары моего сердца – это не просто красивые слова. Со мной именно так и было. Вот и скажите, имела ли я право произносить нечто такое, от чего текст Святого писания, коим тогда являлась для меня Присяга, становился просто пустым звуком? Вот я и молчала. А еще, все надеялась, что мрак рассеется, что добро одержит уверенную победу над злом. Может, все внутри любимой мною деятельности не так уж плохо, это я ввиду своего малого жизненного опыта не слишком адекватно трактую происходящее? Сейчас, когда и время прошло, и опыт у меня появился, я считаю, что уже имею право говорить открыто. Тем более, повторюсь, что я не стремлюсь очернять все ведомство. Я расскажу о тех эпизодах, которые видела и слышала, чтобы на существующие проблемы обратили внимание и решили их.

Сегодня во мне сформировалось то восприятие всего изведанного и увиденного, которое позволяет делать выводы с меньшим искажением, чем это удавалось ранее. Именно поэтому, наверное, меня и не тянет более вернуться в то здание в центре города. Мой путь в нем пройден. Все, что было уготовано мне свыше, я там прожила, выжила и могу продолжить свой путь по другим траекториям. Ну да ладно, наверное, уже достаточно моих слегка туманных и абстрактных рефлексий, и пора переходить к трансляции конкретных событий.

Чему меня учили в школе

Когда у человека мало радостей в жизни и почти нет реальных перспектив, он непременно погружается в мечты, чтобы создать для самого себя стимул жить и идти вперед. В моем детстве, которое пришлось как раз на конец прошлого века, именуемый в современном фольклоре как «лихие девяностые», именно так и сложилось. Грустная обыденность, в которой мне пришлось существовать, вынуждала много мечтать, а двигаться к горизонту своей мечты я могла лишь миллиметровыми шажками.

Мне грезилось, что, когда я повзрослею, делом моей жизни станет служение обществу. Конечно, отчасти на меня повлияли модные в то время телесериалы про милиционеров. Плохо одетые, полуголодные, но они полностью посвящали себя своей работе. Киношные оперативники ненавидели преступников и боролись с ними не потому, что им по долгу службы было велено их искать и задерживать. Герои сериалов верили в то, что их работа действительно нужна и важна, что с каждым завершенным уголовным делом мир вокруг становится чище и безопаснее.

Бессмертное творение братьев Вайнеров про Жеглова и Шарапова тоже не могло не повлиять на мое сознание. Мне очень хотелось приблизить эру милосердия, потому что сама я жила в эпоху абсолютно противоположную. Мои школьные годы прошли в учреждении, где мне с детства объяснили, что люди делятся на богатых и бедных, и вторые совсем не в почете. Сельская школа органично встроилась в курс всеобщего капитализма и активно его поддерживала. О чем это я? Достаточно вспомнить самое начало, первый класс…

Наша первая учительница была пожилой женщиной, слыла опытной, грамотной, настоящим педагогом «от бога». Так почему-то было принято ее воспринимать. Однако ее действия были такими, что в моем детском сознании невольно происходил довольно болезненный диссонанс. Наверное, какой-то не тот бог послал ее на нашу землю.

Например, она открыто давала понять, чьи семьи уважает больше. Дети крупных чиновников, предпринимателей, руководителей заслуживали и ласковые слова, и высокие оценки. Наверное, это было как-то связано с тем, что они возили ее из дома к школе и обратно, дарили ей подарки. Дети же, чьи родители не занимали высоких постов и не баловали учителя, чувствовали себя, мягко говоря, неполноценными членами общества.

Среди таких оказалась и я. У взрослого и мудрого педагога сразу образовался ко мне ряд претензий. Например, ей не нравилось, что я с неохотой разговариваю и с ней, и с одноклассниками. Почти три десятка лет прошло с тех пор, но я все еще помню ее реплики, которыми она пыталась повлиять на мою коммуникабельность. Уж точно не педагогический талант и не любовь к детям, скорее всего, двигали ею в те моменты. «Отправили ее в шесть лет в школу! Да тебе с куклой надо дома играться, а не в классе сидеть. Цаца какая, молчит она, лебедкой из нее слова тяните, целый урок только ей посвящайте. Это твой папик тебя такому учит, небось?», – любопытная подборочка, не правда ли?

Если по существу разбирать ту ситуацию, могу честно сказать, что не разговаривала я совсем не из злых побуждений. Да и в школе так рано оказалась не для того, чтобы противоречить убеждениям учительницы о возрасте, подходящем для первоклашек. Накануне умерла моя бабушка, и я еще не оправилась от потрясения. В школу меня рано отдали потому, что дома со мной некому было находиться, а в детском саду все было по блату и места для меня бы не нашлось. Учительница обо всем этом знала, родители рассказали ей об этом, но ей было наплевать.

Педагогу с солидным стажем важнее было заставить еще одну марионетку подчиниться ее воле, принудить меня усвоить рабские рефлексы, чтобы ее работа просто по минимуму ей докучала. Ведь с какой стати она должна уважать маленького человека, искать какие-то особые подходы к нему, учитывать его сложную ситуацию, если за эти усилия сверх зарплаты она ничего не получает? Возможно, я и мне подобные вообще ее раздражали своим наличием. К большому сожалению, истинные ее мотивы я никогда не узнаю. Во время обучения в начальной школе у меня не было смелости прямо спросить у нее о причинах такого поведения. Сейчас смелость есть, но нет возможности, потому что она давно куда-то переехала, а ее адреса я не знаю.

Кстати, папу моего она упомянула не случайно. Он стал ее личным врагом после того, как она услышала, что мы с ним ее обсуждали. Я ему жаловалась на ее грубые придирки, а он несколько раз назвал ее старой ведьмой. Это был наш с ним диалог, в нашем жилище, мы не пропагандировали свои взгляды и не искали сторонников. Уважаемый педагог во время нашего разговора удачно оказалась под окнами нашего дома и все слышала. У нее был свой способ владеть информационным полем: она частенько подслушивала разговоры под окнами домов своих учеников. Объективно изучала, так сказать, общественное мнение. На современный лад это может называться так. А тогда за ней просто укоренилось прозвище, случайно произнесенное моим папой. Но никто не посмел, ни мои родители, ни родители других «рассекреченных» учеников, вывести ее на откровенный разговор и хотя бы попытаться объяснить, что такие методы использовать нельзя.

В своих размышлениях, а также беседах с другими очевидцами тех событий я предприняла много попыток найти ответы на вопросы о том, почему этот учительский террор длился, продолжался и сходил с рук. Почему ему вообще никто не пытался противодействовать? Только сейчас могу озвучить самую логичную догадку. «С сильным не дерись, с богатым не судись», – это принцип, сформулированный народным сознанием еще в эпоху Древней Руси, возможно, закодирован в наших генах. А еще, нам всем известно, что сам бог терпел и нам велел. И мы терпим. Становимся запуганными и задерганными, теряем веру в будущее, но терпим. Потому что боимся, что враг рассвирепеет и нам станет еще хуже. Потому что когда-то давно такие же, как моя первая учительница, специально для таких, как я, удачно вывернули из контекста древнего религиозного наследия фразы, чтобы делать всех вокруг удобными для себя.

Потом в моей школьной жизни были и другие учителя. С аналогичными манерами и мотивами. Как-то во время родительского собрания директор нашей школы произнесла такую фразу: «Если вы хотите, чтобы ваш ребенок получил медаль, нужно заплатить определенную сумму». Кто-то начал возмущаться по поводу того, что слишком дорого, начали даже торговаться. Тогда она объяснила, что эти деньги уйдут в районный отдел образования и в областной центр, всем, кто непосредственно будет заниматься официальным решением этого вопроса. После этого споры утихли, поскольку стало ясно, из чего сложился размер суммы. Однако никто не посмел указать на то, что вообще-то получение медали таким способом – это самое настоящее антиобщественное и антигосударственное преступление.

Учитель химии, тоже очень опытный и заслуженный педагог, которая вела уроки еще у моего папы, любила отпускать такие шутки в моменты, когда у меня возникали трудности с освоением предмета: «У тебя и папа очень глупый, в кого тебе было уродиться?», «Иди к доске, вышкварка ты негожая, или тебе сразу двойку поставить?». Под занавес моей школьной жизни учитель географии выставила мне итоговую четверку по своему предмету, которая пошла в аттестат, со словами: «Я специально так сделала, у тебя же все пятерки, пусть будет одна четверка».

Подобных случаев за десять лет была масса. Естественно, что все эти годы я читала книги про мужество и героизм отважных милиционеров, смотрела фильмы про то же самое и мечтала о том, что когда-нибудь буду частью сообщества людей с хорошими манерами и благородным настроем. Насколько же красивой виделась мне картина, где правит добро, до самого конца верное себе, упорно верное, даже если ему приходится погибнуть! Вот, что меня восхищало в художественных образах настолько, что они казались мне взятыми из жизни. Вот, что я жаждала увидеть воочию в реальном мире.

Как я шла к избранным

Когда я окончила университет, получив диплом журналиста, в нашей стране ведомство, занимавшееся обеспечением охраны общественного порядка и общественной безопасности, называлось милицией. Слыло в народе «насквозь прогнившим и коррумпированным», а мне все равно казалось достойным уважения, потому что я по-прежнему читала книги, смотрела фильмы и знала милиционеров совсем другими. А еще, я знала себя, в плане того, что не вела бы себя ни как гнилая, ни как коррумпированная, если бы стала милиционером.

Поскольку образование я получила весьма специфическое и имела такой же настрой в части получения работы, пыталась попасть в подразделение, где бы как раз пригодились мои умения ладно складывать слова в предложения. Была в милиции, и есть сейчас в полиции служба, занимающаяся имиджевой политикой ведомства, а если по-простому – она показывает самые красивые стороны будней уголовного розыска, участковых, ДПС и прочих направлений. Назовем ее отделом новостей.

Мне казалось, что при моем наборе способностей я там очень пригожусь. У меня как раз высшее профильное образование престижного государственного вуза, солидное портфолио, накопленное во время стажировок и работы в разных изданиях, неплохо поставленная речь, богатый словарный запас и сердце, горящее интересом и любовью к службе. Однако всякий раз, когда я обращалась в кадровые подразделения по вопросу трудоустройства, мне сообщалось, что вакансий нет. И резюме оставлять не нужно, потому что им «некогда обо мне думать и потом со мной связываться».

Сначала, поскольку я была юной и охваченной своими мечтами, меня это не особенно расстраивало. Потому что ведомство ведь солидное, стало быть, так просто к нему не подступишься, нужно еще большими компетенциями обрасти. Ведь я книжек начиталась и по ним в то время ориентировалась в пространстве, вот и появились у меня очень романтичные догадки и соответствующие ожидания. Может, в этом сером здании таким образом проверяют серьезность моих намерений, ждут от меня настойчивости. Я решила не сдаваться и звонила в кадровые подразделения каждый месяц, в надежде, что появятся вакансии. Параллельно звонила начальнику отдела новостей, чтобы хотя бы напроситься во внештатники и получить возможность показать себя, заслужить доверие и далее двигаться к своей мечте. Но все мои собеседники отказывали мне, тон их был насмешливым и грубым. Для меня не было вакансий ни в подходящем мне отделе новостей, ни в любом другом подразделении. Вообще нигде.

Сейчас я понимаю, что уже тогда надо было попытаться решить вопрос своего трудоустройства по-взрослому, в соответствии с законодательными ресурсами, имеющимися у каждого гражданина. Надо было написать в Министерство внутренних дел о том, как в далеком от столицы регионе относятся к соискателям, у которых и образование вообще-то есть, и набор нужных навыков, и моральные качества подходящие.

Не заинтересовалось бы ведомство моим письмом – еще бы написала, новые бы аргументы и факты изложила, Президенту бы адресовала свое письмо. Надо было излагать проблему и направлять в письменном виде в компетентные учреждения, а не ждать милости от людей, в чьих организмах никогда не содержалось совести. Почему-то мне кажется, что компетентные вышестоящие органы отреагировали бы по справедливости, и я бы намного раньше получила ответы на свои вопросы. Тогда как раз время в стране было такое, что чуть не каждый день на всех телеканалах звучали выступления высокопоставленных лиц о том, что милиция утратила доверие общества и надо ее менять, что ведомству не хватает грамотных и преданных делу специалистов. Эй, уважаемые первые лица страны, вот же я, и грамотная, и учиться дальше готова, и делу верна буду. Возьмете? Вот надо было не с телевизором разговаривать, а писать обращения.

Но моя тогдашняя робость не позволяла мне так поступить. Наверное, боялась заявлять о себе, думая, что будет еще хуже. Хотя, а что случится еще хуже того, что меня не берут на работу моей мечты? В два раза больше будут мне грубить по телефону и в три раза презрительнее насмехаться? Тем более, чуть забегая вперед, признаюсь, что без письма потом все же не обошлось. Не взяли бы меня на службу ни при каких иных обстоятельствах, потому что у меня не было влиятельных родственников, которые бы все устроили.

И так, несколько лет прошло в бесплодных попытках обратить на себя внимание. Что заставляло меня продолжать попытки, раз за разом напарываясь на равнодушие и насмешки? Банальное желание наполнить смыслом свое существование, заниматься таким делом, чтобы понимать, что училась в университете не зря, и миллиард книг прочитала не напрасно. Да и вообще, хоть одна заветная мечта в жизни каждого человека обязана сбыться. И мне безумно хотелось, чтобы моя мечта о службе в органах внутренних дел непременно сбылась.

В 2011 году произошла реформа, на райотделах таблички «милиция» заменили на другие, где было таким же цветом и шрифтом написано чуть иное слово, чужеродное для обывателя – «полиция». Честно признаюсь, что в силу своей тогдашней особой убежденности я действительно поверила, что дело обошлось не только табличками. Стала предвкушать, что в ведомстве почетом и уважением теперь пользуются только те, кому действительно интересно, чтобы служба приносила обществу пользу и обоснованно укрепляла свой престиж. Однако на свои вопросы, адресованные кадровому подразделению и отделу новостей, я получила те же ответы. Места для меня по-прежнему не было нигде.